Поля и Озёра

Что ж, это было даже хуже, чем ожидалось. Древесная флёренс откинулась на спинку скамьи и прикрыла глаза, стараясь абстрагироваться от боли, вызванной визитом на родину. Крылья невыносимо чесались, и она легонько помахивала ими туда-сюда, создавая небольшой ветерок и надеясь, что большая часть пыльцы осядет на пол кареты. Рука болела, а на местах, за которые её держал Риврейн, уже проступали багровые синяки. Муж сидел напротив, задумчиво глядя в окно и вытянув вперёд ноги, расположившись так, чтобы они соприкасались лодыжками. Данди это до сих пор удивляло — доставшийся ей озёрник был немного помешан на телесном контакте и всегда старался сделать так, чтобы она была в зоне досягаемости. Иногда она старалась отвечать тем же, и на её неловкие прикосновения Рейн реагировал с неверящим восторгом, а после ходил довольным ещё несколько дней. — Это было не так, как я себе представлял. Рейн не смотрел в её сторону, но было понятно, что он ждёт её ответа. Вердандис вздохнула. — А я говорила, что нам не нужно было ехать сюда. Идея стать частью делегации целиком и полностью принадлежала Риврейну — он вбил себе в голову, что еë визит успокоит флёренс Полей и послужит налаживанию мира между их государствами. В его мире всё было просто — если Вердандис была жива и здорова, значит, можно было забыть обо всём, что произошло. Иными словами, понимание психики полевых флёренс не было сильной стороной жителей Озёр. Ветер донёс до Данди родные запахи цветов, и она погрузилась в воспоминания о тех временах, когда всё было хорошо. Она была простой леди приграничных территорий, которая плела венки, призывала магию для посевной, гуляла под руку с любимым женихом и была беззаботна и счастлива. Не раз и не два она думала о том, как сложилась бы её жизнь, если бы мама не заболела, и их свадьбу с Лари не пришлось переносить — они как раз успели бы завершить церемонию, пусть и за несколько дней до начала войны. Озёрники напали внезапно. Без предупреждения, без попыток получить землю миром — они просто пришли и начали жечь их дома, похищать их женщин и забирать чужие угодья. Поля не были готовы, конечно же — гарнизон её отца был создан, чтобы отгонять от границы диких зверей, и никому даже в голову не могло придти, что на них вдруг нападут соседи. Позже Риврейн объяснил ей, что с точки зрения Озёр они были в своём праве, и Поля должны были поделиться тем, что у них было в избытке. Тогда они прятались по подвалам и пытались спасти детей, уводя их как можно дальше. Почти всех удалось переправить в земли, принадлежавшие семье Лари — её жених поднял на уши всех, кого смог, и лишь благодаря его усилиям Цветочная Долина не пала в первые дни завоевания. Вердандис никогда не забудет, как горели её поля, а она стояла на коленях и руками сгребала опалённую землю, безуспешно взывая к погибшим посевам. В тот день Ларларис почти уговорил её уехать. Она сопротивлялась — не хотела покидать свой народ, из чувства долга собираясь разделить с ними печали и страдания. Она так и не поняла, как Риврейн смог её найти. То, что он целенаправленно шёл за ней, было очевидно и понятно — по законам Озёр супруги имели равные права на имущество, и в его мире брак с приграничной леди автоматически делал его законным хозяином её земель. Тогда они про это не знали, но Данди всё равно редко появлялась дома, предпочитая помогать на передовой — и в тот день, когда она ложилась спать в небольшом палаточном лагере, она и подумать не могла, во что превратится её жизнь. Удивительно, но в тот день что-то заставило её проснуться. Она очнулась за секунду до того, как Рейн набросил на неё мешок, и в ужасе вскочила, рванув к выходу. Потом была короткая погоня, вспышка боли и темнота — она пыталась взлететь, но разве может юная леди быть быстрее тренированного воина? Он сразу разгадал её намерение, двумя взмахами взмыл в небо и обрушился на неё, придавливая к земле всем весом и сразу хватаясь за крылья. Сейчас она понимала, что он старался быть осторожным — тогда она потеряла сознание от боли, очнувшись уже связанной, с шёлковым мешком на голове и в ужасной шали, которая, хоть и была соткана из тончайших нитей, всё равно причиняла невероятную боль нежным перепонкам крыльев. Риврейн увозил её лично. Таскал на плече, поил с рук, проверял, чтобы верёвки не были слишком тугими и бережно кутал в шаль — она ненавидела эту лицемерную заботу, чужие прикосновения вызывали тошноту, а попытки говорить о погоде встречали презрительное молчание. Он привёз её в замок, где прошло её детство. Вежливо открыл дверь, потряс ею в воздухе и попросил её отца уехать в другое поместье, чтобы освободить земли для молодожёнов. Родители сопротивлялись — их вывезли и бросили где-то на границе, и лишь через несколько лет Вердандис узнала об их судьбе. Тогда Риврейн скинул её на стул, как мешок, и безразлично произнес: — Мы должны пожениться, леди Флисс. Предлагаю провести церемонию завтра на рассвете. Она постаралась сохранить остатки гордости и выпрямилась, преодолевая боль в крыльях и связанных руках. — Вы похитили меня. Клауд кивнул. — Да. И я всё равно получу эти земли — вопрос лишь в том, скольких мне придётся убить. Если вы согласитесь, ваши флёренс станут моими подданными, и я клянусь, что буду относиться к ним также, как к тем, кто пришёл со мной. Если же нет, то придётся что-то делать с мирными жителями. Никогда не любил насилие — мне казалось, что вы достаточно разумны, чтобы согласиться со мной. И в тот момент она действительно поняла, что от резни в Долине её похитителя отделяет всего один шаг. Окружающие всегда говорили, что Вердандис была спокойной и рассудительной. Это замечал даже Лари — именно она останавливала его затеи и приносила логику в хаос его идей. Сама Данди не считала это своим достоинством или уникальным качеством — она росла, помогая отцу править их наделом, и с детства видела, какую цену приходится платить за решения, принятые под влиянием эмоций. «Остуди пыл и думай головой» — именно так она рассуждала, когда перед ней появлялась возможность ввязаться в какую-нибудь авантюру. Даже будучи безумно влюблённой в Лари, она две недели не давала согласия на их брак, тщательно обдумывая, какое преимущество их союз принесёт народу, и на какие риски придётся пойти ради будущего счастья. На обдумывание нового брачного предложения времени было меньше — но ей хватило нескольких минут, чтобы протянуть похитителю связанные руки. — Я согласна. Как сильно она рыдала, перешивая давно готовый свадебный костюм и вплетая в него синие ленточки, Вердандис не расскажет никому и никогда. Как и о том, чего ей стоило успокоить прислугу, готовую с вилами идти на вооружённую армию, и как она изнутри искусала щёки в кровь, хотя бы пытаясь изобразить подобие улыбки на своей свадьбе. Сила воли покинула её только под вечер, когда клятвы перед лицом Солнца были произнесены, и пришла пора скреплять обеты. Тогда она перестала быть леди и бросилась в ноги своему похитителю, умоляя не трогать её, ибо его прикосновения были настолько невыносимы, что хотелось умереть. Она лежала там, на полу, как насаженная на булавку бабочка, размазывала по щекам слезы и выла, умоляя дать ей время и не принуждать к выполнению брачного долга. Она клялась, что приложит все усилия, чтобы выносить и родить наследника, и выворачивала душу, рассказывая о своей навсегда потерянной любви. Риврейн Клауд слушал её молча. Стоял, не пытаясь прикоснуться, и безразлично смотрел на полог, закрывающий кое-как украшенное брачное ложе. Когда слова иссякли, он коротко произнёс: — Хорошо. Вернёмся к этой теме позднее. За то, что Рейн сдержал своë слово, она всю жизнь будет ему благодарна. В тот вечер у него хватило такта выйти, чтобы она смогла переодеться, и позволить ей взять себе второе одеяло. Впрочем, ночевали они всë равно в одной кровати, как и все последующие годы. Сейчас Вердандис понимала, что ей очень повезло, и Риврейн искренне хотел наладить отношения между ними. В первый день он оставил еë в покое, давая придти в себя, а потом позвал в кабинет и спросил, какие обязанности она выполняла и что ещë может взять на себя. Можно сказать, жизнь Данди даже не изменилась — разве что отчитываться о проделанной работе нужно было не отцу, а захватчику, и отвечать на вопросы о том, почему она решила поступить именно так. Самое обидное, что война закончилась через две недели после их брака. Лорд Полей позвал на помощь Лорда Гор, и вместе они смогли отбросить озëрников назад, на их границы. Тогда она вздохнула с облегчением, думая, что еë мучения закончились. Она и подумать не могла, что лорд Клауд сообщит ей, что они уже дали клятвы перед лицом Солнца, а на аргументы о том, что консумации не было, просто закинет еë на плечо и не отпустит до конца путешествия. Дорогу от Цветочной Долины до Талого Ручья Данди посвятила попыткам сбежать. Она заколдовывала тропы, призывала зверей и рвалась домой, но Рейн раз за разом находил еë и возвращал себе. В последний раз еë похитили, когда она не просто смогла вернуться домой, но и дошла до дворца Лорда Полей. Она пришла, чтобы рассказать, в каком состоянии Долина, и успела только один раз обняться с Лари, преклонить колени перед правителем и выйти на балкон за виноградом — оттуда она уже не вернулась. В тот раз она ехала в новый дом связанной, с той же проклятой шалью и мешком на голове. Наверное, первую неделю она провела в темнице — после Риврейн соизволил заговорить с ней. — Я не злюсь на вас. Это моя ошибка — я не взял с вас обещание не пытаться сбежать от меня. Теперь мы это исправим, и вы сможете приступить к своим прямым обязанностям. К новой жизни Данди привыкала с трудом. У озëрников действительно почти не было земли, они ютились на маленьких островах и строили высокие башни, стремясь экономить пространство. Думать, что ты живёшь в одном доме со своим народом, просто они находятся несколькими этажами ниже, было дико, крылья болели от непривычных нагрузок, а ужасный говор резал слух. Хуже всего было то, что Рейн всегда был где-то рядом. Только позже она узнала, что это была топорная попытка помочь ей привыкнуть к его существованию — тогда она содрогалась от ужаса, чувствуя себя мышкой, с которой играет сытый кот. Чужие прикосновения отзывались болью, от тяжëлого запаха застоявшейся воды тошнило, а чуждая, иноземная философия вызывала лишь отвращение. В мире Озëр всë было просто и понятно. Были правила, их нужно было соблюдать. Были запреты, их не нарушали. Были обещания, их соблюдали. Если что-то произошло, следовало смириться и жить дальше. Если произошло что-то несправедливое, это обсуждалось на совете лордов. Если происходило что-то незаконное, это было невозможно — ведь нельзя нарушать запреты. Эта вера в абсолют воспитвалась с детства — из детей с младенчества выбивали привычку умалчивать, обманывать, юлить и хитрить. К сожалению, ей свод обязательных правил в своë время не озвучили. Наверное, именно поэтому окончательно смириться она смогла только с рождением сына. До этого лишь понимание, что иначе не будет, помогло сломать себя через коленку, вытравить мечты, утопить чувства в озере под их домом и чистой логикой начать жить дальше. Когда она поняла это, она в первый раз сама обратилась к мужу — тогда Рейн улыбнулся и осторожно подсел ближе, легонько прикасаясь ногой к еë ноге. В тот день они обсудили, что будет дальше, определили границы еë обязанностей и установили, что пора посещать балы и вливаться в светское общество. В мире Риврейна у них были все шансы построить крепкий брак, основанный на любви и доверии, и он с готовностью откликнулся на искренность своей жены. Возможно, именно поэтому он в тот день словно невзачай добавил, что ему нужен наследник, и что он очень рад, что Вердандис пришла к внутреннему согласию именно сейчас, ведь, чтобы ребëнок родился в счастливые даты, нужно начать работать над его появлением уже через полгода, и теперь у неë будет время подготовиться. Когда Данди это услышала, она пришла в ужас. Когда первый шок прошëл, она вышла из дома и несколько часов молилась Солнцу за предоставленную отсрочку. В озвученное время, когда брак всë-таки получил подтверждение, она поняла, что эти полгода были жизненной необходимостью, благодаря которым всë прошло не так плохо, как могло бы быть. Второй отдушиной было место в совете Озëр. Муж и жена озëрников равны по закону — в один прекрасный день Клауд просто пришëл и отдал ей своë место и право голоса, сообщив, что политика ему не очень интересна. Вердандис, конечно, сначала не поверила. После первого же заседания она поняла, что нашла смысл своего существования в этом проклятом месте. О том, что это было попыткой Рейна наладить их отношения, она узнала позже — именно понимание, что муж пытался облегчить еë жизнь, как умел, стало первым шажочком к их мирному сосуществованию. Договор, подписанный, между Озëрами и Полями, был полностью еë идеей. Она потратила три года, чтобы отговорить Лорда от повторного нападения, и ещë два, чтобы донести до него мысль, что не всë нужно брать силой. Этим достижением Вердандис особенно гордилась — и тот факт, что Лорд Полей согласился на еë предложение, радовал ещë сильнее. Единственное, было грустно, что им согласились отдать еë приданое — слишком много воспоминаний хранили эти земли, слишком больно будет тому, что Вердандис упорно пыталась в себе похоронить. С другой стороны, теперь жизнь будет немного просторнее. Рейн осторожно пошевелил ногой, и Данди открыла глаза, возвращаясь в карету. — О чëм думаешь? Леди Талого Ручья осторожно улыбнулась, подыскивая подходящий ответ. — О том, как наш сын будет прятаться в тех же лощинах, что и я когда-то. Риврейн тут же раздулся от гордости — он обожал их мальчика, и разговоры о нëм всегда поднимали ему настроение. Пока что малышу не исполнилось и трëх лет, но уже можно было сказать, что он полная отцовская копия — разве что волосы не тëмно-синие, а небесно-голубые, и немного завиваются. — Придëтся подождать с его перевозом, пока Лорд Полей не очистит наши земли от мятежников. Мне кажется, твой бывший жених собирается убить нас, стоит переступить порог замка. Ты сильно расстроилась? Вот так — без перехода, даже не меняя интонацию. В этом был весь Рейн, у которого всë было просто — лезет в душу, но даже в еë сторону не посмотрел. — Это неважно. Расстроилась ли она? Нет. Это слишком слабое, неподходящее слово. Когда она сидела там, еë душа рвалась на части. Хотелось выть, плакать и броситься к еë Лари, а потом упасть в ноги Лорду Полей и умолять вытащить еë отсюда. Только прикосновение к мужу и его магия помогли ей удержать лицо, не уничтожив всë, чего она так долго добивалась, и она была благодарна Рейну за то, что он насильно держал еë в спокойном состоянии, пока всë не закончилось. Вердандис знала, что это бессмысленные переживания. Просто слишком мало времени прошло — ей нужно пожить с Рейном ещë лет пятнадцать-двадцать, наверное, родить ему ещë несколько детей. В Озëрах не выжить, если в тебе нет их абсолютности и честности — она пообещала, нужно выполнять. Встреться они при других обстоятельствах, она бы может пошла за Рейна и без всего этого. Может, влюбилась бы, наслаждаясь его спокойствием, уверенностью и стойкостью. Пока что она научилась понимать, что он заботится о ней, ценить его попытки наладить их отношения и потихоньку пытаться идти навстречу. Если бы не еë народ, чьи жизни поставлены на кон, она бы, наверное, сбежала. Но что стоит одна разбитая жизнь рядом с жизнями тысяч? И, если еë жизнь уже разбилась, разве она не может попытаться начать всë заново? Вердандис Клауд, леди Талого Ручья, наклонилась вперëд и осторожно взяла мужа за руку. Их пальцы переплелись, открывая лучший доступ подкожным железам, и карета наполнилась запахами цветов и стоячей воды. Пыльца блестела синими и розовыми искорками, вылетая из кареты и оседая на земле, приманивая дождь и новый урожай, а солнце причудливо играло в волосах и разбрасывалось солнечными зайчиками. — Не волнуйся за меня, Риврейн Клауд. Пока что это только наше начало.