О верности и алых цветах

      Правду говорят охотники: чем вернее пёс, тем с большей силой его клыки рвут добычу на части. Ведя непримиримую борьбу с мятежниками, предателями и продажными тварями, отряд Синих Полосок не раз полагался на хитрость. В их силах обмануть зверя, расставить приманки, приласкать слух добрым словом. Если судьба благоволит, всегда следует ударить в спину. Подло и без раздумий. Но для Вернона Роше не было большей радости, чем сцепиться с врагом в смертельной схватке. Зачем дурманить голову пустыми обещаниями, когда её можно срубить искусным ударом меча?       — Все на позиции, — прошептала девушка с коротко стриженными волосами, — ждём сигнала.       Пожелтевшие на солнце колосья полевой травы скрывали её лицо. Но голос, слегка сиплый, грубоватый, говорил об одном — Бьянка готова убивать. По-кошачьи припав к земле, она медленно взвела арбалет, натянула металлический болт с зазубренным наконечником. Роше не слышал её дыхания, пускай и лежал на два шага левее. Ярость закипала внутри него, сердце бешено колотилось в груди. Во все глаза он смотрел на хату у обрыва и ждал… ждал, когда её хлипкие стены охватит пламя.       — Давай! — крикнул он, и губы его разошлись в жутком оскале.       Словно комета, в небе сверкнула горящая стрела. Бесшумно пролетев по широкой дуге, она приземлилась на соломенную крышу. Вторая — в стог сена у самого входа. Роше напрягся, поднял руку над головой. Один взмах ладонью, и его люди бросятся в бой. Они будут рвать и рубить, выпускать кишки, перерезать глотки и крошить черепа. Никто из предателей не уйдёт живым, никто из них не доживёт до заката.       Едкий дым щекотал в горле, назойливо въедался в глаза. Но командир отряда, точно притаившийся хищник, не издал ни звука. Он наблюдал. Прислушивался. «Дрянь человек, но патриот», — так говорили о Роше современники. Его жестокость не знала границ. Кровь, крики, запах жжёной плоти… они опьяняли не хуже ржаной водки. Ничто так не укрепляет тягу к жизни, как чья-то смерть. Либо ты, либо тебя. Иного не дано.       Пожар посеял в стане врага нешуточный хаос. Послышался топот, треск сломанной мебели, звон посуды. Не скупясь на ругательства, трое из шайки бросились вон из хаты, где и нашли свою погибель. Первый даже не вскрикнул — метко выпущенная стрела вошла в его глазницу на добрую треть. Остальные со стонами повалились на песок, в считанные мгновения окрасившийся в грязно-бордовый цвет. Началась бойня. Отряд Роше пленных не брал. Всюду слышались вопли умирающих, хрустели сломанные кости, наточенные мечи со свистом рассекали знойный воздух. Бандиты почти не сопротивлялись, их застали врасплох. Огонь преградил путь к отступлению, а холодная сталь клинков пресекла их поганые жизни.       — Нет уважения тем, кто смеет сотрудничать с нильфами и остроухими! — гордо заявил Роше уцелевшему мужчине, коего Бьянка за волосы выволокла наружу. — Ну что, граф, вот цена твоей проклятой жадности. Думал, выкрадешь два десятка скакунов, и никто не заметит?       — Да пошёл ты! — воскликнул тот в попытке вырваться из цепкой хватки. — Как вы смеете? Я дворянин!       Роше оборвал его речь мощным ударом в челюсть. С мятежниками и нильфгаардскими проститутками он, по обыкновению, не вёл заунывных бесед.       — Ты — грёбанная блядь. Эти скакуны принадлежали королевскому двору, а значит ты посмел воровать из руки Его Величества. Это, конечно, не убийство и до террора не дотягивает, но до государственной измены и кражи в особо крупном размере…       Догадываясь, на какую участь его обрекла судьба, пожилой граф нервно сглотнул.       — Ублюдки, выродки! — закричал он не своим голосом. — Клянусь, вы ответите за это. Вы все! Фольтест меня защитит, я же столько для него сделал.       — Для тебя король Фольтест Темерский, — злобно прошипел Роше, вынимая кинжал из-за пазухи, — и он тебе ничего не должен.       Его внезапно переменившееся настроение говорило само за себя — пришло время последней крови. Голубоглазая Бьянка знала, что от неё требуется. Под смех сослуживцев она поставила старика на колени и обхватила его шею руками. Пускай с виду она создавала впечатление хрупкой девушки, сил у неё было хоть отбавляй. При иных обстоятельствах несчастному графу могла прийтись по душе столь неожиданная близость, ведь не зря Бьянка заимела привычку распахивать рубаху перед каждой облавой. Опасно, зато эффективно. Однако сейчас её обольстительные чары отошли на второй план. Роше не сомневался: последним, что увидит продажная сволочь, станет его торжествующий взгляд.       Посеребрённое лезвие кинжала вошло в живот графа по самую рукоять. Затем немного усилий, и вот, словно распотрошённый поросёнок, тот задёргался в руках Бьянки, роняя на горячий песок внутренние органы. Потускневшие с возрастом глаза закатились в сильнейшей агонии, дыхание переросло в мерзкое бульканье.       Во имя чего такая жестокость?       — За Темерию, — произнёс Роше возбуждённым голосом и довершил дело фатальным ударом в висок.       Во имя кого?       — За короля!       В тот день склон у песчаного обрыва был залит свежей кровью. Обыденная картина для тех, кому выпала честь служить в специальном отряде Темерии. Они называли это явление не иначе, как цветением маков. Алые и бурые пятна под ногами и впрямь походили на пышные бутоны. Роше невольно улыбнулся. Это были его цветы, и «росли» они во славу темерской короны.       Появление ещё одного гостя оказалось для пирующих событием неожиданным. Статную фигуру в мокром дорожном плаще они увидели гораздо позднее. Сначала до их слуха донеслось бряцанье шпор да громкий свист. Несмотря на проделанный путь и дождливую погоду, командир Синих Полосок пребывал в прекрасном расположении духа. Желая стать разносчиком добрых вестей, он бодро шагал по тускло освещённому коридору.       Стоило Роше зайти в обеденную залу, как на него устремились десятки любопытных глаз, принадлежавших вельможам, дворцовым прихвостням и слугам. Они смотрели с интересом, осуждением и, может быть, даже страхом. У каждого из них были причины бояться того, кто следил за приближёнными короля из тени. Кто запугивал неугодных одной лишь ухмылкой, кто убивал и получал от сего процесса неслыханное удовольствие. Но что ему до чужих лиц и мнений? Его сердцу были дороги лишь одни глаза, одно лицо, одна улыбка.       — Вернон Роше, — объявил щуплый, приятный на вид мужчина, поднимаясь из-за стола, — с корабля и сразу на бал, как говорят в народе.       Великая честь, если человек такого рода выходит встречать тебя лично. В какой-то миг Роше даже пожалел, что не удосужился переодеться в нечто более официальное и приятное глазу. Увы, солдатский дублет с вылинявшими нитками и криво приштопанными заплатками не вызывали у окружающих должного впечатления. Благо этим вечером в зале находился ещё один тип, чей внешний вид был далёк от совершенства.       — Государь, — польщённый вниманием к своей персоне, Роше учтиво поклонился.       Будь его воля, он бы преклонил колени, как того требовал дворцовый этикет. Но Фольтест не жаловал излишних формальностей. Вместо затянутых приветствий он похлопал командира спецотряда по плечу, а затем потащил во главу дубового стола. Разговоры о политике изрядно утомили Его Королевское Величество. Бойкая душа требовала историй о кровопролитных сражениях и сумасшедших скачках. И того, и другого в жизни Роше хватало с избытком.       — Садись, выпей с нами, — заметно повеселев, Фольтест жестом указал старику Велераду, что сидел от него по правую руку, освободить место для ещё одного гостя. — Не обессудь, пиршество у нас скромное, за закрытыми дверьми. Вроде бы, планировалось пышное празднество, а в итоге сидим в тишине и во мраке, словно упыри какие.       Печаль, что застыла в его глазах, не укрылась от Роше. Он ощутил неладное, нахмурился. Ещё в юности тяжёлый характер и натура беспринципного палача изничтожили в нём зарождавшуюся эмпатию. В военных рейдах он не жалел никого: ни стариков, ни женщин, ни детей. Ведь у нарушителей закона нет лица, и если тот же ребёнок осмелится поднять меч против власти, Роше не останется в стороне. Только одному человеку удалось всколыхнуть в его сердце погибшее, казалось бы, чувство и обратить в необъяснимую глубокую привязанность. Изгиб бровей, склонённая голова, руки, сжатые в кулаки… Словно преданный пёс, Роше уловил тоску и смятение, что мучили Фольтеста в этот дождливый вечер. Возможно, очередные беспорядки? Или новый заговор вызимских крыс, что расплодились после окончания войны? Стоило поинтересоваться, спросить прямо сейчас, но вдруг в разговор вмешался сидящий напротив мужчина.       — Заблуждение, Ваше Величество, — произнёс он со скучающим видом, — вампиры, высшие или низшие, потчуют не только по ночам. Дневной свет им не грозит.       Личность эта, не без помощи баллад сладкоголосого барда, была известна многим от Яруги до Синих Гор. Седые волосы, два меча за спиной, медальон с волчьей мордой, болтающийся на жилистой шее — приметы героя с сомнительной репутацией. Слухи о нём расползлись по всему северу, как тараканы. Хорошие и не очень. Роше же довелось ознакомиться с куда более достоверными источниками, оттого появление знаменитого ведьмака в королевском замке вызвало в нём волну негодования.       Фольтеста такое общество, кажется, вполне устраивало. Выслушав столь короткое замечание, он шутливо подмигнул Роше.       — Кто бы мог подумать. Что же, век живи — век учись. Всегда полезнее послушать профессионала, чем перепуганного рядового, коему женские стоны из кустов зловещим рычанием покажутся. Кстати, позволь представить, Геральт из Ривии. Вы знакомы?       — Приходилось слышать о Белом Волке, — ответил Роше с пренебрежением. — И о том, что произошло на время моего отсутствия.       Фольтест отмахнулся.       — Лучше лишний раз не вспоминать. В Вызиме Геральт оказался как раз вовремя, чтобы помочь нам управиться с некоторыми… неурядицами. А затем и вовсе спас мою жизнь.       — Поступок, достойный настоящего рыцаря. Однако же наш дорогой гость из Ривии, а не из Туссента. Ему не пристало дрожать над своей репутацией, бороться за честь, следовать долгу и уж тем более не пристало восхищаться вашей страной и короной, государь. Людей его цеха заботит несколько иное, материальное. Нет мелодии волшебнее, чем звон золотых монет, а, милсдарь ведьмак?       В жёлтых змеиных глазах, подёрнутых дымкой алкогольного забытья, мелькнул наглый огонёк. Бледные губы, походившие на два жутких шрама, искривились в подобие ухмылки. Рожу при этом перекосило так, что Роше невольно передёрнулся. Большего уродца ещё стоило как следует поискать.       — Дык, командир, — склонившись над столом, Геральт испытующе взглянул на своего оппонента, — ты, стало быть, тоже рыцарские шмотки лишь во влажных снах рассматриваешь. Насколько мне известно, в Темерии не принято кичиться, у кого перо из петушиной жопы длиннее будет, — позволив окружающим как следует отсмеяться, он довольно сощурился. — Сижу я здесь из милости короля. Так что, если у Синих Полосок возникли ко мне вопросы, то спешу разочаровать — у меня иммунитет.       «Вот ведь выблядок», — подумал Роше, сохраняя на лице холодную отстранённость. За свою плодотворную карьеру он имел дело с отморозками разного калибра. Отбитые на голову маньяки, жадные до денег барыги и торговцы фисштехом, сектанты и фанатики, пойманные на совращении беспризорных мальцов, браконьеры, дезертиры и остроухие партизаны, перерезающие людям глотки на лесных дорогах… на их фоне седой ведьмак казался безобидной овечкой. Но у Роше всегда был нюх на личности такого рода. Словно гончая, он зажимал негодяев в угол. Зажимал и казнил собственными руками. Благодаря его заслуге политических деятелей совершенно случайно находили в постелях мёртвыми, а на пригородных трактах людей радовали самодельные столбы с болтающимися на них эльфами. Если ты против порядка, значит ты против самого Фольтеста. А таким людям, как считал Роше, не было места в этой стране. Ни на свободе, ни за решёткой.       Как бы то ни было, Геральт из Ривии успел оставить свой след в истории. Он не обнажал мечи при любом удобном случае, не обманывал простолюдин и, по сути своей, занимался прямым предназначением — убивал чудовищ. Иначе говоря, шёл по Пути. Вот только за ним, намеренно или случайно, тянулся кровавый след. Куда бы он не подался, смерть неотрывно следовала за ним. Теперь же он здесь, в столице, сидит подле Фольтеста и жрёт с королевского стола. Роше этот расклад не устраивал. Он позаботится о том, чтобы ведьмак как можно скорее убрался восвояси. Либо по-хорошему, либо по-плохому — без разницы.       — У пожилого графа тоже был иммунитет. Как у тебя, Геральт, — сделав многозначительную паузу, Роше обвёл взглядом присутствующих, — как у всех, кто сидит за этим столом. Да, чуть не забыл, сувенир для Его Величества, — с этими словами он положил на стол перстень с гербовой печатью. — Увы, но достопочтенный граф не смог явиться к вам лично. Захворал, бедняга. С брюхом у него что-то, если не ошибаюсь, аль с головой…       При виде фамильного украшения Фольтест удручённо покачал головой.       — Помнится, ещё славный король Меделл, мой отец, вручил семье графа эту печатку. Они поклялись ему в верности, за что получили удел и всеобщее уважение. Жаль, очень жаль.       По залу прокатилась волна негодования. Послышались перешёптывания и ругательства, зазвенели пустые бокалы, столовые приборы хаотично попадали на пол. Весть о гибели высокопоставленного лица действительно оказалась доброй. В такие минуты Роше в полной мере наслаждался торжеством своего гения. Он чувствовал на себе взволнованные взгляды тех, кого пока ещё не успел вывести на чистую воду. Его ненавидели, его презирали, его боялись.       — Подобная участь ждёт каждого, кто посмеет выступить против вас, государь.       Сказал он это намеренно громко, с нажимом, чтобы каждый внемлил его твёрдому слову. Фольтест отреагировал сдержанным кивком. Геральт же, чутка пошатываясь, поднялся на ноги и вытянул перед собой кубок с плескавшимся на дне вином. Глаза его всё также блестели, а изогнутая улыбка стала куда более доброжелательней, чем прежде.       — Тогда выпьем? — он икнул и указал на гобелен с изображенными на нём серебряными лилиями. — За Темерию, ага? Чтобы никто более не обделал свои портки, как ваш граф с проблемным брюхом.       Роше принял его слова, как вызов.       — Выпьем, — поднявшись следом, он притянул к себе кувшин с охлаждённой водкой и под одобрительный свист ведьмака наполнил ею бронзовый кубок до краёв. — За здоровье короля!       Ждать, пока поднимутся остальные, пришлось недолго. Все, как по команде, заохали и заскрипели ножками стульев. Под ледяным взором командира спецотряда доселе гордые вельможи не посмели вставить и лишнего слова. Пускай так. Кому охота лишний раз злить пса, что готов вцепиться тебе в горло мёртвой хваткой?       Темерия была великой страной. Великой, но не лишённой недостатков. Разорённая войнами и партизанскими набегами, она выла, словно израненный зверь. Никогда ещё людям севера не жилось настолько плохо, как в эти суровые времена. Голод и нищета разоряли целые поселения, вынуждали обездоленных браться за оружие и выходить на скользкий путь грабежа и разбоя. С каждым днём страх перед смертью укреплялся в сердцах простолюдин. Их знакомые становились жертвами бандитов или чудовищ, жаждущих отведать свежей плоти, друзья падали замертво от эльфийской стрелы, а тела родных догорали в чумных кострах. Катриона — неизвестная, страшная болезнь, косившая людей направо и налево. От неё не было спасения в горах, под землёй, за крепостными стенами. Говорят, она пришла с юга. С поганого нильфгаардского юга.       С ненавистью Роше взглянул на чёрную область, какой современные картографы взяли в обиход обозначать имперские владения. Она подбиралась всё ближе и ближе. Несмотря на поражения в битвах, на заключения мирных договоров и пактов, нильфы теснились к землям севера. Смешно, ведь они верили, что несут дикарям огонь цивилизации, науки и процветания. Вот только споткнулись о свою собственную гордыню. Дважды. Чего ещё можно ожидать от народа, кличущего своего правителя на сектантский манер? Белое пламя, пляшущее на курганах врагов…       «Херота какая-то», — подумал Роше, продолжая изучать разложенную перед ним карту. Он терпеть не мог нильфов. За их навязанное просвещение, за надменные взгляды, которым могли позавидовать захлебнувшиеся в своём тщеславии эльфы, за грубый собачий язык. Конечно, будучи не последним человеком в обществе, он то и дело слышал хвалебные отзывы в сторону империи. Купцы восхищались её экономикой, бережное отношение к литературе и точным наукам приводило в восторг чародеев и профессоров Оксенфурта, а нелюдей прельщал якобы законодательный запрет на расовые притеснения. Вот только Роше не верил ни в одно из этих утверждений. Плевать он хотел на деньги, древние пылесборники и права ущемлённых слоёв общества. Он — солдат на службе Темерии. А таких людей волнует лишь один вопрос: как громко будет орать нильф, когда с него медленно начнут сдирать кожу?       Словно прочитав его мысли, Фольтест произнёс с явным неудовольствием:       — Подумать только, император посылает ко мне своего человека, а я не имею права отдать приказ отрубить его башку. Мир бывает до жути несправедлив.       Он стоял напротив окна, и солнечный свет создавал вокруг его фигуры яркий ореол. Точно мифический герой, сошедший со страниц древних сказок. Достаточно было взглянуть на него лишь единожды, чтобы понять: вот он, великий владыка Севера, король славной Темерии. Под его напором силы юга не выстояли. Побежали прочь, поджав облезлые хвосты.       — Опыт показывает, что переговоры с нильфами успехом не увенчаются, — Роше вновь посмотрел на карту, борясь с невесть откуда взявшимся желанием проткнуть чёрную область кинжалом. — Следует подключить агентуру, как только посол появится на границе?       Фольтест кивнул.       — Лишним не будет. Но то — работа других людей, не твоя, — в возвышенном голосе отчётливо слышались тревожные нотки, пальцы левой руки намертво вцепились в рукоять меча, что болтался на широком кожаном ремне. — Скажи-ка мне лучше вот что… — он осёкся, точно разглядел в окне нечто интересное и куда более важное, чем текущий разговор.       — Я слушаю, сир.       — Какого ты мнения о Геральте? Мне показалось, вчера вечером вы остались недовольны обществом друг друга.       Роше едва слышно вздохнул. Если король и приглашал его на закрытые аудиенции, то явно не для того, чтобы вдоволь посплетничать о придворных служащих. Безусловно, престарелый ведьмак с волчьим медальоном на шее интересовал Фольтеста в последнюю очередь. Здесь было что-то другое.       — Отличный фехтовальщик, знаток своего дела. Нелюдим и любовью к светским мероприятиям похвастаться не может, зато, если дело доходит до разговора, способен покрыть острым словцом. Склонен к пьянству, бродяжничеству и забавам с чародейками. Страхоёбина, и всё тут.       Заместо громкого смеха, ласкающего слух подобно чудесной мелодии, послышался сдержанный смешок.       — Вот и пойми теперь: по нраву тебе такие качества али нет.       — Видите ли, государь, из нашего ведьмака получится такой же солдат, как из меня проповедник, — не без удовольствия Роше вспомнил, как посадил на кол сердобольного по отношению к эльфам жреца. — Он своенравен, недисциплинирован и, как это помягче выразиться, себе на уме. Если приказ покажется ему сомнительным, он не станет его выполнять, потому что далёк от политики и дел государственной важности. Держать такого типа в качестве телохранителя себе дороже.       — Сомневаешься в моём выборе?       — Не совсем. Геральт отличный боец. Даже мне бывает не под силу разглядеть, как быстро он умудряется махать мечом. Вот только когда-нибудь петух клюнет в его дырявый котелок, и головы полетят уже у наших людей. Сами посудите, резня в Блавикене, побег из войск Её Величества, королевы Мэвы, и это после рыцарской-то присяги, участие в восстании магов на Таннеде, возможное сотрудничество с партизанами и, может, самим Нильфгаардом. Неужели вас не смущают данные разведки?       В какой-то момент у Роше сложилось стойкое впечатление, что Фольтест совсем его не слушал, и ответа на свой вопрос он так и не дождётся. Но то было лишь секундным заблуждением.       — Плевал я на них. Сам знаешь, в наше время рапортами можно подтирать задницу. На личном опыте я убедился в мастерстве и великодушии ведьмака. Самолично он разогнал шайку бандитов, покончил с Великим Магистром и его орденом, спас мне жизнь, хотя имел возможность и дальше соблюдать присущий его собратьям нейтралитет. И, что самое важное для меня, Геральт снял проклятие с Адды. Моя дочь более не страдает.       Когда унылый городской пейзаж за окном перестал его интересовать, Фольтест сложил руки за спиной и обернулся, удостоив командира спецотряда затуманенным взглядом. Тот невольно сглотнул. Всего на миг солнечный свет коснулся лица короля, подчеркнул высокий лоб и острые скулы. Этого вполне хватило, чтобы испытать едва ли не маниакальное наслаждение. Мир Роше, по большей части, состоял из побоищ, кровавых рейдов и кабацких драк, после которых соперников приходилось собирать разве что по кускам. Это была его стезя, и чего-то большего ему не требовалось. Так считало его окружение. Так считал и он сам, пока мягкие лучи в очередной раз не очерчивали во тьме благородный профиль.       Тогда всё нутро его будто переворачивалось. Он вздрагивал от странного ощущения в животе, задерживал дыхание, чтобы унять нестерпимый жар в области шеи. В такие моменты Роше пытался думать о другом. О пропитанных кровью бинтах, о стрелах, со свистом рассекающих воздух, о хрусте черепов под копытами коня и гноящихся ранах, нанесённых отравленным клинком. Воспоминания уносили его в самое пекло, на острие меча, где земля скрывалась под горами изувеченных трупов. Но лишь на миг. Потому что мысли всё равно возвращались к человеку, ради которого Роше вёл своих людей в бой. К его подтянутой фигуре, облачённой в сверкающие латы, ко властной речи и лицу невероятной красоты.       «Разве есть на свете кто-нибудь прекраснее, чем он?» — вопрошал внутренний голос с таким постыдным трепетом, что Роше приходилось виновато опускать глаза. Тайные желания пугали его, вынуждали сжиматься в комок и бежать прочь, сломя голову. Так он и поступал, как только выпадала такая возможность. С ненавистью к себе Роше вламывался в первый попавшийся бордель, проводил там всю ночь, отдавая себя вину и похоти без остатка, а затем, полностью опустошенный и совсем без денег, уезжал на очередное задание. Потому что на иное смелости у него не хватало.       — Теперь ты понимаешь?       Роше кивнул. Он уже забыл, что речь шла о Геральте. Согласился по привычке, потому что не мог перечить своему королю. Если Фольтест посчитал необходимым поставить рядом с собой ведьмака, то спорить с ним было бесполезно.       — Хорошо. А теперь к делу. Не хочу показаться сентиментальным, но скажу прямо — время утекает от меня, как песок сквозь пальцы. Страну разрывают междоусобицы и нищета, нильфы продолжают дышать в затылок, а многоуважаемые соседи того и гляди передушат друг друга за куски земли. Будь я хотя бы на десять лет моложе, разогнал бы всех к едрёной матери. Но увы, возраст берёт своё.       — Вы недооцениваете себя, государь, — произнёс Роше тихо, возвращаясь в реальность из мучительных грёз.       На его памяти лишь один правитель сидел в седле столь же уверенно, как и на троне, не упускал случая зарубить врага на поле битвы и горланил песни вместе с солдатами, каждого из которых знал по именам. Безусловно, душа Фольтеста была столь же прекрасна, как и его тело.       — Истина бывает жестока, но справедлива. Что-то кончается, что-то начинается. Близится час меча и топора, который я уже наверняка не переживу. Мне нужен наследник. И чем скорее, тем лучше.       — Но ведь принцесса…       Нетерпеливый взмах руки оборвал командира Синих Полосок на полуслове.       — Древние семейства Темерии не признают право Адды на престол даже под страхом смерти. И ты знаешь об этом не хуже меня. Одно дело быть женой Радовида, короля славной Редании, а другое… — ни один мускул не дрогнул на лице Фольтеста, но по-прежнему задумчивый взгляд стал холоднее самой суровой зимы, — в общем, что трепаться о пустом? Адда заслуживает счастья, но под чужим знаменем.       После такого тяжело поверить, что несправедливость преследует исключительно бедных и убогих. Всё в этом мире было взаимосвязано, и жизнь била под дых любого, кто попадался ей на пути. Неважно, носил ли этот человек на голове чепец, стальной шлем или корону. Роше это понимал, и сердце его вновь обливалось кровью.       Он только собирался перевестись в королевские войска, когда на смердящей отбросами улице одного захудалого городишки компанию пьяниц привлёк новенький мундир с вышитым на груди гербом. Они быстро окружили Роше. Стали смеяться, тыкать в него грязными пальцами. «Ты что это, парень, — вопрошал один из них, — собираешься гнуть шею перед нашим корольком?» Но, не получив должного ответа, принялся орать благим матом, привлекая к себе внимание прохожих. «Да он же ебырь собственной сестры! Взял её силой, обрюхатил в ночь шабаша, а затем убил, как только она родила зубастого урода!» Несомненно, те люди с опухшими лицами были образцом высокой морали. Плодить ненужных детей и лупить жён не то же самое, что воспылать чувствами к человеку, близкому тебе по крови. Тогда Роше дал себе слово покинуть службу, ведь жуткие россказни городских забулдыг произвели на него впечатление. Он ушёл от них с поникшей головой. Правда через пару месяцев вернулся. Не без труда нашёл каждого, кто посмел потешаться над Фольтестом, и вырвал их поганые языки. В тот день Роше заливался громким смехом, и под его ногами расцветали первые алые маки.       — Я понимаю.       Он нахмурился, посмотрел на портрет принцессы, украшавший противоположную от окон стену. Вызывающая, с копной огненно-рыжих волос, спадающих на крепкие плечи, она вызывала у окружающих смешанные чувства. Мужчины из знатных семей были готовы на многое, лишь бы только понравиться капризной Адде, а преданные темерской короны пророчили ей место средь сильных мира сего. Но таковых было немного. Вельможи, простолюдины, купцы — все, как один, не признавали прав принцессы на престол. Незачем плоду кровосмесительного союза находиться у власти, так они утверждали.       Роше не поддерживал их идей. Кто он такой, чтобы осуждать своего короля за любовь к ныне покойной сестре? Порой чувства невозможно контролировать, даже если они запретны, запятнаны грехом. И Роше убедился в этом на собственном опыте.       — Выход остаётся один, — продолжал Фольтест, также любуясь портретом дочери, — надо посадить на трон детей баронессы Ла Валетт, — он помолчал, ткнул себя пальцем в грудь. — Моих детей.       — Разумно ли это?       — В их жилах течёт королевская кровь, и этого достаточно. Любая падаль болтала об Адде всякую чушь, а я лишь опускал руки в злобном бессилии. Но Бусси и Анаис обижать не позволю. В противном случае смельчаки из совета познают, что такое настоящий отцовский гнев.       — Если не ошибаюсь, — подметил Роше скромно, — у вас возникли некоторые разногласия с баронессой. Можно сказать, весьма серьёзные разногласия. Мирным путём забрать детей не получится.       Наконец-то Фольтест позволил себе улыбнуться, и от этого лицо его стало ещё краше, чем прежде.       — Верно рассуждаешь. Есть предложения?       — Конечно.       Мысленно Роше представил, как распрекрасная Мария-Луиза упадёт на колени и взвоет, словно раненая волчица. Она будет умолять о снисхождении, падать ниц перед королём и корить себя за то, что когда-то посмела ему перечить. О таких идиотках принято говорить, что по ним давно плачет эшафот. Да только Фольтест наверняка запретит накинуть петлю на лебединую шею баронессы, ведь его красоту и ум так часто перевешивало воистину доброе сердце.       — Следует отобрать близнецов силой. Так будет быстрее и надёжнее. Мы окружим замок, подтянем войска и пойдём на штурм. Солдаты Ла Валеттов изгадят себе портки при виде вызимского гарнизона. Не удивлюсь, если обойдётся без боя.       — Неужели?       Роше гордо задрал подбородок.       — Иначе наша армия порубит их, как молодую капусту. Мои же люди зайдут с фланга и посеют смуту изнутри. Дети будут у вас, государь, а под стенами замка распустятся алые маки. Это я могу обещать.       — Надо же, как в эльфийской поэзии, — в голосе Фольтеста, доселе мрачном и возвышенном, возникли мечтательные нотки. — Красный цветок вырастает из земли, пропитанной свежей кровью. По легенде это символ глубокой скорби и печали.       Литературные предпочтения остроухих совсем не интересовали Роше. Он находил их глупыми и тошнотворно приукрашенными. Жестокие убийства приносили ему наслаждение, физическое удовольствие, но точно не душевную боль. Ведь это был единственный способ показать свою преданность, свою благодарность… свою любовь.       Внизу бурлила железная река. Гремя начищенными доспехами, солдаты шли друг на друга сплошной стеной. Звенели мечи, щиты трещали под натиском булав, и предсмертные вопли вырывались из гула озлобленных голосов. В воздухе стоял запах смерти и гари, под градом снарядов в щепки разлетались баррикады, рушились башни и красные крыши крепостных зданий. Роше ошибся — без боя штурм не обошёлся. Люди Ла Валеттов дрались свирепо и отчаянно, точно дикие звери. Их засыпали стрелами, втаптывали ногами в землю, рубили топорами, и они отвечали тем же. Трупов становилось всё больше и больше. Вспыхивали пожары, начиналась давка. Казалось, в этой войне не будет победителя. Стоило штандартам с серебряными лилиями взвиться вверх, как на обезумевшую в схватке толпу обрушилась новая беда. Громадная тень накрыла древний замок, заслонила солнце. От солдат, что отчаянно ползли на стены крепости, остались обугленные тела. Звуки битвы заглушил яростный рёв. По небу, испуская струю горячего пламени, пролетело крылатое существо. Люди не могли поверить своим глазам. Дракон. Настоящий дракон.       Его появление не на шутку встревожило Роше, которому впервые довелось увидеть столь величественное создание вживую. Он боялся чудовищ лишь в той степени, в какой они несли опасность людям. Суеверных селян запугивали жалкие утопцы или гули, за проезд по лесным дорогам тролли драли с купцов последние деньги. Дракон же мог уничтожить целую армию. Бронированную кожу не пробивали ни стрелы, ни болты, а огнедышащая пасть с острыми зубами была способна перекусить деревянную балку. Убить такую тварь не представлялось возможным. И Роше, повинуясь интуиции бывалого воина, ускорил шаг. А когда грозный рёв раздался прямо за спиной, побежал, увлекая за собой Фольтеста.       — Экая громадина! — воскликнул тот скорее от восторга, чем от страха. — Он же похерит нам всю войну.       Когда угроза миновала, он устало привалился к зубчатому парапету. После продолжительного бега дыхание его по-прежнему было ровным и глубоким. Оставаясь настороже, Роше встал от короля по правую руку, Геральт — по левую. На него встреча с драконом, в отличие от остальных, не произвела должного впечатления. Змеиные глаза ведьмака с каким-то раздражающим спокойствием перемещались с крыши одной башни на другую.       — Возможно, неподалёку находится логово, — сообщил он отстранённо. — Улетит, как только прекратится сражение. Драконы хоть и разумны, но политикой не интересуются.       Фольтест покачал головой.       — Твои доводы не вернут мне погибших солдат. Вот если бы ты вогнал пару мечей в его дурную башку, то это в корне бы поменяло дело. Но да поверю на слово. Ведьмаки на такую добычу не охотятся, верно я говорю?       — Верно, Ваше Высочество.       Комментарии здесь были не к месту. Хотя бы потому, что город за стенами крепости оказался захвачен в огненное кольцо. В безоблачное небо цвета лазури поднимались столбы чёрного дыма, раскалённый воздух с трудом проникал в лёгкие, видимость падала. Случайно или нарочно дракон отрезал их от основных войск. Враг мог выскочить откуда угодно, и от этого Роше становилось не по себе. Сам того не осознавая, он сократил расстояние между ним и королём до непривычной близости.       — Эх, парни, сработались мы с вами как нельзя лучше!       Казалось, Фольтест не разделял беспокойства за сохранность собственной жизни. Жар битвы вернул его с небес на землю. Во взгляде появился прежний стальной блеск, окрепла хватка, с которой он по-дружески сжал плечи своих спутников.       — Не знаю, что бы я делал без таких молодцов. После штурма распоряжусь приставить двоих к высшей награде. Давай-ка, Геральт, выкладывай. Как я могу отблагодарить тебя?       О ведьмаках говаривали всякое. Об их угрюмости и хитрости, о любви к чёрной магии, шабашам и соитию с заплутавшими женщинами. Молвили, что это не люди вовсе, а нечистые душой и телом монстры, богохульники, выродки без семьи и родины. К таким слухам Роше относился скептически. На его глазах Геральт жрал водку, как не в себя, отпускал пошлые шутки, вёл задушевные беседы, а по выходным навещал цирюльника и королевского портного. Он вёл себя, как обычный человек. Предпочитал размышлять, будто глубокий старец, совершал ошибки и порой частенько лгал, что, по большому счёту, не портило о нём общего впечатления. При желании ему бы не составило труда сойтись с драконом в смертельной схватке, ведь когда-то давно он принимал участие в подобной охоте. Роше точно не знал, чем закончилась та история, и не горел желанием узнать. Ему нравился Геральт, а остальное было не так важно.       — Не опереди меня Радовид, потребовал бы руки принцессы и полкоролевства в придачу, — ведьмак состроил наигранно расстроенное выражение лица. — Правда одна просьба всё-таки есть. Сил нет торчать при дворе, король. Позволь уйти на большак.       После непродолжительной паузы Фольтест слабо улыбнулся.       — Жаль будет потерять такого человека... Что ж, более задерживать не посмею, Геральт. Вот тебе моё слово. Ступай и советницу мою прихвати. На её томные взгляды в твою сторону без слёз не взглянешь, — затем обернулся, подставляя лицо встречному ветру. — А ты, Вернон? Чего желаешь?       На тусклом солнце массивная корона переливалась всеми оттенками золота, кольчужный капюшон подчёркивал острый подбородок и слегка впалые щёки с едва заметной щетиной. Славный король. Добрый король. Весь он был соткан из силы, решимости и мужества. Его тёмные глаза смотрели на Роше с такой теплотой и покровительственной любовью, что у того перехватило дыхание у самого горла. По телу пробежала приятная дрожь, закололо на кончиках пальцев. Так происходило всегда, если Фольтест называл командира Синих Полосок по имени.       — Служить вам верой и правдой, государь, — Роше приложил немало усилий, чтобы рвущие душу эмоции остались глубоко внутри. — Большего мне не требуется.       — Неужто Геральта стесняешься?       На этот раз Фольтест засмеялся: громко, заразительно. И от смеха его Роше потерял всякую бдительность. Точно изголодавшийся пёс, которому в кои-то веки бросили подачку, он глядел на своего короля влюблёнными глазами.       — Ну ничего, вернёмся в шатёр, выпьем и обсудим всё с глазу на глаз. Поверь, нет ничего лучше крепкого краснолюдского пива! — сильнее сжав его плечо, Фольтест улыбнулся в последний раз, а после лицо его вновь стало суровым и воинственным. — А теперь идём. Я хочу увидеть своих детей.       Роше преданно последовал за ним. Он ещё не знал, что предыдущая встреча с драконом станет далеко не последней в его жизни. Совсем скоро монстр нападёт вновь. Он отрежет его от Геральта, от короля, от всего мира. И всё разлетится вдребезги. Сгорит, объятое адским пламенем. Но в ту минуту, ступая за своей любовью, Роше думал совершенно об ином.       Может, ему хватит смелости?       А вдруг не постесняется?       В маленьком городе все улицы походили друг на друга. Куда бы ни пошёл прохожий, везде его встречали одинаковые дома, внутренние дворы и скверы с колодцами, обвитыми плющом. Вдоль центральной площади стояли одни и те же торговые палатки со свежими фруктами и овощами — с началом штурма их хозяева в панике разбежались по домам. Однотипные цветники с разросшимися сорняками вызывали лёгкое чувство тошноты. Где-то неподалёку слышались крики и мольбы о помощи, похабные частушки напевали стражники. Шипя от нестерпимой боли, Роше кое-как втиснулся между нищенской землянкой и разъехавшимся в разные стороны частоколом. Затем выскочил на соседнюю улочку и устремился вниз по размытой дождями дороге. Бежал недолго, прихрамывая на правую ногу. Ожоги на спине и руках горели, пульсировали, вынуждали останавливаться и судорожно вдыхать затхлый воздух. Перед глазами плыло, к горлу подкатывал горький ком.       «Ёбанный дракон!» — с желчью он выплюнул эти слова, продвигаясь сквозь толпу солдат. Злоба и гнев стягивали его лёгкие тугим узлом. Обожжённая кожа с прилипшими к ней кусками ткани вздулась пузырями, в носу стоял удушливый запах серы. С завидным упорством Роше пробивался к воротам монастырской башни. Только чудом он избежал смерти. «Прочь с дороги, — от его требовательного тона караульного бросило в холодный пот. — Мне нужно увидеть короля, срочно!» Но Роше не пустили, бесцеремонно погнали прочь. Не помогли ни уговоры, ни звания, ни угрозы. За каких-то пару минут Синие Полоски растеряли свой и без того шаткий авторитет. Незачем теперь, на заре новой эпохи, страшиться отряда головорезов, ведь нанимателя их отныне не было на этом свете. Глаза Роше испуганно расширились. Не желая поверить в услышанное, он вздрогнул, точно от удара хлыста, попятился назад. Ярость его сменили недоверие и тоска, что впрыснулась в кровь жгучим ядом. «То есть как убит?..» — спросил Роше шёпотом, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Ответа не услышал — слова растворились в гуле чужих голосов.       В полуразрушенном амбаре царила непроглядная тьма. Ветер качал приоткрытую дверь, противно скрипели проржавевшие петли. Внутри воняло пылью, сыростью и сгнившей соломой. Не самое приятное сочетание. Внезапный рвотный позыв заставил его согнуться в три погибели. Задержав дыхание, он рухнул на колени и уткнулся руками в дощатый неровный пол. На лбу выступила испарина, поджилки затряслись, как у больного лихорадкой. Никогда ещё Роше не приходилось ощущать себя настолько слабым и уязвимым. Стоило спазму, скрутившему его желудок, отступить, как он схватился за рукоять меча.       С шипением лезвие выскочило из чехла, стукнулось о грязные доски. За долгие годы службы оно успело напитаться вражеской кровью. Сколько голов было снесено этим оружием, сколько вспоротых животов и перерезанных глоток… Ничто так не укрепляет тягу к жизни, как чья-то смерть. Слушать, как затихает чужое дыхание, смотреть в стекленеющие глаза мертвеца — разве не это заставляет в полной мере ощутить биение собственного сердца? Сжав челюсти до зубного скрежета, Роше крутанул мечом. Кончик лезвия описал дугу, шаркнул по грубой ткани дублета. Отчего же теперь пролитая кровь не накрывала душу волной животного удовольствия? Почему заместо жизни в этот страшный час Роше улыбалась сама смерть?       Звук шагов за спиной выдернул его из пучин раздумий. Не решившись довершить начатое, он вздохнул и прикрыл глаза. Меч выскользнул из ослабших трясущихся пальцев.       — Ты что это удумал, командир?       Скрипнули половицы, с грохотом открылась входная дверь. В непроглядную черноту заброшенного амбара хлынул поток дневного света.       — Сгинь, — бросил Роше через плечо.       Он предпочёл не оборачиваться, не встречаться взглядом с подчинённой. Однако легче от этого не стало. В глазах неприятно защипало.       Застучали сапоги с высокими голенищами, забряцали стальные плечики арбалета. Выбрасывая вперёд длинные стройные ноги, девушка подошла к своему командиру и остановилась от него по левую сторону. Короткая куртка с солдатскими нашивками подчёркивала её тонкий стан и аппетитные формы. Полинявшая от бесконечных стирок рубаха, как обычно, была распахнута до пупа.       — Совсем ошалел?       — Твою мать, Бьянка! — прорычал Роше низким голосом. — Тебе приказано убраться!       Взмахом руки он вынудил девушку и дальше соблюдать безопасное расстояние. В их отряде не случалось драк и крупных ссор, но нагоняй за провинность мог получить каждый. Не зли командира и не получишь кулаком в нос — негласное правило Синих Полосок.       — Чтобы ты спокойно проткнул себя, как кусок мяса? — Бьянка зарделась, уткнулась руками в широкие бёдра. — Не нужно, Роше. У нас есть дела поважнее, чем наматывание соплей на кулак.       Убийца… Если верить слухам, главным подозреваемым оказался ведьмак. Подоспевший офицерский отряд застал его склонённым над телом короля, с окровавленным мечом в крепко сжатой руке. Он был сам не свой. Уверял, что его подставили. Конечно, мало кто поверил словам нечестивого приблуды. Такие, как он — монстры безо всякой чести и достоинства, пережитки тёмного прошлого.       — Ну не верю я, что это Геральт, — сказала Бьянка после продолжительного молчания, — не могу верить.       — Почему?       — Чуйка бабская.       Роше нахмурился. Он не почитал богов, не соблюдал обрядов и не чтил священных правил. Жизнь солдата зависит от его качеств, умений, но никак не от заговора деревенской вещуньи. И всё же интуиции своих людей он доверял без остатка. Особенно Бьянке. Баба на то и баба, чтобы в нужный момент ткнуть мужика носом в его же дерьмо.       — Разберёмся, — ответил Роше устало и жестом указал на дверь, — а теперь выйди.       Более меч его не интересовал. В голове помутилось, тяжесть давила на виски. Злость на самого себя забурлила в груди, как в адском котле. Он корил себя за слабость, за трусость, за бездействие. Разве таким должен быть приближённый короля? Командир спецотряда, блюститель закона, безжалостный каратель — обыкновенный выродок. Если бы не Фольтест, жизнь Вернона Роше оборвалась бы ещё в юности, где-нибудь в канаве или под забором захудалой таверны. Удар ножом, палёная водка, чума из городских отстойников… так часто смерть тянула к нему костлявые лапы. И сегодня он чуть было не угодил в её ледяные объятия.       Руки неосознанно потянулись к голове, сорвали измазанный в грязи шаперон, вцепились в короткие волосы. Боль утраты оказалась настолько невыносимой, что Роше едва не сорвался на крик. Но стерпел, и с губ его не слетело ни единого звука. Негоже старому псу сотрясать воздух бессмысленным воем.       В то утро слёзы проливало само небо. Серые тучи сгустились над кладбищем, ветер гулял средь могильных плит. В склепе, холодном и мрачном, стояла неуютная тишина. Собравшиеся молчали, переглядывались между собой и неуверенно приближались к саркофагу широкой колонной. В руках они несли белые лилии — икона Темерии, королевский цветок.       От их терпкого запаха кружилась голова, на глазах наворачивались слёзы. Оставаясь в стороне от основной процессии, Роше быстро преодолел сырой подземный коридор. Он ощущал на себе косые взгляды, ту ненависть, что испытывали к нему окружающие. И всё же продолжал идти, сжимая в ладонях небольшой букет. Алые лепестки падали к его ногам, словно крупные капли крови. Он сорвал их на лесных лугах, в местах, где когда-то давно шли ожесточённые сражения. Красивые легенды сочиняли эльфы.       В полумраке древнего склепа Фольтест выглядел всё таким же живым и прекрасным. На бледном лице залегла тень непреклонного равнодушия, облегчённый доспех отражал огоньки свечей, тускло поблёскивали перстни на сложенных в замок руках. Всё указывало на то, что король заснул крепким, глубоким сном. И только жуткая чёрная рана на шее говорила об обратном: сон этот вечен. И его не развеять ни магией, ни мягким чувственным поцелуем. Глупые эльфийские сказки… Не обратив внимания на недовольные причитания жрецов, Роше медленно склонился над саркофагом. В последний раз он смотрел на любимого человека, в последний раз наслаждался его орлиным профилем и стройной фигурой. Скорбь переполняла его с головой. Но со временем в разбитой душе появилось ещё кое-что — страшная потребность в мести. Неудержимой, беспощадной.       Роше поджал губы, часто заморгал. Кем бы ни был тот убийца, он здорово заплатит за содеянное. Оставаясь верным своему хозяину, командир Синих Полосок пойдёт по следу преступника. Не жалея себя, он будет мчаться вперёд, сворачивать горы, сжигать леса и целые города. Он достанет подонка из-под земли и вопьётся в его горло зубами, если под рукой не окажется острого кинжала. И не найдётся на всём белом свете такого человека, кому будет по силам его остановить.       — Я убью эту тварь, — прошептал Роше себе под нос, не смея отвести глаз от благородного лица, — чего бы мне этого не стоило. С Геральтом или без него, неважно, — последующий вздох дался ему с невероятным трудом. — Я обещаю, мой король.       Свой букет он положил Фольтесту на грудь. Грустно улыбнулся, подмечая, как убого и безвкусно тот смотрелся на фоне пышных лилейных бутонов. Но разве он мог поступить иначе? Вскоре Роше предстояло выйти на новую охоту. Бурными потоками алые реки хлынут на песчаные берега, каменистые склоны гор и мостовые городов. Они затопят весь материк, ежели так будет угодно израненной душе. А когда земля впитает достаточно крови, на ней вырастут легендарные цветы. Красные маки.       Символ верности, печали, разбитой любви.