- Её зовут Пелагея...

Когда эмоции немного утихают, а три выкуренные подряд сигареты помогают поймать хоть какой-то минимальный дзен, он успокаивается. Вырубает этот дурацкий VPN и уже не орёт на всю гримёрку «Я тебя уволю нахер». Глубоко дышит и, может быть, про себя считает от одного до десяти, но сбивается всегда на семи. Она извиняется каждую секунду и предлагает всё исправить, но он против. Исправить, значит, признать ошибку. Ошибку, которую допустил не он. Она клянётся, что не знала, как правильно. Она ничего не знала. Но он не верит и продолжает курить. - Её зовут Пелагея, - сквозь зубы снова повторяет он, глядя на неё исподлобья, - Пе-ла-ге-я... Не Полина, блять! Заруби себе на носу! Или сразу набей татуировку с её именем. Этого он не произносит вслух. Шум в его гримёрке привлекает внимание окружающих, но зайти осмеливается только его директор с Рудковской, которых сюда вообще никто не звал. Они, конечно, интересуются, в чём дело и почему он так кричит. Может быть, дело в райдере, и организаторы мероприятия вот-вот останутся без работы? - Я не специально, - растерянно мотает головой блондинка, не объясняя ровным счётом ничего. - Она неправильно написала имя Поли и выложила это, - поясняет он и кажется таким беспомощным, словно ещё чуть-чуть, и начнёт топать ножкой от негодования. - Какой Поли? - недоуменно переспрашивает Бушуев. - Моей Поли, - на эмоциях выдаёт Дима, вновь бросая недобрый взгляд в сторону своей помощницы, - Ну, в смысле Пелагеи... - Тоже мне, трагедия, - громко цокает Рудковская, закатив глаза. - Ян, давай без комментариев? - предлагает он, явно будучи не в силах сейчас выслушивать её колкости, на которые не получится ответить никак иначе, кроме как матом. - Я вообще мимо шла, - тут же открещивается она, - Ты просто орёшь на весь дворец спорта, вот я и зашла узнать, что происходит... - Ну, перевыложите вы пост, в чём проблема? - его директор тоже не понимает, что в этом страшного. - Я предлагала, но Дима не хочет, - виновато разводит руками Алёна, уже сто тысяч раз пожалев, что не показала ему сторис перед отправкой. Его триггерит даже не то, что это увидят почти четыре миллиона подписчиков, а то, что это увидишь ты. Увидишь и сильно удивишься на каких-то секунд двадцать, пока не поймёшь, что это не его рук дело. Такие сухие поздравления не в его стиле, хоть его стиль и довольно специфический. И уж что-что, а твоё имя за столько лет он точно выучил. Просто тебя заскамила его помощница, которую ты предпочитаешь не замечать в упор, даже если она где-то на виду. Просто он решил делегировать ей твоё поздравление в Инстаграме, на самом деле поздравив тебя ещё утром. Просто так получилось. Пока он проходит все пять стадий принятия, ты празднуешь день рождения в кругу близких друзей и, конечно, не видишь и не читаешь никаких поздравлений. Даже таких дурацких. Пока он злится на неё, на себя и на весь мир, ты принимаешь поздравления и вместе со всеми поднимаешь бокалы вина за своё здоровье. И если бы он сейчас был здесь, было бы намного проще. Как год назад. Как прошлым летом. Тем потрясающим тёплым летом, когда вы пели и танцевали, смеялись и снова пели. И были счастливы. И разъехались по домам под утро, заранее зная, что встретитесь как минимум уже через месяц, а если повезёт, и того раньше. Он был в Сочи буквально вчера: проверял, не рухнул ли тот после вашего прошлогоднего дуэта. Не исчез ли с лица земли, как очередное логическое подтверждение тому, что вы прекрасные товарищи, никогда не имевшие других отношений. И ежегодная шутка про устрицы и кальян уже лет шесть, как не актуальна, но всё равно имеет место быть. И Кремль, и Мосфильм пережили все прошедшие-прошлогодние разряды тока; все издержки вашего существования на одной плоскости, в радиусе метра друг от друга, на одном магнитном поле. И поле – это поле, Дим, а Полина – это Полина... и оба этих слова не имеют ничего общего с её именем. Он курит у аэропорта, прямо возле таблички «Курение запрещено», и, слава Богу, что не у трансформаторной будки под надписью «Danger! High voltage!!». Он пишет сообщение в вашем диалоге и раз за разом стирает, понимая, что всё не то; что это очень тупо; и что ты вообще не факт, что являешься его подписчицей в Инстаграме. И на секунду даже кажется, что есть шанс остаться незамеченным, и стало быть, не отмщённым. Об этом не напишут нигде, ни в каких СМИ и ни в одной газете, где зачастую тебя именно так и называют, особо не заморачиваясь над формами твоего имени. Там всех куда больше интересуют непосредственно сами формы. Без имени. Но ему всё равно жизненно необходимо прояснить ситуацию, жертвой которой стал по большей части только он сам. Даже не его помощница. И точно не ты. Он звонит и тут же сбрасывает, не дожидаясь ни гудков, ни ответа, ни прощения. Он не боится опоздать на рейс, но боится, что ты можешь обидеться. Он уже и сам пожалел, что попросил её выложить поздравление, не подумав, что это может вызвать такие сложности. И привести к такой тупой, но от того не менее грубой ошибке. Опоздание со своевременной любовью было искренним и личным, а здесь что-то совсем другое... и оно способно кого-то разочаровать. Кого-то, помимо вас. Ты не перезваниваешь, замечая пропущенный на экране айфона, но отправляешь ему два знака вопроса, давая понять, что не занята. Или занята, но не так сильно, чтобы не ответить. Он снова набирает тебя и заметно нервничает. - Полин... Поль... - так заметно, что заикается и оговаривается, так сказать, по Фрейду. Но Фрейд про секс и психоанализ, а не про гештальты, так что он не по вашу душу. - Мы так давно не виделись, что ты аж забыл, как меня зовут? - смеёшься ты, успев расслышать, что он сказал. И вот тут он на мгновение теряется. - Поль, там в Инсте... - он чувствует себя таким идиотом, что все слова кажутся ещё более бессмысленными, и замолкает, пытаясь подобрать другие. - Я видела, - отвечаешь ты, шумно вздохнув, - Мама скинула... - Ты же понимаешь, что это писал не я? - нужны ли здесь хоть какие-то оправдания? - Не знаю, - пожимаешь плечами ты, нарочно поддерживая в нём это по умолчанию образовавшееся чувство вины, - Подписано, что от тебя... - Пелагея... - медленно, почти по слогам произносит он, вынуждая тебя снова рассмеяться. - Тебе какое имя больше нравится: Геннадий или Олег? - уточняешь ты, ведь месть твоя страшна, и он об этом знает. - Не обижайся, пожалуйста, - просит он, конечно, выкупая твой юмор, но это не меняет сути, - Я уже объяснил ей, как тебя зовут. - Если тебе некогда написать самому, то лучше вообще ничего не выкладывать, чем так, - сегодня у тебя есть право на критику, с которой ему остаётся только согласиться. - Хочешь, я удалю? - неважно, что именно это ему и предлагали сделать почти сразу. Важно, хочешь ли этого ты. - Нет уж, - возражаешь ты, - Пусть оно останется и будет напоминать тебе об этом дне до конца жизни... Звучит зловеще, но твой троллинг заслужен и обоснован, и он тоже наконец-то усмехается. Он понимает, что ты шутишь. От этого становится сильно легче. - Полечка, я очень люблю тебя и твоё имя и очень ценю нашу дружбу, - и если это пранк, то он вышел из под контроля, но ты вовсе и не собиралась по-настоящему злиться или обижаться. - Прибереги это на следующий год, а лучше сразу запиши и скинь Алёне, чтоб ей оставалось только скопировать и вставить, - парируешь ты, после трёх бокалов не желая ничего слышать про вашу дружбу и делать вид, что так оно и есть, - И ничего не перепутать! - Я больше не доверю ей писать поздравления, - настаивает он, и тебе остаётся только поверить, - Правда, не обижайся... - Я подумаю, - отвечаешь ты, не собираясь так легко сдаваться. - Мне уже пора бежать, скоро самолёт, - говорит он, и так долго думая, как лучше извиниться. - Беги, - разводишь руками ты, не задерживая его. - Всё, Поль, я через два с половиной часа прилечу в Москву, и если ты меня к тому моменту не простишь... - интрига повисает в воздухе очень неожиданно, и ваш разговор набирает обороты. - То, что? - тебе становится по-настоящему интересно, насколько важно для него твоё «прощение». - То я приеду и буду жить с тобой до следующего дня рождения, - это угроза, которую вы заслужили. Которую заслужили только вы вдвоём. - Ты просто приезжай, как прилетишь, а насчёт остального мы уже на месте разберёмся, - и ты больше не шутишь, и он это отлично понимает.