Август, небо, тихий шелест ветра

      Пару лет назад он никогда бы не подумал, что лежать в высокой траве на спине, смотреть на небо и держать одновременно с тем кого-то за руку станет самым тёплым воспоминанием в его тяжёлой жизни.       Когда Алекса притащила его сюда в первый раз, он был растерян и не понимал, что такого может быть в бесцельном убивании времени через бездействии, но сейчас… Сейчас всё совсем иначе.       В воздухе пахло луговыми цветами. Ромашка, клевер, васильки… Он не знал точных названий, да и эти три запомнил только потому что Алекса о них часто рассказывала, но точно знал, что этот запах успел стать для него символом всего самого тёплого и самого сокровенного. Этот запах смешался с запахом её волос, с её улыбкой, смехом, с тем, как много — и увлечённо — она говорила о своём мире, таком странном, таком далёком… И небо. Карамельно-рыжее небо с облаками самых причудливых форм, на которое, как оказалось, он может смотреть бесконечно, когда Алекса рядом.       Фоном они разговаривают о чём-то… Практически заученные фразы о том, как у кого прошёл день, комментарии о погоде… И тишина. Только ветер, шум колышущейся травы и почти неуловимое во всём этом шелесте биение сердца.       Тепло.       В ходе размышлений Алекса вдруг берет его ладонь в свои крохотные — в сравнении — ладошки и рассматривает каждый шрам и каждую царапину… А после просто обнимает за ту же руку, улыбается и закрывает глаза.       Такие минуты позволяли расслабиться настолько, что клонило в сон… Хотя Алекса и без того весь день едва ли бодрствует. Ночь для неё прошла полностью в работе — и не потому, что кто-то заставил или было неотложное дело. — Ты ведь так и не отдохнула, верно?       Он точно почувствовал, что её хватка стала крепче, будто что-то её напугало или встревожило. — После всех этих историй с триадами миниконов в голове только дурные мысли… Звёздный меч, звёздный щит, и… Бластер… — ранее такое безмятежное выражение лица сменилось на куда более мрачное и тревожное, чем когда-либо; она нахмурилась, глаза полуприкрыты, а улыбка сменилась дрожью, — мне снился кошмар… Всё вокруг шумело, кричало, бесконечно менялось, и… И тебя… Не было. В одиночестве я стояла перед какими-то людьми, и они настойчиво требовали от меня что-то, а я не знала, что сказать… Одна… Никак не могла свыкнуться с тем, что тебя не было рядом, что по словам окружающих ты…       Она так и не сказала последнее слово, зажмурилась и спрятала лицо в объёмном рукаве его куртки.       Так испугалась, что он исчезнет, что даже в реальности дрожит, хотя мгновение назад ни один атом её тела не выдавал беспокойства…       Так и не ответив, он поворачивается к ней лицом и свободной рукой поправляет её волосы, после чего мягко цепляет за подбородок и заставляет тем самым посмотреть ему в глаза.       С минуту они просто играли в гляделки. Алекса не знала, что именно делать в этой ситуации, ведь обычно реакция с его стороны была или нулевая, или бурная и незамедлительная, а сикер… Сикер сам ещё даже не определил, какое именно чувство сейчас им руководило.       Смешалось всё и сразу. Почти рефлекторное — защитить от боли и слёз; осознанное — не дать ей углубиться в мрачные мысли по крайней мере на этой полянке.       Он и сам понимал, что весело-радужно история с миниконами не кончится, но здесь и сейчас их целью было расслабиться. Отдохнуть. Просто быть собой. — Сейчас мы оба здесь, верно?       Рыжина в его глазах будто изучающе скользила по выражению её лица и уверенно замерла на её — сине-зелёных, как море — глазах. — …Здесь. — Чьи глаза сейчас на тебя смотрят? — Твои… — Кто говорит сейчас с тобой? — Т…ты… — Значит, тот сон — только сон, верно?       Без предупреждения он убирает руки и, чуть погодя, вдруг обнимает её, прижав к себе настолько крепко, насколько позволяла ситуация. Она не сопротивляется. Просто слушает его слова, потому что действительно хотела сейчас слышать его голос больше всего на свете — и он прекрасно это знает.       Сикер улыбается так тепло, как только может, гладит её по волосам и говорит тихо, едва ли громче ветра: — Алекса, просто так я тебя ни за что не брошу. Если потребуется — тенью следовать за тобой буду, но одна ты не останешься никогда. Никто тебе не навредит. Никто.       Голос низкий, ровный, и, кажется, пробивается через любые страхи и барьеры, что неосознанно создаёшь вокруг себя на эмоциях; только он так мог — одной интонацией достичь до самого сердца и успокоить одной фразой. В такие моменты ты будто на ладони — маленький и читаемый, как книга.       Чувствовать себя маленькой обычно страшно — и не потому, что всё вокруг кажется слишком высоким и объёмным, а потому что в сравнении с окружением чувствуешь себя чертовски уязвимым и слабым. Неспособность дать отпор или даже просто сбежать — это страх, который родственен животному; будучи «маленьким», ты чувствуешь себя в опасности буквально везде, но…       Сейчас «маленькая» Алекса чувствовала себя в безопасности. Позже это чувство смешается с запахом корицы, клевера, лютиков и последних васильков, и эта августовская надежда до последнего будет греть неспокойную юную душу…       Потом они — так и не разделившись — снова смотрят на небо, и так проходит по меньшей мере час — пока совсем не стемнело и не появились первые звёзды.       Мрачные мысли были отодвинуты как можно дальше — сейчас было просто не до них. И без того каждый день проходит в опасениях и тревоге…       Алекса вправду успокоилась и медленно заснула прямо здесь, нежась в приятном тепле последнего месяца лета — будто впитывая всё то солнечное, что осталось в этих пасмурных днях. Старскрим не стал её в этом останавливать. Он и сам хотел побыть здесь ещё немного. В конце концов, им обоим сейчас нужно было чувство стабильности и безопасности.       Алекса улыбается сквозь сон…       Сентябрь встретит её ледяным ветром одиночества.

***

      Землю замело первым снегом… Ноябрь. В этом году снег выпал с большим запозданием, а вот морозы давно уже отвоевали своё — за окном так холодно… От этого холода, казалось, ничто не могло уберечь, хотя градусник на окне не показывал меньше минус двадцати градусов по Цельсию. Возможно, роль играл почти хронический недосып…       Тонкие бледные руки, чуть дрожа, перебирают вещи на полках то ли от скуки, то ли от ностальгии… Книги, фотографии, мелкие памятные вещи… альбомы. И среди них было ещё кое-что… Что-то, что было забыто, но сейчас почему-то вдруг заставило оттаять.       Старый, местами осыпавшийся гербарий с полевыми цветами и луговой травой пах теплом, смехом, объятиями и счастьем. Это был запах, который обычно неуловим, ведь за лето ты просто привыкаешь к цветам и солнцу, но для неё… Для неё это нечто большее.       Это был запах их последнего августа.