Золото морского царя.

Взгляд берега проскальзывает по тонким пальцам, украшенными кольцами - украдено. У Хаято все украдено: кольца, корабль, имя, сердце, судьба - Гокудера забирает себе все, что ему нравится. Забирает, не спрашивая, и увозит с собой за линию горизонта в чужие дали, не думая, как будут жить обворованные владельцы. Старина морской ветер приятно обволакивает голову, проходит сквозь пряди и вселяет необъяснимую веру в собственную свободу. Жаль только, что красавиц сирен не хватает с их пением - скучно иногда на корабле бывает, только карты да песни под алкоголь не дают сойти с ума. По крайней мере, другим. У Хаято же в голове нет места для холодных незнакомцев, которых они обокрали, или для очередной победы в картах, или для песен. Команда вздыхает облегченно, когда Хаято отказывается от карт, потому как обыграть капитана экипажу не представляется возможным. Гокудера снова и снова прячется за дверями капитанской каюты с целью абстрагироваться от мореплавательной суеты на несколько часов, составляя компанию одиноко стоящему виски на столе. Все полки в голове забиты фотографиями счастливой улыбки и блеска в любимых глазах. Молодой человек всегда улыбался - даже когда тело было пронизано острой болью, несмотря на идеальное физическое состояние, с родного лица не сходила внушающая доверие улыбка. — Я ведь жив, так чему ты так печалишься? — Звонкий смех точно попадает в уши, заполняя собой все пространство вокруг. Замирают крики летящих птиц, шелест листвы - время вокруг останавливается и нет никого кроме них двоих. Он боец, он привык. Он не борется со злыми преступниками, но он борется со своим скулящим по ночам сердцем, заставляющее поджимать к груди колени. И ночи заканчиваются одинаково - стоя у открытого окна, пока шторы высоко развеваются от ворвавшегося порыва ветра, взгляд шоколадных глаз томно окидывает водную гладь, в которой отражается бледная принцесса. И пусть его прячут в королевские одежды, в которых невозможно дышать полной грудью, пусть заставляют сидеть на душных банкетах, его душа в море. На корабле, в каюте, в объятиях капитана, всеми фибрами довольная прикосновениями самых ласковых рук к себе. — Эй, чертово Ваше Высочество, долго лежать будете? — Хаято зубами достает пробку и выплевывает ее куда подальше, открывая доступ к алкоголю. Садится напротив собеседника, недовольным взглядом сверля. Молчит. Его Высочество молчит, и Гокудере не остается ничего, кроме как злиться сильнее. — Так и будешь молчать? Ну и черт с тобой, — В груди разливается неприятное, но согревающее в эту холодную ночь чувство, — Мне плевать, хочешь ты слушать меня или нет. Мы будем говорить с тобой до утра, и ты никуда от меня не денешься. — Пират смотрит на надгробие с аккуратно выведенными иероглифами: Савада Тсунаеши. По щекам течет что-то теплое, влажное, но Гокудера игнорирует. Пытается, пусть и сил уже не осталось. И на следующий день Хаято снова будет злиться. Злиться вновь и вновь, скрывая терзающую сердце горечь утраты, которая будет тенью пирата всю его жизнь. А до тех пор он позволяет желанной жидкости обжечь горло, подобно в костер подкинули дров.