***
Когда ему было четырнадцать, Гоэмон задумался над концепцией любви и её уместности в жизни самурая. Так и не найдя правильный ответ, он решил спросить своего учителя. Тот, разбуженный в четыре часа утра, был не особо многословен и сказал, что Гоэмон «сам разберётся», а нужный ему человек «да хоть первый попавшийся». А потом повернулся набок и заснул. Первый попавшийся человек Гоэмона не впечатлил, поэтому он решил уточнить для себя критерии поиска. Он нутром чувствовал, что там должно присутствовать слово «первый». Дзигэн был первым, кто достойно выстоял после того, как они серьёзно сражались. Он был первым, кто сделал его из врага другом. Он был первым посторонним человеком, с которым самурай делил кров и еду. И так далее. Честно говоря, под некоторые из этих критериев подходил в первую очередь Люпен, но Гоэмон поймал себя на том, что пытается подправить их и свои воспоминания так, чтобы это всё же был стрелок. Он успокоился — всё, нашёл. Но после этого его проблемы вышли на следующий виток: он не знал, что ему дальше делать со всем этим. Ему с трудом удавалось нормально доносить свои мысли до других людей, а уж столь тонкие материи — тем более. Так что всё, что он мог сделать, — ждать, пока на него обратят внимание. Дзигэн был очень скрытным человеком. Его прошлое, если и появлялось, то делало это маленькими крупицами. Вначале Гоэмон узнал, о том, что у стрелка были отношения с женщинами, которые закончились крайне плохо. Фудзико как-то пошутила по поводу одной из этих бывших: «Дзигэн западает на тех, у кого яйца больше, чем у него». Гоэмон запомнил и учёл это. Следующая крупица информации гласила, что стрелок в отношениях не делает особой разницы между мужчинами и женщинами. Гоэмон резонно заключил, что ремарка про яйца одинаково верна и для тех, и для других. Он уже научился различать, когда другие в команде выражаются образно, поэтому понял, что это как раз тот случай, и ему не надо подходить к Дзигэну с измерительными приборами. Он просто решил, что достаточно будет вести себя максимально мужественно в западном смысле этого слова и ждать, когда стрелок обратит на него внимание. Для этого надо было постараться. Он продал старьёвщику любимые кимоно с цветочной вышивкой, чтобы никто и никогда не узнал о существовании у него таких изящных вещей. Он отказался от всех слабостей и привычек, которые можно было бы назвать милыми. Из-за этого он даже не смог однажды весной насладиться любимыми моти с сакурой. При компаньонах он этого делать не посмел, так как считается, что сладости едят только дети и девушки, а он не вписывался ни в одну из этих категорий. Ему пришлось ждать, когда Люпен и Дзигэн, наконец, покинут Японию. К тому времени сезон цветения сакуры уже закончился. Тогда он подвёл первые итоги: даже убрав из своей жизни все эти очаровательные мелочи, он не удостоился внимания стрелка. И понял, что это будет тернистый путь. Он всё свободное время посвящал тренировкам и медитациям. Он молча разбирался с их врагами, с каждым разом демонстрируя всё большее мастерство и изящество. И всё, чего он добился за это время от Дзигэна, — это похвала. Его фантазия на этом иссякла — он не представлял, как можно стать ещё суровее. И начал думать, что стрелок не так уж и прост, если всего этого недостаточно, чтобы начать ему нравиться. Гоэмон молча закусил удила и стал стараться из последних сил. И тут, как гром среди ясного неба, Люпен предложил ему надеть платье. Земля разверзлась у него под ногами, а сердце остановилось. Все годы, что он строил свой образ, готовы были пойти прахом из-за какой-то мелочи. А сам Дзигэн сидел совсем рядом и великодушно отворачивался, чтобы не видеть его позора. Вначале Гоэмон пытался говорить, объясняя Люпену, что ему это не нравится. Тот не хотел понимать. Тогда Гоэмон начал кричать. Весь его сдержанный облик разрушился под одной волной неудержимой ярости — совсем недостойное поведение. А после оказалось, что из-за его несговорчивости под ударом оказались борода и честь Дзигэна. Гоэмон перестал успевать за событиями и замер в нерешительности, как всегда, когда у него были проблемы с коммуникацией с другими членами банды. Он услышал, как стрелок отсылает Люпена за кофе, и пелена ярости спала с его глаз. Он попытался быстро восстановить утраченный достойный образ. Каково же было его удивление, когда Дзигэн попросил его о том же: обрядиться в женщину. Удивление стало ещё больше, когда он узнал, что стрелок сам маскировался уже подобным образом. Ему нужно было это осмыслить. Пухлый ловкий пальчик легонько ткнул его в кончик носа: — Не хмурься. Люпен догадывался, что Гоэмон не подпустит его к лицу, поэтому пригласил специалиста по гриму со стороны. Значит, он был уверен, что самурай согласится. Гоэмон вздохнул и расслабил лицо, подставляя его под пуховку и кисточку. Специалистом была маленькая пухленькая женщина с копной рыжих кудрявых волос и кукольным личиком по имени Джульетта. Когда она представлялась, то сказала, что работает с травести. Он не знал этого слова, и никто не захотел ему рассказать, что это такое. Он отметил в памяти спросить об этом у Фудзико — она умеет доступно объяснять странные вещи. Джульетта продолжала маскировать мелкие шрамы на его лице и шее и болтала. — Арсен попросил помочь тебе ещё и с образом и манерами. Ты сейчас слишком зажатый. Он ведь тебя не силой заставляет? — Нет, я сам дал согласие. — Не заметно. Если будешь и дальше таким деревянным, то все подумают, что ты просто размалёванный трансвестит. Это слово он знал и поджал губы, за что получил ещё один тычок в нос. — Расслабься. Что тебя волнует? — Это не мужественно. — Красавчик, ты просто ещё не представляешь, сколько мужества тебе понадобится, чтобы стать действительно шикарной женщиной, да ещё и за такой короткий срок. И это не говоря уже о том, чтобы вести себя соответствующе. Просто одеться и нести на себе наряд достойно — уже сложно. Тебе повезло, что платье такое простое. Если бы тут нужны были чулки, шпильки и корсет, то ты точно сдался бы. Почти все сдаются, слабаки. Гоэмон вспомнил, как Дзигэн упоминал, что добровольно носил шпильки и платье, и ему даже было удобно. Да, значит сам он и правда ещё не дорос до нужных высот силы духа. Нужно больше стараться. В дверь постучали, и тут же в комнату просунулась довольная мордашка Люпена. — Я принёс ещё запчасти. Не дожидаясь ответа, он проскользнул в комнату, неся что-то странное. Следом зашёл Дзигэн и первым делом посмотрел на Гоэмона. Тот постарался выглядеть максимально пристойно, сидя в банном халате и с торчащими в беспорядке волосами, удерживаемыми цветными заколками. — Это ещё что? — Моделирующие шорты. У моей избранницы должны быть пышные бёдра. — Ты из него хочешь благородную даму сделать или корову? — вступилась за Гоэмона Джульетта. — Убирай лишнее, сейчас же. По кругу в чёрные обтягивающие шорты были вложены в несколько слоёв вкладыши. Люпен отступал с боем, борясь за каждый из них. В итоге осталось совсем мало — только чтобы слегка округлить ягодицы Гоэмона и смягчить мускулистые бёдра. Пришёл черёд следующей части. — НЕТ! — Тц, красавчик, какой ты громкий. Но он прав, Люпен, убери эту хрень. — Но ведь у моей женщины должна быть грудь. — Вот именно, что грудь, а не вымя. — Нормальный размер. Дзигэн, подтверди! Ты же сам их носил… — Так, стоп, — поднял руки Дзигэн и встал между Люпеном и остальными. — Я тоже считаю, что в этот раз это перебор. — И это не впишется в образ. Джульетта подошла к самураю и распахнула халат у него на груди, отчего тот густо покраснел и чуть отшатнулся назад. Она же продолжала как ни в чём не бывало: — Сам посмотри. У него и так грудные мышцы хорошо развиты. Вот тут и тут перехватим лентами, подтянем, платьем всё прикроем и будет милый первый размер. А может и второй, если постараться. Осталось подобрать, чем кадык прикрыть. Ты принёс украшения, которые я просила? Дзигэн подошёл к самураю, кутающемуся в халат уже безо всякого достоинства. — Ты как, справишься? Если сложно, то не заставляй себя. Гоэмон округлил глаза. Если Дзигэн собирается ради него пожертвовать бородой, то это абсолютно неприемлемо. Он расправил плечи. — Я смогу. Уж ещё ниже в глазах стрелка он точно не упадёт. Он обдумал слова Джульетты про то, что ему потребуется много мужества. Нужно стараться изо всех сил. Нужно применить все умения — его ведь обучали не только боевым искусствам, но и тому, как обмануть врага и внедриться в его ряды, примерив на себя чужую шкуру. Почти как-то, чем обычно занимается Люпен, только без масок и грима. Самурай решил: он из собственной кожи вон выскочит, но покажет всё, на что способен, и заставит стрелка обратить на него внимание. — Можешь помочь мне? Дзигэн выглянул из-под шляпы. — В машине среди моих вещей должен быть вот такой свёрток, — показал небольшой прямоугольник, чуть больше ладони в длину, Гоэмон. — Ты его узнаешь: голубой хлопок с пурпурными цветами. Пожалуйста, принеси мне его. Когда его подельники покинули комнату и закрыли за собой дверь, Гоэмон повернулся к Джульетте и поклонился, сложив перед собой руки. — Я готов научиться всему, что вы посчитаете нужным. — Он поднял голову и со смущением добавил: — И мне нужен будет ваш совет с одним личным делом.***
Дзигэн сразу же нашёл нужный свёрток. Странный, неправильной формы, замотанный в красивую цветочную ткань. «Интересно, это ему девушка подарила?», — размышлял стрелок, пока пытался по форме и весу определить, что там. Он хотел сразу отдать его Гоэмону, но дверь была закрыта на замок, а изнутри раздался раздражённый голос Джульетты: «Не отвлекайте!». Стрелок пожал плечами и спустился на первый этаж в гостиную. Посреди зала стоял гигантский дубовый стол, весь засыпанный запчастями и уже готовыми «игрушками» Люпена. Сам вор проверял работоспособность одного из механизмов, раскладывая его одним резким движением и аккуратно складывая длинные спицы обратно. Дзигэн нашёл свободный участок на столе, сдвинул в сторону баночки с краской и положил свёрток. Пока он спускался по лестнице, он уже успел выслушать спор между совестью и любопытством. Сошлись на том, что он не будет трогать содержимое, а только заглянет внутрь. Люпен не стал спрашивать, почему стрелок вместо того, чтобы отнести свёрток, разворачивает его — у великого вора борьбу между совестью и любопытством всегда триумфально выигрывало последнее. Оба склонились над столом. — Что там должно быть? — Не знаю, Гоэмон попросил принести ему. Видимо, для образа. Дзигэн, наконец, распутал хитроумные узлы. Вор и стрелок уставились внутрь, на металлические и деревянные трубочки разной формы. Среди некоторых угадывался какой-то узор, Дзигэну даже показалось, что он узнал когтистую лапу. Они не стали ворошить эти детали и молча рассматривали видимую часть. Люпен не выдержал: — Есть идеи? — Может, это какое-то оружие? Это всё-таки Гоэмон. Какой-нибудь инструмент ниндзя. — Зачем ему оружие? Мы же не собираемся никого убивать. Люпен насмотрелся и вернулся к своим механизмам. — Ты ему план-то весь озвучил? Или как мне — только часть? — Ему достаточно знать то, что касается только его. А тебе я и так всё рассказал. — Не слишком ли размытый план? — Ты же знаешь — чем больше деталей, тем больше вероятность, что он сорвётся. А так всё просто: ты провозишь нас внутрь, потом караулишь, пока я ворую бриллиант, и ты увозишь нас обратно. Хотелось бы, чтобы Гоэмон отвлекал толпу, но, кажется, на него можно не рассчитывать. — А винтовка зачем? — На всякий пожарный. Я вообще-то планировал изобразить приступ, чтобы ты нас с моей женщиной быстро оттуда увёз. Но в случае, если это не сработает, у нас должно быть хоть какое-то оружие кроме вот этих свистулек, — пренебрежительно кинул Люпен и махнул рукой в сторону таинственных инструментов Гоэмона. — И ещё кое-какое оборудование по мелочи, если надо будет нас срочно оттуда эвакуировать. Дзигэн закончил сворачивать ткань, попытавшись привести свёрток к исходному виду. Он плюхнулся со всего роста на диван, кладя свёрток рядом с собой, и закурил. — К слову об оружии. Люпен, ты серьёзно? — Что именно? Что мы попытаемся обойтись без стрельбы? Да. — Я про Зантецукен. Ты же знаешь, как парень с ним носится. Не перебор ли, отбирать его у него? — Начнём с того, что он сам виноват, что оставил свой меч без присмотра. — Господи, Люпен, он что, его с собой и в туалет брать должен?! Сам же его высмеиваешь постоянно за то, что он с ним везде таскается. Будь хоть немного последовательным. — Не вижу никакого противоречия. Это действительно забавно — то, что он постоянно носит меч с собой, даже спит с ним в обнимку. Но это не отменяет того факта, что я могу его украсть, как только он выпустит его из рук. Что я и сделал. — Ладно, — устало вздохнул Дзигэн и провёл ладонью по лицу. — Куда ты его засунул? — Туда, — снова взмахнул складным механизмом Люпен и показал куда-то на шкаф. Стрелок залез на диван и привстал на цыпочки, балансируя на мягком сидении. И правда, среди пыли на шкафу, вплотную к стене лежали деревянные ножны. — Только не вздумай отдавать ему его до дела, — пригрозил Люпен, на мгновение отвлекшись от соединения раскладывающегося механизма с цветным куском ткани. — И мысли такой не было. — Да? Странно. Я уже привык считать, что ты ему потакаешь во всех его закидонах. — Когда это такое было? — удивился Дзигэн и уселся обратно на диван, потягиваясь до хруста в плечах. — А кто тогда пошёл в час ночи в ресторан и заставил бедного повара готовить какой-то японский суп под дулом пистолета? — Только потому, что Гоэмон заболел. Ему и так плохо было, чтобы ещё и есть что-то непривычное. — О чём я и говорю. — Отвали. Пойду, проверю ещё раз машину. Сколько времени нужно твоей мастерице? — Пара часов. Что, тоже не терпится посмотреть, что она сделает с Гоэмоном? — А то ж. И успеть спасти её, если он снова взбесится.***
За дверью раздавались голоса: две женщины о чём-то пересмеивались. Люпен и Дзигэн недоумённо посмотрели друг на друга и несмело шагнули внутрь. Одной из женщин была Джульетта. А вторая… Глубоко в душе Дзигэна, похороненная под тоннами сигаретного пепла и пороховой сажи, лежала маленькая наивная мечта. Не мечта даже, а забава, чтобы занять фантазию, когда смотришь на очередной стакан виски, ждущий тебя на барной стойке. Что у него могла бы быть другая жизнь, поспокойнее и поразмереннее — нормальная жизнь, как у всех. Что там, в этой жизни у него был бы дом и жена: красивая и остроумная, ласковая, но волевая. Такая, чтобы могла вытерпеть его, смеялась над его глупыми шутками и всегда могла пресечь на корню любую его дурость. А он бы отдал ей всего себя без остатка и постоянно засыпал поцелуями и цветами. И сейчас он понял, что если бы эта мечта не сдохла под тяжестью лет, то женщина в ней должна была бы выглядеть именно так. Высокая стройная японка с тёплым взглядом хитрых лисьих глаз, подведённых тонкими чёрными линиями. Чёрные как ночь волосы собраны на затылке и заколоты длинными шпильками, аккуратные коралловые губки чуть разошлись в скромной улыбке. Широкое хитроумное украшение скрывает лебединую шею и кокетливо ныряет под ворот шелкового чёрного одеяния, отдалённо похожего на кимоно. Подол платья плотно обвивает стройные ноги, не столько скрывая их, сколько подчёркивая их очертания и мягкий изгиб бёдер хитросплетениями волшебных цветов на невесомой ткани. Длинные изящные пальцы переплетены перед собой, сверкая белизной на фоне синего пояса-оби, обхватившего узкую талию. Угольно-черные ноготки, казалось, впитывают окружающий свет, балансируя женственный образ, добавляя в него таинственности и чувства скрытой опасности. Увидев, что мужчины застыли на пороге в изумлении, обе женщины снова засмеялись, прикрывая губы руками. Люпен громко присвистнул. — Кх, — глубокомысленно добавил Дзигэн, спотыкаясь. Он чудом устоял на ногах, но эта встряска дала ему время осмыслить увиденное. — Гоэмон? Красавица укоризненно покачала указательным пальцем: — Госпожа Кубо Мизуки. Люпен уже стоял рядом, осматривая Гоэмона со всех сторон. — Удивительно. Даже я бы не сразу догадался. И голос. Как у тебя это получается? Я же не давал тебе модулятор. — Ты забываешь, что ниндзя должен уметь вносить сумятицу в ряды врагов всеми доступными способами. А что может смутить нетренированные мужские умы сильнее, чем женский голос там, где его быть не должно? — Гоэмон, ты полон сюрпризов! Ты просто обязан спеть нам что-нибудь этим голосом. Сходим потом в караоке? — Вор быстро глянул на часы. — Время поджимает! Пришла пора и господину Кубо приодеться к вечеринке. — Люпен ловко запрыгнул в кресло и крутанулся в сторону зеркала. — Джульетта, солнышко, помоги мне своей магией, нам надо торопиться. Гоэмон в это время плавной текучей походкой подошёл, мелодично позвякивая украшениями, к Дзигэну, который всё ещё мялся у дверей. — Принёс? — А? Да. Конечно. Вот. Стрелок смог, наконец, взять своё тело под контроль достаточно, чтобы его руки перестали предательски дрожать, а ноги больше не пытались грохнуться на колени, и протянул Гоэмону свёрток. — Что это такое? — Ты заглядывал внутрь? — Не удержался, извини. Дзигэн поскрёб шею под затылком и спрятал глаза за шляпой, только бы не видеть её, в смысле — его. — Ничего страшного. Я сейчас тебе всё покажу. Ловкие пальцы доставали трубки в нужном порядке, нанизывали их друг на друга в сложной комбинации и скручивали разные части между собой, пока в руках у Гоэмона не оказалась длинная курительная трубка кисеру из вишнёвого дерева с хитроумным орнаментом из белого металла, вьющимся по всей длине. Последним он прикрутил мундштук из тёмного, почти кровавого янтаря. В свёртке остался небольшой кисет из тёмно-красного шёлка и коробок с длинными спичками. — Никогда бы не подумал, что ты куришь. — Не так много, как ты. Иногда это кажется уместным, чтобы заполнить пустоту, — чуть медленне проговорил Гоэмон и, взмахнув ресницами, мельком глянул на стрелка. — А сейчас она нужна для образа. Я давно не практиковался — голос не получается поднять достаточно высоко, а курение будет хорошим оправданием низких нот. Дзигэн кивнул, соглашаясь с продуманностью объяснения. У него появилась ещё одна идея. Он взял коробок со спичками и аккуратно высыпал его содержимое, оставив только две штуки, а потом пошкрябал один из его коричневых боков, добавляя ему потёртости. — Так будет понятно, что ты много куришь. И лишний повод занять гостей — попросишь у кого-нибудь прикурить. Спорим, что они подерутся за эту честь?***
По поднимающейся на холм дороге беззвучно проехал чёрный мерседес с тонированными стёклами и остановился перед огромными коваными воротами. К нему подошёл охранник, посмотрел на приглашение, которое передал ему водитель, и заглянул внутрь салона, проверяя пассажиров. После этого он вежливо поклонился и показал на дорогу, ведущую к особняку сразу за плавно открывающимися ажурными створками: — Господин и госпожа Кубо, добро пожаловать. Господин Левингтон ожидает вас. Хозяин дома ожидал, естественно, не только их, но и всех гостей, уже приехавших или только подъезжающих к его владениям. Мерседес сделал круг вокруг центральной клумбы, останавливаясь строго перед парадной лестницей. Долговязый и угловатый водитель выскочил со своего места, придерживая фуражку, и чинно открыл дальнюю пассажирскую дверь. Оттуда не особо грациозно вывалился одутловатый стареющий мужчина и тут же промокнул платком пот с заметно лысеющей головы. Водитель захлопнул его дверь и оббежал машину, чтобы повторить операцию с другой стороны. Пара чёрных лакированных дзори цокнули о каменную плитку, когда их владелица вышла из машины, опираясь на руку подоспевшего к ней спутника, всё ещё мучающего платочек. Вокруг неё стала распространяться волна тишины, когда все приехавшие гости замолкали и поворачивались в её сторону. Часть плана «а ты просто попытайся отвлечь их внимание» была выполнена на 12 из 10. Дзигэн запрыгнул обратно на водительское сидение и укатил в сторону гаража. Там он незаметно проскользнул мимо охраны и потрусил в сторону дальнего домика для прислуги. Снайперская винтовка даже в разобранном виде была достаточно громоздким оружием, поэтому ему оставалось только надеяться, что никто не перехватит его по дороге. Всё прошло чисто. Стрелок уже скинул униформу водителя и теперь был в чёрной водолазке и своей любимой шляпе. Он расположился на крыше в тени дымохода и аккуратно, если не сказать нежно, положил винтовку перед собой, оперев ствол ножками на край крыши. Потом он медленно улёгся, стараясь не особо громко хрустеть суставами, немного подвигал бёдрами из стороны в сторону, устраиваясь поудобнее, и, наконец, посмотрел на дом через оптический прицел. Фасад ярко освещался полной луной и многочисленными фонарями, поэтому весь дом был перед Дзигэном как на ладони. Он проверил охрану, нашёл Люпена, болтающего с хозяином дома в главном зале, и стал искать госпожу Кубо. Та обнаружилась на огромном балконе в окружении доброго десятка богачей всех возрастов. Они бросили своих спутниц внутри дома и увивались вокруг таинственной незнакомки, соревнуясь друг с другом в остроумии. Госпожа Кубо вежливо посмеивалась в ответ на все их шутки. Она резко кашлянула и потянулась к сумочке. Стоило только кисеру появиться на свет, как мужчины наперебой стали предлагать ей огонёк, а те, кому предложить было нечего, дулись в стороне. Но госпожа Кубо, как опытная соблазнительница, не обделила и их вниманием, обратившись к одному из них, высокому седовласому старику, с каким-то вопросом. Пока он распинался, распустив хвост как павлин, она изредка заинтересованно кивала и выпускала небольшие облачка дыма. Дзигэн моргнул, понимая, что засмотрелся, и снова проверил охрану и Люпена. Охрана была на месте, Люпен — уже скрылся. Пришла пора заранее подготовиться к дополнительному заданию: двенадцатью выстрелами Дзигэн покрыл весь дом сеткой из устройств, спрятанных в длинные патроны — осталось только подать на них сигнал, и вся техника в особняке безвозвратно сгорит. Они с Люпеном сошлись на мысли, что неплохо бы в этот раз удалить все записи о своём присутствии, и так удачно сложилось, что заодно он выполнит обещание перед Гоэмоном. Дзигэн зарядил в винтовку боевой патрон, ещё немного поёрзал, пытаясь улечься на торчащих из крыши заклёпках, и стал ждать. Молодой баронет как раз рассказывал госпоже Кубо длинный и несмешной анекдот, сбиваясь и начиная некоторые фразы заново, когда по особняку пронёсся звон сигнализации. Через пару мгновений из окна на четвёртом этаже выпрыгнул Люпен. Встречный ветер распахнул треугольные крылья дельтаплана у него за спиной и унёс француза в сторону горизонта. Он ещё успел повернуться и состроить рожу всем присутствующим. Госпожа Кубо стояла, как громом поражённая: такого в плане не было. Она начала судорожно думать, что теперь делать в этом неудобном платье, скользкой обуви и, самое главное, без Зантецукена. Пока богачи паниковали, бегая как безголовые курицы, она попыталась ускользнуть с балкона, но была перехвачена тем самым баронетом с плохим чувством юмора: — Прекрасная госпожа Кубо, не бойтесь, я никому не позволю причинить вам вред. Положитесь на меня! Некоторые мужчины приняли рассеянность на лице прекрасной госпожи за страх и, громко кудахча и похваляясь в доблести, повели её «в безопасное место» — к камину в главном зале. Там она и осталась стоять, с бокалом в руке и в окружении паникующих незнакомцев. Вдали взвыли сирены полицейских машин и удалились, гонясь за Люпеном. Мизуки отстранённо смотрела на улицу поверх голов, пытаясь придумать, как отступить изящно, но пока в её голове крутились только мысли о массовом избиении. Вдруг она заметила что-то в одном из окон и еле сдержала улыбку: — Господа, мне дурно. Мне нужен свежий воздух! Не дожидаясь ответа она сама устремилась к окну, привлекшему её внимание. Она распахнула его настежь и повернулась к людям в зале. — Госпожа Кубо, это опасно! Вдруг преступник вернётся. Пройдите сюда к нам, мы вас защитим. В тот же момент толпа этих надутых индюков как по команде отступила на шаг назад, не собираясь никого защищать и спасать. За спиной Мизуки выросла чёрная бородатая тень и обвила рукой её тонкую талию. — Спешу огорчить вас, господа, но эта прекрасная леди возвращается домой со мной. На лице японки вспыхнула довольная улыбка, она повернулась к похитителю и крепко обхватила его одной рукой за шею. Прежде, чем они взлетели вверх по тросу, она бросила многозначительный взгляд через плечо так, что ни у кого не осталось никаких сомнений в том, что она уходит абсолютно добровольно. Трос просвистел, быстро наматываясь на автоматическую бобину. Дзигэн спружинил ногами о лепнину под карнизом, и они по инерции запрыгнули на крышу. Одним движением госпожа Кубо закатала подол платья почти до пояса, являя свету длинные ноги: — Зантецукен? — Лежит дома. Побежали. Они добежали до противоположного конца крыши, где Дзигэн достал какое-то устройство из рюкзака за спиной и прицепил к торчащей антенне. Он пощёлкал тумблерами, посмотрел на Мизуки и, подмигнув ей, нажал на большую кнопку. В доме раздалось короткое «уоу», и все фонари погасли. — Что ты сделал? — Электромагнитная волна. Отрубила все приборы и сожгла карты памяти. Я сдержал слово — твоих снимков ни у кого не будет. Госпожа Кубо игриво улыбнулась и тут же отпрыгнула назад, за край крыши. Она приземлилась, широко расставив ноги, на каменную балюстраду очередного балкона и оказалась нос к носу с господином Левингтоном. Тот безуспешно пытался закурить, не в состоянии совместить кончик зажатой во рту сигариллы и огонёк над серебряной зажигалкой в трясущихся руках. Госпожа Кубо наклонилась к нему, выхватывая трофей, и нежно промурлыкала: — Вы не против? Она спрыгнула дальше, оставив богача молча хлопать ртом. Мимо пронёсся на разматывающемся тросе Дзигэн, шутливо салютуя хозяину дома, и протянул длинную руку, чтобы схватить стоящий на перилах поднос с бокалами. Хрусталь звонко посыпался под ноги господину Левингтону, выведя его из ступора, но зато вогнав в панику. Они приземлились на газон, на самую вершину высокого холма. Сразу рядом с их ногами он круто устремлялся вниз и заканчивался забором. Дзигэн выхватил Магнум и четырьмя выстрелами сбил крепления одной из секций, роняя высокую рамку наружу. Госпожа Кубо же чуть не упал, когда деревянные дзори начали предательски разъезжаться на мокрой траве, и теперь стояла, балансируя на месте, отпустив платье, которое снова обвило её ноги. Стрелок повернулся к ней и скомандовал: — На руки. Быстро! Та была настолько шокирована внезапным предложением, что даже не стала сопротивляться. Дзигэн подхватил её под колени и под спину и тихо крякнул, запоздало вспомнив, что держит на руках вовсе не изящную леди. Он встал на позаимствованный поднос и, оттолкнувшись ногой, заскользил по склону. Они разгонялись всё быстрее и быстрее, и Гоэмон был вынужден обхватить стрелка за шею, иначе он рисковал сорваться. Заодно одной рукой он придавил шляпу к его голове, чтобы её случайно не снесло. Дзигэн восторженно заулюлюкал, когда они абсолютно неуправляемо неслись к подножию холма. Буквально в последний момент из-за поворота с заносом вырулила машина с открытой задней дверью, их траектории пересеклись, и беглецы рыбкой влетели внутрь. Дзигэн успел прикрыть голову Гоэмона рукой, чтобы тот не стукнулся, чего не скажешь о нём самом: он врезался в противоположную дверцу с такой силой, что искры из глаз полетели. Люпен вдавил педаль газа в пол, увозя всю банду в ночь. Банда нервно смеялась на заднем сидении. Гоэмон наклонился вниз: — Ой, я одну дзори потерял. Дзигэн запустил руку куда-то под себя, достал недостающую пару и передал самураю: — Держи, Золушка! Что ты там сделал на балконе? Гоэмон покраснел и извлёк из декольте серебряную зажигалку. — Я посчитал, что её узор хорошо подходит к узору на моей кисеру. Дзигэн и Люпен громко заржали: — Настоящий вор.***
Всё ещё смеясь, они ввалились в убежище. Гоэмон разулся и взял дзори в руки. Он начал подниматься наверх в ту же комнату, где преображался до этого, когда Люпен окликнул его: — Гоэмон, а ты разве сможешь сам выпутаться из этой одежды? Тот остановился, приложив руку к оби. Люпен подпихнул Дзигэна: — Ты из нас двоих больший японец. Давай, иди, помоги ему с этими вашими примочками. — «Вашими», — передразнил стрелок. — По-твоему, эти знания по наследству передаются? — Мне некогда, меня ждёт важное дело! Люпен уже скрылся за дверью. Дзигэн недовольно повёл глазами. Он был абсолютно уверен, что «важное дело» зовут Фудзико. Он зашёл в комнату следом за Гоэмоном. Тот уже успел снять украшения и теперь пытался понять, с какого края подобраться к оби. — Не торопись, тут по-другому. Дзигэн быстрыми и уверенными движениями развязал пояс. Гоэмон со слегка обиженным выражением лица следил за пальцами стрелка, а после поднял руки вверх и покрутился на месте, пока длинное полотно не размоталось с его талии, чтобы улечься на полу пустой змеиной шкуркой. Не удерживаемое ничем кимоно повисло мягкими складками и соскользнуло с одного плеча. Стрелок закончил сворачивать бесконечный оби и посмотрел на Гоэмона. Тот всё так же стоял в кимоно, приподняв один рукав, и рассматривал, как струится шёлковая ткань, а Дзигэн стал рассматривать его: съехавшее кимоно обнажило белое сахарное плечо и острые позвонки, из причёски выбилось несколько прядей, и одна из них лежала беззащитным и милым завитком на длинной шее. Он и представить до этого вечера не мог, что стальной самурай на самом деле имеет ещё и эту нежную сторону, и поймал у себя в голове за хвост мысль о том, что теперь-то в его глазах Гоэмон стал идеальным. Маленькая мечта в сердце Дзигэна получила глоток свежего воздуха, ожила, пошевелилась и стала прокапывать путь наверх. Он ещё раз пробежался глазами по фигуре самурая и его умиротворённому лицу и притормозил несущиеся галопом мысли: «Нет, не может быть, чтобы этот я-самый-мужчинистый-мужчина вдруг потёк от какой-то цветной тряпки. Я просто выдаю желаемое за действительное». Он не удержался от того, чтобы подразнить самурая: — Если оно тебе так нравится, то можешь оставить его себе. Гоэмон повернулся к Дзигэну. Кимоно съехало ещё на пару сантиметров. Стрелок сглотнул, стараясь отогнать от себя мысли о том, как эротично тот сейчас выглядит. В его голове появилась ещё одна мысль, которая начиналась с «а не попробовать ли…», но он заткнул ей рот, чтобы не лезла под руку, пока всё не прояснится. — Люпен сказал, что он одолжил его. Значит, его надо будет вернуть. — Мы много чего «одалживаем». А если будет настаивать, то всегда может случиться так, что кимоно потеряется по дороге, — ехидно ухмыльнулся Дзигэн, отодвигая шляпу на затылок, и продолжил нападать: — Сможешь наряжаться, когда захочешь. Главное, чтобы Третий не узнал, а то он от тебя не отстанет — захочет, чтобы ты постоянно одевался так для него и его безумных планов. Гоэмон засмеялся от этой мысли: — Нет, для него я точно не хочу ни одеваться, ни раздеваться. Он вытащил шпильки, позволив волосам привычно лечь ему на плечи, и изящно замер в полоборота, думая о чём-то. Потом хитро посмотрел в сторону Дзигэна. Тот не успел спрятать глаза, так что даже слепой понял бы, с какой жадностью он сейчас рассматривал самурая. — Для тебя. — А? Фраза настолько идеально вписалась в ход мыслей Дзигэна, придумывающего, с чего бы начать подбивать к самураю клинья, что он не поверил. Гоэмон сделал шаг в его сторону, позволив кимоно скользнуть ещё чуть ниже, открывая второе плечо. — Я хочу надевать его для тебя. Дзигэн замер с открытым ртом в то время, как маленькая мечта вылупилась и звонко защебетала у него в голове: «Осыпать поцелуями и цветами». Он не мог поверить, что это происходит с ним на самом деле, — слишком хорошо всё складывалось. Но, с другой стороны, если он упустит этот шанс, то будет проклинать себя всю жизнь. Стрелок попытался сглотнуть сухим горлом и медленно приблизил лицо к Гоэмону, словно проверяя, правильно ли он всё понял. Длинные, подкрученные и накрашенные, ресницы самурая вздрогнули и опустились, прикрывая глаза. Коралловые губы, такие аппетитные вблизи, приоткрылись. На лестнице кто-то споткнулся и выругался по-французски. Они оба одновременно выпрямились. Шляпа Дзигэна слетела с головы от такого резкого движения. Гоэмон крутанулся на месте, моментально скидывая платье и закидывая его на компаньона. Когда Люпен зашёл в комнату, самурай остался в одних только шортах и активно разматывал ленты с груди, а стрелок пытался скинуть с головы чёрный шёлк, чтобы открыть себе хоть немного обзора. — Уже справились? А ты что-то ворчал ещё. Давай сюда украшения и кимоно, — протянул он руку к Дзигэну. — Украшения вон там. А кимоно не отдам. Люпен удивлённо посмотрел на стрелка. Тот, неторопливо складывая одежду у себя в руках, с напускным равнодушием взглянул в ответ: — Не только же Фудзико получать дорогие подарки. Люпен подскочил ближе и, прищурившись, заглянул ему в лицо. — Да ладно?! И кто она? — Не скажу. Надеюсь только, что ты её никогда не увидишь. А то ещё уведёшь у меня женщину моей мечты. Вор прищурился ещё сильнее, убеждаясь, что стрелок говорит искренне. — Я не знаю, чему удивляться больше. Наверное, всё-таки тому, что у тебя, оказывается, есть живая настоящая женщина. — Ах, ты ж, засранец, — зарычал Дзигэн и попытался отвесить пинка Люпену, но тот, подхватив украшения со стола, ускакал прочь. За время их спора Гоэмон успел снять шорты, сразу сбросив несколько сантиметров в бёдрах, и замотаться в фундоси. Он уже надел простое бледно-лиловое кимоно и теперь сосредоточенно разбирался с поясом на хакама, опустив голову вниз. — Я тоже не знал, что ты решил подарить это кимоно кому-то. Дзигэн раздражённо закатил глаза и вздохнул: — Боже, как же с вами со всеми сложно. — Он шагнул к самураю и сунул дорогое одеяние тому в руки. — Это тебе я его хочу подарить. И это тебя, я надеюсь, Люпен в нём никогда больше не увидит. — Он сделал паузу. — И это ты занимаешь мои мысли. На лице Гоэмона расцвела широкая улыбка. Дорогое кимоно полетело на стул, а сам он снова подался всем телом к стрелку, кладя руки ему на грудь. Это было лучшим ответом для Дзигэна. Он положил ладонь на мягкие шёлковые волосы Гоэмона и слегка надавил ему на затылок, притягивая к себе для поцелуя. То ли остатки адреналина после побега тому виной, то ли сладковатый аромат косметики на лице самурая, но Дзигэн не мог остановиться, прямо как пубертатный подросток, в первый раз дорвавшийся до чужого тела. Он без устали целовал тонкие коралловые губы, что так манили его весь вечер, и не мог оставить их в покое. Его длинный язык свободно проскальзывал между ними, пробегал по гладким жемчужным зубам, ласкал горячий и податливый язык его партнёра и, не встречая сопротивления, возвращался обратно. Гоэмон, совершенно расслабленный, пытался неуверенно отвечать на его движения, а Дзигэн от этого распалялся ещё больше. Он покрыл поцелуями шею и плечи самурая, оставляя запутанные дорожки между красными следами засосов. Он снова вернулся к губам Гоэмона и впился в них, как в последний раз, прижимаясь к нему со всей силы. В запале он не заметил, когда на языке появился металлический солоноватый привкус. Гоэмон, наконец, собрался и приложил достаточно сил, чтобы оторвать от себя Дзигэна. Он остался в объятиях стрелка, еле стоя на ногах: раскрасневшийся, растрепанный, расслабленный, со смазанным макияжем. На нижней губе проступил кровавый след от зубов стрелка, чуть темнее, чем помада. Дзигэн снова притянул его к себе, но на этот раз уткнулся лбом ему в основание шеи, давая время им обоим. В пустую, звенящую от возбуждения голову протиснулась-таки мысль, что если он хочет долгосрочных и приятных отношений с Гоэмоном, то сейчас самое время притормозить, успокоиться самому и успокоить своего партнёра. Он поднялся по шее самурая цепочкой маленьких поцелуев и кротко чмокнул того в губы, убирая кровавый след: — Больно? — Он снова поцеловал его, мягко касаясь губ. — Извини. Слишком увлёкся. Ты такой… — Он прикоснулсяносом к кончику носа Гоэмона, продолжая смотреть в его бездонные глаза. — Такой, что мне хочется тебя съесть. Такой, что тебя совсем не хочется выпускать из рук. — Выпустить всё-таки стоит. Иначе тебе придётся объяснять Люпену, почему ты весь измазан губной помадой Гоэмон подался вперёд, прислоняясь лбом ко лбу стрелка, и провёл большим пальцем по его испачканным в алом губам от одного уголка до другого, но на середине провалился внутрь. Дзигэн скользнул по нему бледным языком. Самурай приоткрыл рот и потянулся было к нему за ещё одним поцелуем, но остановился, едва прикоснувшись к его губам, и отодвинулся, вздохнув. Он изогнул шею, пытаясь рассмотреть свои плечи и грудь, но ничего не увидел. — Да и я, наверное, тоже теперь весь в ней.***
Дзигэн развалился на кушетке на кухне и курил, поглядывая одним глазом в работающий телевизор. Пританцовывая, мимо него прошёл Люпен в трусах дерзкой жёлто-зелёной расцветки и старой майке. Под мышкой он держал свежую газету, которую, судя по всему, ещё не открывал. — А где Гоэмоша? — Решил, что устал от всей этой суеты, и ему пора снова помедитировать где-нибудь в глуши. Уехал на рассвете. А ещё он просил передать большую благодарность Джульетте за советы по его делу, что бы это ни значило. Всю ночь Дзигэн не спал, не в силах успокоить буквально бурлящую кровь и всё ещё не веря своему счастью. Поэтому он выскочил в коридор, как только услышал там еле заметный шорох. На пороге стоял полностью одетый Гоэмон с мечом и узелком с вещами и обувался. Дзигэн стремительно сбежал по лестнице и остановился в шаге от самурая, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы всё объяснить, в то время как часть его сознания искренне удивлялась, почему он до сих пор жив после подобного надругательства над этим прекрасным телом, а не порублен в кровавое месиво. Он застыл, разглядывая Гоэмона: вся шея в красных пятнах, будто на того напало стадо диких клопов, губы бесстыдно распухли, особенно нижняя, укус на которой уже успел почернеть. Пока стрелок продолжал размышлять и колебаться, Гоэмон сам шагнул в его сторону и невесомо прислонился к нему, переплетая свои пальцы с его. Дзигэн чувствовал на шее его горячее дыхание, когда он шёпотом рассказывал ему, куда именно он поедет и как его там найти. В ответ стрелок легонько поцеловал его в уголок рта и потёрся носом о его щёку, без слов показывая, что запомнил маршрут и обязательно им воспользуется. Гоэмон отстранился от него, стыдливо взмахнул ресницами и с лёгкой улыбкой шагнул за дверь, в синий и безлюдный предрассветный час, унося с собой шёлковое кимоно. А теперь Дзигэн смотрел, как Люпен засунул в рот половину тоста и сосредоточенно листал газету, ища новости об их вчерашнем ограблении. — О, нашёл! Итак. «Преступный гений Арсена Люпена Третьего снова проявил себя», да-да, я знаю, что я гений, спасибо. «О цели кражи не сообщается», ха-ха, ещё бы. «Из всей печально известной банды Люпена только Дзигэн Дайсукэ», ну это не интересно. Бла-бла-бла. О! «Упоминают их соучастницу — «женщину неземной красоты», как её единодушно описывают все свидетели» — а это про Гоэмона. Ха-ха-ха, надо будет ему показать — спорим, он покраснеет до ушей? «Достаточно отвлекла»… «Провернул свой дерзкий план»… «Пять полицейских машин»… Так-так. «Когда преступникам стало очевидно, что их план удался, Дзигэн Дайсукэ забрал свою таинственную спутницу, оставив благородное общество…». Что?! Стрелок зашёлся в хохоте и завалился обратно на кушетку, обнимая себя руками за рёбра. — В смысле «Дзигэн забрал СВОЮ спутницу»?! Что вы там устроили? План был другой!