В него нельзя было не влюбиться.
Январь, 2004 год
«Здравствуй, мой хороший. Я прочитал твоё письмо. Ты пишешь, что не обижаешься на меня, а мне до сих пор жаль, что я не смог приехать на новый год. До боли в сердце грустно, потому что каждый новый месяц без тебя — вечность. Сколько вечностей мне придётся пережить ради того, чтобы снова коснуться тебя, моя любовь? Пожалуйста, жди меня. Мы увидимся в июле. Клянусь тебе всем, что у меня есть. Я пишу это письмо ночью, потому что именно в это время суток могу смело говорить о своих чувствах. И думаю… Мне просто хочется напомнить тебе о том, как я люблю тебя. На моём столе сейчас лежит открытая книга, которую ты подарил мне на память. И даже в этом учебнике по ботанике каждая строчка напоминает мне о тебе, мой милый Чимин. Я вспоминаю высокие подсолнухи, за которыми мы прятались вместе, будто надеялись скрыться не только от людей, но и от времени. Представляешь, если бы оно не заметило нас, прошло мимо, не взяв с собой, мы бы до сих пор остались там вдвоём. Вот только эта мечта так и осталась мечтой. Но мы ведь сможем вернуть это? Мы ведь сможем вернуться туда, в наше поле, где, скинув ботинки, побежали за диким кроликом, но так и не догнали его? Мы сможем вернуть это, Чимин? Мы сможем вернуть поцелуи под нашей яблоней? Я верю, что сможем. Жди меня. Пожалуйста, дождись. Я очень люблю тебя».Июнь, 2003 год
Широкая дорога, маленькие кирпичные и деревянные домики, кусты малины в палисадниках, молодые яблони и запах хмеля. Юнги поездкой в Россию был воодушевлён, но растущее в сердце чувство беспокойства внезапно пришло на смену вдохновению. Юнги сошёл с дороги и вдохнул полной грудью, ступая по скошенной траве. Не слушая разговоры родителей и глядя себе под ноги, Юнги рассматривал грязные носы своих старых коричневых ботинок. Он, улыбнувшись самому себе, вспомнил о том, что специально их надел. Казалось юноше, что пачкать их не жалко. В итоге всё равно неприятно. И пока родители открывали большие деревянные ворота, Юнги слушал громкий лай собаки и сжимал ручку своего чемодана на колёсиках, который всё время вёз за собой немного лениво. Лай не прекращался. И даже Юнги с его любовью ко всем животным хотелось крикнуть на собаку, которая просто защищала свою территорию, давала сигнал о возможной опасности — всё же во двор зашли незнакомые люди. Юнги и сам не мог дать ответа на вопрос, почему вдруг так разволновался. Возможно, просто очень хотел спать после долгой дороги. Бабушка и дедушка встретили тепло, это и успокоило немного, и заставило чувствовать неловкость. Юнги не знал, как общаться с родственниками, которых видел только в детстве, когда те ещё не приняли решение переехать. Захотелось домой — обратно в Корею. И хотелось бы дальше, если бы не выглядывающий из-за высокого деревянного забора мальчишка в соломенной шляпке. О Чимине Юнги слышал совсем немного от родителей. И Чимин стал надеждой. Надеждой на то, что от одиночества Юнги не свихнётся. Потому что Чимин наполовину кореец. Юнги сделал попытку поздороваться с мальчишкой на ломанном русском, но в ответ на приветствие услышал родной корейский. Чимин общался без акцента и свободно говорил на двух языках. Чимин был похож на сказочного героя, он будто сошёл со страниц книги. Юнги таких людей никогда не встречал. Чимин был живым. Он был ребёнком в свои шестнадцать лет. Громко смеялся, валяясь в траве; лазил по деревьям; прятался в палисаднике среди кустов малины прямо под окном Юнги ранним утром. У Чимина были разбитые коленки и каждая новая футболка в шерсти всех котов, которых он успевал брать на руки за день. А у Юнги была боязнь испачкать свои ботинки. Чимин был простым. И он делился щедро легкостью с городским парнем, когда залезал забавы ради на деревянные ворота и болтал ногами, глядя на сидящего внизу Юнги. Юнги всегда думал о том, что сближаться с людьми нужно постепенно. Медленно, осторожно, не доверять никому с первых же дней знакомства. Да и Чимину доверять он начал далеко не сразу. А вот Чимин не скрывал готовности сблизиться с самого начала. — Всё равно ты вряд ли вспомнишь обо мне, а я о тебе, — говорил он с грустной улыбкой поздним июньским вечером. — В конце августа ты вернёшься в Корею, у тебя в сентябре начнётся второй семестр в университете. А я останусь здесь. Мне нужно закончить школу. Почему бы не оставить друг другу только самые приятные воспоминания? В самом деле. Юнги не нашёл ничего, что мог бы ответить на это высказывание, которое, пусть и было правдивым, несло в себе невероятную грусть. Стоило Юнги подумать о том, что с Чимином можно сблизиться, как сам Чимин открыл ему глаза — у них есть только это лето. Быть может, следующее. Но о будущем думать не хотелось.Июль, 2003 год
Юнги убедился в том, что Чимин ребёнок, когда узнал, что Чимин искренне не понимает, зачем взрослые делят постель, и какой именно журнал у Юнги под матрасом кровати. — Что там такого, что ты не можешь показать родителям? — недоумевал он, но и не допрашивал. Просто махнул рукой, сказал, что у всех есть свои странности. Юнги смущённо смотрел в спину идущего впереди средь высоких подсолнухов мальчишки и, поджав губы, согласно кивнул. В самом деле. У Чимина ведь тоже были свои странности. Его невинность и наивность. — Я всё же не понимаю, зачем мы пришли именно сюда… — Юнги нахмурился, когда младший остановился. Они ушли довольно далеко от дома, прошли через поля вдоль небольшого журчащего ручья, из которого Чимин не побоялся даже попить. И оказались они среди высоких подсолнухов, где ни души. Юнги не боялся только потому, что был рядом с Чимином. Чимин повернулся и положил ладони на щёки Юнги. — Я не имею ни малейшего понятия, почему ты прячешь какой-то журнал под матрасом. Но хочу кое-что сделать, что твоей семье видеть нежелательно. И моим родителям — тоже. Юнги уже целовался. Но не с парнями. Не с Чимином. Чимин, даже не закрыв глаза, по-детски ткнулся в губы Юнги, а после, отстранившись с громким чмоком, заставил покраснеть. Юнги схватился за тонкие запястья, испуганно посмотрев на младшего, соломенная шляпка которого упала на землю. — Ты ч-чего, Чимин? — прошептал Юнги. — Ты понимаешь, что друзья не целуются? Юнги казалось, что он говорил не с подростком, объясняя такие простые вещи. А с маленьким ребёнком лет десяти. Ах, точно. Чимин же ребёнок. Но Чимин только улыбнулся, умиляясь чужому смущению. Он не боялся. — Нет, Юнги, не понимаю. Почему я не могу поцеловать тебя, если ты мне нравишься? И Чимин повторил. Но в этот раз поцелуй был намного дольше. — Тебе нравятся… Мальчики? — Нет, мне нравишься только ты. Юнги боялся, что кто-нибудь увидит. А после он испугался другого — почему первым делом он подумал о том, что друзья не должны целоваться? «Он целовал меня, когда мы скрылись за высокими подсолнухами…» — Писал Юнги ночью в своём дневнике, прячась под одеялом с фонариком. Вести дневник — его любимое дело. Для такого невозможного романтика, как Юнги, писать о чувствах на бумаге — лучше всего. — «И я ответил ему во второй раз. Никогда бы я не смел подумать о том, что неумелые поцелуи деревенского мальчишки — лучшее, что со мной случалось. Это волнительно. Это страшно. Это смущающе. Но это… Это было так хорошо. Мне никогда не было так хорошо. И… Я сказал Чимину, что друзья не целуются. Но я не подумал даже о том, что парни не целуются. Быть может, и мальчики могут любить друг друга?» Юнги убрал дневник под подушку и отложил фонарь на подоконник, повернувшись к окну. Несомненно, первым, кого он увидит утром, будет Чимин. Они пообещали оставить друг другу приятные воспоминания, потому что к осени придётся расстаться. Сильно ли будет плохо, если среди приятных моментов затеряется парочка детских поцелуев? Юнги думал, что в этом нет ничего плохого, решил принять легкомысленность на себя, стать чуть свободнее, стать таким же, как Чимин. И лишь в конце июля Юнги понял, что это было ошибкой. Ошибкой было посчитать, что в лёгких поцелуях в губы нет ничего плохого.Август, 2003 год
И лишь в августе Юнги понял, что чувства — не ошибка. Ошибкой было считать их чем-то несерьёзным. — Уже середина августа. В голосе Чимина слышна была грусть. У Юнги что-то в сердце кольнуло. Почему время нельзя остановить? Чимин слезал с дерева осторожно, чтобы быть ближе к Юнги. Юнги, придерживая младшего за талию, помогал, пусть и прекрасно знал, что Чимин справился бы и без него. Они никогда не говорили о чувствах. Лишь делились разными вещами, чуть больше рассказывая о себе, но не о чувствах друг к другу. Юнги писал в своём дневнике, едва сдерживая слёзы, всё, что чувствует, расписывал подробно, каждую строчку посвящал Чимину. Юнги робко поцеловал щёку Чимина, стесняясь немного. И скрывали их не подсолнухи, не высокий забор, скрывала их ночь — это единственный раз, когда время сжалилось над ними. Ночи в августе длиннее, их тьма могла укрывать как можно дольше. Время перевалило за двенадцать. Чимин поцеловал щёку Юнги без того же стеснения, но осторожно. Он протянул Юнги маленькое яблоко, которое сорвал с дерева. — Попробуй. Юнги, наклонившись к руке Чимина, осторожно укусил холодный фрукт. — Безвкусно, — честно признался он, но попробовал ещё раз. Чимин выкинул надкусанное яблоко в сторону. Поцелуи в щёки были слаще зелёных яблок. — В сентябре… Они намного вкуснее. — Чимин постарался улыбнуться. Но не смог. И у Юнги получилось разглядеть это. В этот момент захотелось исчезнуть, потому что улыбка Чимина всегда дарила ему надежду и радость. Всё было хорошо, когда Чимин улыбался. Но в момент, когда и он не нашёл на это сил… Стало невероятно больно. — Верю, — прошептал Юнги. Чимин всхлипнул едва слышно, поджав губы. Юнги без слов крепко обнял его. И после сам запрокинул голову, чтобы не дать слезам пройтись по щекам. Он всматривался в ветви дерева, кусая губу, пока Чимин тихо плакал в его плечо. В тот момент Юнги осознал, что на ветвях дерева зрели не яблоки. На них созревала печаль. Юнги писал на последней странице своего дневника: «Меня беспокоило, что о чувствах мы ничего не говорили. Прошло три дня с той ночи, а Чимин беззаботно улыбается, словно ничего не было. Не было поцелуев под деревом, не было безвкусных яблок и слёз — тоже. Для тех, кто Чимина не знает, может показаться, что он ничего и не чувствует. Вот только я всё прекрасно вижу. Вижу, как сверкает в глазах его не огонёк веселья, а слёзы, которые он старательно прячет за яркой улыбкой. Я вижу печаль, которую он скрывает, когда смеётся в поцелуй. Меня больше не беспокоит, что мы не говорим о чувствах. Мы знаем и без слов. Боюсь я другого… Что будет с нами?» Юнги сжал в кулаке страницу и позволил себе заплакать. Ветер за окном становился сильнее, Юнги слышал, как громко вращался флюгер. Холодало с каждым днём, Юнги больше не мог себе позволить оставлять окно открытым, чтобы почувствовать прикосновение маленькой руки с самого утра. А Чимин любил гладить его щёки так же ласково, как осторожно в комнату проникали солнечные лучи. Даже солнце относилось к ним с нежностью. Но всё кричало о том, что лето не бесконечно. Терять время было нельзя. Юнги научился вставать пораньше и прямо через окно спускался к Чимину, целуясь с ним в малиновых кустах. По крайней мере, ягода была сладкой. Город Юнги не вдохновлял, а деревня заставляла душу петь. Из деревни уезжать не хотелось, даже в соседнем селе оказалось не так хорошо. Юнги забыл о том, что хотел вернуться в Корею. Рядом с Чимином он забывал обо всём, словно в мире никого больше не было. Только он и его Чимин. Дни шли, время ускорялось: часы превращались в минуты, минуты — в секунды. Юнги старался запомнить каждое мгновение. Прикосновения Чимина, его запах… Юнги хотел запомнить всё. Каждый смелый поцелуй под яблоней и каждый робкий на деревянных воротах, на которые он не побоялся залезть вместе с Чимином. Чимин держал его за руку, будто в самом деле смог бы спасти от падения. Юнги хотел запомнить Чимина. Хотел запомнить, с какой нежностью тот обнимал трёхцветного котёнка, которого подобрал на улице; с каким старательным лицом собирал малину, высунув кончик языка; с каким восторгом в глазах слушал рассказы Юнги о Корее — стране, в которой очень хотел побывать; с каким удовольствием слизывал с деревянной лопатки смородиновое варенье; с какой яркой улыбкой набирал в ладони воду из ручья; с каким наслаждением подставлял лицо солнцу; с какой любовью целовался. Юнги мечтал запомнить всё. Они целовались, прячась за подсолнухами, и мечтали, чтобы время сжалилось над их робкими чувствами и остановилось. Но свист ветра беспощадно уносил любовь в сторону скорой осени. Они целовались под деревом, на котором почти созрели яблоки. Чимин грел Юнги в своих объятиях, а Юнги не переставал обнимать Чимина. Это их последняя ночь вместе. Последняя этим летом. — Я так ни разу не осмелился тебе сказать, мой хороший, — шептал Юнги, — что люблю тебя. Всего тебя. Я впервые влюбился… Чимин не старался сдержать свои слёзы. Юнги осторожно сцеловывал с холодных щёк солёные капли, прижимался своими обветренными губами к коже младшего. — Я приеду Чимин, слышишь? Я приеду следующим летом. В конце июня или в начале июля. Я приеду. — Я буду ждать тебя. — Чимин очень старался не расплакаться в голос, продолжал тихо плакать. А хотелось кричать. Хотелось выть. Но Юнги обещал вернуться. А Чимин пообещал дождаться. — Чимин, хочу, чтобы ты знал… Мы не расстаёмся. Не расстанемся. Обещаю, что буду писать тебе письма. — Я люблю тебя, Юнги, — шептал Чимин на ухо. — И я тебя, мой хороший. И я тебя люблю. Их последний поцелуй этого лета. У лета не было сил стать бесконечным. Но такая сила была у их чувств. Юнги проплакал в подушку всю ночь. — Мне будет тебя не хватать. — Всё, что он мог сказать Чимину при родителях. — Мне тебя тоже. — Всё, что мог ответить Чимин. Им хотелось стать героями книги, обнять друг друга и поцеловать, а после — сбежать, чтобы быть только вдвоём. Но реальная жизнь не такая. В реальной жизни Юнги нужно было сесть в автобус. Смотреть на Чимина через окно. Чимин, прижимая к своей груди котёнка, скромно помахал Юнги рукой. Он отдал Юнги парочку зелёных яблок и любимый учебник. Юнги оставил Чимину свои рисунки на вырванных из дневника страницах. Они отдали друг другу свою любовь, пообещали не забывать, целуясь в последнюю ночь. И полумесяц, и рассыпанные по небу звёзды этому свидетели. Заканчивалось лето. Но не Юнги и Чимин.Январь, 2004 год
«Вместе с этим письмом я отправляю тебе несколько своих рисунков. И небольшой подарок. Этот маленький кулон — половинка сердца. У меня такой же. Но… помни, что тебе я своё отдаю полностью. Я