Уют

      Киллуа решил сегодня повеселиться, хорошо провести время, почилить, если вам так угодно, но… прямо сейчас он стоит и, откровенно сказать, пялится на то, что происходит за окном. — Киллуа? — Гон оторвался от приставки, втиснувшись в кресло-мешок поглубже. — Все в порядке? На что ты так уставился?       Мальчик медленно повернулся к нему на пятках. — А вот я думаю… вот то, что я сейчас видел… Мне расценивать это как что-то адекватное или наоборот неадекватное? — Я, если честно, не особо понимаю, куда ты клонишь, — Гон хмурится.       Киллуа отходит от окна, по которому тяжёлыми каплями барабанит дождь. Он присаживается на соседнее кресло-мешок, затаскивая в его глубь все свои конечности, топчась там, словно кот. — Вот ты знаешь, что делают люди, когда… эм… встречаются? — он забавно вскидывает бровь, будто задаёт вопрос сам себе. — Типа, романтические чувства, всякое такое, — он подбирает свой джойстик и невидящим взглядом вперивается в большой плазменный телевизор, пытается 3D-шным человечком пройти Блейза из Мортал Комбат, но пальцы не слушаются и во весь экран вылетает надпись «Game over».       Гон искренне пытается подумать над вопросом друга и… выдаёт совершенно безобидную правду, как ему казалось, общеизвестную: — Ну… люди проводят много времени вместе: ходят на свидания, веселятся, обнимаются… целую— И Киллуа взывает: — Господи! — его голова безвольно падает в его руки. — Нет! В его случае это определенно не может быть адекватным!       Гон аккуратно протягивает к нему руку, поглаживает по плечу и спрашивает: — В чем дело, Киллу? — Просто… просто посмотри в окно… — поднимаясь, говорит он мученически.       Гон еле как выпутывается из приставучего кресла и… он мягко говоря не ожидал…       Иллуми висит на шее… Хисоки? да… это определенно он, и тот в свою очередь обнимает его в ответ. Одна когтистая рука мирно покоится на пояснице, слегка поглаживая, а другая зарылась в волосы и массирует уставшую головешку. Но что более примечательно… Хисока шепчет? Он что-то приговаривает Иллуми в ухо, хитро-хитро улыбаясь. — Да, это, определенно, стран— — Сколько мы с тобой разговариваем? — тараторит Киллуа. — Минуты три? — И они все это время обнимаются! — Ты же понимаешь, что иметь партнера — это нормально? — Но не Иллуми! Он же весь такой злобный… э-эм… закрытый! Откуда взяться романтике?! — у Киллуа, кажется, что-то случилось с мировосприятием. — И почему ты такой спокойный? Тебя ничуть не удивляет, что Хисока, клоун убийца, способен вытворять… такое?! — он вовсю размахивает руками и тыкает указательным пальцем прямо в окно. — Не знаю, я не задумывался об этом, но судя по всему может, — Киллуа уже готов сползти на пол, ощущая в груди непонятную какофонию чувств и полнейший разлад с реальностью в мозгу, но… замечает на себе заинтересованный взгляд.       Хисока уже секунд двенадцать наблюдает за мучениями младшего брата его парня? Боже, нет, просто нет. — Иллуми, нас заметили, — прошептал Хисока, чуть царапая холодное ушко клыком. — Может пойдём домой? Дождь как никак хлещет.       Иллуми всегда удивлялся, как его партнер может заботиться о нем с такой плохо скрываемой надменностью в голосе. — Кстати, похоже у твоего младшего братика кризис, — он ухмыляется, глядя в единственное окно, из которого льётся тёплый свет и рукоплескания Киллуи, видимо, тот очень озадачен.       Тем временем в руках Хисоки происходит копошение: Иллуми распутывает затёкшие руки и выгибается, потягиваясь. Его волосы плавно скользят по плечам клоуна и спадают аккуратными прядками вниз. — Я не сказал ему о нас. — Не сказал? — похоже Хисока, действительно, озадачен. — Я не думал, что ему будет интересно… и будет ли он готов… — Золдик заканчивает свою мини разминку и ёжится, потирая холодными руками предплечья, вздрагивая. — Пойдём в дом, я замёрз.       На самом деле Иллуми достаточно закалён. Его заставляли сидеть в морозильной камере, пока его ноги не синели, когда ему было пять, поэтому холод не является проблемой, он… просто играется.       Хисока лишь тихо хмыкает, проходя внутрь.       В комнате Иллуми темно и немного прохладно. Через окошко, что открыто на форточный режим, слышно, как капли дождя разбиваются об стекло. — Сейчас с твоих волос все стечёт на кровать и будем мы лежать в луже, — констатирует факт Хисока, за шиворот оттягивая Иллуми от тёплых одеял, — иди-ка ты оботрись.       Золдик очень сильно протестует: он выгибается дугой к кровати, расслабляя все свои мышцы, заставляя Хисоку держать себя. — А спинка-то не переломится? — его когти впиваются в тоненькую шею, оставляя на белой коже красные капельки.       Иллуми не чувствует боли от такого, казалось бы, халатного обращения к своей коже, лишь слабое покалывание и этому есть причина: нельзя не упомянуть, что он был первым ребёнком в семье киллеров… и в самом начале эта ноша казалась неподъемной. Пытки назывались тренировками, а его мучения — выработкой выносливости, но для него неоднократные «слоники», подвешивания и нечеловеческие нагрузки были и есть норма, ведь приправлялись речами, которые начинались со слов «это твоя обязанность в этой семье».       Иллуми недолюбленный капризный ребенок, выросший в закрытого к чувствам, боящегося их, капризного и недолюбленного взрослого, который научился быть несколько по-своему ласковым и нежным с тем, кому доверяет. И они с Хисокой прошли достаточно длинный путь, если вы понимаете, о чем я.       Они все ещё охотятся друг на друга, не преминут лишний раз тырнуть пером под ребро, но… эта парочка просто решила воспользоваться возможностью? Воспользоваться друг другом, просто в несколько ином ключе?       В принципе, пользоваться — это очень даже в их стиле.       Атмосфера сонного царства здесь была всегда, но в данный момент особенно чувствовалась.       Иллуми заполз на кровать, высушив волосы и завернулся таки в свои пледы. Он даже почувствовал капельку уюта, пока не обратил внимание на наглого клоуна. — Переоденься в домашнее, — Хисока уже умостился рядом в чем был и даже под одеяло залез паршивец. Но не заметить, как Иллуми многозначительно поглощает его своими бездонными глазами, указывая ими на шкаф, невозможно. Ах… да, точно, теперь у него есть домашняя одежда и даже своя полка в имении Золдиков. Он не может не пошутить про то, что захватывает территорию и Сильве это определенно не понравится.       На самом деле отец Иллуми воспринимал Хисоку плохо до того момента, как узнал о контракте, по условиям которого все деньги Хисоки переходили его мужу, в случае смерти клоуна. Сильва был уверен, что его сын наиграется и убьёт Моро, поэтому очень даже любезно пускал его в свой дом. А вот Кикио была раздосадована, да что уж там, она была в гневе и до, и после известия о брачном договоре. Хисока ее раздражал, выводил из себя, вызывал омерзение своим присутствием рядом с ее сыном, потому что она видела, как Иллуми менялся, совсем немного, незаметно для остальных, но в ее материнские глаза бросались все мелочи и выжигали ей мозг. И нельзя сказать, что Хисоке это не доставляло. — Душенька, впусти меня обратно, — использование уменьшительно ласкательных прозвищ было приоритетом лишь Хисоки.       Из одежды на нем остаются одни штаны, верх клоун на себя не надевает и заваливается в кровать.       Иллуми подползает ближе, растягивается на груди своего партнера и расслабляется. В его волосы запутывается рука. — Эй, — зовут откуда-то сверху больно сладким голоском, — посмотри на меня, — он берет щеки Иллуми в свои руки, поглаживая скулы большими пальцами и тянется к его губам, мягко касаясь. Язык легонько раздвигает бледные губы, не толкаясь внутрь, поддразнивая. Губы Хисоки горячие, его тело горячее, его аура горячая. Поэтому Золдик плавится, его руки на плечах Хисоки плавятся, стекая воском на подушки, обитые бархатом. Когтистая лапа отпускает волосы, медленно спускается по спине, задирая чёрную водолазку, царапая кожу. Другая рука опускается ниже, ложась на мягкую ягодицу, сжимая, ощущая материал шелковых пижамных штанов под ладонью. Но ему это, определенно, не нравится, поэтому он скользит ещё дальше, под резинку штанов и трусов, оглаживая раскалёнными ладонями голую кожу. — Убери.       Клоун не спешит этого делать, опять дразнит, вынимая руку, оставляя под кромкой белья только лишь подушечки пальцев и засовывает снова. — Убери. Киллуа дома, — кончики его волос уже поднимаются ввысь, будто электризуясь от напряжения. — Это наоборот хорошо. Пусть услышит, как его старший брат любит принимать в себ— М-м-м… — Хисока стонет от боли и… наслаждения, своего рода. Иллуми свернул ему руку. Но он рад, что вывел Лулу на эмоции. Хисоке нравится так его про себя называть. Но в жизни он этого сделать не рискнёт никогда, потому что Иллуми не кисейная барышня, за такое можно и лишиться чего-нибудь ценного, руки, например, или головы, — Ты же знаешь, что мне нравится, когда ты злишься, тебя так приятно укроща—, — он останавливает свой желчный поток, — что ты делаешь? Иллуми сполз с него и теперь лежит на другой половине кровати, набирая номер в телефоне. — Я должен был ему все объяснить, поэтому я сделаю это сейчас, как хороший брат, — последнюю часть своего монолога он прожёвывает. Оно и неудивительно, потому что Иллуми пытается, но его старания ни к чему не приводят, он немного слишком опекает, слишком заботится, разумеется, по-своему.       Хисока не любит яндере. Они приставучие и неконтролируемые. А Иллуми немного напоминает яндере. И они работали над этим. Да, они ведут себя как супружеская пара. Они и есть супружеская пара. — Спустя семь лет? — Хисока выгибает бровь. — Никогда не поздно, — уверенно заявляет Иллуми. — Ах, да, точно. — Киллуа? Ты в порядке? — спрашивает Гон. Он встревожен, потому что он не понимает, что Киллуа увидел в этом такого разрушительного. Его брат и Хисока определенно странная пара, но не сказать, что не подходят друг другу. Очень даже гармонично вместе смотрятся. — Я просто смиряюсь. С… ситуацией.       Киллуа лежит в зелёном кресле-мешке, смотря пустым взглядом в стену, ища осмысления произошедшего. Но его отвлекает звонок. — Это он, — Киллуа кажется, что он обречён. — Алло? — мальчик звучит несколько замученно. — Привет, Киллу, это я — Иллуми. — Да я знаю. — Ох, правда? Я думал, у тебя нет моего номера, — голос его старшего брата звучит удивленно, — в общем, я должен был тебе все объяснить раньше, я просто не знал, как ты это воспримешь, — Киллуа не может не согласится с опасениями Иллуми. Он уже отреагировал довольно резко. — Я… я понял, вы-ы… — он лишь слегка запинается, — вы встречаетесь? — Мы, — кажется Иллуми смутился уже сам. Их отношения странные с какой стороны ни посмотри, поэтому он решает ответить на вопрос официальной информацией, — мы вроде как женаты? Уже семь лет как? — То есть ты женился, — Киллуа быстро-быстро мотает головой, — то есть вышел замуж, когда тебе было 24? Во время экзамена на охотника? — Ну примерно так, да.       Воцаряется тишина, в их случае тяжёлая тишина, означающая, что слова закончились. Иллуми хоть явно и не выражает лицом и телом свою обеспокоенность, он немного нервничает, и если ты давно его знаешь, то заметишь, что его пальцы лишь слегка подрагивают, а темные глаза приоткрыты немного больше, чем обычно. — Я понял, хорошо, что объяснил, тогда пока? — Тогда пока.       Иллуми кладёт телефон на тумбочку и поворачивается на бок, спиной к Хисоке. Он складывает руки под голову лодочкой, потирается щекой о свои холодные пальцы, не чувствуя никакого покалывания от прикосновения, он просто знает, что они холодные. Его бездонные глаза смотрят куда-то в никуда. — Ты так говоришь мне, что тебе нужна поддержка? — Хисока хитро улыбается, пододвигаясь ближе к застывшему телу. Он наклоняется к шее, дует на неё, щекочет кожу волосами. Его укладка немного растрепалась, небольшие розовые прядки спадают ему на лицо. — Мне не нужна твоя поддержка, — его голос ровный, даже жесткий.       Хисока опускает поцелуй в чувствительное место под косточкой подбородка. Иллуми вздрагивает. Хисока улыбается, ему нравится, как Лулу реагирует на тепло.       Клоун прижимается своими губами к линии челюсти, к ушку, проводит ими по щеке и ловит на себе уже осмысленный взгляд. — Ваша семья меня умиляет, — его рука падает на чужое предплечье, царапая когтями сквозь мягкую водолазу, — я думаю, он все поймёт, он взрослый мальчик, — Хисоку трогает то, что старший брат ищет одобрения от младшего, обычно бывает наоборот. Моро, на правах утешителя, тянется нахальной рукой к спине, круговыми движениями спускаясь ниже, обводя бедро. Он наклоняется, уже прикрыв глаза, уже почти чувствуя дыхание под своими губами… его отвлекает впившаяся в бедро игла и рука, что отталкивает его рот. Брови изламываются в разочаровании. — Я же просил тебя: не стоит нарываться, — Иллуми любезно вынимает своё болючее оружие, встаёт с кровати, поправляет одежду на себе и тянет Хисоку за ногу, — пойдём. — Ты всё-таки представишь меня Киллуа как полагается? — Заткни пасть, я хочу есть. — Заедать стресс — это плохо. — Затрахивать стресс — гораздо лучше, — его глаза чуть сужаются в раздражении. Это очень мило… для Хисоки. Для остальных это страшно. — Определенно. Хисока чувствует себя относительно нормальным в обществе Иллуми, а это странно.       Но он определенно переживет этот период.