Шрамы

Джен
PG-13
Завершён
33
автор
Размер:
3 страницы, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Награды от читателей:
33 Нравится 2 Отзывы 0 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Примечания:
      У Дейва было много шрамов.       Джек нередко ловил краем глаза недостаточно хорошо скрытые одеждой уродливые и чересчур прямые отметины, мелькавшие то на шее, то на запястьях, то на щиколотках фиолетового человека. Эти специфические выцветшие следы ран трудно было не узнать: у самого Кеннеди были такие же. Разум сам дорисовывал спрятанные узоры, опутывающие всё тело, а давным-давно замятое болезненное ощущение плоти, пронзаемой металлом и сливавшейся с ним воедино, возвращались фантомной болью и неясным покалыванием.       Когда Джек впервые взял Дейва за руки, он сразу же выхватил заметные на коже бесцветные розоватые шрамы. Часть располагалась на запястьях, часть — на длинных, костлявых пальцах.       Целуя его в макушку, Кеннеди обнаружил ещё один шрам: длинный, прямой, пересекающий голову чуть ли не ото лба до начала затылка. Пальцем он провёл по отметке, слегка вдавленной в череп. Она тянулась подобно невероятно ровной реке без единого поворота. Такого шрама у Джека не было.       Тогда он спросил:        — Что у тебя за херня на башке?       Дейв долго и упорно рассматривал отражение своей макушки в зеркале с очень задумчивым видом. В конце концов он только промолвил, почесав затылок:        — Если честно, я даже не знал, что у меня есть эта штука.       Так в целом было с большинством его шрамов. Когда Дейв из-за жары снял рубашку, Кеннеди насчитал сразу несколько шрамов в местах, где, по идее, должны были быть основные органы. И если потеря почек смотрелась вполне естественно на фоне разгульного образа жизни Дейва и его идиотизма, то желудок и кишечник? А как же кебабы, о которых без умолку трещал фиолетовый человек?       Впрочем, это проясняло многое. В том числе и то, почему Дейв о них только говорил, но ни разу при Джеке не ел.        — Я сам не знаю, откуда у меня это все взялось, старина. И если честно, не похер ли? Это ж просто шрамы. Ничего особенного.       Ничего особенного.       Не понимал Джек такой логики. Шрамы служили напоминаниями о разных частях истории человека: о борьбе врачей за его жизнь, о боли, падениях, перенесенных злоключениях, драках, случайных поножовщинах, или, в их случае, о том, как эта проклятая компания отняла их жизни и души. И так просто отказываться от этой части себя?       Трудно, наверное, живётся в таком отрыве от себя не только в мысленном, но и в телесном плане.       Что странно, об историях за остальными своими шрамами Дейв был хорошо осведомлён и не чурался ими поделиться.        — Это, — говорил он, указывая на рваные перпендикулярные полосы на ногах, — меня в пиздючестве чуть не порвала на куски собака, — в его голосе слышится нескрываемый азарт, а глаза пылают гордостью. — Это, — проводя по зажившему рассечённому виску и косясь на Джека в надежде его впечатлить, — Генри психанул и начал бить меня башкой об стену. Ещё и приговаривал, мол, может хоть так в твою тупую голову что-то войдёт.       Сколько бы историй ему ни рассказывал Дейв, каждый раз в них так или иначе появлялся Генри, и, ей-богу, Джек предпочёл бы не знать вообще ничего о шрамах фиолетового человека, чем каждый раз выслушивать ЭТО. Что-то жуткое было в том, что взрослый человек впадает в истерику из-за ерунды и вымещает свой гнев на этом тощем парнишке, который и ответить-то ничем не может.       Отвращение. Вот, что чувствовал Джек по отношению к Генри. Он и раньше знал, что доктор Миллер был конченной паскудой, но чтобы настолько? Он злился на Генри, притом не только за себя, или за брата, или за сестрëнку. Он ненавидел его за то, что тот сотворил с Дейвом. За все царапины и шрамы. За все взбучки и срывы без причины. За сутулую осанку фиолетового человека, привыкшего быть тише воды, ниже травы. За сверхурочную работу без какого-либо вознаграждения. За сухость и лицемерие. За то, как сильно Дейв боялся быть брошенным в любой момент.       За то, что сам Дейв никак не мог признать, что его обожаемый доктор Миллер — никакой не душевный добряк и не его отец, а сраный мудак с комплексом неполноценности, самоутверждающийся за счёт сироты, у которой никого, кроме него, нет.       Они много спорили по этому поводу.        — Итак, Генри орал на тебя и занимался членовредительством, а ты не мог ему ответить. Так?        — Ну?        — Следовательно, он подонок.        — Джек, мы это уже обсуждали.        — А-А-А-А! — в бешенстве орал Джек, со шлепком пряча лицо в ладонях. — Почему ты просто не можешь признать, что он мудак?!        — Потому что это не так, — стиснув зубы, отзывался он. В голосе Дейва слышалось раздражение, а он сам смотрел на возлюбленного с такой враждебностью, которая бы больше подошла для Генри, а не для человека, который, вообще-то, пытался ему помочь.        — Нет, именно так. Дейв, просто признай, что он плохо с тобой обращался.        — Генри правда хороший, Джек. Просто у него… немножко резкий характер. Это нормально. К этому нужно привыкнуть.       Ещё один полный раздражения стон со стороны Джека.       После этого пререкания продолжались ещё несколько десятков минут подряд, завершаясь тем, что они, злые и взмыленные, расходились по разным углам — злиться друг на дружку, а потом сожалеть о сказанном. Затем Джек крепко обнимал Дейва со спины, утыкаясь носом в тот самый ровный шрам на его макушке, и шептал:        — Прости меня.        — И ты меня.       Они обнимались ещё некоторое время, не говоря друг другу ни слова. Каждый раз Джеку хотелось, прижимая возлюбленного к себе, сбивчиво объяснять, что на самом деле он злился отнюдь не на него. Он злился на Генри, но невольно переносил свой гнев на Дейва, являвшегося прямым следствием поведения и поступков доктора Миллера. Ему было больно осознавать, что Дейв, будучи таким клёвым, умным и смешным парнем, страдал из-за этого гадкого, жалкого старикашки даже когда это розовое убожество уже давным-давно подохло.        — Я тебя люблю, Дейв. Я хочу, чтобы ты это знал.       Дейв усмехнулся.        — Я итак это знаю. Я ведь такой классный, как можно меня не любить?       «Поверь, не знаешь», — с горечью думал Джек. — «Ты так много для меня значишь, и всё же больше интересуешься мнением этого мудака».       Хоть он и не мог помочь Дейву, всё-таки эта история со шрамами преподала ему важный урок. Душевные шрамы в чём-то схожи с телесными. Сначала ты получаешь травму той или иной тяжести. Твой организм справляется с ней, как может, латая рассеченную плоть и сращивая края. Казалось бы, всё, кровоточащая рана, время от времени тревожимая враждебным окружающим миром, исчезла, проблема решена…       Однако эта рана оставила после себя уродливый шрам, который вроде больше не источает кровь и не болит, а все-таки остаётся с тобой или навсегда, или на очень долгое время. Избавиться от этих рубцов можно лишь путём иссечения старых шрамов и сшиванием краёв новых, ведь они никогда не уйдут сами по себе. Возникает вопрос, что больнее: старый шрам, который давно не приносит острой боли, или же разворочение этого самого шрама и копание в прошлом как в буквальном, так и в переносном смысле?       Иногда просто нужно время на то, чтобы человек, наконец, решился избавиться от боли прошлого. В конце концов, кому, как не Джеку, об этом знать.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.