Проклятие

Поршу не спалось с самого утра. Его главный проверенный товарищ Пит определенно положил начало череде весьма комичных, нелепых, а где-то экстравагантных событий, от которых у нормального человека в лучшем случае задергался бы глаз. Но не у Порша. Он не был нормален. Круглосуточное проживание под крылом главной семьи дарило иммунитет на выходки большинства ее членов. Дело в том, что пару часов назад с первыми птицами телохранителю-новичку посчастливилось сорвать тройной куш, не выходя из номера. И на этом странности не заканчивались. Первым событием стал обнаженный Пит, качающий трапециевидные мышцы прямо напротив окна. В этой картине не было ничего удивительного ни в шесть, ни в девять утра. Порш привык, если бы не одно НО — красный агрегат в боевом состоянии, привлекший внимание мужчины. Да. Прямо напротив их апартаментов старший брат второй семьи припарковал свою ездовую лошадь и «невозмутимо» наблюдал за сценой внутри дома, не глуша мотор на случай своей поимки. Лопнувшие капилляры глаз, подергивания нижних конечностей и напряжение, с которым Вегас сжимал кожаное сиденье под ним, выдавали в нем отнюдь не гетеросексуальные предпочтения. Извращенность Вегаса давно покинула пределы классического понимания секса. Ему подавай кровь, пот и слёзы. Все это источал усердно тренирующийся голый Пит. То, с каким самозабвенным выражением лица он тягал гантели, не оставило бы равнодушным любого гея в радиусе пары километров. Благо, Порш, отравленный любовным ядом Кинна, в сексуальном плане не замечал никого вокруг. Самое интересное — Пит и не догадывался о незваном госте, так как обыденно погрузился в мысли, усердно зажмурился и, вообще, оградил себя от мира сего воспользовавшись наушниками. Плееры в отличие от телефонов главная семья разрешала иметь при себе. Порш сквозь прозрачный тюль смерил укоризненным взглядом двоюродного брата своего любовника и поспешил удалиться. Он придерживался срединного пути и принципа невмешательства одновременно. Хочется — пускай забавляются. Мальчики сами разберутся. Наверно весело будет наблюдать, как Пит в ближайшем времени будет теряться в непонимании от тех взглядов, что Вегас непременно адресует ему. Порш уверен. Эта парочка создаст свои собственные приключения. Дальше больше. Не отойдя от раннего курьёза телохранителя догнал следующий. Чертов Кинн забыл в его безразмерной кровати: оставшиеся презервативы, один носок цвета слоновой кости (стоящий как его месячное жалование), ремень с массивной пряжкой в форме змеи, баночку их любимой ежевичной смазки и, наконец, именную зажигалку с логотипом главной семьи. Бурная ночка… Очевидно нельзя было позволять Кинну спровадить соседа и переться сюда с полным набором «романтика». Все вышеперечисленное, оставленное впопыхах, успешно затерялось в складках одеяла, в ногах и под подушкой. Порш заправлял кровать на глазах у Пита и… Правда всплыла наружу. Пришлось вспомнить молитвы всех религий мира, чтобы хоть один Мессия явился к нему и нашептал уместные оправдания. Верой и правдой мужчине удалось придумать кое-какую историю, мол накануне он собирался тихо-мирно расслабиться, вздрочнуть и тут, как это с ним не раз случалось, непреодолимая тяга к клептомании ворвалась в затуманенный алкоголем мозг и не отпускала. Не находя выхода, Порш с огромным сожалением и раскаянием отправился в ближайшую доступную комнату, ведь брать вещи самого Пита не представлялось интересным, один фиг они находятся на одной с ним территории. А вот Кинн. Какая-то злая часть укуренного Порша хотела насолить требовательному хозяину и угрызений явно не испытывала. Пит слушал эту пятиминутную тираду с очень умным лицом, отвлекался лишь на активную мимику и жестикуляцию собеседника. Разумеется, Порш старался изо всех сил, напоминая весьма сообразительного примата в зоопарке, одного из тех, что жестами пытаются озвучить несказанные слова. Мужчина истерические симптомы друга не анализировал, мало ли как человек эмоции выражает. Чего он только не насмотрелся у Танкхуна. Паникующий Порш, желающий спасти свой гомосексуальный зад, был прирожденным софистом и оратором. Пит недолго сомневался и уверовал. После утренних процедур судьба свела этих двоих в новой непростой ситуации. Порш в любовном угаре совершенно забыл о подарочке, до поры до времени ожидающем прямо на кухонном столе. Новенький гаджет украшал общую столешницу, обещая спалить секреты вчерашнего вечера ко всем чертям. В том, что телефон молча покоился на видном месте, заключалось пол беды. В этом доме сумасшествие никогда не заканчивалось. Только Порш прикрыл мобильник телом, занес руку, дабы незаметно убрать вещицу в карман, пока Пит отвернулся за пакетиком кофе, как случилось страшное… Агрегат заверещал, являя себя миру, но и это был не конец. Апогеем стало изображение на дисплее. Судьба словно испытывала красноречие Порша, теперь ему предстояло оправдать неоправдаемое, а именно — крупное фото Кинна-младшего, повязанного синей шёлковой лентой. Королевский синий долгое время оставался любимым цветом Порша, видимо уже нет. Слава Будде его босс не догадался нашить инициалы на ленту. Порш взмок до нитки, мелко затрясся и чуть не продырявил ногтем ладонь, однако и тут смог не потерять репутацию и гетеро-ориентацию. Мужчина быстренько добавил к списку украденных у Кинна вещей телефон, обвинил босса в извращенных пристрастиях и связях с мальчиками в-жопу-дранчиками, затем он поспешил ретироваться в туалет и был таков. Таким образом, мужчина тысячу и один раз проклял названого хозяина, но сидя на унитазе все же вздрочнул на образ среднего сына. Ох уж эта любовь. На завтраке повышенное слюно и потоотделение продолжилось. Вид отборных крупнокалиберных сосисок, смачно политых сметанным соусом сводил с ума. Ей богу, у Порша случился независимый приступ спермотоксикоза или Кинн его заразил? Да, он просил поменять некоторые пункты меню, но в том требовании не было ни слова о подаче блюд. Виновник его неуравновешенного состояния бесстыдно сидел через стол напротив в наполовину расстегнутой рубашке и соревновался с сосисками по шкале соблазнительности и частоты пошлых мыслей, возникающих при детальном рассматривании рельефа. Первую минуту Порш держался. Во-вторую пропустил пару нервных смешков. На третьей подавился макарониной. Четвертая чуть не убила его чаем в легких. Это не еда попала телохранителю «не в то горло», это сам он попал куда-то не туда, и сегодня данное знание аж пробивало горизонт событий, снося башню бедному пареньку и отправляя его в черную дыру. Господи, почему он снова думал о дырах и вещах, туда попадающих… Немыслимо. Ближе к полудню Кинн — его великое счастье и умопомрачительное наказание придумал устроить своему суженому «подводную тренировку телохранителей». Безумное желание остаться наедине с Поршем вынудило будущую главу семейства рассказать нынешнему главе о несуществующей провинности, за которую юный Порш обязан немедленно отбыть срок под строгим присмотром Кинна. Отец возражать не стал. Своих людей надо воспитывать. Чем строже, тем лучше. Попивая виски на белоснежном шезлонге, этот сексуальный гад заставил Порша драить дно бассейна с водой. К счастью, пытки закончились, как только телохранитель Корна, оценив усердие коллеги и проверив обстановку, удалился из помещения. Кинн долго извинялся и, как бы невзначай, предложил им двоим отдраить уже джакузи в его спальне. Мужчина без задней мысли предложение принял. Порш не видел свою одежду ближайшие два часа, ближайшие четыре не садился, ближайшие шесть периодически хрипел и полоскал горло. Ему понравилось. Они вроде как давно не подростки, а гормоны совершали такие буйные танцы с жертвоприношениями в виде порванной одежды и поломанных вещей, что сатанисты увидев перекрестились бы. До кучи им на обратном пути из спальни встретился Танкхун. Говорят, баба с пустым ведром максимум к несчастью, минимум к неприятностям. Может оно и так, вот только полоумный мужик с полным аквариумом, где два краба бесстыдно продолжают род, так же не предвещает ничего хорошего, особенно если он не смотрит под ноги. Увлеченный спариванием двух не особо разборчивых самцов (как оказалось позднее), Танкхун упускает пространственный ориентир и на полном ходу, не теряя улыбки, врезается в стену. Инстинкт телохранителя диктует Поршу использовать всю оставшуюся скорость, дабы поймать аквариум с крабами, так некстати выпущенный этим сумасшедшим из рук. В итоге Танкхун падает на ковер, притворно ноет, в то же мгновение олимпийский чемпион по вранью — Порш хватает резервуар с ракообразными и чудом приземляется на спину первого. Сойдя с ума от зависти к брату, на котором разлегся его парень, Кинн не придумывает ничего лучше, чем лечь на Порша, возможно лишая собственную семью потенциальных наследников от старшего брата. Не суть. Его место на Порше и нигде больше. Танкхун на ковре, Порш на Танкхуне, Кинн на Порше, и все трое, охая от боли в конечностях, пялятся на сцену в аквариуме. Из-за угла выворачивает Биг, недоумевая о событии, способном вызвать подобные стоны прямо в коридоре первого дома мафии. Как человек толерантный и очень воспитанный правая рука Кинна тактично кряхтит, обозначая свое присутствие, ждет, пока эта кучка придурков рассосется, и молча забирает своих крабов, нагло украденных старшим братом семейства. Танкхун без своей «игрушки» вдруг сосредотачивает внимание на главной парочке: вскользь подмечает засосы под расстегнувшейся во время падения рубашкой Порша и многозначительно выпирающие штаны Кинна. Он улыбается на манер оленя из сезона охоты и прикусывает ноготь указательного пальца не пряча оскал. Порш судорожно придумывает новую веру, апостолом которой придется стать, однако Танкхун идет на опережение и, заорав «Мой Кииинн!», в припрыжку удаляется за Бигом, досматривать животное порно. Кажется, у них будет время передохнуть… После ужина Порш ловит очередной испанский стыд. Поместье посещает голубоватая пара друзей Кинна, и троица педиков устраивается поудобнее за просмотром фильма. Надо ли говорить о том, что телохранителя в обязательном порядке «попросили» присутствовать на данном мероприятии. Порш как мог отводил глаза от этих двоих «без комплексов». То один другому за ушком почешет, то второй первому с рукой на шее ключицу наглаживает. То они синхронно под футболку друг другу залезть пытаются. А Порш ведь не железный, стоит себе у двери в прострации, мысли навязчивые отгоняет. Не объявляли они себя парой, нельзя им. Держать себя в руках! Мужик или не мужик! Почему Кинн не может застегнуть сраную рубашку еще хотя бы на одну пуговицу? Расселся тут, скоро сосок выглянет! Почему, мать вашу, его собственные соски уже стоят?! Порш ругается про себя, незаметно постукивает лакированным ботинком, скребет неприкаянным языком по зубам и все думает — наверное нарвался на проклятие. Порча на недотрах. А ведь правда. Все ЭТО началось прямиком после получения оберега. Может его нужно использовать поскорее, и тогда эффект рассеется. Стояло железно. Никаких сил. Не выдержав мужчина наплел троице о своей занятости с три короба и поспешил к себе «успокаиваться». ________________ День близился к завершению, Порш задумчиво прикусил губу, сидя на своем удобном диванчике и перебирая в ладонях оберег. Напряжение спало. Толи сказалась удаленность от его объекта, толи непосредственная близость к члену защиты, вернее защитному члену. Как в руках не верти, пенис початком кукурузы не станет. Порш уже смирился с тем, что его нужно бросить в «то, что тебя беспокоит». На данном этапе его беспокоила собственная одержимость Кинном, проще говоря сам Кинн. Только вспомнил, дверь резко распахнулась, впуская без стука незваного гостя. С перепугу Порш бросился в атаку, метнув член, как ему казалось промеж глаз посетителю. Но Кинн был немного выше. Пришлось взять в рот… — Поуррш, да что ты твоурришь? — с членом во рту возмутился хозяин. Дверь с треском захлопнулась, а полы чёрного шёлкового халата наоборот. Порш сглотнул и отступил, сжираемый гневом в глазах своей любви. — Я обещщал тебе попрроубывать шо-то новое, но не пуррямо ш поррога, пуэдупрреудай! Пфу! — Кинн выплюнул член в ладонь и стал откашливаться. — Он что деревянный? Так без зубов остаться можно! Я знаю, это все жутко важно для твоего спокойствия, и не препятствую, но иногда нужно знать грани… Мужчина резко заткнулся, почувствовав чужую руку, неожиданно взметнувшуюся к его оголенному соску. Телохранитель нежно провел пятерней по груди к плечу и обратно. Кушак от халата давно валялся в ногах, внутренний голос мужчины и главное взгляд недвусмысленно намекали на то, как хорошо было бы, валяйся там остальная одежда. — Порш? С тобой все в порядке? — Кинн не хотел сопротивляться, однако тумана в глазах партнера было подозрительно много. — Я не уверен, — прошептал телохранитель, одним движением стягивая скользкий халат до предплечий. Кинн отбросил оберег на диван и медленно приблизился к родному лицу, тая от неторопливых ласк на ключицах. Им так нравились тела друг друга. Идеальное сочетание. Безупречный твердый рельеф мышц и гладкая нежная кожа: светлая хозяина и смуглая слуги. Короткие ногти оставили еле заметные полосы на груди и двинулись к шее. Порш ухватился спасательным кругом, слушая чужое дыхание у себя на губах, и прикрыл глаза, ощущая, как невесомо его любовь ведет носом вдоль скулы, останавливаясь у краснеющей мочки. Кинн расстегивал пуговицу за пуговицей на рабочей жилетке, рубашке и брюках. — Я хочу отдать тебе всё, — прошептал он с придыханием. — Чтобы ты забрал и никогда не возвращал обратно. Я верю тебе, Порш. — Мужчина окольцевал вторую руку любовника, кладя ее на сердце и переплетая пальцы. — Возьми его, спрячь где никто не достанет… Порш молчаливо кивнул, не нарушая момента ненужными словами. Все и так очевидно. Он согласен. Они связаны с самой первой встречи. С первого нагловатого взгляда и восхищенного вздоха. С первой неудачной попытки прекратить поиски встреч. Они проходят путь заново, меняясь местами и возвращаясь к началу. Их первый раз был чем-то особенным, возможно ли создать что-то на уровне? В гостиных окнах не отражаются огни высоток и волшебная тьма огромного города. Порш не чувствует прозрачного стекла под ладонями, а вместе с тем нет бурления адреналина, вызванного ощущением хрупкости и невесомости. Сознание очищено и бело. Единственный туман в нём — Кинн. Обычный маленький диванчик, удобно размещающий двоих, тёплый ковер под ногами и мягкость аристократично бледной кожи в руках. Он не смеет мечтать о большем. Каждый раз прекрасен по-своему. Кинн мягко толкает любовника на диван, устраиваясь подле него на коленях. Можно не торопиться, сегодня их точно не потревожат. Порш молча наблюдает, казалось бы, знакомую картину. Знакомую и такую контрастную. У него никогда и никого не было по любви. Даже на коленях стояли перед ним не под влиянием нежных чувств. С Кинном все совершенно по-другому. Он видит насквозь, чувствует кожей, каждое движение знает, не из великой практики, а потому что знает Порша. Каждый миллиметр, чувствительные точки, сколько силы нужно приложить и как двигаться. В его руках, сжимающих бедра, Порш перестает стесняться, отпускает полные наслаждения вздохи, судорожно вдыхает прохладный воздух, возвращая тёплыми стонами. Пальцы ловят пушистые тёмные волосы, спускаются к шее царапая и обратно гладя. Кинн благодарно мурлычет, обводит языком знакомый контур и тянется целовать внутреннюю сторону бедра. На столько ему приятно и физически, и морально. Мужчина слабо кусает, вызывая мурашки и продолжает мучать чужое естество. Отрывая руку любовника от макушки, Кинн переплетает пальцы. Он даже не уверен, кому из них нравится чувствовать друг друга больше. Не важно. Их ведет как от алкоголя, дурманит не хуже курева, уносит словно легкий наркотик. На самом деле тяжелый. Чувства — самый тяжелый наркотик. Они и не надеются слезть. Кинн останавливается — безумно довольный Чеширский кот с обворожительной улыбкой. Мужчина плавно поднимается, безотрывно ведя руками вдоль безупречного тела перед ним. Губы рисуют дорожку вверх — к небесам, на которые они скоро отправятся. Вместе. Грудь Порша ходит ходуном, с трудом удается не получить сердечный приступ. Кинн не щадит, не медлит, сдвигает чужие ноги, для того чтобы поместить их меж своих коленей и принять то, что он хотел. Принять всего Порша. Последний плавно погружается, выжидает паузу, обнимая и поглаживая по широкой спине. Дарит тепло, нежность и утешение в этом большом и грозном мире опасностей. Пуленепробиваемый жилет из крепких рук, лейкопластыри из поцелуев. Порш обожает объятия, Кинн любит поцелуи, и только вместе им ничтожно мало одного из двух. Плавные движенья, текучие и сладкие как мёд. Рука в руке и губы тонут на оголённой шее. Это то, чего отчаянно не хватало многие годы. О чём не думаешь, но подсознательно нуждаешься. Награда за одиночество, холод и страх перемен. Когда Кинн почувствовал Порша? На пирсе? Нет. Как только руки обняли мужчину со спины, сидя на его мотоцикле во время первого преследования. Как только он уловил приятный запах фруктового шампуня, сладкого алкоголя из бара и любимых сигарет. Когда Порш почувствовал Кинна? На пирсе? Нет. В первую минуту — долгое мгновение за которое он решал, помогать ли симпатичному зазнайке в дорогущем костюме вести неравный бой в подворотне или оставить как есть. Выбор сделан, как никогда правильный. Порш вообще-то не питал особой любви к звездам, но те, что являлись перед ним сейчас, сквозь потолок их гостиной, восхищали. Те, что бликами отражались в карих глазах напротив и вызывали влагу в собственных. Они с Кинном подобрались близко, минуя облака. Там на высоте — почти в космосе уровень кислорода ничтожно мал. Он задыхался, умирал, цеплялся за родного человека, и все еще мыслил… Какое еще проклятие? Какое с тобой проклятие, Порш? Это любовь. Она — не проклятие. Любовь есть любовь. Кинн рядом, он поможет дышать. И времени делить с ним жизнь еще много…