***
Чонгук знает, что укромная кладовка для инвентаря — не лучшее место для того, что он собирается сделать. Ещё он знает, что должен подождать, пока они не доберутся до общежития, где точно окажутся в уединении, без риска быть пойманными незнакомцами. Но его терпению скоро придёт конец. Чонгук захлопывает за собой дверь, прищурившись, делает шаг вперёд, прижимая удивлённого Чимина к покрытой облупившейся краской стене внутри кладовки. Чимин ладонями упирается Чонгуку в грудь, его розовый язык скользит по губам, облизывая их. — Чонгуки… тебе не кажется, что это может подождать, пока мы не окажемся дома… — Чимин, — перебивает его Чонгук огрубевшим голосом, укладывая руки ему на бёдра и низко опуская голову, чтобы коснуться носом его запаховой железы. Он чувствует кисловатый запах того альфы поверх привычного, успокаивающего запаха вечернего дождя и персиков. Низкое рычание поднимается из глубины его горла, он прижимается ближе, хватка его рук на бёдрах Чимина усиливается. — Хён, ты пахнешь как он. Чонгук это ненавидит. Ненавидит тот факт, что он не смог добраться до них вовремя. Он знал, что в ту секунду, когда альфа коснулся своей рукой шеи Чимина, он хотел оставить на нём свой запах — хотел пометить чужую пару. Если бы они были кем-то другим — если бы они носили парные метки друг друга — Чонгук имел бы полное право наброситься на этого альфу на месте. — Правда? Ладони, лежащие на груди Чонгука, Чимин сжимает в кулаки, тяжело сглатывая, его голова наклоняется в сторону — сама по себе — чтобы предоставить Чонгуку лучший доступ. Чонгук тихо хмыкает, довольный, касается губами нежной кожи. Он щедро покрывает запаховую железу омеги жалящими укусами и успокаивающими касаниями языка, преисполненный решимости избавиться от всех до единого следов другого альфы. Пока Чонгук сосредоточен только на том, чтобы оставить на Чимине свой запах, тот со стоном выгибается навстречу его губам, не в силах сдержать разливающийся внизу живота жар. Он тянет руки вверх, чтобы схватить Чонгука за волосы, судорожно вздыхает, приоткрыв рот, от особенно сильного засоса. — Б-блять… Чонгуки… Взгляд Чонгука темнеет, когда Чимин дёргает его за волосы, а потом он замечает, как меняется запах Чимина. Он густеет, становится тяжелее и слаще, в нём уже чувствуются нотки запаха его естественной смазки. — Он дотронулся до тебя, хён, — сильные руки Чонгука спускаются ниже, жёстко сжимают задницу Чимина, срывая с его губ стон. — Пытался оставить на тебе свой запах — чтобы ты пах так, будто ты его, — низко рычит Чонгук, нетерпеливо потираясь бёдрами о Чимина, ведь его член уже наполовину стоит, упираясь в ширинку тесных брюк. — Чонгук… — Чимин не успевает ответить, потому что его неожиданно разворачивают лицом к стене, мощная фигура Чонгука прижимается к нему сзади. Он выругивается, пытаясь отдышаться, когда всё те же сильные руки проникают под ткань его брюк и рубашки, одна ладонь крепко сжимает его истекающий смазкой член, а другая в собственническом жесте прижимается к его животу. Чимин знает, что его реакция подсознательна. Инстинктивна. Но именно рука Чонгука, так надёжно прижатая к его животу, защищающая, толкает его за черту. Чимин чувствует, как его штаны намокают, когда из него вытекает густая смазка, а мышцы ануса начинают сокращаться. И Чимин понимает, что именно это подводит Чонгука к краю. Чонгук практически приклеивается к его спине, сильно и резко толкаясь бёдрами вперёд, потираясь о его задницу. С губ Чимина слетает сдавленный стон, опустив веки, он смотрит вниз и видит ладонь своей пары, которая дрочит ему в такт толчкам. Это всё так грязно, в его штанах так влажно, а Чонгук слегка неловко накрывает головку его члена ладонью, размазывая предэякулят по всей длине, чтобы скольжение стало лучше. Чимин сильно прикусывает нижнюю губу, чтобы не застонать от столь захватывающего вида, а потом откидывает голову назад, на плечо Чонгука, обнажая для него шею. Он не сдерживается и беззвучно– и нежно — смеётся, когда Чонгук сразу же принимается за дело, обнюхивая его кожу и оставляя на ней свой запах, жалобно постанывая от желания. Он знает, что сейчас уже поздно спорить. — Такой нетерпеливый… даже не смог дождаться, пока мы приедем домой? — спрашивает Чимин, прикрывая глаза, упирается одной рукой в стену и инстинктивно расставляет ноги от отчаянного желания почувствовать Чонгука в себе. Он двигает бёдрами вперёд, толкаясь в кулак Чонгука, а потом назад, потираясь о скрытый брюками член, его полные губы изгибаются в ухмылке, когда он смотрит через плечо и видит напряжённое выражение лица своей пары. — Собираешься сделать хёна своим, детка? Трахать меня, пока я не начну плакать и умирать от желания кончить, растянутый на твоём члене? — в глазах Чимина вспыхивает огонёк озорства. Он ещё раз толкается навстречу Чонгуку, мысль о том, что кто-то может застать их, максимально далека от его сознания. Особенно когда он видит, насколько сильно влияет на свою пару. Зрачки Чонгука расширены, тёмные глаза полны желания, а в его запахе сконцентрировано возбуждение и желание защитить свою территорию. Один вдох заставляет Чимина пошатнуться, одной рукой он тянется вниз, чтобы сжать впечатляющих размеров член Чонгука через ткань штанов, смотря на него сквозь прикрытые веки. — Хочу почувствовать тебя в себе. — Блять, хён… — слова Чимина и его касание заставляют Чонгука задрожать, он мечется между желанием толкнуться в ладонь Чимина и ненадолго притормозить, чтобы снять одежду и наконец толкнуться в жаркое нутро омеги. Принятие решения не занимает много времени. — Уверен, ты сам жаждешь этого, не так ли? — рычит Чонгук низким голосом, встречаясь с хитрым взглядом Чимина. — Не могу терпеть, хён, хочу тебя трахнуть… хочу увидеть, как ты, такой красивый, двигаешься на моём члене, — он толкается в ладонь Чимина, хитро улыбаясь, а руками тянется, чтобы схватить ткань брюк Чимина, потянуть вниз и… …встретить немедленное сопротивление. Чонгук снова дёргает их вниз, с такой силой, что расслабленного Чимина аж встряхивает. Чонгук ругается себе под нос, потому что чёртовы брюки отказываются сдвинуться с места. — Почему они всегда так трудно снимаются, — ноет Чонгук, уставившись на брюки Чимина таким взглядом, будто они грубым образом разрушили все его планы. Его причитания заставляют Чимина сменить настроение, он трясётся от смеха, откидываясь на грудь Чонгука, безмерно им очарованный. — Хён! Это не смешно — серьёзно, как ты вообще в них дышишь? — спрашивает Чонгук, пытаясь нахмуриться, но с треском проваливаясь. Физически невозможно нахмуриться, когда слышишь смех Чимина. Чонгук почти уверен, что это что-то типа закона вселенной. А его хёны сказали бы, что он абсолютно влюблён. Он даже не может с ними поспорить. — Я думал, тебе нравится, когда я ношу узкие брюки, — дразнит Чимин, его глаза превращаются в полумесяцы, когда он улыбается Чонгуку и виляет бёдрами, чтобы помочь ему раздеть себя. Блять. Блять, блять, блять. Чонгук дохуя больше, чем просто влюблён. — Но не когда они мешают мне войти в тебя, — тихо бормочет Чонгук, его слова звучат в разрез с действиями, потому что он наклоняется, чтобы оставить на губах Чимина нежный поцелуй. Угол у поцелуя не слишком удобный, потому что Чимин всё ещё стоит лицом к стене, и ему приходится наклонить голову, чтобы ответить на поцелуй. Но Чимин всё равно делает это, несмотря ни на что, и издаёт тихий, довольный звук, поднимая руку, чтобы коснуться щеки Чонгука. Обязанности, проблемы, мерзкие альфы без чувства достоинства — всё это исчезает. Вместо беспокойства они, как всегда, растворяются друг в друге. Когда Чимин засасывает кончик его языка в свой рот, Чонгук приглушённо стонет. Он тает от его прикосновений, от того, как большой палец Чимина нежно поглаживает его горящие щёки, когда Чимин сдвигается, чтобы осыпать его линию челюсти лёгкими поцелуями. Иногда Чонгук вспоминает начало их отношений. Все трудности, которые им пришлось преодолеть, недостаток взаимопонимания, его ошибки… Чимин однажды сказал Чонгуку, что отправился бы с ним на луну. Это было почти в самом начале их отношений — когда Чонгук был не так уверен в том, как проявлять чувства. Тогда слова, легко дававшиеся другим, застревали у него в горле, лишая его возможности выразить его любовь к этому парню, который делал для него так много — отдавал ему так много… и всегда, всегда-всегда заставлял его сердце биться чаще. Тогда Чонгук не сказал ничего Чимину в ответ. Он был слишком смущён — слишком неопытен во всём, что требовало умения держать в руках чьё-то хрупкое сердце. Но даже в те сложные времена он чувствовал притяжение. Существует три универсальных закона, в которые Чонгук верит, и все они связаны с одним конкретным Пак Чимином. Первый закон фундаментален, он в этом уверен. Физически невозможно нахмуриться — или расстроиться, или разозлиться, и, честно говоря, вообще выглядеть иначе, кроме как влюблённым дураком — когда слышишь смех Чимина. А когда Чимин смеётся во весь голос? Или хихикает над какой-то дурацкой шуткой Сокджина, прячет лицо в плече Чонгука и так сладко пахнет персиками? Ага. Просто невозможно. Второй закон — инстинктивный. Даже до того, как Чонгук узнал Чимина — по-настоящему узнал его — он всегда чувствовал, как его к нему тянет. Несмотря на непонимание, страх и комплексы, которые не позволяли ему понять, что он чувствует — он никогда не отрицал это притяжение. Его фанаты с удовольствием дали ему прозвище спутник Чон, его инстинктивное стремление следовать за Чимином было очевидно для всех. Во многом они были правы. Потому что подобно тому, как приливы и отливы подчиняются гравитационной силе луны, Чонгука всегда будет тянуть к Чимину. Чонгуку не нужно отправляться в какое-то далёкое, недостижимое место. У него есть Чимин. — Чонгук. Чонгук моргает, внезапно вырванный из потока мыслей. Чимин одаривает его тёплым взглядом и мягким поцелуем в подбородок. — И снова здравствуй, — приветствует он, уже привыкший к тому, как Чонгук порой погружается в свои мысли. Но это, как правило, почти не случается в те моменты, когда они пытаются заняться сексом. — Для человека, который так хотел трахнуть меня в каком-то грязном, богом забытом чулане… ты, прямо скажем, не торопишься, — дразнит его Чимин, а потом снова поворачивается лицом к стене. Его штаны спущены до колен, плотный материал удерживает ноги Чимина вместе, когда ладонью он тянется назад, чтобы обхватить мягкую округлую ягодицу. Чонгук втягивает носом воздух, наблюдая, как Чимин раскрывается перед ним. Чимин смотрит на него, чуть опустив веки и понимающе улыбаясь — его влажный, истекающий смазкой анус выставлен напоказ. — Итак? — Чимин выгибает спину, зная, как свести Чонгука с ума. — Ты наконец возьмёшь то, что принадлежит тебе? Чонгук низко и гортанно рычит, поспешно расстёгивая штаны, чтобы освободить свой вставший член. Головка влажно шлёпается о его пресс, он сжимает член ладонью и двигается вперёд, направляя его к месту между влажными от смазки ягодицами Чимина, размазывая предэякулят по расселине. — Ты стоишь, склонившись, и так красиво умоляешь о моём члене… так кто из нас теперь нетерпеливый? Чимин прикусывает нижнюю губу, чтобы сдержать жалобный стон, угрожающий сорваться с губ. Он ещё больше выгибает спину, чтобы прижаться задницей к члену Чонгука. — Может, если бы ты уже трахал меня, мне бы не пришлось умолять… Насмешка Чимина обрывается, потому что Чонгук вдруг резко входит на всю длину, без предупреждения, выбивая из Чимина резкий вскрик. — Б-блять… — Чимин задыхается от головокружительных ощущений, его грудь резко вздымается, спиной он прислоняется к груди Чонгука. Сильные руки обнимают его талию. Это единственное, что удерживает его в сознании, когда он чувствует, будто толстый член Чонгука сейчас разорвёт его пополам. Растянутые мышцы горят. Как и всегда. — Хён, так хорошо, — Чонгук стонет Чимину в ухо, входя в него до конца, мышцы Чимина так крепко сжимают его. Внутри него жарко и влажно, из-за того, что Чимин стоит, сведя ноги, становится ещё теснее. Это пробуждает какое-то первобытное чувство внутри Чонгука, заставляет его начать двигаться, его внутренний волк ослеплён потребностью трахнуть омегу и заклеймить его. Чонгук сжимает зубы и игнорирует это желание, напрягая мышцы, чтобы заставить бёдра замереть и дать Чимину привыкнуть к растяжке. — Нормально? — спрашивает Чонгук, хотя знает, как сильно Чимин любит, когда в него входят без подготовки, но только при первом толчке. Чимину потребовалось произнести много заверений и фраз вроде «со мной всё будет хорошо», чтобы заставить Чонгука согласиться на это, но избавить его от страха причинить Чимину боль не получится никогда. — Д-да… — отвечает Чимин высоким голосом и, едва дыша, он тянется рукой назад, чтобы вплести пальцы в волосы Чонгука. Затем, чтобы успокоить его, но ещё и потому, что ему отчаянно нужно за что-то держаться. Он тянет голову Чонгука вниз, и Чонгук слушается, губами оставляя на открытой шее дорожку собственнических меток и поцелуев. — Т-такой большой, Чонгуки… обожаю п-принимать тебя вот так, — стонет Чимин, пока Чонгук уделяет внимание его запаховой железе широкими мазками языка, помечая его так тщательно, что Чимин знает — он будет пахнуть своим альфой неделями. Его внутренний волк приходит от этого в экстаз, и Чимин поворачивает голову, чтобы пухлыми губами коснуться железы Чонгука, удовлетворяя свою собственническую потребность оставить на нём свой запах. В эту же потребность входит желание искупать член своего альфы в смазке. — П-погоди, — шипит Чонгук, его хватка на талии Чимина усиливается. Чимин вжимается в него, выбивая из него весь дух и заодно самоконтроль. Он жадно толкается назад и сжимается вокруг толстого члена Чонгука, принимая его в себя как можно глубже. — Б-блять, хён. Стой… блять, Чимин, остановись, — ругается Чонгук, его член горячо пульсирует в заднице Чимина. Несмотря на его заверения, он стопроцентно уверен, что Чимин ещё не до конца привык к размерам, а завтра они будут выступать на ещё одной церемонии награждения. Они оба об этом помнят. Как бы сильно Чонгук не хотел трахнуть Чимина — заставить его анус сжиматься от пустоты и истекать спермой прямо на бёдра… ему не хочется ловить на себе ледяной взгляд Хосока каждый раз, когда Чимин ошибается в хореографии — как бы редко это ни происходило. — Ты всё ещё не… просто подожди. Чимину, кажется, всё равно. — Ч-Чонгуки… двигайся, — выдыхает Чимин полупросьбу-полуприказ, резко потянув Чонгука за волосы. Он двигается вперёд, член Чонгука, весь в его смазке, выскальзывает из него, пока внутри не остаётся только толстая головка, широко раскрывающая мышцы входа. Прежде чем он успевает толкнуться назад и насадиться на член Чонгука, насладиться жжением от того, что его растягивает член его пары, Чонгук сжимает его бёдра в железной хватке, чтобы его остановить. Они оба замолкают, погружаясь в напряжённую тишину, нарушаемую только их прерывистым дыханием. — Чонгук-сси… Низкий и протяжный, угрожающий сатури Чимина заставляет Чонгука напрячься, в нём одновременно вспыхивают страх и возбуждение. Чонгук судорожно сглатывает, но продолжает молчать, его внутренний волк оживляется от тона омеги. — Если ты не трахнешь меня как следует, — Чимин смотрит на него, прищурив глаза, выпутывая пальцы из локонов Чонгука, чтобы вместо этого сжать заднюю сторону его шеи. — Ты выйдешь отсюда и до конца месяца не сможешь вставить в меня свой узел. Чонгук пялится на Чимина, широко раскрыв глаза. Чимин невозмутимо смотрит в ответ. Сейчас даже не середина месяца. Чонгук скорее умрёт.***
Тэхён знает, что ему стоило выбрать ножницы. Вместо этого он доверился своему чутью и выбрал камень. Полный идиот. Так что теперь, после полного поражения, нанесённого ему четырьмя хёнами, с бумагами вместо ладоней и одинаковым выражением облегчения на лицах, Тэхёну нужно забрать Чимина и Чонгука из их импровизационного любовного гнёздышка в каком-то старом, богом забытом чулане… Который. На самом деле. Был не таким уж и забытым, потому что мимо него по коридору сновала целая толпа сотрудников — сновала, решительно игнорируя сильную смесь запахов альфы и омеги, исходящую из-за небольшой двери. Их группе очень, очень-очень повезло, что все сотрудники связаны контрактом, и им нельзя говорить ни слова об айдолах и их личной жизни. Тэхён морщит нос, когда подходит к деревянной двери, ему приходится вдохнуть тяжёлый мускусный запах альфы и приторно-сладкий запах омеги — двух его лучших друзей, которые прямо сейчас трахаются. Прекрасно. — Ты несправедлив, — сквозь хлипкую деревянную дверь он слышит рычание Чонгука. — А ты всё ещё не трахнул меня, — шипит Чимин в ответ. Тэхён тупо смотрит на дверь, пока эти двое за ней продолжают спорить, их приглушённые голоса всё ещё хорошо различимы. Они что, серьёзно ещё не начали? Ладно. Возможно, он понимает, почему Чимин звучит так раздражённо. Чего они ждут так долго? — Ты знаешь, каким становится Хоби-хён, когда мы трахаемся слишком жёстко перед выступлениями. Он отчитает нас, если ты… будешь хромать завтра всю репетицию. Логично. Тэхён кивает сам себе, страх Чонгука абсолютно обоснован. Обычно само воплощение солнца, Чон Хосок приводит в ужас, когда дело касается проверки готовности каждого мембера к выступлению. Тэхён содрогается, вспоминая последний раз, когда он сам разозлил обычно такого светлого и донельзя заботливого хёна. Видимо, Чимин реально очень хочет секса, раз он так подначивает Чонгука. — Я знаю. И мне всё равно. Ага. Очень сильно хочет. — Кроме того, я профессионал. Я не споткнусь во время выступления. На секунду повисает тишина. — Но как же… прямо перед BBMAS… Слышится звук лёгкого шлепка. — Замолчи. Это было… тогда только закончилась моя последняя течка. И ты это знаешь. Снова молчание. — Что? — У тебя что, течка? Моё доминантное поведение перед другим альфой заставило течку Чимини-хёна начаться раньше? Снова раздаётся звук шлепка, в этот раз вместе с фырканьем, не особо скрывающим веселье Чимина. — …слушай сюда, ты, мелкий засранец… — А ведь пару минут назад ты не называл меня мелким, — самодовольно отвечает Чонгук. Тэхён слышит звуки борьбы, Чонгук хихикает, раздаётся ещё один хлопок, нарушающий тишину, а теперь смеётся уже Чимин. — Как же ты бесишь. Серьёзно? Чем мы вообще занимаемся? Ты привёл меня сюда, испачкал мне штаны, а теперь отказываешься закончить то, что начал? — Чимин скулит — прямо как в том до смешного популярном видео в Твиттере, где собраны лучшие моменты с нытьём Чимина. Арми иногда создают очень странные штуки, но Тэхён очень сильно любит и ценит их. Он не может их винить. Чимин невероятно милый, когда начинает хныкать и вести себя по-детски. Все остальные мемберы тоже согласны с этим. Но они должны были уехать в ресторан ещё примерно час назад, но они даже не начали собираться, и Тэхён ничего не ел с самого утра, и он абсолютно уверен, что все ужасно проголодались, но Чимин и Чонгук всё никак не могут потрахаться и уехать… — Мне тоже тяжело, понимаешь? Буквально, Чимини-хён. Дотронься до моего члена и почувствуешь, он такой тяжёлый и твёрдый, что им можно гвозди забивать. Это больно. — Чонгуки, если бы ты просто трахнул меня, как пообещал… — Я бы сделал это, если бы у тебя вдруг не началась течка, и ты не начал насаживаться на мой член так, будто от этого зависит твоя жизнь! — Да нет у меня течки! Тэхён втягивает носом воздух. В сладком, приторном аромате смазки Чимина слегка чувствуется что-то более… завлекающее. Тэхён не может не согласиться с Чонгуком. У Чимина точно начинается течка. И вся эта ерунда уже точно длится дольше, чем положено. Тэхён громко стучит в дверь, тут же затыкая этих двоих. — Чимин-а, Чонгуки, если вы не связаны узлом, то можете поторопиться? Мы с хёнами ждём, когда можно будет пойти поесть, — зовёт Тэхён через дверь, одаривая проходящую мимо сотрудницу яркой, квадратной улыбкой — будто он каждый день забирает двух ещё-не-потрахавшихся-но-точно-раздевшихся друзей из какой-то кладовки. Ему обычно больше везёт в камень-ножницы-бумага. Она бросает на него косой взгляд и проносится мимо, упрямо не глядя туда, где творятся вещи, выходящие далеко за пределы её зарплаты. Что ж, это тоже логично. Тэхён снова поворачивается к двери. И стучит ещё раз. — Чимин-а, Чонгуки, вы там? — он снова зовёт их, на этот раз громче. Стук тоже становится громче. И настырнее. Потому что в любой другой день он бы подразнил их, прежде чем позволить вернуться к их занятию, но сейчас он голоден, чёрт побери. Он слышит, как Чимин прочищает горло, а также звук поспешно натягиваемой и застёгиваемой одежды. — Тэ-Тэ… прости, мы потеряли счёт времени, — Чимин отвечает ему с виноватым смешком. Тэхён слышит, как Чонгук что-то бормочет ему, и Чимин отвечает так же тихо, а потом повышает голос, снова отвечая Тэхёну. — Встретимся на улице через пару минут. Обещаю! — Быстрее! Машины уже здесь, когда вы закончите, мы поедем кушать, — сделав дело, Тэхён с нетерпением возвращается к другим мемберам, не слыша остальную часть их приглушённого разговора. — Ты же не серьёзно, правда? Насчёт целого месяца? — Заправь член в штаны, Чонгуки. Мы и так заставили всех ждать слишком долго. — Хён… хён, погоди, ты ведь не серьёзно. — Абсолютно. — Хён! — Но месяц начнётся после того, как пройдёт моя течка. — …так я был прав, — Чонгук довольно ухмыляется. — Помолчи, — тихо фыркает Чимин. — Не так уж сложно догадаться. — И всё же. — Ага, пошли уже. Все ужасно хотят есть. Внутри кладовки, в мятой одежде и с растрёпанными волосами, Чимин встаёт на носочки, чтобы на мгновение коснуться губами губ Чонгука. Чонгук улыбается в поцелуй, когда Чимин прижимает ладони к его груди, пытаясь разгладить складки на пиджаке. — По крайней мере, теперь у нас есть оправдание, — бормочет Чонгук, когда Чимин отстраняется. Он наклоняется, чтобы взять Чимина за руку. — М-м? — мычит Чимин, глядя на него снизу вверх с вопросительным выражением лица, улыбаясь и переплетая их пальцы. — Перед Хоби-хёном, — объясняет Чонгук, улыбаясь шире, когда до Чимина доходит, и он смеётся, встряхивая головой, и выводит их обоих из кладовки. Третий универсальный закон прост. Не потому, что он не связан со сложностями, трудностями, или проблемами. Он прост, потому что для Чонгука не существует иного исхода. В каждой жизни. Во всех вселенных. В прошлом, настоящем и будущем. Чон Чонгук всегда будет любить Пак Чимина.