чаша

      кокоми смотрит горо в глаза и видит в них собачью верность, детскую решимость и самый чистый лесной ручей. возможно где-то в этом ручье, едва достающем ей по щиколотки, она потопила все свои не слишком масштабные мечты — справедливости ради, ее мечтам много было не нужно.       кокоми улыбается горо мягко и сдержанно прежде чем отвернуться.       ей не нужно на него смотреть, чтобы знать, что он машет хвостом.       просто так сложилось, что за всю свою жизнь ей почти ни разу не удалось сделать то, чего бы ей хотелось. или не так — за всю свою жизнь она так и не узнала, чего действительно хочет.       точно она знает только одно — не такой жизни она хотела, но одного этого мало для того, чтобы выбрать, какой дорогой идти.       взгляд каждого человека из сопротивления выглядит по-разному, но их всех объединяет одна черта, которую кокоми лично (осознанно или нет) вложила во все их головы — вера и верность, с которой они идут за ней. разве что лишь у горо в этой верности замешано что-то по-настоящему собачье, хотя это не удивительно, и вовсе не по тем причинам, по которым можно подумать.       чтобы стать генералом армии ватацуми нужна исключительно собачья верность, иначе хорошего генерала не получится — а горо не просто хороший генерал, а поистине выдающийся. кокоми думает о том, что если так продолжится, то глубокая голубизна чужих глаз будет напоминать ей не о мягко шелестящем ручье, а о пустом взгляде слепца. какой-то такой она видит, когда смотрит на свое отражение в пещерных озерах или морской глади в штиль.       с кем поведешься.       кокоми знала, что так будет. уж кто, если не она.       однако один очень ценный урок она уже успела усвоить — не всегда то, что нужно сделать, будет правильным, справедливым или хотя бы честным. а еще — что иногда война сводится к простейшей математике. в основном — к вычитанию.       она сбилась со счета, сколько трупов успела повидать. в какой-то момент к этому привыкаешь — и в этом она гораздо слабее горо, потому что горо, видимо, просто такой. горо никогда не привыкает, несмотря на то, в каком пекле побывал и сколько раз сам был на волоске от смерти. кокоми помнит, как однажды смотрела на обгоревшую шерсть его хвоста, под которой виднелась опаленная огнем и почерневшая корка кожи, бездыханные тела вокруг и аномально влажный блеск чужих глаз, и задавалась бесчисленным множеством вопросов.       собачья верность из его глаз не исчезает вопреки всему. как бы ни пыталась обезобразить горо война, он остается собой — и, возможно, именно поэтому о лучшем генерале нельзя и мечтать.       с месяцами тактических отступлений и бесчисленных вычитаний из числа своей и без того не слишком многочисленной армии кокоми усвоила еще один урок — нечеловеческие условия потому и зовутся нечеловеческими, что обгладывают людскую сущность до самых костей. как голодная собака брошенный ей шмат мяса. как десятилетия в холодной сырой земле — трупы.       становится уже не очень важно, кем ты был до этого. палач или нянька — важно лишь то, как быстро ты смиряешься с запахом гниющей плоти.       не такой жизни кокоми хотела, но в то же время знала, что так будет. никто об этом и не задумается, но она даже не сомневается, что потеряла на войне все то немногое человеческое, что в ней было — а много ли в ней было, если она даже не знает, чего хочет. то, как ее видят все вокруг, очень далеко от правды, и, будь она немного другой, то ее бы это очень заботило, но.       просто так получилось, что она слишком рано посмотрела смерти в глаза и больше не смогла отвернуться.       такое иногда случается, и она тут ни при чем. у нее не было выбора, и эта мысль помогает со всем смириться удивительно легко.       если бы у нее были собственные желания, то она бы очень расстроилась от осознания, что за нее все решили, но.       много ли на свете таких же как она — девочек без мечты? каждый раз, когда кокоми смотрит на сару, она видит в ее глазах хорошо знакомую ей собачью верность и что-то, навсегда в саре застывшее и погибшее, как стрекоза в янтаре. конечно, она не берется судить о чужой жизни, ничего о ней не зная, но такой взгляд спрятать невозможно. она вообще старается никого не судить — просто не оставляет за собой такого морального права, что в контрасте с тем, как она сводит человеческие жизни до детской математики, звучит нелепо и смешно — но смешно очень по-злому и обидно.       горо однажды рассказывает ей, что спит с ножом под подушкой, потому что хочет всегда быть начеку. кокоми улыбается ему нежно и почти ласково, и ее идеальная маска едва не трескается, когда ей советуют делать так же. вам нужно быть начеку сильнее всех.       в чужом голосе звучит беспокойство и что-то похожее на очень искреннюю, абсолютно бескорыстную заботу.       собачья преданность есть собачья преданность. у кокоми в груди неприятно, болезненно щемит, как будто злая собачья пасть перекусывает ее сердце пополам.       о том, что армия ничего не добьется, если кокоми вдруг умрет, горо не говорит и, вероятно, даже не думает — кокоми просто делает логичное продолжение. ее улыбка превращается в снисходительную — логичное продолжение, но в корне нелогичный вывод. она знает, что найдет в глазах любого солдата из ее армии. верность — пусть и не собачью, но необратимо и незаметно для нее мутировавшую.       горо верит ей — а вся ее армия, кажется, верит уже не в нее.       кокоми как никто знает, что в бесконечной военной математике она просто еще одно число, и если из тысячи отнять единицу, то слишком сильно ситуация не изменится. будь она девочкой с мечтой, такая мысль ее бы очень расстроила, но.       мысленно она перечеркивает чужой логический вывод и выстраивает у некого морального уравнения новое решение.       что лучше — положить нож под подушку, а вместе с ним перспективу жить с кровью на руках, или крохотный, но все-таки шанс умереть во сне? ты прав, кокоми говорит. горо машет хвостом.       от идеи умереть во сне как-то ненормально легко и спокойно. да, она действительно хотела не такой жизни, но подобное завершение кажется ей не самым плохим, и, говоря откровенно, довольно справедливым. она знает, что горо с ней не согласится — он буквально это только что ей и сказал, просто другими словами, но ей самой смерть от чужой руки в покое и неведении кажется почти приятной перспективой.       в каком-то смысле у нее появляется маленькая мечта, и в бойком ручейке чужих голубых глаз так просто ее утопить уже не получается. рассчитать, насколько вероятен такой исход, не получается тоже.       просто так сложились обстоятельства — никто не виноват в том, что она оказалась там, где оказалась. просто выбора не было. она, конечно же, тоже в этом не виновата.       плохо только то, что никто не сможет вовремя сказать ее верной армии, что война закончилась, особенно если нож себе под подушку она все же не положит.       кокоми смотрит горо в глаза — собачья верность, детская решимость и самый чистый лесной ручей. горо остается самим собой — как бы ни пыталась обезобразить его война. она очень надеется никогда не увидеть на лице генерала пустой взгляд слепца.       нож под подушку кокоми не положит никогда.