целуй.

      луна холодно проливала лучи в открытое окно на стол. локтем оперевшись на него, николай напряжённо сидел на неудобном деревянном стуле. к сожалению, далеко не все предметы интерьера удалось вывести из дворца. его любимое кресло, множество картин, некоторые стулья с дорогой обивкой и прочие — тому подтверждение. впрочем, сейчас всё это бренное имущество не имеет совершенно никакого смысла. именно сейчас, когда его мысли находятся далеко от этого мира, а сердце с тревогой бьётся в груди.       николай неторопливо поднял глаза. их голубой цвет засеребрился в ночных лучах. прямо перед ним рисовался синий купол монастыря, башней и крестом возвышаясь к божьему царству. у государя в памяти всплыло сегодняшнее утро; в седьмом часу принесли карзину с варёными яйцами и свежем, с хрустящей корочкой хлебом. небрежно подавая карзинку, сказали: монашки передали... "папенька!" — вскрикнула анастасия, вместе с сёстрами перебиравшая скромную пищу. и она показала отцу записку "храни вас господь".       подобные находки стали для царской семьи обычным делом. после переезде в екатеринбург, они каждую неделю находили эти записки в корзине. всегда приятно знать, что за тебя кто-то молится, кто-то про тебя не забыл.       задумавшись, николай не сразу почувствовал, как к его плечам прильнули женские руки.       — сегодня ночь особенно тёплая, да, ники? — с привычным для неё немецким акцентом спросила супруга.       — тёплая — это не то слово. — как-то скорбно согласился он, прослеживая, как через приоткрытое окно, вместе с июльским воздухом тихо залетела муха.       — почему ты не ложишься?       — не спится.       — надо отдохнуть, ники. лёшенька спит, ему сегодня немного лучше. помнишь, доктор боткин говорил?       — не в лёшеньке дело... — устало проговорил николай, протирая глаза. — впрочем... и в нём тоже.       — что случилось, дорогой? тебе плохо? послать за доктором?       — нет, оставь это...       — господи иисусе!.. — взмолилась женщина. — милый мой! что случилось?       — ... всё хорошо. — не найдя, что сказать, ответил он. страх рассыпался по телу. николай не мог словами объяснить, что происходит сейчас в его душе. казалось, что его никто, даже его любимая аликс, не поймёт. сердце кружило волнение.       женщина вздохнула и словно прочитала мысли мужа:       — оставь все дурные мысли, я рядом, дети рядом. мы вместе и никто не посмеет нас разлучить.       пальцы нырнули в уложенные волосы, оглаживая каждую прядь недавно посидевших волос. нежное прикосновение родных губ к затылку.       николай покинул своё место, приблизился к заботливой жене. его руки обняли её фигуру, как тогда, на их свадьбе и коронации. её постаревшее, усталое лицо показалось николаю таким свежем и чистым в полутёмной комнате. она вновь приобрела этот живой, юнный свет, какой был при из первой встрече. жаркие губы слились в поцелуе, ресницы трепетали, щёки розовели.       — сашенька, солнышко моё... — только и шепнул николай, как впервые влюблённый, между кратким разрывом их поцелуя.       он вытащил из напряжённых волос гребешок, тёмно-русые волосы водопадом разлились по женским плечам, закрытые полупрозрачной сорочкой. пушистые пряди и тонкая шея источали воздушный аромат её любимых французских духов.       — аликс...       мужчина провёл кончиком носа по шее, ещё раз улавливая запах свежей лилии.       — целуй меня, ники. целуй всю ночь... ты нужен мне сейчас, как никогда. нужна твоя нежность, твоя любовь.       — буду, ангел мой. всё, как скажешь ты — исполню. ты не представляешь, как ты нужна мне...       и он целовал её, нежно проводя по волосам ладонями, и кружил её в немом танце, обнимал крепко-крепко, чтобы только не потерять её и как можно дольше чувствовать рядом.       а холодная луна целилася в них бледными лучами, пронзая оконное стекло.