Слёзы Рагуила

      Город постепенно погружается во тьму. Она всепоглощающая, неотвратимая, неумолимая. Как весна сменяет зиму, так ночь сменяет день, а зло — добро. И у этой тьмы есть её вечный спутник, проводящий с ней своё бессмертие по велению Создателя. Рагуил всегда был Божьей справедливостью, проявлением его честности, дарующим искупление. Люди до сих пор называют его Ангелом мести, и Рагуил старается соответствовать данному ему титулу, ведь таков он и есть. Он — оружие Господня, секира в его руках, несущая возмездие демонам, ангелам и людям. «Падшие» заслуженно покидают созданную Богом землю, отправляясь прямиком в преисподнюю.              Но Рагуил, созданный для поддержания гармонии, порядка во всех мирах, остался без присмотра, а правосудие его слишком велико, чтобы тесниться в жёстких рамках. И он перешёл черту. Бог назовёт это милосердием, а человек — жестокостью.              «Да кто ты такой, чтобы судить меня и отбирать мою жизнь?» — Рагуил слышит эти слова слишком часто.              «Рагуил. Ангел мести, посланный Творцом на грешную землю», — каждый раз отвечает Божий наблюдатель. И никто не может ему возразить, прежде чем тот отнимет жизнь, висящую на волоске от неизбежной смерти. Это выше его полномочий, но никто не смеет останавливать. Ни собратья, ни Всевышний. Так и карает Рагуил и падших, и обречённых на погибель, окрашивая в чёрный свои крылья, отливающие божественной позолотой, что вплетена в волосы, вторящие глубокой ночи.              Рагуил взмахивает крыльями, опускаясь на крышу дома. Воздух влажный, сырость бьёт в нос, а обречённая душа взывает к себе всё сильнее. Рагуил вдыхает глубже, упиваясь человеческим отчаянием, страхом и угасающей надеждой. Совсем не так, как полагается ангелам подле Вседержителя. А губы, меж тем, растягиваются в легкой улыбке лишь на пару минут, прежде чем вернуться в спокойное состояние. Глаза, подобные золоту, смотрят безэмоционально, словно в глубину души — видят всю её праведность или греховность. Глаза ангела, не ведающего сострадания, не проливающего слезы ни по живым, ни по мёртвым, ни по вечным.              — Помогите…              Мольба не долетит до ангела, не встревожит его естества. Молитву не услышит Бог, ведь его помощник как раз рядом с обречённым. Тот пытается ползти по мокрому асфальту, пока его каратель смеётся, заглушаемый шумом дождя и глубиной ночи. Золотые глаза смотрят бесстрастно на представшую картину: на разбитые, изломленные в отчаянии губы, на прозрачные, словно рассветная роса, слёзы и в молящие карие глаза. У обречённого на белоснежной рубашке всё пышней расцветает кровавая роза, у карателя — в руках отблескивает нож, роняющий её лепестки.              В сильных руках архангела звенит секира, жаждущая мести. Нет, не в этот раз. Сегодня — справедливости. Рагуил взмахивает крыльями и опускается на холодную землю. Горящий Ад примет ещё одну душу из рук палача Господня. Он замахивается и рассекает тёплую плоть своим божественным орудием, делая это в миллионный раз. С золотой секиры капает кровь чернее ночи. У падших она всегда такая. Парень на асфальте дрожит, широко раскрытыми глазами глядя на то, как мужчина, пытавшийся его убить, валится на землю, а дождевая вода под ним багровеет. Он переводит взгляд на широкую спину и отливающие золотом крылья, не веря своим глазам. Рана болит, ноет, продолжая кровоточить, но парень слишком заворожён созданием перед ним, чтобы ощущать что-то иное, помимо благоговения и страха одновременно. Именно таким кажется ему ангел, выполняющий свою работу: десяток душ получили отмщение и долгожданный покой. Теперь, пусть и не долгий, он положен и Рагуилу за службу. Он оглядывается назад, и юноша встречается с сияющими глазами, подобными солнцу, что медленно меркнут по мере того, как его веки тяжелеют, а тело падает на асфальт.              Сонхва просыпается в своей постели. В памяти всплывают воспоминания о мужчине, который преследовал его с остановки и ударил лезвием глубоко под ребра. Пак тут же оглядывает своё тело и видит красное пятно на рабочей рубашке. Он распахивает её, но вместо раны — чёрное перо. Кто был его спасителем? Если бы Сонхва был верующим, то без сомнений решил бы, что то был Бог. Но разум настаивает на абсурдности этой мысли.              Утро раннее, а Пак не может уснуть, чтобы хотя бы пару часов до будильника провести в небытии. Перо в руках красивое, будто покрыто золотым напылением. Парень тщетно пытается понять, как можно добиться такого эффекта, ведь на краску это не похоже, а перо-то настоящее, вряд ли где-то существуют птицы с подобным оперением.              Вдруг Сонхва осеняет: человек, напавший на него, умер. Тот, кто его спас, убил того мужчину. Парнем тут же завладевает страх. Он заползает под кожу, ползёт к горлу, льдом покрывая желудок, и душит, душит, душит. Сердце стучит всё сильнее, но кровь не греет тело, а проходит по венам слишком быстро, чтобы отдать тепло. Нет, Пак уверен, что кровообращение работает иначе, но именно так он ощущает ужас осознания.              Это точно не был сон.              И он жив.              — Боже, благодарю тебя за спасение, — Сонхва складывает вместе ладони, как делал это в детстве, и тихо шепчет, поднимая взгляд к потолку. Просто так. На всякий случай. Если он живой, если раны нет, а след от крови и прорезь остались, значит, ему в самом деле помогли высшие силы. А никто, кроме Бога, на ум не приходит.              Меж тем стрелка часов продолжает двигаться по кругу. Пак, конечно, может позвонить в полицию, но у служителей закона лишь возникнет больше вопросов, и, не дай Боже, на него повесят убийство. А ведь это его едва не убили! Нет, так рисковать он не станет. Хотя он никому не нужен, даже домашние животные не встречают его после работы, но страх показаться тем, кем не является, сильнее, чем желание узнать личность того загадочного человека. В конце концов, если Сонхва не может обратиться в полицию, чтобы там занялись расследованием, то и сам в состоянии справиться. Он всегда хотел выжать из себя больше, чем небольшую кулинарную колонку в их газете, ведь с детства грезил быть журналистом, который сам собирает улики и ищет преступника, а вместо этого стал посмешищем редакции.              Пак твердым шагом идёт в офис. Заходит в кабинет и плюхается в старое кресло, которое чуть ли не старше его самого: финансирование у газеты плохое, на оборудование денег нет, а зарплаты мизерные, но жить на них можно. Сонхва же как-то живёт. Он включает еле рабочий компьютер и стопорится: а как искать-то?              — Доброе утро! — в кабинет заходит низкорослый парень, потягиваясь и зевая. Он садится в кресло и разгребает в стороны кипы бумаг.              — Доброе, Хонджун, — Пак давно работает с Кимом, который отвечает за спортивный раздел, печатающийся на двух, а то и на трёх полосах. Но не завидует ему, ведь всё равно не интересуется спортом, и, скорее всего, уволился бы через пару месяцев или попросил другой раздел. Хотя тогда всё равно была бы свободна только его родная кулинарная колонка. — Не выспался?              — С любимой праздновали годовщину отношений, а там, сам понимаешь, рестораном не ограничилось, — ухмыляется редактор и перекручивает кольцо на безымянном пальце. Три месяца как женат, а выглядит так, словно пятый год носит статус мужа. — А ты, я смотрю, бодр и весел.              — Просто бодр, — Сонхва снова утыкается взглядом в экран и прожигает им поисковую строку. Может?.. — Слушай, а ты, случаем, не слышал ничего странного последнее время? Не знаю, ну... Убийства, подозрительные люди и всё такое.              — У нас в городе все странные. Начиная от нас, а заканчивая мэром. Вот если бы ты спросил у меня что-то про спорт, я бы тебе всё рассказал. А, нет. Я слышал что-то о участившихся случаях убийств... Но мы ведь не про это пишем, у нас газета не для таких вещей создана. Там, что интересно, нет ни оставленных орудий убийства, ни свидетелей, ни каких-то следов, кроме чёрных перьев…              Сонхва цепляется за эту деталь и тщательно прокручивает её в своей голове. Выходит, он — единственный свидетель этого таинственного серийного убийцы.              — Перья? Может, было что-то ещё?              — Слушай, Сонхва, мне такое не интересно. Ты лучше сам поищи информацию. Честно, я мало знаю об этом, — устало отвечает Хонджун, и Пак сдержанно благодарит его, помещая пальцы на клавиатуру.              «Убийства с чёрными перьями»              Вылезает множество статей о загадочных смертях, где возле трупов оставалась пара-тройка перьев чёрного цвета. Сонхва открывает сразу несколько страниц и пробегается по ним взглядом. Он выделяет несколько отличительных моментов, которые нашли его коллеги, и переносит всё в рабочий блокнот, что обычно полон рецептов.        - Жертвы разного возраста и пола; - Жертвы не связаны друг с другом; - Некоторые жертвы — преступники, которые либо отсидели, либо не были пойманы полицией и находились в розыске; - Все убийства совершены в тёмное время суток; - Жертвы умерли от внутреннего кровотечения, следов насильственной смерти не обнаружено; - Вскрытие не показало ничего нового.              Сонхва ставит точку и перечитывает написанное. Для него эта информация нова, но он точно знает то, о чём не в курсе все остальные. Ставит точку с запятой и пишет последний пункт:        - Молодой мужчина.              Весь день Сонхва посвящает поиску любой новой зацепки, но это не приносит никаких результатов. Конечно, можно было бы потратить это время на поиски новых рецептов, но в запасе всё равно есть парочка лишних. И Пак, кажется, впервые чувствует себя по-настоящему уставшим после работы. Он верит, что наконец-то делает что-то важное, значимое для себя и общества, а рецепты домохозяйки могут найти и без него.              Сонхва возвращается в свою крошечную квартиру, на аренду которой едва хватает, да и то хозяйка делает большую скидку. Он заваливается на кровать со скрипучим матрасом и достает из кармана рубашки перо. Парень крутит его в руках, а то сверкает золотом в слабом свете одинокой лампочки на потолке. Пак подносит перо к носу и принюхивается, но ничего не может различить. Однако он уверен, что перо настоящее, в этом сомнений быть не может.              В памяти вновь всплывают те пронзительно жёлтые глаза, и дыхание на миг перехватывает. Он не видел лица, но точно может представить, насколько оно красиво. Или же просто уверен в этом? Сонхва никогда не ограничивал себя в понятиях любви и симпатий, поэтому считает привлекательными и мужчин, и женщин. Но этот ангел совершенно на другом уровне. Такого трепета в груди ещё не было. Но Пак одёргивает себя: тот человек — убийца.              Но защитил его.              Решиться на одно определённое отношение не получается.              Поужинав и приняв душ, Пак ложится под одеяло. На тумбе горит чайная свеча, а Сонхва, лёжа на боку, разглядывает перо в своей ладони. В свете крошечного огонька оно выглядит ещё прекраснее и загадочнее. Парень не понимает, когда засыпает, но видит волшебный мир с огромным садом, в котором растут все растения, а вокруг ходит множество разнообразных животных. Но они не причиняют зла, а приветствуют, и от этого исходит нежное, едва ощутимое тепло. Сонхва идёт к ручью и черпает ладонью воду, что каплями-бриллиантами падает вниз. В таком месте хочется остаться. Кто-то касается его плеча. Слышится взмах крыльев.              Сонхва открывает глаза. Свеча догорела, а через открытые шторы сочится мягкий утренний свет. Вряд ли получится снова уснуть, придётся собираться на работу. Парень садится на кровати, зевая и свешивая ноги. На полу лежат два чёрно-золотых пера.              Сонхва протирает глаза и часто моргает. Перьев всё ещё два, а рядом с его подушкой лежит то, что он сжимал ночью. Откуда они взялись?              — Он… был здесь, — почти шепчет Сонхва и осматривается, но в комнате ничего не изменилось.              Он проверяет дверь, которая оказывается закрытой со вставленным в замок ключом. Окно тоже закрыто, да и вряд ли возможно, что…              — Залетел? — произнеся это вслух, Пак понимает, что мысль совершенно абсурдная. Хотя тогда он тоже спустился на землю сверху. Или Сонхва это придумал, находясь в шаге от потери сознания? Кто знает, что есть реальность, а что — фантазия человека, истекающего кровью и обреченного на смерть. Всё это кажется каким-то бредом.              Но два пера оказываются последними. Больше Сонхва не встречает их у себя в квартире или где-то ещё. Но статей о новых убийствах загадочного маньяка становится больше. Правда, люди не считают его таковым, ведь умирают в основном ужасные преступники. Кто-то называет его героем, в котором мир так давно нуждался, и Пак на доске пытается собрать портрет его ангела из всего, что знает. Хонджун считает зацикленность коллеги нездоровой, но не возмущается, что тот постоянно вертится у доски.              — Кстати, ты слышал? — однажды утром спрашивает Ким, просматривая материал.              — О чём? — Сонхва вешает новый листок на доску. Очередной преступник был убит его ангелом.              — Точно, зачем я тебя вообще спрашиваю? Ты только и делаешь, что думаешь об этом убийце. Все новости в редакции пропустил.              Сонхва глубоко вздыхает и поворачивается к Хонджуну.              — Ты мог спокойно ответить на мой вопрос. Это ведь у тебя каждый день какие-то спортивные события, а у меня всего одна забота: рецепт, как приготовить шарлотку для вашего зятя. Я жить начал с этим расследованием, а ты вредничаешь.              — Ладно, перегнул, — соглашается мужчина. — У нас сменился главный редактор, сегодня его первый рабочий день. Он, говорят, молодой. Есть шанс попросить его дать тебе что-нибудь помимо тортиков.              — Сменился главный редактор? — удивлённо переспрашивает Пак. Он совсем выпал из жизни редакции, погрузившись в расследование. — А он уже тут?              — Как я знаю, ещё нет. Только рабочий день начался, вряд ли он придёт раньше обеда, — Хонджун пожимает плечами, а за открытой дверью слышится суматоха. — Ну, или уже пришёл. Пойдём посмотрим, что он из себя представляет.              Он берет Сонхва под руку и тянет в коридор.              — Я тоже буду рад со всеми вами поработать! — слышит Пак, пока они идут к ресепшн. Работницы пищат, и Сонхва понимает, что в их коллективе появился очередной красавчик, и от этого сама собой теряется уверенность, что получится поменять направление работы. — Да, конечно, не стесняйтесь говорить со мной о вашей работе. Я очень постараюсь сделать условия лучше, учту все ваши пожелания. Любую статью приятней читать, если она нравится самому автору. Это залог успеха! Читатели не дураки, поэтому скорей купят газету, где все материалы написаны с любовью к делу.              Или всё-таки есть надежда, что что-нибудь изменится?              — Господин Чхве, вы так любезны! — щебечет корреспондентка, и Сонхва даже может представить, как она строит глазки.              — Давай, Сонхва, мы должны на его посмотреть! — Ким протискивается между коллег, утягивая за собой, и Пак сталкивается взглядом с чужими улыбающимися глазами. Светло-карими, с лёгким золотом у зрачка. Они подобны тёплой осени.              — Доброе утро! — главный редактор улыбается, не отводя взгляда. — Меня зовут Чхве Сан.              — Д… Доброе. Пак Сонхва.              Жутко неловко, и за стуком крови в ушах даже не слышно, как радостно представляется Хонджун, стоящий рядом.              — Он колумнист, пишет колонку с рецептами блюд, — фыркает одна из девушек и презрительно зыркает на Пака.              — Ах, так это вы! Я читал благодарственные письма от наших читательниц. Они очень любят рецепты, которые вы отбираете. Спасибо за вашу работу и преданность ей, таких людей мало, — голос главного редактора льётся песней, и Сонхва краснеет до кончиков ушей. Он и не знал, что кто-то ценит его труд. Его даже впервые хвалят на работе! И на слова главного редактора нужно как-то отреагировать, но Пак слишком смущён.              — С… Спасибо, — Сонхва низко кланяется, лишь больше краснея от комплимента. Но всё-таки это не то, чем он хочет заниматься. — А… господин Чхве…              — Если у кого-то есть ко мне вопросы, то мы обсудим их позже. Сейчас я хочу разобраться с делами, которые требуют моего немедленного вмешательства. Пока можете написать всё на листочках и передать секретарю, а я позже обязательно прочитаю и приду к вам обговорить то, что вас беспокоит, — на лице главного редактора сияет улыбка, отчего молодые сотрудницы томно вздыхают. С окончанием пятиминутки все начинают медленно расходиться. В том числе и Сонхва с Хонджуном.              Пак заходит в кабинет и тут же направляется к доске со своим расследованием. Конечно, он делает это для себя, но, может, у него есть шанс принести больше пользы окружающим? Вкусные рецепты — это, безусловно, хорошо, но не то, чем он хотел бы заниматься до конца своих дней. А они могли у него недавно закончиться, если бы не тот самый ангел. Если бы не он, то Сонхва уже лежал бы в сырой земле и был кормом для червей. Но он здесь — и, может, кто-то свыше дал ему шанс исправить жизнь. Так почему бы тогда не начать делать то, что всегда хотел? Даже если это будет стоить ему увольнения и потери репутации, он хочет посвятить себя расследованию. Хочет узнать, что за человек спас его той ночью.              Есть же какая-то причина, по которой Сонхва тогда не умер, а излечился? Почему крылатое создание убило мужчину, а не дало Паку умереть? И почему появилось в ту дождливую ночь? Почему перенесло его домой? Как узнало, где он живёт? Как попало внутрь? Почему вернулось следующей ночью? Так много вопросов, а Сонхва не знает ответа ни на один. Он практически в тупике, а никакой новой информации не появляется.              — Над чем думаете, господин Пак? — раздаётся тихо над ухом, и Сонхва в испуге оборачивается. — Я напугал вас? Прошу простить, мне казалось, что вы хотели поговорить со мной. Поэтому решил зайти к вам. Я ошибся?              — Нет, всё в порядке, я… — парень переводит взгляд на свою доску. — Да, вы правы, я хотел с вами поговорить. Это насчёт темы моей колонки.              — А что вы расследуете?              — Это… это вне рабочего времени, не переживайте. Просто вдруг задумался, — Сонхва смотрит, как главный редактор подходит к доске и открепляет перо. Он вертит его между пальцами с полуулыбкой.              — Может, всё-таки, расскажете? — Чхве переводит взгляд на подчинённого, и тот нервно сглатывает.              — Эм, ну, в городе появился кто-то по типу серийного убийцы. И я, вроде бы, столкнулся с ним.              — Вроде бы?              — Я просто не знаю, как объяснить. Он, можно сказать, спас меня от человека, который хотел меня убить… Там… в целом, запутано всё. Об этом парне мало что известно, мотивы непонятны, жертвы почти не связаны.              — Вот оно как. Получается, у вас личный интерес. Хотите найти убийцу?              — Хочу понять, кто меня спас, — отвечает Сонхва и нервно теребит пуговицу на манжете рукава. — Потому что это из-за него я сейчас тут стою, дышу и говорю с вами.              — Понятно. Знаете, у меня есть кое-какая информация по поводу этого маньяка, но, скажем, конфиденциальная. По правде говоря, я хочу немного изменить вектор газеты... Поэтому, может, мы вместе будем расследовать этот случай?              Сонхва кажется, что ему послышалось, но Сан смотрит прямо в глаза, а они кричат о серьёзности сказанного.              — Господин Пак?              — Я точно могу к вам присоединиться? У меня нет опыта в подобном. Я только и делал всё это время, что писал кулинарную колонку, а тут… расследование убийств, — мнётся Пак, разглядывая свои ноги.              — Всё когда-то бывает впервые. К тому же, вы будете не один. А я поделюсь с вами тем, что знаю.              — Ну… — Сонхва задумывается больше для вида. Он согласился про себя сразу, как только Сан спросил. — У меня всё-таки совсем мало опыта. Точнее, вообще опыта нет.              — Можно на «ты»? Мы ведь почти ровесники. Сонхва, правда, я бы и сам хотел этим заняться. А тут ты — уже вовсю ищешь зацепки, анализируешь информацию. Соглашайся.              Конечно, Сонхва соглашается.              Несколько дней подряд главный редактор и колумнист бок о бок прорабатывают вопрос, практически ведут расследование. Теперь Сонхва знает от Сана, что преступник ведёт себя как праведник. Он карает тех, у кого накоплено много страшных грехов, но иногда переходит на беспорядочные убийства людей, которым так или иначе предназначено умереть — например, от болезни. Как и сам Пак должен был умереть в ту ночь. Но почему тогда не умер? Почему был убит тот мужчина? Видимо, если сталкиваются души грешника и обречённого, то Божья кара настигает именного первого. Светлая душа Сонхва стала причиной его спасения.              Работать с Саном оказывается достаточно легко, и Сонхва даже кажется, что они медленно сближаются. Хонджун лишь пофыркивает, когда они вдвоём крутятся у доски, вслух рассуждают и придумывают теории. Однако Пак регулярно ощущает, как к щекам в какой-то момент начинает приливать кровь. Рядом с новым главным редактором он чувствует себя слишком странно. А тот делает вид, что так и надо, что Сонхва и должен так реагировать. Что должен сталкиваться с ним взглядом, когда случайно соприкасаются пальцами, записывая в свои блокноты пометки. Что должен соглашаться идти с ним после работы в кафе, чтобы обсудить план на завтра — и ни разу не вспомнить об этом плане уже на месте. Сонхва чувствует себя странно рядом с Саном. А Чхве любит улыбаться и косить на него глаза. Смущать колумниста комплиментами, сказанными ни к месту. Видеть его улыбку, когда хвалит за хорошо проделанную работу. И Пак всё чаще задерживается вечером, чтобы поговорить с главредом не о делах.              За три недели происходит только одна загадочная смерть, которая однозначно связана с тем ангелом. Сонхва и Сан даже приезжают на место убийства и опрашивают полицейских, пытаясь найти хоть что-нибудь новое. Хоть какую-нибудь зацепку, которой у них пока нет.              — Он почти перестал убивать. Раньше промежутки между смертями были в несколько дней или часов, а сейчас словно перестал вовсе. Надоело? — предполагает Пак, прикрепляя к доске новый стикер. Время уже позднее, за окном промозгло и снова дождь. В квартирке Сонхва тесно, но достаточно тепло, чтобы согреться.              — Может, влюбился?              Сонхва коротко и сдержанно смеётся.              — Что смешного я сказал? — возмущается Сан.              — Думаешь, такие, как он, влюбляются?              — Ну, все создания Божьи любят, поэтому и он не станет исключением. Хотя я сначала думал иначе, — Чхве смотрит, как Сонхва что-то пишет на новом стикере и клеит его к листу на своей доске, а после присаживается на край кровати.              — Не знал, что ты религиозен, — Пак поднимает взгляд на Сана и замирает. Они слишком близко. Непозволительно близко для тех, кем они друг другу приходятся.              — Я не религиозен. Религия заключается в вере, а я просто знаю, — Сан наклоняется ниже, и Сонхва непроизвольно вжимает голову в плечи. — Я противен тебе?              — Что? Нет. Нет! Совсем не противен, даже наоб… — он замолкает и краснеет, отводя глаза.              — Ты милый, Сонхва, — Сан распрямляется, и Пак несколько разочарованно выдыхает... А в следующее мгновение чувствует лёгкое прикосновение к своим губам. Он удивленно смотрит на парня — тот снова непозволительно близко. Сан улыбается.              — Что?              — Сам же хотел этого, — усмехается Чхве.              — Ну, не то, чтобы… хотел. Но разве тебе нравятся парни?              — Бог любит всех, а мы, как его дети, любим каждого. Но если говорить простым мирским языком, то да, парней я люблю. Хотя, похоже, нравится мне только один. Пак Сонхва.              Ночь темна, воздух холоден, но тело Сана жарче солнца. Сонхва касается его ладонями, чувствуя, как перекатываются под кожей мышцы. Чхве проводит носом по тонкой шее, вдыхая её аромат. Квартира слишком мала для них двоих.              — Разве… это правильно? — дыхание у Сонхва тяжёлое, он смотрит с волнением, но заворожённо.              — А почему нет? Ты против? — Сан сглатывает, и зрачки его, кажется, подрагивают.              — Мы ведь коллеги.              — Значит, будет служебный роман. Но это куда больше. Сонхва, поверь мне.              И Сонхва верит. Он отдаётся Сану без остатка, и тот отдаётся в ответ не меньше. Старая кровать скрипит нещадно, но о ней никто не думает, ведь видеть друг друга перед собой — важнее, приятнее, нужнее. Губы сливаются, языки сплетаются, капли пота смешиваются. У Сонхва сердце горит, внутри всё разрывается, но желает большего. И Сан даёт ему больше.              Пак прижимается к чужой широкой груди, вслушиваясь в сердцебиение. Он робеет, но слова так и замирают на кончике языка. Сонхва чувствует их вкус, слегка терпкий, но в то же время нежный, воздушный. Но он решает сохранить их при себе ещё ненадолго.              — Так хорошо, что завтра выходной, — шёпот льется, и Сан оставляет невесомый поцелуй на чужом лбу. — Выспимся. Я ведь могу остаться?              — Да, конечно. Я не прогоню.              И Сан счастлив это слышать. Словно эти слова даруют белоснежные крылья. И Сонхва хочет сказать больше, но иногда действия громче любых слов.              Сегодня Сонхва возвращается домой один. Расследование приостановилось, потому что с Саном сложно сконцентрироваться, особенно когда он дарит невесомые поцелуи в щёку или губы. Но пару часов назад главреду пришлось пораньше уехать из офиса редакции. Паку об этом сообщает секретарь, и это слегка расстраивает: они с Саном так и не обсудили отношения, в которых сейчас находятся.              Льёт сильно, холод пробирается под полы лёгкого пальто, и Сонхва, глядя на отражающийся в лужах свет вечерних фонарей, ёжится. Он, решив пойти немного другой дорогой, сворачивает. Чёрт его дёрнул пойти другим путём именно сегодня.              Сонхва думает о том, что стоит обговорить, встречаются ли они с Чхве. Сан ведь упоминал, что это не просто служебный роман, а он не стал бы врать. Сонхва в этом уверен. Значит, есть надежда, что это намного больше, чем интрижка на пару ночей.              Пак краем глаза замечает движение позади. После того случая он стал более осторожным, поэтому решает ускориться. Но и тень не отстаёт, следуя по пятам. Парень сворачивает во дворы, но за спиной слышит хлюпающие шаги. Передвигаться в такой ливень с зонтом тяжело, а показывать преследователю свой дом нельзя, его надо запутать.              Сонхва спотыкается о бордюр в самый неподходящий момент и валится на асфальт, роняя из рук зонт. Ладони саднит, колени болят от удара о бетон. Пак оборачивается и видит высокого мужчину, одетого во всё чёрное. Он достаёт из-под куртки посверкивающий лезвием нож, и Сонхва охватывает страх. Ему бы встать и побежать прочь, но тело не слушается, прямо как в тот раз. Снова? В этот раз всё будет кончено? А ведь он только начал жить нормальной жизнью и даже впервые влюбился.               Сан. Он так и не смог ему ничего сказать, признаться в своих чувствах. Кажется, это так и останется секретом.              Мужчина подходит ближе, а Пак царапает руки о бетон, тщетно пытаясь отползти в сторону. Всё повторяется. Только теперь судьба настигнет его.              Сонхва слышит взмах крыльев и вскидывает голову вверх. Дождь бьёт каплями по лицу, мешая рассмотреть чёрного ангела. Создание приземляется за спиной незнакомого мужчины и замахивается секирой, отлитой из золота.              — Попался, — Паку этот голос кажется до боли знаком.              Нападавший кричит и падает в лужу, а Сонхва смотрит широко раскрытыми глазами на ангела. Тот, в свою очередь, выглядит взволнованным, его грудь вздымается, по чёрно-золотым прядям стекают капли дождя.              — Успел, — облегчённо выдыхает Рагуил и делает пару шагов навстречу, падая на колени и обнимая Сонхва. — Как хорошо, что ты жив. Ты не ранен?              — С… Сан? — голос у Пака осипший. Кажется, тот даже не узнает Сана. — Это ведь ты?              — Я, Сонхва, я, — ангел отстраняется и берёт ладони парня, накрывая их своими. Сонхва никогда не видел золотых слёз, но, положа руку на сердце может сказать, что это красиво. Хоть и больно. — Я так боялся, что в этот раз не успею.              Сонхва зажившей ладонью касается щеки Сана и вытирает слёзы. Внутри него вопросов всё меньше, а эмоции лишь растут. Они захлёстывают, накрывают с головой, и Пак притягивает ангела к себе, целуя сначала нежно, словно боясь, что это всё лишь сон, а потом настойчивее, смелее.              — Спасибо, — шепчет Сонхва, глядя в золотые радужки. — Но кто же ты?              — Рагуил, — шёпотом вторит Чхве. — В миру Сан.              — Ангел мести. Я немного читал, — Пак позволяет себе усмехнуться. — Надо же, я искал тебя, а ты всё время был рядом. Но почему я?              — Дар Божий, Сонхва. Любовь. Он подарил мне её к тебе, — на губах ангела появляется нежная, немного усталая улыбка. — Я люблю тебя.              — А я тебя, — наконец-то признаётся Сонхва под утихающий дождь. Ангел мести для него стал ангелом любви. Неожиданной, странной, но вечной.              — Надо уходить, — Сан оборачивается и смотрит на труп. Холодок бежит по всему телу Сонхва: уже второй раз он сталкивается со смертью и становится её свидетелем. Это не может не вызывать дрожь.              — Да, нам лучше уйти, — Сонхва встаёт не без помощи Чхве, но тот берёт его на руки, не забывая про зонт, и взмывает ввысь.              Пак закрывает глаза и жмурится, борясь с воздушными потоками. На высоте ветра сильнее и холоднее, но тёплое тело Сана согревает, пусть и самую малость. Ангел просит открыть глаза, и Сонхва слушается, хоть и с трудом. Город прекрасен с высоты полёта. Ночная иллюминация создаёт разноцветную, пёструю картину, и, будь Пак художником, то обязательно повторил бы этот пейзаж по памяти.              — Не страшно? — Сан делает взмах своими огромными крыльями, поднимаясь ещё выше.              — Бывало страшнее, так что высота — ерунда. Я доверяю тебе, — отвечает Сонхва, поворачивая голову на Чхве. — Ты меня не уронишь. Хотя, признаюсь, адреналина в кровь этот полёт добавил.              — А что такое «адреналин»?              — Ты в самом деле не знаешь?              — Шучу, знаю. Я же живу среди людей многие тысячелетия. Так что знаю многое.              — А как у тебя получилось стать главным редактором?              — Пожалуй, эту тайну я не стану раскрывать. Но скажу, что Господь слышит, когда его просят. А когда просит верный слуга, то можно и наградить.              Сонхва, конечно, ответом не удовлетворён, но понимает, что, раз Сан отказался говорить, то правды не узнать никогда. Он бы соврал, если бы сказал, что это не расстраивает. Но ведь многие живут — и не знают, что существуют ангелы. Скажи кто Хонджуну, что Сан один из них, и тот покрутит пальцем у виска. А ещё на всякий случай уточнит у психолога, стоит ли таких людей отправлять на терапию или здесь поможет только психиатрическая больница.              Сан приземляется на крыше знакомого дома и опускает Сонхва на ноги. Но тот крепко держится за чужие плечи и, кажется, отпускать не собирается. Объятья Чхве уютные и тёплые. Ангел давит в себе смешок и, прижав парня, вновь взлетает. Только на этот раз влетает прямо в спальню Сонхва сквозь закрытое окно, даже не разбивая при этом стекла.              — Так вот, как ты принёс меня тогда! Удивительно, — Пак снимает с себя пальто и вешает на вешалку, чтобы просушить. — Удобно, наверное, иметь такие способности. Хотя это для убийств... Но ты же караешь грешников? Ты мне сам об этом сказал. И как тогда я должен верить нашему расследованию?              — Я не лгал. Мы не можем лгать, это грех. Поэтому всё, что мы вместе нашли, — это правда. К тому же, я люблю тебя. Я искренен во всех словах, обращённых к тебе, Сонхва. Моё сердце — твоё.              Сонхва долго молчит, оставшись стоять около вешалки и оглаживая пальцами влажное пальто. И это молчание значит многое. Особенно для Сана. Он мог бы назвать его сумасшедшим, больным, назвать убийцей — и убежать прочь. Но Пак остался. Молчит, но всё-таки он здесь. Сан боится что-либо делать. Человеческое сердце хрупкое, а сердце Сонхва — хрустальное. Как сосуд, наполненный сверкающей водой, который можно разбить, едва задев. И тогда вся жидкость разольётся тусклыми и безжизненными пятнами.              Чхве делает шаг. Второй. Уже смелее идёт к Сонхва и заключает его в объятья. А тот совсем не против — прижимается в ответ ближе к сильному телу. Много слов ещё не сказано. Но оба знают, что после рассвета больше никогда не расстанутся.              Ведь раз Сонхва стал его даром, то Сан — даром для него. А дары, как известно, не передаривают. И лучше они теперь всегда будут вместе, чем порознь.               Рагуилу нужен тот, кто утрёт его слёзы.