«Что за день?» — размышлял высокий молодой мужчина, прикрывая голову от льющейся с неба воды и взбегая по ступеням храма. Небольшой дождик, начавшийся, когда он вышел из дома, превратился в ливень со всей полагающейся атрибутикой: молниями, громом и порывистым ветром. Оставалось только порадоваться, что на работу он пошёл в повседневной одежде, а его кашая находился в храме. Хотя, знай он, что непогода так разыграется, вообще бы никуда не пошёл. Ну кто, скажите на милость, в такую погоду потащится общаться с богами? И так понятно, что они не в духе. А теперь придётся весь остаток дня провести в беседах с сэнсэем (к слову, очень скучных, хоть и просветляющих), или, на худой конец, в медитации.
Избежав встречи с наставником, Канаме проскользнул в комнату, где на мягких подушках, разбросанных по полу, принимал клиентов. Точнее, чаще всего флиртовал с симпатичными клиентками. Девушки приходили в храм Будды в поисках поддержки и утешения, для того, чтобы рассказать о своих горестях и надеждах, попросить благословения или помощи. В обязанности Канаме входило выслушать их, помочь расслабиться и успокоиться, а также быть духовным проводником между простыми людьми и высшими силами, к которым те обращались.
Но это в идеале…
Единственной причиной, по которой этот молодой мужчина двадцати семи лет отроду решил стать монахом, была возможность знакомиться с симпатичными прихожанками. Во всяком случае, по версии его братьев. А их у него имелось немало. Двое старших были людьми ответственными и серьёзными. Оба выбрали себе профессии, позволяющие помогать людям: врач-педиатр и адвокат. И на занятие Канаме смотрели очень неодобрительно, не считая его деятельность в храме за приличную работу. Ну и десять младших. Сам Канаме, хоть и не отрицал своей заинтересованности в противоположном поле, но всегда старался акцентировать внимание окружающих на том, что он в первую очередь занимается именно духовной помощью. В той форме, в какой может.
Красивый высокий блондин с яркими зелёными глазами, мягкой улыбкой и приятным тембром голоса, как магнит притягивал взгляды и интерес молодых девушек. Да и женщин постарше.
Но сегодня боги, видимо, решили устроить ему внеплановый выходной, перекрыв дорогу в свою обитель мощным ливнем.
Будучи по характеру человеком лёгким (а по мнению всё тех же старших братьев — легкомысленным), Канаме отнёсся к такому повороту событий философски: раз богам угодно дать ему передышку, стоит их поблагодарить. Скинув мокрую насквозь одежду, он облачился в кашая, заварил ароматный цветочный чай, расставил на небольшом котацу посуду и курильницу с благовониями, а после расположился на подушках в позе лотоса. Уж лучше помедитировать, решил Канаме, чем, пытаясь не уснуть, изображать на лице интерес и внимание в беседе с наставником.
Отголоски грома, яркие вспышки в небольшом окошке, быстрый перестук капель по крыше па́годы, бусины чёток, которые он перекатывал в пальцах, и монотонная мантра помогли легко соскользнуть в медитативный транс, увлекая разум в эфемерный мир тонких материй.
— П-простите... — тихий голос заставил Канаме открыть глаза. — Я... я, кажется, заблудилась. — Молодая девушка в промокшей одежде, с которой ручьями текла вода, образуя на полу большие лужи, смотрела на удивлённого мужчину.
— Всё в порядке. — Канаме плавно поднялся и подошёл к нежданной гостье, ласково улыбаясь. — Вы пришли в место, которое на время непогоды будет вашим домом. Проходите. — Он мягко взял девушку за руку и, не обращая внимания на капающую воду, увлёк её вглубь комнаты.
— Лама… — слабым голосом произнесла девушка. Проследовав за Канаме, она уселась на указанное место с другой стороны котацу. — Лама, я...
— Тс-с-с... Не нужно, — шёпотом перебил её Канаме. — Успокойся. Такой милой девушке не к лицу слёзы. — Он ненадолго оставил её, скрывшись за тонкой фусумой. Там располагалась небольшая комнатушка, где хранились личные вещи. Вскоре Канаме вернулся со светлым кимоно в руках. — Давай сначала избавимся от мокрой одежды, а затем выпьем горячего чаю, согреемся, и ты сможешь поделиться своими горестями.
— Спасибо, лама... — едва слышно прошептала девушка после того, как переоделась (Канаме тактично отвернулся). Мокрую одежду она хозяйственно разложила на просушку возле котацу.
Только сейчас Канаме заметил, как она хороша. Светлое кимоно очень шло к пшеничного цвета волосам незнакомки, а просторное одеяние не могло скрыть всей красоты пышной фигуры.
— Меня зовут Алёна, — наконец представилась девушка, постаравшись усесться в той же позе, что и Канаме. — И я не помню, как сюда попала...
— Канаме-сан, — назвался он в ответ, сложив руки ладонями вместе и слегка поклонившись, пряча за поклоном заинтересованный взгляд. Девушка выглядела такой потерянной и милой, что его мысли поневоле утекали в направлении, очень далёком от помыслов и обязанностей добропорядочного монаха. — А о встрече нашей не беспокойся. Не иначе, боги привели тебя ко мне, чтобы я мог облегчить твои печали. Держи. — Канаме протянул ей чашку с горячим чаем, вскользь касаясь холодных пальцев своими. — Пей. Разговоры подождут.
С каждым глотком на лицо Алёны возвращался так подходящий ему нежный румянец. Опустошив чашку до половины, она отставила её и с благодарностью посмотрела на монаха.
— Спасибо, Канаме. А вы не подскажете, где я нахожусь? Просто я чувствую, что попала совсем не туда, где должна быть.
— В храме, — пожав плечами, ответил он и улыбнулся. — Но стоит ли об этом беспокоиться? Человеку не дано знать, где и когда он должен оказаться. Только боги ведают путь, по которому ему уготовано пройти. — Канаме наклонился вперёд и, коснувшись пальцами подбородка Алёны, немного приподнял её голову, заглядывая в голубые глаза. — Я вижу, что тебе сейчас очень нужен друг. Значит, ты как раз там, где и должна быть. — Заметив смущение, он отстранился и сложил руки на коленях. — Расскажешь мне, что опечалило такую замечательную девушку? Иногда поделиться своей болью — самое лучшее лекарство для израненной души.
— Как вы красиво говорите… — Алёна зарделась ещё больше… хотя, казалось бы, куда уже? — Понимаете, я... Я люблю женатого мужчину. Он физрук, и по совместительству мой классный руководитель. Он так красив... И я... Я чувствую, что тоже не чужая ему: он поддерживает меня на уроках, и оценки ставит только хорошие. Когда я спрашиваю, почему так, он смеётся и говорит, что не будет портить мне табель своей физкультурой. — Девушка всхлипнула. — И вот, после совершеннолетия, во время новогоднего бала, я решилась: позвала его поговорить наедине. Мы танцевали, а потом я призналась, что люблю его. Но Дмитрий Владимирович... — Алёна всхлипнула снова. — Он отверг меня! Сказал, что у него жена, сын... — Она готова была разреветься.
Канаме нахмурился.
«Значит, неразделённая любовь. Судя по всему, ещё и первая. Тяжёлая ситуация». Как успокоить девушку, которая, впервые полюбив, была отвергнута? Как подобрать слова, чтобы не обидеть, не причинить ещё больше боли? Но в то же время донести, что у неё всё впереди. Он украдкой вздохнул и подсел ближе, сжимая холодную ладошку в своей руке.
— Послушай, Алёна, — медленно подбирая слова, Канаме невесомо поглаживал кожу на тыльной стороне ладони девушки между большим и указательным пальцами. — Восхищаться своим учителем — это нормально. Я уверен, что он замечательный человек, раз его полюбила такая добрая девушка. Испытывать к нему симпатию — тоже нормально. Но ответь мне: ты бы хотела, чтобы он ушёл от жены? Чтобы оставил своего ребёнка? Как думаешь, поступи он так, ты бы смогла его уважать, как и прежде? И подумай, что при этом должен испытывать он сам? — Он вздохнул, сомневаясь, что доводы разума будут услышаны, когда внутри полыхает пожар из желаний, несбывшихся надежд и обиды. — Возможно, нужно просто немного подождать. Дать себе время. И окажется, что всё это было лишь увлечением, вызванным добротой и пониманием твоего учителя. Форма твоей благодарности за его участие и внимание к тебе.
— Но я же лучше его жены! — вскинулась Алёна. — Его-то Ольга только пилит по мелочам, изводит ревностью, хотя сама не без греха! Я видела, как она с Нелли-поварихой целовалась! Да к тому же... Ну чем она лучше меня? Я моложе и краше, и готовить люблю и умею, и от домашних дел не бегаю... — Девушка тяжело вздохнула и снова шмыгнула носом.
— Ш-ш-ш… Тише. — Он обнял её за подрагивающие плечи и прижал к себе. — Ты замечательная девушка. Не плачь, прошу тебя. — Почувствовав, что его поддержка расстроила её ещё больше, Канаме решил попробовать зайти с другой стороны. — Хочешь, я научу тебя, как справляться со своими эмоциями? Научу контролировать их. Ты очень сильная и смелая, поэтому, думаю, у тебя получится отпустить эту ситуацию, пережить её и стать свободной. — Развернув Алёну лицом к себе, он ласково стёр слёзы, выступившие в уголках её глаз. — Давай попробуем вместе решить эту проблему.
— А… А как? — Алёна подняла голову, но пока не отстранялась.
— Немного терпения, — улыбнулся Канаме, встал и, отложив чётки, направился к неприметному шкафчику в углу комнаты.
Сдвинув створку, он взял с полочки несколько пакетиков и чашу для благовоний, а затем вернулся к котацу. Разложив необходимые ингредиенты, Канаме начал смешивать содержимое в чаше, подметив, что Алёна немного отвлеклась от печальных мыслей и с интересом наблюдает за его действиями.
Он остановил свой выбор на смеси из сандала, мелиссы, чайного дерева и можжевельника для того, чтобы успокоить и помочь расслабиться. Добавил туда иланг-иланговое масло, мускус и жасмин, чтобы обострить ощущения, помочь сконцентрироваться на своём теле. Забыть о терзающих душу чувствах.
— Готово. — Бросив в чашу раскалённый уголёк, Канаме переместился Алёне за спину, подтолкнув ближе к котацу. — Вдыхай и слушай мой голос. Не бойся, ты можешь мне довериться.
Запах был приятный, не слишком резкий, и Алёна действительно начала понемногу «отпускать» произошедшее. Да, отказ возлюбленного стал для неё тяжёлым ударом: она-то уже представляла, как войдёт к Дмитрию в дом, как её ласково встретит его родня, как она станет сыну Дмитрия, Степану, одновременно мамой и старшей сестрой...
Но вместе с болью от разбитых надежд приходило и осознание того, что монах прав: своими действиями она действительно вносила ещё больший разлад в и так трещавшую по швам семью. Ценой счастья её одной должно было стать счастье Дмитрия Владимировича, его жены и сына.
Раскаяние накрыло девушку тяжёлой волной, и Алёна, чудом удержав рыдания, просто уронила голову на колени.
— А вот это лишнее... — Канаме нежно подтянул её к груди, заставив разогнуться. — Спину держим ровно, плечи расслаблены. Слушаем мой голос и делаем всё в точности, как я говорю.
Его правая ладонь прижалась к её животу, левая опустилась на ключицы. Ему необходимо было контролировать её дыхание. Нужно было поддерживать хрупкое спокойствие, которое прогибалось под тяжестью терзающих чувств.
— Алёна, наблюдай за своим дыханием. Просто почувствуй, как наполняется воздухом грудь, через какое время ты выдыхаешь. Не контролируй его, смотри со стороны. Отмечай промежутки между вдохами и выдохами. Концентрируйся только на дыхании. Хорошо? — Он слегка надавил рукой в области живота, показывая, что тоже следит за её движениями.
Прислушиваясь к тихому голосу над ухом, вдыхая аромат трав, обволакивающий их, чувствуя тепло, исходящее от Канаме, его широкую грудь, мерно вздымающуюся за спиной, ладони, ненавязчиво корректирующие и поддерживающие движения, Алёна незаметно подстроилась под его ритм и, перестав цепляться за реальность, окунулась в ощущения. Как сквозь вату до неё доносились его наставления: вдох-выдох под вкрадчивый счёт. А когда вместо знакомых цифр Канаме затянул мантру, сознание соскользнуло куда-то очень далеко от терзающей её любви, оставив рядом только тёплые объятия и мягкий глубокий баритон его голоса. А ещё вокруг пахло скошенной травой и свежестью утреннего леса.
В какой-то момент на душе стало легко и свободно. Мир перестал быть серым и неприветливым. А сам мужчина казался почти ангелом, по странному стечению обстоятельств обратившим на неё внимание. И единственное, чего хотела сейчас Алёна — чтобы он не выпускал её из рук.
Канаме с облегчением отметил, что она расслабилась, дыхание её стало глубоким, и улыбнулся. У него получилось. Да, боль вернётся после медитации, но уже не будет такой острой. И теперь она будет знать, что может с ней справиться. Что может победить собственных демонов. Осознание этого наполнило душу покоем и умиротворением, отодвинув на задний план все мысли о том, что девушка была крайне привлекательной, и прикосновения к тёплому податливому телу разжигали далеко не самые благочестивые желания.
Почувствовав, что его руки ослабили давление, Алёна испытала разочарование. Ей показалось неправильным, что он решил отстраниться сейчас, когда она так в нём нуждается. Поэтому, немного заторможенно развернувшись в кольце его рук, она, встав на колени, отчаянно, не позволяя себе опомниться, прижалась своими губами к его в робкой просьбе об ответной ласке...
Канаме немного опешил. Нет, такое развитие событий, несомненно, порадовало бы его в начале их встречи... Но теперь... Вот только он слишком хорошо ощущал её отчаяние, её мольбу о взаимности, чтобы оттолкнуть девушку. Чтобы второй раз за её не слишком длинную жизнь отвергнуть чувства, выставленные на обозрение. Он не смог. Прижав её к себе, он скользнул языком в приоткрытый рот, отвечая на поцелуй.
Алёна обняла Канаме сильно, словно утопающий — протянутую руку, и отстранилась только тогда, когда перестало хватать воздуха. Она нерешительно посмотрела на него, теребя завязки кимоно. Канаме вдруг заметил, что из-под полы её одеяния видна дивной красоты полная босая ножка. Казалось бы, такая мелочь... Но отчего-то это стало для него крайне привлекательным.
— Ты боишься меня? — наклонившись вперёд, выдохнул Канаме, наблюдая, как румянец заливает щёки девушки. Ещё немного — и она сбежит, испугавшись собственных желаний. Возможно, и стоило бы её отпустить, но... Он сам словно увяз в каком-то нереальном мире, сжавшемся до одной стеснительной и милой девушки, и остановиться уже не было сил. Он тоже желал её.
Какое-то время Алёна колебалась.
— Нет. Теперь — нет, — наконец твёрдо сказала она.
Решившись, девушка развязала пояс и позволила кимоно соскользнуть с плеч.
Канаме замер. Вид округлых форм цвета топлёного молока вызывал восхищение. Даже несмотря на то, что Алёна сразу подобрала ноги и прикрыла руками грудь, она всё равно была прекрасна — идеальное сочетание красоты и непорочности. Лицо девушки пылало, но она упрямо не отводила взгляда, ожидая дальнейших действий монаха.
Избавиться от кашая оказалось проблематичнее. Но ему не единожды приходилось снимать сложное одеяние второпях. Поэтому, пока Алёна пребывала в лёгком шоке от собственного поведения, Канаме, оставив одежду кучкой на полу, плавно скользнул ближе. Широкие ладони легли на пухлые плечи и, ласково оглаживая, опустились ниже, перехватывая её кисти у запястья.
— Не нужно стесняться, милая, — целуя поочерёдно каждую, прошептал он. — Тебе нет нужды скрывать своё тело от меня. Ты прекрасна. — Приобняв Алёну за талию, Канаме аккуратно уложил её на подушки, опускаясь следом и нежно целуя мягкие губы, которые она успела искусать. Когда, забывшись, она начала отвечать ему, он накрыл ладонью её грудь, сжимая между пальцев затвердевший сосок. Она вздрогнула и попробовала отстраниться. Но Канаме не позволил ей противиться, уверенными ласками пресекая робкие попытки сбежать. Его губы сомкнулись на втором соске, срывая первый стон.
Ей было и приятно, и странно одновременно. Его прикосновения распаляли незнакомое ранее желание, закручиваясь томительным ожиданием внизу. Но всё, что делал Канаме, помимо удовольствия вызывало в душе дикий стыд. Ей хотелось прижать его к себе, хотелось выгибаться, подчиняясь сильным рукам, скользящими движениями оглаживающим тело. Но всё, на что хватало смелости — это стискивать заледеневшими пальцами ткань подушек, раскиданных вокруг.
Оторвавшись от пышной и мягкой груди, Канаме сквозь накатившее возбуждение осознал, что девушка слишком напряжена. Что она боится сделать лишний вдох. Пришлось вернуться в исходную позицию. Покрывая лёгкими поцелуями лицо, шептать в полумраке, разгоняемом только огоньками огарков оплывших свечей, нежные глупости. Уговаривать и убеждать. Отвлекать от собственных пальцев, которые опускались всё ниже по гладкой коже, чтобы, протиснувшись между плотно сжатых полных бёдер, найти точку, прикосновения к которой заставят её забыть о стеснении и скованности.
Она задохнулась. Сначала от понимания,
куда забрался Канаме, а следом — от ощущений, которые пульсирующим удовольствием растекались по телу, подчиняясь ритмичному движению пальцев. Алёна откинула голову на одну из подушек и закусила губу, стараясь сдержать рвущийся из горла стон.
— Не сдерживайся, — шёпот электрошоком пробежал по нервам. — Эта ночь принадлежит только тебе. И всё, что я делаю, каждое моё действие направлено только на то, чтобы доставить тебе удовольствие... Так что, если хочешь кричать — кричи. Никто не зайдёт и не помешает. — Он не стал уточнять, что в их небольшом тесном кругу существовало негласное правило: что бы ни происходило за стенами личных комнат приёма, все делают вид, что на некоторое время их поразила глухота.
Воспользовавшись тем, что она полностью отдалась ощущениям, Канаме быстро переместился вниз, сменяя руку горячим языком и переплетая их пальцы. Поддержать, дать ей почувствовать себя увереннее, не в последнюю очередь для того, чтобы избежать ненужного сопротивления и помех.
Первым порывом Алёны было свести ноги. Слишком откровенными стали ласки Канаме. Слишком сильно она боялась отпустить себя. Почувствовала, что до предела раскрылась перед ним, и осознала свою уязвимость. Но спустя некоторое время все тревоги отошли на второй план. Он добился своей цели: заставил забыть обо всём, кроме желания, окутавшего разум и тело.
Алёна громко застонала, подаваясь бёдрами навстречу языку и губам, беспощадно терзающим нежную плоть. Движения стали резкими, почти безотчётными. Инстинкты подсказали, как лучше прогнуться, чтобы дать ему больший доступ. Крупная дрожь прокатилась по телу, сигнализируя о скорой разрядке. Плавно поднявшись, Канаме накрыл её собой. Сильное тело прижало её к полу.
А в следующее мгновение она ощутила его внутри. Он вошёл сразу, целиком, заполняя и растягивая до предела. И, не останавливаясь, сорвался в рваный ритм, на каждом толчке плотно прижимая пахом набухший от интенсивной ласки клитор. Алёна судорожно задышала и выгнулась, уже не совсем понимая, что происходит. Слишком много ощущений разом обрушилось на измученное переживаниями сознание. Слишком много новых впечатлений довелось испытать за столь короткий промежуток времени. Поэтому скромная и стеснительная девушка Алёна растворилась почти без остатка под мощным натиском подступающего оргазма, оставив в реальности только самые глубинные рефлексы и побудив действовать так, как диктовала закипевшая в венах кровь: принять своего мужчину и подчиниться.
Канаме явственно ощутил, как нежные стенки сжали его член, как напряглось её тело. Он подхватил Алёну за бёдра и размашисто, почти грубо толкнулся внутрь, не позволив отстраниться даже на миллиметр. А когда она громко простонала его имя, безвольно опустившись на подушки, сорвался сам. Выскользнув из горячего плена, он излился на её мягкий, немного выступающий живот.
Она тихо всхлипнула из-за неприятной пустоты внутри. Но Канаме быстро притянул девушку к себе, покрывая частыми поцелуями плечи и шею. Затем развернул её смущённое лицо к себе и поймал истерзанные губы своими, нежно целуя.
— Ну что ты, милая, — чуть слышно утешал Канаме. — Всё хорошо. Я рядом. Засыпай, моя сладкая, и ни о чём не волнуйся. Я обещаю, теперь всё будет хорошо.
И Алёна послушно закрыла глаза, провалившись в сон, зажав в руке невесть как оказавшиеся в ней чётки Канаме. Просто скатилась в беспамятство, прижавшись к крепкому телу и согревшись в жарком плену его объятий. А ещё она была абсолютно уверена, что он сказал ей правду: теперь всё будет хорошо.
Канаме поправил растрёпанные волосы Алёны, вдохнул полной грудью аромат страсти, женского тела и благовоний, окутавший их, устроился рядом и сомкнул веки. Усталость и чувство полного удовлетворения позволили ему так же быстро провалиться в мир грёз.
***
— Канаме-сан! Очнись! — раздался над ухом мужской голос. — Не знал бы тебя — решил бы, что ты реально медитируешь, — насмешливо подначил его коллега.
— Рюсей-сан? — Канаме осоловело моргал, не понимая, что происходит и куда делась Алёна.
— Да что с тобой? — удивлённо спросил Рюсей. — Ты как будто потерял что-то.
— Я... — Кинув взгляд в окно, за которым всё так же шёл дождь, а и без того тёмное небо совершенно почернело, он догадался, что просто задремал. — Я, кажется, умудрился уснуть во время медитации. — Ленивая улыбка привычно растянула губы, и он поднялся с подушек. Канаме потянулся, разминая затёкшую спину, и изо всех сил постарался спрятать поглубже разочарование от осознания того, что милая и скромная девушка Алёна ему всего лишь приснилась.
— Пошли, — хмыкнул Рюсей, качая головой и в очередной раз удивляясь безответственности друга. — Клиентов в такую погоду точно не будет, так что Чиаки-сан предложил скоротать время за игрой в маджонг и бутылочкой саке. Наставник уехал в Токио по делам.
— Иду, — кивнул Канаме, встряхнувшись, словно промокший пёс, и попытавшись избавиться от неприятного осадка, оставшегося после невообразимо реального сна.
В комнате Чиаки приглушённо звучали мужской смех, весёлые комментарии и выкрики, а также негромкое позвякивание посуды. Три монаха провожали уходящий день. Когда последняя партия была сыграна, Канаме поднялся: пора было возвращаться домой. Но на выходе его остановил вопрос Рюсея:
— Эй, Канаме-сан, а что это у тебя за странный браслет?
— Точно! — подключился Чиаки. — Больше похоже на девчачью резинку, — со смешком добавил он.
Канаме растерянно посмотрел на запястье, где тонкой змейкой обвивала руку резинка для волос... Её резинка! Он сглотнул и, бросив друзьям, что это просто безделушка, поспешно покинул комнату.
Дома, за ужином, Канаме Асахина был непривычно молчалив и задумчив, привлекая внимание братьев несвойственным ему поведением. Он всё никак не мог решить, встречался ли он в действительности с девушкой по имени Алёна... С одной стороны, обстоятельства его пробуждения отчётливо говорили о том, что он видел всего-навсего очень реалистичный сон. С другой... резинка, лежавшая в его комнате на столе, совершенно однозначно намекала на то, что они всё-таки встречались. Да и имя... Алёна. Слишком необычное. Чуждое. Если бы это был просто его сон, то девушку звали бы как-нибудь более привычно: Моэги, например, или Кана. Так и не придя к какому-то определённому выводу, Канаме решил, что будет считать, что такая девушка существует, но, возможно, в другом измерении, в параллельной реальности. А ещё он очень надеялся, что всё же сумел помочь ей, и Алёна больше не будет страдать от неразделённой любви. Что она найдёт в себе силы перебороть своё влечение и обязательно встретит хорошего, любящего и, главное, любимого парня.
***
— Алёна… — Голос показался девушке знакомым.
— Канаме... — пробормотала она, просыпаясь.
— Чего?.. — несколько обиженно пробубнил голос.
— Канаме? — Наконец девушка соблаговолила открыть глаза... — Мама!!! — ...и дёрнулась назад, да так, что едва не упала с кровати.
— Ты чего? Это же я... — грустно сказал стоящий рядом с кроватью чудовищно изуродованный субъект в старомодном костюме. В одной руке он сжимал авоську, из которой торчал кулёк с фруктами, в другой — розу.
— Абрам? — изумилась Алёна.
Да, это был Абрам Мазуровский собственной персоной.
— Ты чьто же наделала, дуг’очка? — прогудел парень с характерным акцентом. — Зачем таблеток наглоталась?
— Таблеток? — удивилась девушка.
— Таблеток, — подтвердил Абрам, пристраивая свои дары на тумбочке у её кровати.
— Я не... Я не знаю. — Алёна отвела взгляд. Теперь она вспомнила. Вспомнила, как сбежала с новогоднего бала, как проревела весь оставшийся вечер в комнате. Как решила, что без Дмитрия Владимировича жизнь не имеет смысла.
Каким же глупым казался ей теперь такой выход... Слова Канаме были услышаны. А его нежность доказала ей, что в жизни есть не только разбитое сердце, но и доброта. И другие мужчины. И стоит, наверное, послушать совета: дать себе время... и, возможно, повнимательнее присмотреться к своему окружению?
Единственное, что беспокоило её... А был ли Канаме реален? Ведь со слов Абрама выходило, что её привезли на скорой в больницу в этот же вечер. Да и дождь... Какой мог быть дождь, когда за окном январь? Почему это не удивило её с самого начала?
— Абраша, ты меня прости... Но я очень устала. — Ей необходимо было побыть в одиночестве. Подумать. Закрыть все спорные вопросы. Без этого она не сможет двигаться дальше. «Ведь так, Канаме?» — усмехнулась про себя Алёна. — Давай поговорим завтра, хорошо?
— Да, конечьно. Ты отдыхай. Сил набиг’айся. — Отступил от кровати Абрам. — Я вот тут фг’уктов тебе принёс... Чьтобы попг’авлялась быстрэе... — Совсем стушевавшись, он попятился к двери, стараясь больше не смотреть на неё, пряча глаза, в которых отражалась острая тоска.
— Спасибо, — прошептала Алёна.
— Да не за чьто. Ну, я пошёл? — Она кивнула. — Я завтг’а зайду? — как-то вовсе беспомощно спросил парень.
— Конечно. — Алёна посмотрела на него и улыбнулась. — Приходи. Я буду ждать.
Когда дверь за Абрамом закрылась, она так же беспомощно посмотрела в хмурое январское небо и тоскливо спросила в пустоту: — Ты же был? Правда? Ты настоящий?
Отчаянно захотелось получить ответ. Ещё раз услышать тихий глубокий голос, обещающий, что всё будет хорошо.
Но осознание того, что, скорее всего, Канаме был плодом её воображения, созданным под воздействием химии, давило на грудь неподъёмным грузом. Она откинулась на кровать и закуталась в тонкое больничное одеяло. Вдруг пальцы нащупали под одеялом какой-то предмет... Вытащив его, Алёна неверяще рассмотрела зажатые в пальцах чётки.
— Был, — выдохнула она и, прижав доказательство их встречи к груди, счастливо улыбнулась.
Теперь всё точно будет хорошо! Он же обещал.
