навсегда

      — Расстаться? Ты, блять, угараешь?       Пятифана что угодно может вывести из себя, а предложение расстаться от человека, за которого он свою жизнь отдаст, — тем более. Рома готов поклясться, что ни разу за всё время отношений не думал об их разрыве: при любом конфликте старался всё исправить, трясся за них, как осиновый лист, даже перебарывал себя в каких-то моментах. А он сейчас идёт и вот так спокойно заявляет, что хочет разойтись? Совершенно монотонным голосом, словно параграф училке пересказывает? Бред какой-то. Роме хотелось, чтобы это оказалось какой-то неудачной шуткой, тупой проверкой, да чем угодно, лишь бы не горькой правдой.       — Нет, — Бяша стыдливо опускает взгляд. Ему страшно говорить эти слова, страшно представлять жизнь без Ромы, но и продолжать жить так ему тоже страшно.       Рома останавливается. Дышит часто и громко, показывая всё своё недовольство над сложившейся ситуацией. Сверлит Бяшу взглядом и ждёт объяснений.       Бяша, в свою очередь, проходить ещё метр и, не услышав шагов рядом, также останавливается. Поворачиваться и смотреть в глаза Пятифану страшно, поэтому парень устремляет взгляд на переливающийся в свете ярко-жёлтого фонаря сугроб. Создаётся впечатление, что его специально кто-то обсыпал необычной серебряной пылью, из-за чего отводить глаз совершенно не хотелось. Невольно Бяша забывается, переводит взгляд чуть выше, уже на высокие, голые деревья, ветки которых усыпаны всё тем же снегом и слегка покачиваются на холодном ветру. Вглядывается в пушистые снежинки, которые хаотично сыплются с тёмного неба и падают на лицо, заставляя жмуриться. Всё-таки, есть в зиме что-то тёплое, уютное. Как было раньше с Ромой.       — Ты оглох? Онемел? Я не понимаю что-то, — умеет же Пятифан испортить столь романтичную обстановку.       Бяша, наконец, поворачивается и набирается смелости посмотреть Роме в глаза, сразу же замечая сборную солянку эмоций. Гнев, грусть, разочарование, истерика. В какой-то момент ему показалось, что Рома сейчас заплачет, но этого не произошло. Парень несколько раз делал глубокий вдох, чтобы начать поток слов, но они как-то не вырывались из горла.       — Я тебя ещё раз, сука, спрашиваю, — уже кричит на всю улицу парень, — ты угараешь надо мной?!       — Я же сказал. Нет, не угараю, — совершенно спокойно произносит бурят, засовывая замёрзшие руки в карманы куртки.       Пятифан готов прямо сейчас лечь в этот сугроб и не вставать, пока он не заработает себе какое-нибудь обморожение и не умрёт в этом же сугробе. Хочется заплакать, вырвать себе волосы, избить, но Рома держится стойко.       Они молчат, стоя под светом всё того же ярко-жёлтого фонаря, в окружении тех же искристых сугробов и деревьев, с неба падают всё те же пушистые снежинки. Но атмосфера уже не кажется Бяше такой романтичной, уютной и спокойной.       — Ты за базар ответишь? — такая излюбленная Пятифаном фраза сейчас словно режет Бяше уши. — Или будешь стоять, как истукан? Ты вообще думал, когда говорил, или просто так вкинул?       — Я… я не знаю…       Рома готов наброситься на Бяшу, избить, накричать, обозвать самыми обидными словами, которые только в голову придут.       А Бяша готов заплакать. Просто обнять Рому и заплакать.       — Ты долбоёб?       Очевидный вопрос, после которого Бяша не выдерживает.       — Да блять. Эти отношения… сука, я их даже отношениями назвать не могу. Обняться в школе? Ты что, нельзя, увидят же! Взяться за руку на улице? А вдруг мимо кто из соседей пройдёт! — голос истеричный, прерывистый. Совсем не привычный для Бяши. — Тебе самому заебись так встречаться? По сто раз проверять, нет ли никого рядом, чтобы банально в щёку чмокнуться? Не дышать в мою сторону, чтобы, не дай бог никто ничего не заподозрил?       Ромины гнев, агрессия и желание избить Бяшу вмиг сменились грустью и чувством вины, но парень старался сохранять хладнокровие и лишний раз оправдать себя.       — Ты просто нихера не понимаешь, Бяш. Тебе-то легко, Смирнова всем уже растрепала, что ты педик. Да ты даже из этого выкрутился. Подумаешь, постебались пару недель и забыли. — Звучит тупо. Но выкрутиться как-то надо. — Ты же сам понимаешь, какая у меня репутация. Мне ж пизда от всех будет, если узнает. От матери, от одноклассников. Понимае…       — Нет, Ром, — перебивает его Бяша, — ничего я не понимаю.       Он подходит ближе. Рома вглядывается в его лицо, которое сейчас видно как никогда хорошо. Улыбается. Через «не могу», но улыбается. А в глазах боль. Возникает безумное желание накинуться на него, крепко прижать к себе, исцеловать каждый миллиметр его невинного, такого детского для десятиклассника личика, и тараторить извинения до самого утра. Что угодно сделать, упасть на колени, умолять, но только не видеть этой боли в глазах.       — Понимаю я только то, что репутация тебе в разы важнее меня. Тебе важно, что подумают соседи, одноклассники, мама, но совсем не важно, что чувствую я.       Рома пытается обнять, но его отталкивают.       — Ты боишься, — спокойно произносит Бяша, ни капли не боясь получить за такое в морду, — ты просто трус. Строишь из себя смелого, непробиваемого, а сам что? — Молчит. Нечего ответить. — Знаешь, я, наверное, лучше не буду мешать тебе и твоей репутации.       Бяша начинает уходить, и Рома не выдерживает. Срывается с места, хватает его за руку и притягивает к себе, не давая сдвинуться с места.       — Прошу, дай мне шанс! — Бяша не может разглядеть его лица, но по голосу чётко слышно, что он плачет. — Я изменюсь, пожалуйста! Бяша, не уходи, ты мне нужен!       — Да ладно, — с усмешкой произносит он. Еле как Бяша освобождает руку и, отбежав на безопасное расстояние, выкрикивает очень даже подбадривающей интонацией, — ты ж такой крутой пацан. Уверен, с твоей репутацией я тебе и в хер не впился. Ещё много таких будет, вот увидишь!       Бяша убегает. Рома ещё немного стоит под светом всё того же ярко-жёлтого фонаря, в окружении всё тех же завораживающих сугробов и деревьев. С неба летят всё те же пушистые снежинки, всё также падают на лицо, заставляя жмуриться. Рома разворачивается и уходит в противоположную сторону.       Сегодня они разошлись навсегда.