Блестящие снежинки таяли в «лодочке» еë тёплых ладоней, превращаясь в прозрачные капельки. Она внимательно изучала каждую, мимолетно поднимая голову к туманному небу. Оно завораживало, словно спокойный мертвый океан. Нанами улыбнулась уголками, чуть прикрыв усталые веки.
Густые ресницы едва дрогнули, когда на своих плечах девушка почувствовала небрежно накинутую тёплую мягкую материю и будоражащий разум голос над головой:
— Только ненормальная так выйдет на улицу, Богиня. — голос звучал невозмутимо, почти шëпотом.
Нанами замерла, путаясь в мыслях представлений загадочного гостя. Но далеко в подсознании, вдали от паники она подметила, что голос довольно знаком. Момодзоно встрепенулась, спустившись взглядом на свои плечи. Осторожно и медленно, будто стараясь не спугнуть неизведанное чувство.
Серое, как небо, пальто покоилось на еë продрогших плечах. Пропахшее пергаментом и излюбимым им алкоголем. Узнала ли она? Да, узнает из тысячи. Ещë когда ощущала его дыхание на макушке, невесомо касаясь чужих губ, обжигаясь их теплом. Ещë когда знакомый голос налитый свинцой и ехидностью прозвучал позади.
Нанами хватило смелости повернуться к Кирихито, предварительно отойдя на два шага назад. Знакомые багровые очи взирали на неë с высока, совсем не изменно. Скрестив руки на груди, он состроил гримасу высокомерия, но Нанами была уверена, что только минуту назад он был совсем другим.
Почему ты прячешься от меня, Кирихито?
— Ну, чего застыла? — заметил еë пристальный взгляд. Чего эта дурëха на него пялится?
Нет, это не так раздражало, как еë внешний вид. Одета совсем не по погоде. Молочная блузка чуть облегала девичьи черты, тëмная юбка едва доходила до колен. Куда Лис вообще смотрел? А какая разница, куда он там смотрит? Нанами сама должна думать, хотя было бы чем. Безмозглая человеческая особь, даже сейчас мозолит глаза своим жалким видом.
— Лисëныш тебе язык отрезал? Видимо, даже он не выдержал твоей бессмысленной болтовни о «спасении мира» — заговорить о еë излюбимом лисе было одним из вариантов заставить еë вымолвить хоть слово. Получить шанс вставить очередное колкое «ты». И только в очередной раз он убеждается в своей правоте.
— Не говори так, Кирихито! И вообще, Томоэ бы никогда...
— Неужели ты собираешься оправдывать его? Я конечно знал, что ты дура, Девушка с шарфом, но сейчас ещë больше в этом убеждаюсь. Я сражался с ним бок о бок множество сотен лет, мне ли уж не знать, на что он способен, девочка. — где-то глубоко внутри, Нанами понимала. Акура прав. Но она готова убедить любого, что Томоэ изменился. Он не такой, какой был пятьсот лет назад. — Правда колит глаза, верно?
— Хватит, Кирихито. Томоэ мне очень дорог, я вовсе его не оправдываю. —
дорог. Как же ты достала, грязная девка.
Продрогшее тельце было прижато к одному из стволов деревьев парка. Его руки замком захлопнулись на еë шее, вжимая в чëрствое дерево намертво:
— Не смей...—
говорить о том, что любишь его. — не смей, слышишь, говорить о этом жалком предателе так.. Ты его абсолютно не знаешь. — руки сжимаются с особой силой, не жалея, бесконтрольно.
— Ки... Рихи.. — Нанами чувствовала сильное удушье, пытаясь сопротивляться озябшими руками.
— Не смей, слышишь?! — как с катушек слетел, разум явно помахал хозяину рукой. — Нана.. Нанами?
Разомкнув оковы на тонкой шее девочки, Акура подхватил обмякшую человеческую Богиню, что содрогалась в жутком кашле. Маленькой алой струйкой с губ срывалась боль внутри, раздирающая, скрытая.
— Нанами! — будто пытался достучаться.
— НАНАМИ! —
взгляни на меня, прошу. Чертовка!
Богиня терялась в туманном очертании лица демона. Вот-вот и оно исчезнет, вместе с ней. Кашель раздирал горло, лишая возможности ему всë объяснить. Пусть не винит себя, пусть просто дышит. Без неë.
— Кири..кх..хито..кх-е..
— Молчи! — Оседая на мягкий покров, Мори пытался найти персиковую пилюлю в единственном источнике тепла для Нанами, в его пальто.
Нет. Нет, это не конец. — Смотри на меня, чëртова девка. Не смей закрывать их. Нанами...
В полной ярости он смотрел на Нанами, будто взмолившись. Она ведь не посмеет, не оставит. Девочка, ты должна...
— Прости, Кирихито..
***
Нанами. Мягкое сочетание букв, вызывающее бурю эмоций внутри. Для него значительно дорогое, родное, знакомое. Нежное и ласковое. Еë имя словно божественные лучи, что разбавляют тьму в его душе. Единственная уничтожала гниль в его сердце. Убивала касаниями и воскрешала трепетными поцелуями. Мокрыми, требовательными, такими желанными. Желанное сумашествие на двоих. Он болен ею, неизлечимой болезнью, что пропиталась внутри, под кожей, в мыслях, в сердце. Она — смерть. Она — жизнь. Нанами — его ад, Нанами — его рай. Ранит, сжигает заживо превращая в пепел, возрождая и повторяя всë вновь знакомой последовательностью.
Любовь ему не знакома и казалось человеческая особь не исключение из правил. Но она — единственная. Она Нанами Момодзоно, искренняя и наивная. Его запретное табу, клеймо на всю жизнь.
Пусть он отпустил сейчас, но он никогда не отдаст этой мерзкой старухе еë. Он еще покажет девчонке, на что он способен. Он еще покажет, на что готов.
***
— я верну тебя, чертовка... 
