хотбокс

зеркала - скриптонит — Куда это мы так гоним, Тушенцов? — Раздаётся голос справа. Сердце пропускает удар, — Забыл, что тебе за руль нельзя? — Окна приоткрыты, ветер развевает волосы. — Всё нормально, я же пьяный. — Руслан лишь сильнее давит на газ. Он пьяный, а, значит, рецепторы притуплены, и об эпилепсии на пару часов можно забыть. Губу, правда, всё ещё иногда дергает, но не критично. А Даня сидит рядом как ни в чём не бывало. М-да, давненько он не садился за руль. А Руслан такой красивый, когда ведёт машину. Сосредоточенный, вдумчивый. На улице стемнело часа два назад, поэтому в окнах пролетают огни фонарей, проносятся дома и другие машины. Грудь режет свежий ночной воздух. Кашин откидывает голову назад, расслабляясь всем телом. Впереди мелькают редкие красные огни. Руслан водит как мудак, а Даня опять не пристегнулся. Впрочем, он Тушенцову доверяет, да и что с ним может случиться? Тем временем на спидометре число давно перевалило за сотку и не собиралось уменьшаться. Руки на руле подрагивают, когда они чуть не въебываются в белую тойоту кресту впереди. Но Руслану не страшно, потому что Даня рядом, Даня вовремя подскажет и поможет. Ведь он поможет?.. Кашин упустил тот момент, когда дома и яркие магазинные вывески сменились деревьями, вышками и старыми хибарами. Руслан достаточно знает дорогу, чтобы ни разу не включить навигатор за всё время поездки. Да что уж там — он даже, блять, на указатели не всегда смотрит. У Тушенцова на самом деле такой стеклянный взгляд, что любой другой на месте Дани уже попросил бы остановить машину, но тот молчит, только переводя глаза с водителя на дорогу и обратно. Руслан же и не смотрит в сторону Кашина: и так прекрасно знает, во что тот одет, в какой позе сидит, и как ветер спутал рыжие волосы. В лобовое стекло начинают врезаться большие капли воды, тут же съезжая в сторону. Руслан лихо припарковывается, сбавляя скорость в самый последний момент, вылетает из машины и, захватив что-то с задних сидений, не дожидаясь Дани, быстрым шагом направляется туда, куда приехал. Кашин, слегка помедлив, вываливается из машины, оглядываясь по сторонам. — Бля, куда ты нас завёз-то? — Громко воскликнул Даня, и, найдя ответ, чуть снизил тон, — Кладбище? Ты серьезно?.. Руслан, сука, подожди! Шатен хоть и не бежал, но Кашин с трудом догнал его. — Мы ненадолго. — Сипло отозвался Руслан. Смотрит в пол, держит в руке две красные розы. Дане не по себе: оборачивается на каждый шорох, жмётся к Тушенцову, ежится от холода. А тот был тут так много раз, что ему уже похуй, он спокойно дойдет даже вслепую. Дождь медленно набирает обороты, земля становится влажной. Главное успеть уехать до того, как дороги окончательно размоет. Дошли. Останавливаются в шаге от низкой черной ограды. Даня только единожды бросает взгляд на могилу. — Бля, да хорош страдать! — Ебало завали. На надгробии красивыми буквами выгравировано: «Кашин Данила Владимирович». Тяжело дышать. Руслану всегда тяжело дышать, когда он видит это. Пальцы крепче сжимают два стебля. — Брось. — Ухмыляется, — Если бы ты правда хотел, чтобы я заткнулся, то пил бы таблетки. Руслан смотрит на Кашина. Взгляд убитый такой, глаза на мокром месте. Даня бы отступил. — Но ты просто хочешь, чтобы я продолжал пиздеть, ведь тебе нравится меня затыкать, нравится чувствовать, что тебе есть, кого заткнуть. Взгляд карих глаз пустой, уставший. — У тебя же так много друзей, Рус. Действительно очень много. Пол Москвы и весь Питер. По каштановым волосам стекает вода, падая на лицо и плечи крупными каплями. — Но никто не будет тебе так же близок, как я. А на Дане ни следа от дождя. Он такой же сухой, как и пару минут назад. — И ты утешаешь себя мыслью о том, что я — единственное, что держит тебя на этом свете. Кашин делает шаг в сторону Руслана. — Но правда в том, что у тебя кишка тонка лечь рядом. — Указывает рукой в сторону могилы. Шатен поджимает губы, что вот-вот предательски задрожат. Тушенцов снова бросает взгляд на надгробие. Там лежат два свежих букета. Походу, кто-то из своих недавно приезжал. Руслан каждый раз приносит две розы. Скромно, но Даня вычурность никогда не любил. Ему бы понравилось. То, что Дане не понравилось бы — частота, с которой сюда приезжает Тушенцов. С остальным всё в порядке. — Ты бы хоть мою одежду носить перестал, честное слово. — Шатен опускает взгляд. На нём Данина чёрная толстовка, как обычно. Когда после смерти началась дележка имущества, Руслан попросил отдать ему только пару вещей из гардероба. Взял, конечно, не всё, а только самое ценное — он же не псих какой-то. Поначалу спал в обнимку с чужой одеждой, потом начал иногда надевать, а теперь вообще не снимает. От Дани давно ничего не осталось, вещи пахнут порошком и иногда сигаретами. — Красивый на этой фотке, да? — Вновь подаёт голос Кашин, когда они оба задерживаются глазами на черно-белом портрете. — Всегда красивый. — Тихо выдыхает Руслан. Взгляд полный грусти и тоски. Ему уже ничего не поможет. Даня снова слегка улыбается, но на этот раз смущенно. — Оставишь меня ненадолго? — Всё так же тихо бормочет шатен. — Чего? — Не расслышал Даня. Но как он, блять, мог не расслышать? — Я говорю съеби по-братски. — Спокойно, но чуть громче повторяет Тушенцов, не отрывая глаз от могилы. — Понял. — Кивает, но, сделав пару шагов, останавливается. — Я подожду в машине. Руслан подходит ближе, переступая ограду, аккуратно кладёт цветы, встаёт на колени прям на землю. И похуй, что штанам пизда. Гремит гром, но шатен слышит только стук своего сердца. Старая пара роз ещё не успела завять. «Мне тебя не хватает» срывается с губ и он жмурится, как маленький ребёнок, испугавшийся темноты. Слезы на лице смешиваются с каплями дождя. Как же всё-таки больно. Если любовь живет три года, то сколько живет траур? Руслан до сих пор винит себя за то, что не приехал на похороны. И вроде как причины у него были, — ведь состояние здоровья действительно не позволяло срываться на что-то подобное, — и никому не стало бы легче, если бы Тушенцов присутствовал тогда, и все в итоге его поняли, только вот совесть съедает изнутри по сей день. Надо было приехать, надо было бросить горсть земли, надо было пожрать, сука, ебучей кутьи. Надо было, но он не смог. — Прости. А теперь извиняется каждый раз. Дождь продолжает лить, но Руслан уже его не замечает. Шепчет что-то себе под нос, да так тихо, что даже если бы Даня и мог слышать его сейчас, то всё равно ни слова бы не разобрал. — Он тебя не заменит. — Вдруг более разборчиво просипел шатен. — С ним даже тяжелее, чем с тобой, представляешь? — Смеется, — Наверное, потому что ты не был частью моего сознания. А он… — Вздох, — Он слишком часто прав. Меня это бесит. Руслан просидел там ещё какое-то время и поднялся на ноги только тогда, когда зубы застучали от холода. Провел ладонью по холодному мокрому камню, отошёл на пару шагов назад, развернулся. Как же сложно каждый раз бороться с желанием остаться там. — Я на неделе ещё заеду, не скучай. Он не напоминает Дане о том, что до сих пор его любит, потому что никакого Дани там нет, и он его не услышит. А ещё потому что это слишком больно говорить вслух. Обратно Руслан идёт ещё быстрее. Ну, или пытается. То и дело спотыкается о всякую хуйню, не смотрит под ноги, вытирает слёзы с лица — в чём абсолютно нет смысла, но ему так проще. Кашина в машине не оказывается, да и за её пределами тоже. Вот же сволочь. Руслан закуривает. Уже можно даже не пытаться врать себе, что бросит. — Ты обещал в машине подождать, — напоминает Тушенцов с порога, бросая ключи куда-то на консоль. — Да, но там было так зябко и противно, — наигранно стонет Кашин, валяясь на диване. Руслан ставит чайник, даже не думая о том, чтобы переодеться и снять с себя мокрое тряпье. Вода быстро закипает и шатен заваривает себе кофе. — Мне сделаешь? — Довольная ухмылка. — Да ты заебал, — Руслан неожиданно смеётся. Кашин шутит так каждый ебанный раз. На телефон приходит уведомление, шатен, сразу выключив звук и даже не взглянув на экран, пустил его по скользкому столу так, что тот отлетел почти на противоположный край. Даня тут же подскакивает, подходя ближе. — А она симпатичная, — лыбится, разглядывая аватарку. — Наверное, — выдыхает, греет руки о теплую кружку, — но это всё несерьёзно. — Почему? — читает новые сообщения. Там никакой пошлости, обычные человеческие переживания. Скука какая. Ответа нет, и Даня поднимает взгляд, встречаясь с темными глазами. Потому что страшно. Страшно, что если он зайдёт чуть дальше, то предаст Кашина. Страшно, что если вновь полюбит, то тут же потеряет. Потому что так проще. Даня считывает ответ и громко выдыхает. — Какой же ты всё-таки тупой. — Выплевывает рыжий, прежде чем исчезнуть в дверях. Руслан понемногу начинает трезветь, а это значит, что скоро стены будут давить на мозг сильнее обычного. Тушенцов не помнит, чем закончился тот вечер, но зато помнит, что утром проснулся не один. Длинные темные волосы красиво лежат на белой подушке, в комнату уже пробрались первые лучи солнца, пора опохмелиться. Поднявшись и сделав пару шагов в сторону двери, Руслан замер, услышав за спиной знакомый смех. На его месте теперь лежал Даня, разглядывая гостью и отчего-то довольно улыбаясь. — Прикольная, да? — Заткнись. — тихий шепот. И оба слабо улыбаются. А они неплохо смотрятся вместе, красивая была бы пара. Руслан наверное приревновал бы Даню, если бы увидел их вместе. И если Даня был бы жив. — Ты что-то сказал? — И голос у неё приятный. — Тут же отзывается Кашин. — Нет, тебе показалось. — Ей нельзя знать. Потому что если узнает она, то через пару часов узнает и весь интернет. Руслан входит на кухню. На глаза попадается старая Данина кружка. Давно уже пора выбросить его вещи, давно пора удалить номер и перестать переслушивать голосовые. А ещё надо бы признаться девушке, что он собирается расстаться с ней на днях. Да и вообще, много что нужно сделать. — Бля, такой ты жалкий, я не могу, — бросает Кашин по пути на балкон. Достаёт откуда-то сиги, закуривает. Надо бы начать пить таблетки. Потому что прошлое давно пора отпустить, потому что жить с голосом в голове невозможно, и потому что Даня никогда бы не назвал Руслана жалким.