Их первый поцелуй, или о том, как успокоить Алиновского

Это был обычный апрельский вечер того года, когда произошел "тот" случай. Саша сидел на кухне в квартире, которую он снимали вместе с Соловьем. Алиновский собирался ужинать, но голову поглотили мысли о том, что он натворил, и простят ли ему когда то этот поступок?.. Он надеялся что да, но вовсе не верил в это. Он просто надеялся. Как всегда. Желудок уже своими криками пытался достучаться до Саши, что уже пора есть, но тот вовсе не собирался обращать внимание на крики органа, он полностью погружен в свои мысли. Студент даже не замечает того, что второй квартирант уже вернулся домой, и зовет его. Саше сейчас плохо, нехорошо. Он не хочет никому ничего говорить, объяснять или рассказывать. Он просто хочет тишины. Когда Артур вошел в кухню и увидел сверлящего взглядом стол Шуру, взял стул, сел рядом и просто сидел. Он чувствовал, но скорее знал, что сейчас лучше помолчать и не устраивать допросы, как он делал весь прошлый вечер, так и не добившись результата. Ему так хотелось попросить Шуру улыбнуться, заставить радоваться, или хотя бы просто поговорить с ним!! Но Соловей пытался сдерживаться. Они оба сидели и молчали, боясь пошевелиться, а то вдруг напугают друг друга? Первым голос подал голодный желудок Саши. – Блять... – Устало выдохнул Алиновский. – Есть хочешь? – будто не зная ответа, спросил Артур. – Да, – ответил Саша. – Но даже не пытайся что-нибудь приготовить, Артур, пожалуйста. Этот ответ конечно огорчил старшего книгочея, потому что он хотел и желал готовить, но только учился. Поэтому, после каждой попытки сделать что нибудь вкусное, Саше приходилось отдраивать всю кухню около двух часов. Ему сейчас и так херово, не хватало еще загвазданной кухни. Хоть и на улице был апрель, но в доме уже выключили отопление, и как следствие, в квартире стоял лютый дубак. Саша стал кутаться в плед, который лежал рядом на соседнем стуле. Соловей это заметил и быстро проговорил: – Шур, подожди, не кутайся. Пойдем. "Сейчас попросит объяснить, как увеличить подачу горячей воды в батареях" – подумал Саша, но вспомнил, что отопление недавно отключили, и если бы Соловей и вправду попросил бы объяснить, то Алиновский уже это делал, и Артур все запомнил. Он даже сдавал так называемый "экзамен": КакСделатьТакЧтобыБатареиСталиГорячее. И ествественно, вспомнив это, предложение пойти за Соловьем прозвучало заманчиво. И пока Шура думал и вспоминал все это, Артур наблюдал за ним и ждал. "Постою подожду его здесь, а то не поймет же, куда я ушел, и не найдет меня" – рассуждал блондин. Алиновский все таки решил идти за Артуром. Он не надеялся на что то хорошее или нейтральное, хотя от Соловья другого ждать и не следует. Саше не хотелось думать позитивно, ну такое вот настроение. Он начал подниматься из на первый взгляд удобной позы, но, как оказалось, долго сложенные ноги под своими же бедрами, поза не совсем удобная, так еще после того, как посидишь в ней подолгу и начинаешь вставать. Ноги не хотят слушаться – затекают. Ему казалось что он сейчас упадет, но нет, нижние конечности как-то его удержали. Наблюдая за всем этим, Артур думал, что же делать дальше? Зачем он ляпнул это свое "идем", и умилялся осторожным и неловким движениям Шуры. Он не знал ответа на эти вопросы, а просто пошел в свою спальню, дождавшись, пока Шура начнет устойчиво стоять на своих двоих. А Сашу, пока он брел за Соловьем, снова поглотили мысли о том, скольких же книгочеев он погубил своим поступком, что свел с ума персонажа фактически своими руками, что из-за него умер Владя. Ему уже все настолько надоело, что он хотел не просто плакать, а рыдать навзрыд, жить в вечных слезах, хотел, что бы кто-нибудь его обнял, успокоил, кто-нибудь, близкий сердцу. Это может быть, могла бы быть и Инга, но она – просто подруга. Хорошая, в большинстве смыслах. Но нет. Саша уже несколько месяцев задумывался над тем, что испытывает к Соловью какое-то другое, иное чувство, нежели в начале их общения. Это было что-то теплое, согревающее душу. Он не рассуждал о своих любовных интересах уже о-о-очень долго. Не приходилось, так сказать. Но спустя какое то время, перед сном он понял, что начал неожиданно и незаметно для себя самого влюбляться в Соловья. Парни уже вошли в комнату, к которой они держали путь, и в голове у Алиновского стало пусто, прямо как в пустынях из кинофильмов. Не хватало только перекати-поля. Они замерли, и с полминуты не шевелились. Потом Артур резким движением тела оказался на краю кровати. – Шур, садись пожалуйста, – как-то неестественно прозвучал голос Артура в гробовой тишине. Саша послушался, и сел в довольно свободную и раслабленную позу: одна нога свободно лежит на матрасе, другая согнута и поджата к себе, а на ней непринужденно висит рука, держась запястьем за вторую. Соловей тоже решил принять комфортную и для себя позу – полузакрытый цветок лотоса и обронившиеся руки на колени. Соловей начал разговор первым: – Шура, я понимаю что тебе сейчас тяжело, я это прекрасно вижу и чувствую. И у меня сердце чернилами обливается, когда я прихожу домой, и вижу тебя таким грустным и мрачным. И в последние месяцы я стал замечать твое довольно таки странное поведение по отношению ко мне. Ты стал более эмоцианально не то что неуровновешен, твое поведение сразу менялось когда я подходил к тебе, ну и тому подобные ситуации. Не то чтобы это как-то неожиданно, но раньше я у тебя этого не замечал. Ну только в самом начале нашего общения. В первый месяц-два. Но тогда это было совсем по другому - ты скорее боялся меня, потому что я "какой-то-такой-не-знаю-какой". Я хотел бы узнать, почему ты так себя ведешь...? Выслушав все это, Саша понял, что сдерживаться он больше не может, и, не выдержав всех плохих мыслей в голове, которые хранились у него там долгие месяцы, никому не сказанные, просто зарыдал, ввалясь в обьятья Артура. Он знал, что в любом случае тот не отвергнет его. Соловей и не сделал этого, даже не задумался об этом, совсем. Вместо того, что бы успокаивать Шуру словами, он просто поглаживал его спину, лопатки, до чего дотянуться руки. А Саше и впраду было очень тяжело. Он решил ничего не объясняя сделать то, что сделал. – Прости меня Артур, прости меня, я такой ужасный... прости, прости, прости... – шептал Саша сквозь слезы. – Ну что ты, Шур... ну... ну не неси глупостей... – пытался успокоить его Соловей. На первый взгляд это выходило хреново, но и на самомо деле это выходило плохо. За эти долгие несколько месяцев в Саше накопилось немыслемое количество вины на себя, ненависти к себе, к тому что он просто существовал. Да и к тому же, что полюбил Соловья. Такого прекрасного и идеального, в отличие от него самого. В голове у Алиновского все перемешалось, перевернулось, вскипело. Он окончательно запутался в своих мыслях, но точно выделил одну, которая не попала в кастрюлю себе подобных. Мысль о том, как же он на самом деле дорожит Артуром и боится его потерять. По началу их общения и знакомства Саше казалось, что Соловей станет для него просто обычным учителем, инструктором. Это и произошло, но только вот он не учёл того, что Соловей мог бы стать для него близким другом, а не холодным учителем, по отношению к нему. Так и произошло: спустя какое-то количество времени, оба привязались друг к другу. В комнате воцарилось какое-то странное ощущение тревоги и спокойствия одновременно. А в это время на кровати Саша продолжал рыдать в обьятьях Соловья, переодически извиняясь тирадой слов, а Артур все время поглаживал его спину. Казалось, это могло продолжаться целую вечность, эпизодические потоки одних и тех же слов не изменялись уже на протяжении минут семи, но старший книгочей вдруг заметил в них изменение. Сначала Артур не понял что Шура прошептал там себе под нос, но спустя пару мнгновений, до него дошел смысл тех слов. А Шура, проговорив то самое предложение остановился и замолчал, прерывисто дыша, но не прерывая обьятия. "Я тебя люблю, люблю, Артур.." – те самые слова, которые прошептал Саша. Они же и были ответом на вопрос Соловья о том, почему же Шура начал так странно стал вести себя с ним за последние месяцы. – Шур... –мягко, совсем ласково произнелс Соловей. Не переставая реветь, Саша вопросительно промычал. Вместо ответа, Артур крепче обнял его и начал гладить по голове, зарываться своими пальцами ему в волосы. – И я тебя, Шур. Не переживай, все хорошо, – произнес громким шепотом Соловей. Саша отодвинулся, вытер слезы с лица и удивленно уставился на него своими зареванными глазами. Ему казалось, что Артур его не правильно понял, а тот увидел это по его взгляду и повторил еще раз: – Люблю я тебя, говорю. Тогда Саша облегченно выдохнул, улыбнулся уголками губ и снова заплакал. Но на этот раз уже от счастья. От осознания того, что его любовь к самому прекрасному (хоть и не человеку, а персонажу) взаимна, от того, что теперь можно быть абсолютно счастливыми вдвоем, от того, что можно открыто говорить ему "люблю тебя". Соловей испугался этих слез, он думал что Саше снова плохо(хоть это и было правдой, но только частичной), и притянул того к себе и крепко обнял, будто бы тот сейчас исчезнет. А в это время Шура начал смеяться, и не из-за того что ему смешно, а из за его расшатанных нервов. Соловей это вроде понял и тоже начал посмеиваться. Казалось, мир для этих двоих стал легок и понятен как ясный день. И о том, что будет дальше, вовсе не задумывались. Они сидели так и смеялись минуты две, потом Саша неожиданно отодвинулся от Артура, взял его за широкие плечи, взглянул в желтые, немного янтарные глаза, и в голове промелькнула мысль "Почему они у него такие красивые, интересные?не то что у меня. Обычные, скучные и серые", и резким движением двинулся к нему, при этом вжавшись своими губами в его. Поцелуй был совсем невинным, легким и... окрыляющим? Да, именно таким он и был. Он продлился совсем немного, секунд десять, может чуть поболее, но и этого хватило обоим, что бы окунуться в бездну "ничего", где есть только они. Это был легкий, первый, совсем невинный поцелуй Саши и Соловья.