у него таких не было

Jorja Smith - Wandering Romance

никто больше не знает этой боли, только я в тебе ее вижу, только я чувствую, только ты меня видишь так

      Она легкой поступью шагает по холодному полу его квартиры на кухню, где ее уже ждет горячий кофе с сахаром и сливками, как она любит, улыбается ему, садится на высокий стул, подбирает ноги к себе и утыкается подбородком в острые коленки. Длинная футболка оголяет молочного цвета бедра, окропленные светло-коричневыми веснушками. Лима смотрит на его широкие плечи, мерно подрагивающие в свете утреннего солнца, как от плиты ароматно поднимаются ленты чего-то вкусного. Киллиан знает, что она там, смотрит на него, но еще не готов повернуться, он в деталях представляет себе ее зеленые глаза и волосы рыжие, которые от солнечных лучей переливаются чистым золотом.       У него таких не было. Таких вылепленных из совершенного камня, Пигмалион должно быть кусает локти, смотря на его Галатею – надо же было ему повстречать ее на краю света, надо же было ему впервые в жизни бояться потери человека, которого он знает чуть меньше недели. И там на краю пропасти, когда она хваталась за его плечи, когда весь мир начал разрушаться под гнетом всесильной Богини, он вдруг понял, что уже никогда не отпустит Лиму.       Она в темно-зеленом пиджаке, под цвет глаз, с распущенными волосами сидела в кабинете их подразделения и внимательными, красными от недосыпа и слез, глазами смотрела на руководство, которое требовало детального отчета от их группки. Где Амала? Где посол? Что случилось с Роузом? А в голове только гора трупов, жертвоприношения и Амалино лицо, возвышающееся над хаосом. Только совсем не лицо – оскал, сотканный из людских судеб, а за ее спиной довольное лицо Вайша, в которого Киллиан безжалостно стрелял – безрезультатно, но приятно. Киллиан тогда ворвался в кабинет, заткнул их всех, взял Лиму под руку и вывел из здания, повел в маленькое кафе пить какао и есть творожные кексы. Он сам не спит. Но видеть ее страдания все равно что стеклом по нерву.       Киллиан накрывает ее руку ладонью и говорит, что все пройдет, все осталось там, в Индии, они туда больше не сунутся, и даже спасение души Амалы кажется теперь призрачной надеждой. Она свою судьбу выбрала, отдалась на милость богини, дала ей волю над своим существом, подкормила жертвоприношениями и горечью утраты. Киллиан помнит тело младшего брата Амалы на своих руках и ее безумные глаза, он уже тогда понял, что не спасет ее. Хотел бы, но никак, она босыми ногами в красных узорах идет по лужам крови в ее честь и это ее насыщает. Лима трясет подругу за плечи, но там от Амалы осталась только нежность ее полупрозрачных зрачков – Кали щелчком пальцев откидывает Лиму к стене, а пистолет Киллиана плавится в его же руках. Когда она уходит, оставив от тела брата только прах, он ползет к Лиме. Поднимает ее и выносит из горящего здания. Они оба лежат на воспаленной временем земле и смотрят, как в небо стремятся клубы черного дыма. Пар из ее кружки внезапно напоминает этот дым, она переводит взгляд с красивой спины Киллиана на свой кофе и вспоминает разрушенные дома и тела, она помнит, как ее тело сотряслось под великой силой Богини, как ее сердце сжалось в костлявых руках безумия. Киллиан перекидывается через столешницу и внимательно смотрит на нее, перебирает волосы пальцами.       - Оладушки, - улыбается Киллиан. – Оладушки прогоняют плохие мысли.       Он подхватывает ее на руки, ноги свисают за его спиной, а волосы струятся по плечам. Они почти не выходят за пределы квартиры Киллиана. Говорят тоже мало. По стенам бегут вибрации их тел и звуков: смех, стоны, слезы, шепот. У него таких не было. Не было, чтобы он оставлял дело своей жизни позади и уходил. Она звонила ему, сорванным дыханием хрипела в трубку и ничего не могла сказать. Киллиан приходит в офис, где она работала, и под тяжелым взглядом ее коллег уводил на улицу, вдохнуть полной грудью. Они поцеловались тогда впервые, когда она умоляющим взглядом смотрела на него, когда шел дождь, и ее грудная клетка сжалась от паники и страха. Ей казалось, что она вот-вот умрет и поцеловать самого прекрасного мужчину на свете не худшее последнее дело.       Она закрыла вопрос с вояками. Ей казалось, что Киллиан типичный солдат, готовый выполнять приказы и не готовый давать отпор. Оказалось, что он другой, ранимый, честный, готовый грудь подставлять под удары ради защиты близких людей. И если бы не Индия и не безумие, с которым они столкнулись, он бы узнал ее не поломанной на части, он бы узнал ее, когда она была еще собой, а не той, что подскакивает посреди ночи в ужасе и только его крепкие руки спасают от падения в пропасть. Еще чуть-чуть и Кали разломит ее череп, но то ли голос Амалы где-то на задворках сознания, то ли крик Киллиана ее отпугнул. Лима была близка к смерти настолько, что ее жизнь сейчас все равно что чистилище. Или все-таки рай. В чистилище голубых ангельских глаз нет.       В его квартире появляются ее книги, ее черный чай со смородиной и мятой, ее рубашки и (обязательно) утюг, потому что…       - Киллиан, о боже, ты не приспособлен к жизни, без утюга и чайничка для заварки.       Он смеется. У него таких не было. Его никогда женщины так не любили, как она, никто не целовал его так, как она, никто не обнимал его, как она. И только ее запах клубнично-мятный ему запомнится навсегда. Даже если она почему-то решит, что он не ее тип. Даже если она оставит его, он ее запомнит навсегда. С той самой первой встречи и на весь остаток жизни. Лима в его глазах серых с примесью голубого тонет без остатка. Их одна рана сцепила, им порознь уже не выжить, как котятам в бескрайнем океане – только сцепившись телами, только навсегда и не расставаясь никогда больше.