Можешь повторить, пожалуйста?

Паша нервно постукивал свисающей с дивана ногой по полу. Музыченко уже валялся на кровати, должно быть о своём думал, о чём-то, о чём Паша узнать не сможет. А ведь и вправду интересно, а что у Юры в голове? О чём он сейчас думает, пока томно дышит и глядит куда-то в потолок? Настенные часы тикали, в такт этому звуку Паша настукивал ступнёй по коврику, вслушиваясь в получающийся двоящийся звук. А потом резко прекратил, пока кулаки инстинктивно сжали плед, раскинутый несколькими часами ранее Юрой. Повернул голову на Юру. Тот лежал в такой же позе, которую Паша представлял у себя в голове, пока сидел к нему спиной. Он валялся на диване, расставив широко ноги. Одна рука лежала на груди, вторая вдоль туловища, а голова была чуть откинута назад и приподнятая. Он глядел на обои своей комнаты. –Юр! — подбирая обе ноги под себя, Личадеев занервничал. А стоит ли? А как правильнее будет сказать? Как подвести? — Юр, мне твой совет нужен. Очень нужен, — Он всем телом повернулся в Юре, ноги скрестив в позе лотоса и горящими глазами смотря на Музыченко, который уже перевёл на него вопросительный взгляд. — А что делать, если я влюбился? – До вопроса Паши Юра просто лежал и залипал в стенку. Он вспоминал их первое знакомство. Было это очень давно. Родители только переехали в Питер, но это он помнил только по смутным всплывающим образам в памяти, так как прошло уже достаточное количество времени, чтобы старые воспоминания были притеснены новыми. Коробки, пустая квартира, долгая дорога, новое место. Но вот встречу с Пашей он помнил чётко. Как-то с мамой они вышли во двор погулять. Ему тогда было лет 5 и отпускать одного она его не хотела, даже на крики и сопли не велась уже. Говорила, что он уже большой мальчик, чтобы капризничать, но почему-то одного исследовать двор все равно не пустила, потому что маленький ещё. «Странные они, взрослые эти» — подумал тогда Юрочка, но все равно шёл с мамой за ручку по лестнице, утирая сопли. Во дворе было много детворы. Девчонки сидели в песочнице и играли в дочки матери. Мальчики же носились, играя в сифу. Сифой был старый тапок, взявшийся невесть откуда. Может даже у бомжа украли. Но маленького Юру это не волновало тогда. Он с радостью полетел знакомится со всеми, на ходу отвечая на все предостережения матери всего лишь одним словом — "хорошо". В компании их оказалось пятеро — Саня, Данил, Вадим, Димка и Макс. Все были дружелюбными. Они продолжили играть. Юре пару раз прилетало этим тапком по голове. Вскоре все остановились, глядя в одну точку. Проследив за взглядами, Юра увидел маленького мальчика, который жался к маминой коленке и держал её за руку. Почему-то Юре он с первого взгляда очень понравился. Видимо, тоже был новеньким здесь. К компании подходить боялся, как бы мама его не уговаривала. Тогда Юра подошёл к ним. Представился его маме и протянул руку. После знакомства с ней перевёл взгляд на светловолосого мальчика. Он все так же не отлипал от её ноги. — Пашенька, ну ты чего. С тобой познакомиться хотят, — женщина ласково улыбалась малышу, а тот все сильнее обнимал её. С горем пополам он все же протянул ему руку, но не глядя. И пролепетал так мило: -Паша. Кое-как Юра сумел его разговорить и даже позвать поиграть. По характерам они были полной противоположностью. Юра — энергичный, активный и вообще ничего не стесняющийся и Паша — зажатый, отстраненный немного, да и разговаривал мало вообще. Юру вырвал голос уже взрослого Паши из воспоминаний. -А? Можешь повторить, пожалуйста? — улыбаясь, посмотрел он на него. А Паша сжался весь, а пылающая ранее решимость в его глазах резко потухло. Смущался второй раз спрашивать. Юра же начнет спрашивать: кто, почему и как она выглядит? А это же и не она совсем, это он. Он, который сейчас улыбаясь смотрел в Пашины потухшие от неуверенности глаза. Он, который домой Пашу под ручку в детстве водил, когда он с качели упал. Он, который обнимал крепко и поддерживал, когда Паша сольфеджио завалил. Он, который Паше до двух ночи физику объяснял, лишь бы он контрольную на три вытянул. Он, который ему чай готовил и ночь не спал, сидя рядышком, когда Паша заболел. Он. Его Юра. Его Юра, который не был самым остроумным, его Юра, который в глазах других особо от толпы не отличался, но в глазах Паши был целым миром. Целой вселенной, а каждая родинка на его теле — звёздочка в ней –Что делать, если я влюбился, Юр? Сильно очень влюбился, — и он опустил вниз голову, стыдливо так причём, боясь ещё раз в Юрины глаза взглянуть. Нельзя так, неправильно так, не по пацански это — друга детства своего любить. Музыченко погрустнел, но виду не подал. Сам недавно только осознал, что Паша для него не просто друг и занимает особое место в его сердце и тут на тебе. У Юры это была первая осознанная влюбленность. Все как в книжках пишут, но есть одно но. Куда ж без него. Он испытывал эти трепетные чувства к своему лучшему другу. Юра слишком привязался к Паше. Они выросли по сути вместе. Живут в соседних квартирах. Столько уже вместе пережили… — Маленький, ну иди сюда, — Юра приглашающе раскинул руки и похлопал на место рядом с собой под боком. Видел же как Пашка раскис. Он послушно лег рядом с ним, укладывая голову на грудь Юре, а сам сжался в комочек. Для них это уже было в порядке вещей просто полежать, делясь друг с другом теплом своих тел. Музыченко обнял его. — Ну рассказывай, какая мадам смогла украсть твое сердечко, — Юра говорил ласково, поглаживая Пашину спину и обнимая его. В груди неприятно ныло. Он не хотел своими признаниями испортить Пашке первую любовь. Лишь бы его мальчик был счастлив. Хотелось как в детстве, забиться в угол и разрыдаться. И чтобы мама пришла и успокоила, забирая всю боль с собой. В детстве всегда все проще, намного. Личадеев прижался к Юре крепко, при первой же возможности. –Да в том-то и дело, что это не мадам, Юр, — он, казалось, еще сильнее сжался в комок, лишь бы не видеть Юрины эмоции, лишь бы не смотреть в эти красивые до безумия глаза. Он боялся. Боялся, что они на него смотреть будут осуждающе, боялся, что брезгливостью будет сверкать Юрин взгляд теперь. Не хотел он, чтобы так всё было, ой как не хотел. –Юра, мне кажется я сошёл с ума. Это даже не девушка, блять, Юр, это какой-то ужас, — знал, что с первого раза Музыченко может не понять Пашиного намёка, поэтому сразу же сказала напрямую, что это парень. И только расслабился, как сжался снова. — А он не такой, Юр, он меня засмеёт, я не хочу, чтобы он делал мне больно. — Пока что Музыченко не отстранился, не сказал уходить, не оттолкнул Пашу. Значит, пока что всё не так плохо. У них никогда не было разговора про геев и лесбиянок, максимум смеялись с того, как девочки по пьяни на квартире у кого-то сосались друг с другом, но не больше. А Паша... Ну он и не знал, как по другому. Безусловно, девочки ему нравились тоже, но и мальчики. Он и не знал, что так нельзя. Паша хотел, чтобы все было как в детстве: чтобы он подбегал к Юре на площадке, говорил что любит его. И когда для остальных эта любовь была братской, для Паши это совсем другое значило. Да и Юра старше его, Юра уже школу закончил, А у Паши только экзамены впереди. Юра уже пьёт, Юра во всю веселиться, Юра уже с девушками спит, вероятно. А Паша на пляже на мальчиков глазеет, а дома на компьютере Юрину страничку во ВКонтакте открывает, да салфетками запасается, пока на экране уже открыта фотография Музыченко. — Я знаю, что это не окей, Юр, я знаю. — Уже опережая предполагаемые слова со стороны Музыченко, начал Паша. Юра еще сильнее прижал к себе паренька. Сердце начало бешено биться и пропускать удары, когда Паша говорил, что это вовсе не девушка заняла место в его сердце. -Пусть он только попробует, — Музыченко говорил на полном серьезе, — пусть только попробует обидеть моего мальчика, — Юра прервался, чтобы поцеловать Пашу в висок, — его лицо тогда с моими кулаками познакомиться. А поверь мне, ему это знакомство не очень понравиться. Теперь боль сменилась ревностью. Почему жизнь так несправедлива? Юра делал все для Паши, но стоило только на горизонте замаячить какому-то парнише… У Музыченко инстинктивно сжались кулаки.Осознание того что у него может появится кто-то другой, откровенно пугало и злило парня. Он чувствовал, как нечто дикое и ужасное пробуждается из глубин подсознания, угрожая сжечь адским огнём всё, что окажется в радиусе нескольких миль. Всем своим телом ощущал, как огненные тиски постепенно разжимаются, позволяя, наконец, вдохнуть порцию душного воздуха. Юра был дико зол, но старался держать себя в руках и не подавать виду. Парень бы с удовольствием разорвал на части, повырывал пальцы с рук, выколупал глаза того, кто посмел притронуться к его любви. Но оставалось лишь терпеливо сдерживать внутренний ураган. Парень был собственником. всегда, всю свою жизнь он ненавидел делиться. Если друг, то только его и ничей больше, всегда принадлежит только ему. Остальным же запрещается даже думать, даже смотреть в его сторону. Умом своим понимал и знал, что они просто друзья, но унять свою жгучую ревность Юра не мог. Ранее, он и представить не мог, что может такое чувствовать. Душу рвут на части, в сердце врезается тысяча иголок. Похрустев пальцами, парень постарался отвлечься от некрасивых мыслей. Нет, Музыченко не ревнует, он просто волнуется за свой цветочек, с которым могут сотворить невесть что, пока самого нет рядом! Порывы злости и желания ударить или хотя бы послать куда подальше этого приставуна хоть и успешно сдерживались, однако всё же парень нахмурился, выдавая этим свое недовольство происходящего. Да кого он обманывает. Любит он его и все. Точка. — Как зовут хоть избранника твоего? — этот вопрос дался Юре слишком сложно. Но надо было узнать, чтобы в случае чего кому бить морду. Паша чувствовал, чувствовал как Юра сжал кулаки и испугался очень, очень сильно. Напрягся, зажмурился крепко, но не отстранялся. Но Юру, похоже, совсем не смутило, что Паше парень приглянулся. Но по какой причине он тогда злился? Вопрос был тяжёлый. — Да какая уже разница. Он не такой, он сделает мне больно, я не хочу, Юра, я не хочу чтобы он меня обидел, — И только когда Личадеев понял, что Юру можно не боятся, он обвил туловище трясущимися руками. От чего они так тряслись? Пальцы он выпрямил, укладывая обе ладони на спине Юры. — Юр, а ты... — он отвёл взгляд, — ты же никогда меня намеренно обижать не будешь? Ты же рядом будешь, ни смотря ни на что? – Задал Паша вопрос, как только появились силы раскрыть глаза. Он говорил совсем-совсем тихо, но до чёртиков напуганно. Личадеев просто не знал, ему до безумия страшно. Страшно признаваться. Зачем он это всё затеял? Это была глупая, очень глупая идея. — Буду, – на большее Юры не хватило. Хоть и сейчас вставал вопрос об их совместном счастье, Юра понимал, что проще будет отпустить Пашу. Если он считает, что с ним будет счастлив. То так и быть. — У нас же все будет как раньше? — Музыченко неуверенно сглотнул, прежде чем сказать все это. Хотя он то прекрасно понимал, что как раньше уже не будет. Если у Пашки все сложится, то он упорхнет от него. И обещания общаться сойдут на нет и они рано или поздно потеряют связь. Тут то Юра и понял как больно бывает, когда любовь безответна. Особенно если это первая любовь. Из груди как будто выбили весь воздух. Он даже вздохнуть нормально не смог. По щеке скатилась скупая мужская слеза, но Юра быстро ее вытер о плед, чтобы Пашка не видел. Успеет еще погрустить, поэтому сейчас он просто зарылся в отросшие мягкие волосы Личадеева, вдыхая аромат лемонграсса. Пашка всегда пользовался шампунем именно с этим запахом. Пашка всегда боялся грозы. Пашка любит детективы. Пашка любит крем брюле. Юра мог написать несколько томов о том что Личадеев любит и нет. И, может быть, даже в своем собрании когда-нибудь в своих мечах написал бы: «Пашка любит Юрку Музыченко из соседней квартиры.» Паша оцепенел. Сейчас, наверное, и нужно действовать. Сейчас самое время. — Ты знаешь, тот парень... Его Юрой звать, Юрой Музыченко, — голос Паши дрогнул. Сука, нужно заткнуться, пока не поздно. — И знаешь, – он сделал паузу. Юрино лицо совсем не изменилось, он будто застыл. – у него такая улыбка красивая. Он когда улыбается так искренне, я его поцеловать хочу, — он не мог остановиться, хотя голос внутри кричал, что пора. А что? Терять нечего. Даже после этого «буду» Паша бы всё равно за ним собачкой бегал. Да и пусть обижает, пусть что хочет делает. Паша не сможет вот так вот просто. всё забыть. А на глазах слёзы навернулись — И когда – голос предательски сорвался, – и когда он обнимает меня, я хочу с ним остаться... И.. когда в волосы мои носом зарывается, у меня сердце бьётся быстрее, — пару слезинок скатилось с щёк, а голос заметно начал дрожать ещё сильнее. Но Паша продолжил. — И когда... И когда он меня к себе прижимает, у меня в груди все сводит приятно. Он самый, самый красивый. А ещё он меня от хулиганов защищал, — И тут Паша уже во всю разревелся. Он понимал, что Юра клонит к чему то явно нехорошему. Юра его бросит, Юра его одного оставит в этом мире. Злом, противном мире. — Я его люблю, всё за него отдам, — Последнее слово и он сорвался на плач. Громкий такой, отчётливый плач. Вжался к грудь Юры, прижался к нему пуще прежнего. — Юр, мне страшно.. Сначала Музыченко показалось, что Пашка назвал его имя. Но потом пришел в себя и он понял, что все серьезно. И что лицо он сам себе грозился набить. От этого засмеялся громко. Но опомнился быстро, когда услышал рыдания и почувствовал дрожь всего тела Пашеньки. — Хей, мальчик мой, ну ты чего, — Юра пытался смотреть на Пашу, но тот упорно отворачивался и глаза закрывал. А так же он понял, что говорить сейчас бесполезно, поэтому просто поймал руками его за щечки. Тот пытался вывернуться, но когда Юра легонько его поцеловал в губы, сразу же застыл. Тогда Музыченко попробовал увереннее примкнуть к мокрым и соленым губкам. Когда Личадеев услышал Юрин смех, тогда понял его совершенно не так. Он сказал лишнего, теперь Юра над ним смеётся. А может Юра смеётся от такого, насколько он жалкий. А теперь пытается уловить его взгляд, чтобы потехи ради посмотреть в заплаканные Пашины глаза. И чтобы добить его окончательно. Паша дрожал. А когда Юре удалось поймать лицо Паши, которое он так усердно пытался отвернуть, как тот резко зажмурился, от чего из его глаз брызнули слёзы. И тут… Горячее прикосновение шершавых губ, которое заставило его расслабиться полностью. А затем вжаться в них сильно-сильно, целуя и не отлипая. –Я люблю тебя, я люблю тебя, — в поцелуй говорил Паша, а по щекам слёзы течь продолжали. Но уже явно не от горя или страха. А уже от переполняющих его чувств. Юра никогда не целовался ни с кем. Даже с девчонками, которые на него толпой вешались. Для себя он твердо решил, что первый поцелуй отдаст Паше. А слово он свое держит. Губы у Паши были мягкие и пухленькие, любая девушка позавидует. И эти губы принадлежали ему целиком и полностью. Теперь Пашу можно было целовать свободно, потому что его чувства оказались взаимны. Юра аккуратно переместил одну руку на затылок, зарываясь ладонью в мягкие и пушистые волосы, а другую положил на грудь Паше в области сердца. Тук. Тук. Тук. Сердце билось очень сильно и быстро. Жадный и не такой уж и робкий поцелуй пришлось прервать, потому что у обоих закончился воздух в легких. — А я тебя, Пашенька, — Юра прижал парнишу крепко к груди, — А я тебя. И Юра говорил это от всего сердца. Каково было Пашино удивление, когда мягкие губы коснулись солёных щёк. И тут Пашины слёзы быстро закончились. Он крепко накрепко обнял Юру и, когда он этого не ожидал, повалил их обоих на кровать. Тук. Тук. Тук. Слышал он сердцебиение Юры, когда улёгся на его грудь. Тук. Тук. Тук. Слышал Юра сердцебиение Паши, когда вновь уложил ладонь на тоже место. — Я люблю тебя, Юр, — Личадеев почти что пролепетал это, нежно нежно, но при этом очень тихо. А Юра Пашин шепот услышал, но по его лицу растеклась приятная улыбка. Он хотел услышать это ещё тысячу раз, услышать это признание в любви. — Можешь повторить, пожалуйста?