***
— Я хочу помочь этой девочке, — вдруг однажды сказала Луиза, когда Яков сидел на кухне и читал газету, а она мыла посуду после обеда. И вроде как это было самым обычным желанием для неравнодушного человека — всего лишь помочь ближнему, а он, как-то скептически (или даже со страхом отчасти), пропустил эту мимолетную просьбу жены мимо своих ушей, отделавшись легким отказом. — Я против, — произнес Яков, перелистывая газету, — где гарантия, что ты вернешься живой? Столько идиотов наплодилось в больнице с липовыми дипломами врачей, а ты хочешь бросить сына на произвол судьбы. Про себя я вообще молчу. Закончив свою тираду о нынешних некомпетентных врачах, мужчина сложил газету и обернулся в сторону жены, которая подозрительно застыла. — Даже если это будет твой ребенок? — дрожащим голосом проговаривала Луиза. Посуда выпала из рук. Ей только оставалось лишь выключить воду и, не дождавшись ответа мужа, выйти с кухни, оставив Якова в одиночестве. — Неужели, — тихо бубнил себе под нос мужчина, — я что-то не так сказал? После той ссоры, Яков долго не мог найти себе места в их квартире. Луиза подло молчала, а Маркус видимо даже не догадывался, что что-то произошло в их семье: мама все так же мило улыбалась и заботилась о нем, а отец как всегда иногда хмурился, но играл с сыном. А Яков не понимал. Не понимал почему вдруг его жена стала интересоваться о возможном донорстве и спасении какой-то девчонки. Не понимал почему такой незначительный разговор смог посеять раздор в их крепких супружеских отношениях. Он хотел было спросить Луизу о подробностях, но боялся, что эти подробности шокируют его или наоборот опять ухудшат отношения с ней. И ведь страх остаться в одиночестве преследовал его. Этот злополучный разговор настолько сильно отпечатался в голове у мужчины, что он не мог без тревоги смотреть на свою жену.***
Пройдя мимо хлама и мусора, который не выкидывался со дня его прихода дома, Яков присел у грязного матраса. Его не покидала тоска и муки от душевной травмы, которую оставил уход Луизы. Он, как оказалось, был самым что ни на есть слабохарактерным мужчиной, который не может справиться в одиночку со смертью жены. Из-за испорченной репутации он не мог забрать своего сына из так называемого ада, который звался детским домом. Невозможность что-либо изменить сильно пошатнула Якова в моральном плане, заставив его обратиться за «помощью» к бутылке алкоголя. Напиваясь до забытья, он мог себя чувствовать вполне нормально, по крайней мере он мог наконец заснуть и не видеть постоянные разговоры Луизы во сне. Она его как будто преследовала, заставляя все чаще и чаще жалеть за его отказ, заставивший ее прибегнуть к крайним мерам. И если бы не эти «крайние меры», она вполне могла продолжить жить счастливой жизнью рядом с сыном и мужем. Яков приподнялся на локтях, чтобы оглядеть квартиру в поисках чего-нибудь, отдаленно напоминающее веревку. В его мыслях закралась навязчивая идея закончить это все так быстро и стремительно, не мучаясь в одиночестве. Но слабость в теле не давала ему подняться на ноги и завершить начатое дело до конца.***
Он отчетливо помнил тот день, когда ему пришло извещение о том, что его жены больше нет в живых. Его первыми эмоциями после прочтения было замешательство и конфуз; ему казалось, что министерство его разыгрывает или вовсе ошиблось насчет Луизы. Но, как потом это оказалось, извещение не было шуткой или даже ошибкой: Луиза без его спроса уехала, чтобы помочь девочке, забрав с собой Маркуса. Из-за халатной ошибки врачей она рассталась с жизнью, оставив в одиночестве сына и мужа, неспособного забыть ее. И даже в день похорон, когда над процессией начали сгущаться темные дождевые тучи, Яков, не хотевший оставлять ее или возможно неспособный принять того, что ее уже нет в живых, стоял у крышки гроба и глядел изможденным видом в одну точку. Люди расходились, а он все так же стоял на том же месте неподвижно, едва сдерживая слезы. Ему хотелось вернуться в то время и предостеречь Луизу от ошибки, которая стоила ей жизнью. Ему хотелось вернуться и поговорить с ней, а не глупо отказать, задев чувства своей слабой на человеческие горести жены. И ведь он мог ей помочь, но из-за своего страха в итоге лишился того, чем дорожил всю жизнь.***
Лишь лежа, подпершись грязным матрасом, Яков наконец понял чувства своей жены. Сделав еще один глоток горького и жгучего алкоголя, он бросил бутылку. Она с треском разбилась о стенку, заставив наконец подняться мужчину. Схватив со стола свои сигареты, он пнул пакеты с мусором и поспешил к выходу. Для него спиваться это было не выходом из проблемы. Выходя с квартиры, его проводил лишь свежий ветерок, отдаленно напоминающий нежные прикосновения Луизы: он как будто просил прощения у мужчины, но тот лишь дернулся из-за холодка и потер шею своей шершавой ладонью.