Искусство возможного

Пять вещей, которые, как знает Шэрон, являются правдой: Официально Шэрон Маргарет Картер была заочно осуждена правительством США за государственную измену. Официально ЦРУ уволило агента Картер за грубое нарушение дисциплины. Официально ЦРУ не финансирует никакие дальнейшие попытки создания улучшенных человеческих активов (ресурсов) после приостановки основной стратегии исследований ресурсов и их совершенствование, разработанной Щ.И.Т'ом, или же проект ОСИРИС. Официально Соединенные Штаты не имеют официального присутствия на автономном острове Мадрипур. Официально доктор Уилфред Нейгель погиб в хаосе, последовавшем за Возвращением, и все его исследования проекта ОСИРИС были потеряны. Официально. 26 марта 2024 года, 20:29. В полумраке комнаты, полной малозначимых тел, музыка гремит все громче и громче. Шэрон останавливается перед картиной Моне «Стога сена. Эффект инея», находящейся между двумя листами стекла под светом прожектора. (Резкий удар света говорит: не волнуйся. Нам нечего скрывать.) Щелчок пальцами по поддельному планшету StarkTech, анализ подлинности работы — рентгенофлуоресцентный анализ, Рамановская спектроскопия — проецируется рядом с картиной в виде светящегося списка данных, которые парят прямо за пределами круга света. За ее спиной потенциальный клиент смеется и спрашивает хозяйку по-португальски, осталось ли что-нибудь настоящее во всех музеях Нью-Йорка. Шэрон поворачивается и улыбается: вежливая маска, натянутая на острые края, которые она намеренно позволяет себе показать, совсем чуть-чуть. (Ее улыбка говорит: не волнуйся. Ты понимаешь, что здесь происходит.) Работа под названием «Стога сена. Эффект инея», находящаяся в реконструированном музее Метрополитен в Нью-Йорке, должна пройти тот же анализ. Но крупнейшему поставщику избыточной рабочей силы в Сан-Паулу совсем не обязательно это знать. Человеческое воображение придумало ограниченное число способов решения проблемы избыточной рабочей силы. У Шэрон есть цель. Она закрывает сделку. (Имеет ли вообще значение, какая картина настоящая? Шэрон пристально смотрит на работу, о которой идет речь, в этом беспощадном свете.) 4 июля 2017, 22:02. Шэрон почти заблудилась на ночном рынке, который змеится вдоль набережной реки Меконг, когда в поле ее зрения появляется Фил Коулсон. Он выглядит изможденным и меньше, чем она помнит — бледно-однотонная фигура среди столов, уставленных цветами и жареными кусками мяса. — Агент, — потому что директор — это должность, с которой человек может уйти в отставку, но в некоторых вещах ты просто есть... У Шэрон три ножа, М17 за поясницей и самодельная удавка, свернутая за циферблатом ее больших уродливых поддельных часов Майкла Корса. Фил Коулсон был убит богом и в конце концов сумел спастись. То, чего у нее, вероятно, не будет. — Агент, — повторяет он после странной паузы. — Вас нелегко найти. Если бы вы позволили мне, я бы хотел рассказать вам одну историю. Вокруг них смеющаяся, блуждающая толпа заполняет небольшое пространство между узкой линией торговли и рекой. Все размывается бело-голубыми прожекторами. — Во что мне обойдется эта история? Фил вежливо улыбается, с неестественным выражением лица, как человек, обменивающийся светской беседой в стоматологическом кабинете после чистки зубов. — Чашка кофе? Она уже слышала это предложение раньше. 23 февраля 2024 года, 2:14. Она назначает Карли девочкой на побегушках с полуночи до десяти утра, поэтому она всегда рядом в тишине, которая наступает после каждой вечеринки. Шэрон посылает ее за удлиненным зарядным устройством для телефона, за жареными креветками вадай из ночного киоска на улице, за дополнительным бокалом, который предназначен для нее, и Карли не понимает этого, пока Шэрон не разливает остатки Dom Perignon две тысячи восьмого года на продуваемом ветром балконе, огибающем весь выставочный зал. Горизонт Верхнего Города сверкает. Она наблюдает, как Карли просматривает цену бутылки в своем телефоне, а затем пытается подавить ярость, скрывающуюся за стоическим выражением лица. — Ты бы предпочла, чтобы мы оставили ее на произвол судьбы? — спрашивает Шэрон и встряхивает пустую бутылку, тем самым подталкивая Карли к первому глотку. — Знаешь, ты напоминаешь мне человека, который однажды меня поцеловал. Взгляд Карли становится подозрительным и растерянным. Это говорит о том, что она может подавить желание собственного тела сделать шаг назад, просто напрягаясь и становясь настороже. Шэрон позволяет Карли увидеть, как много из всего этого она замечает, а затем качает головой, глядя на маленькие светящиеся коробочки из жизни других людей, все золотые и незамысловатые на таком расстоянии. — Не волнуйся. Это был не очень хороший поцелуй. И я не собираюсь повторять этот опыт. Карли все еще замешательстве, но в глубине ее глаз появляется сочувствие. — Разве ты не... Хотела этого. — Не волнуйся, — повторяет Шэрон и пытается найти правильное выражение, прокручивая в памяти всех людей, с которыми она была. — Все, что произошло, было моим выбором. 4 июля 2017, 22:09. Шэрон следует за Филом Коулсоном с улиц Вьентьяна в убого украшенную чайную, где они устраиваются в задней кабинке. Она сделала первый глоток сливочного кофе со льдом, когда Фил дотронулся до своего лба, сдергивая кожу, словно тонкую пленку, и — разум Шэрон обостряется, наполняется адреналином, карабкается, восстанавливая маршрут, по которому они прошли по переполненной улице, пролистывая запомнившиеся мелькания стольких лиц — какую деталь она упустила? Что на этот раз будет стоить ей всего. Мужчина напротив нее стягивает с лица фотостатическую вуаль. Эверетт Росс ухмыляется ей через узкий стол. Он не утруждает себя тем, чтобы вытащить оружие, и именно поэтому она знает, что ее поимели еще до того, как он заговорит... — Вот чего вы еще не понимаете, агент Картер. Ваша жизнь подошла к концу, вплоть до последней возможной мелочи, которая, как вы думали, могла бы однажды спасти из этого беспорядка. Но вы мне всегда нравились. Так что я даю вам выбор. Росс размешивает пакетик сахара в чашке с эспрессо и ждет. На улице снаружи продавцы кричат, перекрикивая тяжелые ритмы поп-музыки, звон велосипедных звонков и автомобильных моторов, а также звук всех этих тел, тесно прижатых друг к другу. Шэрон ставит свою чашку, остро ощущая капельки конденсата на кончиках пальцев. — И что за выбор? — Вы можете выйти за эту дверь, и никто никогда больше о вас не услышит, — Росс улыбается и делает паузу, чтобы дать ее воображению возможность поразмыслить над этим возможным будущим. — Но дело в том, что Стив Роджерс. Капитан Америка. Обычно такая беспроигрышная ставка. Мы живем в смутные времена. Вот почему некоторые стороны могут понять, как вы все еще можете хотеть служить своей стране. Возможно, вам нужен шанс попытаться все исправить. Росс допивает свой кофе одним долгим глотком и со звоном ставит чашку на стол. — И у вас есть время, чтобы принять решение, эм... пока я не встану из-за этого липкого стола. Пока не встану раз... пока я не встану два... (Продано. Разве это рынок, если вы соглашаетесь купить вещь до того, как узнаете, сколько она стоит?) 1 июня 2018 года, 6:59. Упс. Чей-то палец соскользнул, и Шэрон Картер попала в список подозреваемых. Эверетт Росс звонит ей на следующее утро, спрашивает, как у нее дела, но имеет в виду: отчет о состоянии дел. Извлечение выгоды в каждом слове. Если вы смотрите в пространство власти, то вещь, которая смотрит в ответ — это вопрос, на который у Шэрон Картер нет времени. Это необходимо, дорогая, как любила говорить ее тетя, чаще всего держа в руках либо ручку, либо пистолет. 24 ноября 2023 года, 2:47. Она жалеет, что не переспала со Стивом Роджерсом, когда он был ее тихим кокетливым соседом. На самом деле это не так. Но иногда Шэрон мечтает разделить с ним чашку кофе в его теплой, но безликой квартире, подробно рассказывая о своих любимых теориях заговора о том, куда, о, куда делся Стив Роджерс. Ее и без того чистая одежда кувыркается в его стиральной машине: тук-тук, тук-тук. — Итак, как тебе Луна? — спрашивает она во сне, но его единственный ответ — кривая улыбка. Она просыпается в Мадрипуре, одна, в темноте. Огни Верхнего Города раскинулись, как разбитая шкатулка с драгоценностями, по другую сторону длинного ряда окон. Прохладные дорогие простыни скользят по ее коже, Шэрон кладет подбородок на колени и смотрит на эти огни. Итак, Картер, как тебе Луна? Ирония профессиональной этики, оглядываясь назад, может оказаться такой ужасной. Надо было трахнуть Стива Роджерса, думает она, но представляет, как обливает себя бензином, тащит спичечную головку по одному из этих затянувшихся беспорядков и поджигает себя. — Сожжение не сработает, — предлагает ее воображаемый Стив Роджерс, неловко пожимая плечами: — Удушье — верный путь. Если ты пытаешься умереть на Луне. 14 апреля 2016, 13:02. В медицинском учреждении всегда пахнет дезинфицирующим средством, а иногда и цветами. Тетя Пегги смотрит куда-то вдаль, прерываемая прерывистым солнечным светом из окна. — Если ты не можешь распознать лоха за покерным столом, милая, запомни: это ты. Банальность, конечно. Но первый человек, которого я когда-либо слышала, говорящий это вслух во время настоящей игры в покер, он... ну. Узнал правду об этом. Вплоть до самого конца глаза тети Пегги становились пугающе плоскими, темными и пустыми в этот момент истории. Дорогая. Запомни это. Но тетя Пегги качала головой, снова фокусируя свой ясный, слишком пристальный взгляд на ближайшем знакомом лице. — Шэрон! Ты пришла навестить меня. Как мило. 6 мая 2024 года, 1:02. Она покидает вечеринку, когда ее привычный ди-джей позволяет последней зацикленной песне затихнуть. Напитки закончились за час до этого, и ее команда позаботится о всех оставшихся. Произведения искусства висят, словно приманки, в этом большом стеклянном аквариуме.  Самый безопасный сейф Шэрон спрятан в одиннадцати шагах от выхода, который приведет ее к заряженному Глоку, дорожной сумке и ящику, полному ровно двенадцатью ножами, которые она в основном использует для стейков. Резервный диск с информацией, полученной за ночь, блокируется небольшим электрическим щелчком. Сбросив туфли на каблуках, Шэрон шевелит пальцами ног, чувствуя, как кровь стекает обратно. Действительно обидно, как так много людей умудряются знать о сверхсекретной лаборатории и готовы говорить за очень хорошее количество биткоинов. Когда стоит покупать информацию, которую уже знаешь? Продолжай. Предлагай. Не волнуйся. Если ошибешься, через весь Мадрипур протекает широкая медленная река, которую никто никогда не трогает в поисках тел. Свет в ее гостиной становится ярче, когда она спускается по короткому лестничному пролету. Шэрон не ожидает увидеть Барнса, напряженного и тихого, в своем взятом напрокат пиджаке, который уже снят и брошен на бархатистую зеленую спинку дивана. Его обтягивающая черная футболка скрывает гораздо меньше: от удивительно элегантной худобы его крупного тела до тусклых золотых деталей, пронизывающих его руку из Ваканды.  Навскидку Шэрон может вспомнить дюжину покупателей, которые с радостью взялись бы за бензопилу, если бы кто-нибудь смог придумать способ заставить Барнса оставаться на месте достаточно долго. Наблюдая за изящным движением его пальцев, сомкнувшихся вокруг стакана с парой глотков янтарного виски, у нее по спине пробежала забавная дрожь. (Стив мог бы бросать щит снова и снова — и она была бы готова поспорить на свою жизнь, что он никогда не знал рыночной стоимости всего этого вибраниума, ни одного дня за свою неестественно долгую жизнь.) — Это снимается? — удивляется Шэрон, скользя воображаемыми пальцами вниз по руке, где изгиб повторяет форму бицепса. Но зачем задавать вопрос, на который, как она знает, он не ответит, когда она может сесть на диван рядом с ним, достаточно близко. Жест получается неловким. Шум города проносится мимо, приглушенный баллистическим стеклом окна. Кем бы ни был этот человек — Барнс — сейчас, его не так-то легко спровоцировать. Тишина накапливается. (Никто не спрашивал, почему у нее есть вешалка с красивой дизайнерской одеждой в ее мнимой гостиной, этажом выше блестящей галереи, которую она построила с нуля. Никто из этих мужчин не задавал ничего похожего на правильные вопросы.) Но кто будет отрицать, что Барнс выглядел элегантным и опасным в этом редком костюме от Givenchy McQueen, в отделке которого было достаточно кожи, чтобы напоминать всем о том, кто он есть — или это должно быть тем, кем он был? Она не единственная, кто занимается мошенничеством. Пятьдесят, семьдесят пять, сто лет призрак, думает Шэрон, глядя на уверенные, как у снайпера, руки Барнса, одна бледная, другая темная. Лучшая часть тщательной секретности столетия была выброшена на миссию, о которой любой человек с пятиклассным образованием должен был знать, что она потерпит неудачу.  Кэп и его лучший друг. — Итак, сержант, — Шэрон вздергивает подбородок, оглядываясь, — как тебе это помилование? Шэрон прикусывает губу, задаваясь вопросом, как сильно его американские кураторы ослабили его поводок в эти дни, прежде чем позволить своему пристальному взгляду, взвешенному и очевидному, опуститься на его рот. Одного ожидания было достаточно, чтобы Стив поцеловал ее — один раз — под мостом в последние неловкие моменты перед тем, как она разбила свою жизнь вдребезги. Какая разница, был ли это хороший поцелуй или нет? Какая разница? Мужчина, который был Зимним Солдатом долгие, холодные времена, кратные ее собственной жизни, склоняет голову набок, наблюдая за ней в ответ, обдумывая. (Пс-с. Хотите знать еще одну вещь, которая является правдой? Совместно с Интерполом, НАТО и Советом Безопасности ООН правительство Соединенных Штатов считает Карли Моргентау, Донью Мадани и всех Разрушителей Флагов опасными террористами, которые угрожают международному порядку. Шокирующе, верно? Но если этого алфавитного супа суждений было достаточно, чтобы кто-то не спал по ночам, кто мог спать? Кто мог спать в любой момент за последние пятьдесят лет? Последние семьдесят пять? Кто мог бы спать, зная — Правду. Что за дерьмовая концепция. Позвольте мне рассказать вам одну историю.) 1 января 2024 года, 23:44. Новый инвентарь висит на подвижных стеллажах из нержавеющей стали. Все отчеты об аутентификации были переданы ей в тот же день, но Шэрон все еще любит приходить в хранилище склада и смотреть. Это почти умиротворяет, изолирует от изменчивого мира, но впечатление разрушается, когда звонит ее телефон на беззвучном режиме. — Картер. Вы видели новости, — Росс отказывается от каких-либо любезностей, и на мгновение наступает 2016 год, Берлин, призрачное мерцание другой жизни. — Конечно, я видела новости. Но о глобальном правительстве говорят уже много лет. Росс делает паузу, что-то вроде: Я знаю то, чего не знаешь ты. — Официального ответа будет недостаточно. Не без правильных условий. — Какой официальный ответ? — Что ж, — его ухмылка слышна даже через телефон, — все старое снова становится новым. Давайте назовем это перезапуском. По моему профессиональному опыту, думает она, запуск — это то, что нужно остановить. — Хорошо, — говорит она вместо этого, — так каков неофициальный ответ? 29 февраля 2024 года, 23:01. Карли шагает от прожектора к прожектору — от одного висящего шедевра к другому — как хищник, загнанный в клетку, которую он не может понять. — И все это, это дерьмо со сделками с буржуями на черном рынке. Разве тебе никогда не хотелось помочь кому-то, кроме себя? Персонаж, которого играет Шэрон, пожимает плечами с такой неуверенностью, которая доводит Карли до белого каления. Но Шэрон? Шэрон прячет любое выражение ее рта за очередным глотком превосходного шампанского с черного рынка. 6 мая 2024 года, 2:39. Она берет Джеймса «Баки» Барнса с позывным «Зимний Солдат» — кошмар из поколения в поколение со слишком большим количеством легенд, запечатленных в его костях, и количеством убийств, чтобы соответствовать имени — в постель отчасти из-за его объективной привлекательности, но главным образом потому, что ему удается сжать так много расфокусированного, раскаленного гнева в то, что он сутулится с пустыми глазами на ее диване. Противный верхний свет все еще включен, делая ее простыни слишком яркими, как солнечные блики на снегу. Однажды он кинул ее в стол. Барнс целует ее тело так, как руки солдата могут с отсутствующей точностью разобрать оружие: он целует ее кожу, словно он прекрасно осведомлен о ее теле. Его рот движется вниз по ее шее, по изгибам грудей, между зеркально отражающимися внутренними дугами ребер. Он останавливается на небольшой впадине между ее животом и выступом правой тазовой кости, проводя губами, взад и вперед — от кости к напряженным мышцам, к чувствительной зоне ее тела. Он прижимается ртом к этому месту, а затем наклоняется всем лицом к ней и замирает. Он даже не снял ботинки. Огни и шум Мадрипура давят на ее окна. Биткойны непрерывно крутятся, растут и падают, записывая свою историю в блокчейн. Между ее бедер находится один из самых смертоносных мужчин двадцатого века. Шэрон проводит пальцами по его темным волосам, густым и немного липким, но таким мягким. Ты ни в коем случае не горишь, думает она. Мы не на Луне. Медленно обводит его лоб, проводит большим пальцем вдоль глазницы к тонким складкам в уголке глаза. Это чертовы человеческие детали, думает она. Каждый раз. 19 февраля 2024 года, 20:46. Шэрон задействует последний уровень безопасности — ублюдский StarkTech, смешанный с какой-то инопланетной схемой черного ящика, годами крутящаяся на определенных рынках. Комбинация по-прежнему остается лучшей, которую можно купить за деньги, хотя цена продолжает расти, когда и Старк, и эти инопланетяне мертвы.  Она сбрасывает туфли, вешает пальто и, отстегнув потайные кобуры, бросает их в сейф в прихожей вместе с оставшимися подслушивающими устройствами. Она не возражает против последнего оставшегося Шабли в холодильнике. Карли принесет суши, когда их доставят, и, черт возьми, их будет больше, чем Шэрон сможет съесть одна.  Ей не терпится понаблюдать, как Карли ерзает, разрываясь между отвращением к демонстративному потреблению и прагматическим отвращением к еде — любая еда, даже самая изысканная, пропадает даром. «Возможно, это то, что ты чувствуешь, когда дразнишь медведя», — думает Шэрон, включая телевизор. — ...но, сенатор Уильямс, в мире, где число людей, поддерживающих установление той или иной формы глобального управления, растет за последние пять лет беспрецедентными темпами, нужен ли нам новый Капитан Америка? Сенатор Уильямс улыбается улыбкой человека, подготовленного к этому вопросу. — Это правда, Джордж, что такие организации, как Всемирный Совет безопасности, будут продолжать играть важную роль в будущем, которое мы строим. Но Америка, ее союзники — и, да, исключительные американские личности, которые решили служить своей стране, — все они должны сыграть свою роль в обеспечении нашей безопасности здесь, дома, и во всем мире. 6 мая 2024 года, 10:35. Те, кто ничему не учится у истории, обречены на бла-бла-бла. За пределами скрытой лаборатории Шэрон слышит грохот очередного фанатика, стреляющего в главного живого специалиста по созданию суперсолдат, и думает: прямо как в рассказах тети Пегги. Ну, конечно. Давайте извлекать уроки из истории. 6 мая 2024 года, 10:56. Земо стреляет в доктора Нейгеля, но он не спрашивает о файлах, данных, знаниях, которые сохраняются — избыточные, распределенные — по всему миру. ОСИРИС весь в кусках. Знали они об этом или нет, у Щ.И.Т'а с самого начала были правильные предохранители: отрубишь одну голову, две другие... Костяшки ее пальцев немного кровоточат, а лицо опухло и онемело, впереди еще хуже. Вдалеке позади нее бушует пожар, но дальше он не распространится. Сброшенные ею тела наемников, которых она тайно наняла, подобны хлебным крошкам в никуда. Какое все это имеет значение? Шэрон задается вопросом, проводя большим пальцем по терабайтам человеческих страданий, которые уже воспроизводятся по мере того, как она пробирается к выбранной точке извлечения. Сыворотка Эрскина — это яблоко, которое правительство США не может заставить себя откусить. На самом деле это романтическое понятие: история, созданная человеком. Но, как любила говорить ее тетя, на кладбищах полно незаменимых мужчин, так что подними свою задницу и делай то, что нужно. Нейгель истекает кровью со слегка озадаченным выражением на лице. Проект ОСИРИС бессмертен. Шэрон проскальзывает на заднее сиденье ожидающей машины и засовывает телефон во внутренний карман куртки. Время от времени ее одолевает желание спросить свою покойную тетю Пегги: ты знала? Но это глупый вопрос. Нет, настоящий вопрос в том: имело бы это значение? 30 апреля 2024 года, 16:36. Телевизор играет на заднем плане, пока Шэрон изучает происхождение того, что может быть, а может и не быть «Игроками в карты» Сезанна. Ведущий представляет следующую часть программы, возвращаясь к старому спору о том, должны ли Google Play и Apple Store удалить приложение Flag Smasher. — Что это говорит об ограничениях свободы слова и правительственном контроле над коммерческими предприятиями в цифровую эпоху — и о будущем краудсорсингового движения Разрушителей Флагов? Следите за нами в Твиттере и делитесь своими мыслями! Теперь к нам присоединился репортер по правовым вопросам Джеффри Тубин. А также вице-президент по безопасности и конфиденциальности Google, Сюзанна Фрей. И наш Филип Мадд, аналитик по борьбе с терроризмом и автор книги «Захват: внутри охоты на Аль-Каиду». Со своей стороны, Шэрон всегда предпочитала термин «негосударственные субъекты» термину «террористы». Разрушители Флагов, со своей стороны, появляются и уходят со сцены прямо по сигналу. 4 февраля 2024 года, 1:47. — Ты заканчиваешь сегодня в два, верно? — Шэрон бросает взгляд на часы, как будто не знает, что сейчас 1:47, а затем улыбается, пытаясь быть образцом слова «игривый», но с большим количеством одиночества внутри.  (Наблюдение за Стивом Роджерсом в его квартире было ее работой в течение нескольких месяцев — и ее разум пытается выбрать то, что всегда выдавало одиночество, чтобы подпитывать ее кривую улыбку.) — Выпьешь со мной? — спрашивает Шэрон-арт-дилер. Отказаться от выпивки со своим боссом достаточно сложно, даже если вы не работаете по срочному контракту, глядя на неизбежные шестимесячные обязательства, благодаря которым вы попали сюда. Долговое рабство: все старое снова становится новым. По легкому приглашающему жесту Шэрон, Карли садится на край противоположного дивана. Ее спина до смешного прямая, а руки сжимают колени достаточно крепко, так, что это видно даже на расстоянии. Шэрон тянется через большой стеклянный журнальный столик между ними, чтобы налить приличную порцию виски, которая стоит больше, чем недельная стоимость всего труда Карли. — Ты когда-нибудь задумывалась... — Шэрон делает паузу, чтобы заставить Карли спросить. — Над чем? — Помнишь, как все изменилось за одну ночь? Карли держит свой нетронутый напиток обеими руками, как пистолет со снятым предохранителем, но линия ее спины смягчается на одну критическую долю, пока она слушает. — Итак, ты когда-нибудь задумывалась, — повторяет Шэрон, откидываясь на спинку огромного кресла, благодаря которому кажется, что она совсем крошечная, — каким был бы мир сейчас? Если бы люди не вернулись. Карли долго не отвечает, оттягивая время, делая глоток виски, а затем пытаясь подавить рефлекторный легкий кашель. — Они имели право вернуться. Шэрон наблюдает и ждет, позволяя своему взгляду быть откровенным, поскольку более интересный ответ скрывается прямо там, за попыткой Карли придать лицу нейтральное выражение. — У вернувшихся есть права. Никто не спорит с этим. Но люди, которые пережили все эти годы в пепле, хаосе и разрушениях, у них тоже есть права. У нас тоже есть права. Внутренняя и внешняя улыбки Шэрон совершенно не совпадают. 20 июня 2024 года, 23:51. Шэрон чуть не снесло голову через тридцать секунд после Щелчка. Забавная история, на самом деле, думает Шэрон, глядя сверху вниз на человека, который был Зимним Солдатом дольше, чем она была жива. Его глаза закрыты, а тело расслаблено, но она знает, что он не спит в ее постели. Слова застревают в горле: эта подвальная комната без окон; она, сидящая напротив поставщика специализированной рабочей силы и слушающая деликатное посредничество переводчиков: — Мы в деле, — говорит плотный мужчина голосом молодой темнокожей женщины, сидящей рядом с ним, — дело убеждения, вы понимаете... ... затем внезапное распространение пепла, клубящегося в воздухе, поднимающегося над столешницей и опускающегося с пустых стульев, как невесомые семена, выдуваемые из одуванчиков. Оружие выхватывается — первый рефлекс любого, кто выживает в Мадрипуре, за которым следует затянувшийся момент детского, почти комичного замешательства, когда жизни внезапно превращаются в пепел... Дуновение. Все, ради чего ты когда-либо работал, исчезло. Время снова летит вперед. Шэрон думает: один выход, слишком много оружия, чертова бойня... — Это не мы! Смотри, — кричит она, целясь из «Беретты» в ближайшее человеческое тело. — Это были не мы. Наша сторона тоже проиграла, как и ваша. Мы одинаковые, мы все... Годы спустя Шэрон Картер все еще будет помнить, как указывала пальцем на ближайшую кучу пепла и кричала, что мы все одинаковые, с выстрелом в голову... В спальне становится темнее по мере того, как история накапливается у нее за зубами. Ее тело пытается устроиться рядом с теплым и ужасно-великолепным телом Баки, которое она... Что? Что ж. Какое это имеет значение? Давайте вернемся к автомобильным гудкам, сигналам тревоги и перекрывающим друг друга сиренам, крикам ужаса и восторга, издаваемым бродячими, грабящими, насилующими толпами Мадрипура ранним утром. Давайте вернемся к хрусту от ходьбы по битому стеклу, смешанному с пеплом повсюду. Шэрон вспоминает, как она все время спрашивала себя сквозь этот хруст, хруст, хруст тел и сломанных вещей: Могу я убежать? Осталось ли какое-нибудь место, куда человек мог бы убежать от этого... Вот вам своего рода кульминационный момент: голос Эверетта Росса в ее ухе на следующее утро, когда она наблюдает, как столбы дыма пересекают бледный неизбежный рассвет. — Никогда не упускайте возможностей, которые открывает полноценный кризис — Черчилль. Вашей тете, должно быть, это очень понравилось бы. Половина города мертва, все напуганы, и почти никто не знает, что происходит. Вы же знаете, сколько всего проходит через Мадрипур. Если вы не извлечете из этого выгоду, это сделает кто-то другой, — Росс делает паузу, — агент. Город был без надежного электроснабжения в течение двенадцати часов. Значит, теперь агент? — не говорит она, пытаясь вспомнить ту версию себя, которая заботилась бы о различии между активом и агентом. Ну, конечно. Хорошо. Пришло время завоевывать сердца и умы в этой особенной темноте. 17 января 2024 года, 12:14. Вот еще одна вещь, которая является правдой: Все образцы крови, изученные в рамках проекта ОСИРИС, указаны как «пожертвованные американским солдатом». Шэрон не требуется много времени, чтобы понять, что американский солдат между этих строчек — хороший способ узнать несколько важных фактов о ком-то очень, очень быстро. Нейгель привез с собой в изгнание одну из сохранившихся записных книжек Эрскина, сохранившихся с зимы 1937 года, содержащую множество заметок на полях, написанных почерком Иоганна Шмидта, Арнима Золы и Говарда Старка. Угадайте, сколько из этих людей работали вместе? Продолжайте. Предполагайте. (Но ходьба по битому стеклу имеет такой специфический звук. Иногда она мысленно представляет, как рассказывает Баки гребаному Барнсу всю историю — разве это выбор? Шэрон хочет спросить. Перестанет ли это когда-нибудь быть выбором? Она представляет, как могли бы изогнуться уголки его рта: горько, удивленно, несимпатично. Но кто может позволить себе, чтобы его так хорошо понимали?) 2 января 2024 года, 15:18. Теперь, если бы только кто-то создал способ выдергивать людей с определенными убеждениями и действиями из великого цифрового потопа, проносящегося мимо? Если бы только двадцать первый век был цифровой книгой, которую американская разведка каким-то образом научилась читать. Никогда не позволяйте хорошему кризису пропасть даром. Настроить поиск с антифашистского на антинационалистический так же просто, как изменить параметр в запросе. Долгое время Шэрон смотрит на другие варианты в списке, на котором обучался алгоритм, — думая о голосе Стива Роджерса из громкоговорителя здания, которое вот-вот сгорит дотла, — прежде чем добавить географию, возраст, списки наблюдения. При этих значениях, кого бы алгоритм Золы застрелил первым? Но Шэрон для этого не нужен геликарриер или огромное количество пушек, чтобы стрелять тысячу выстрелов в секунду. Что ей нужно, так это превратить шестнадцатилетнюю сироту, связанную с антинационалисткой Доньей Мадани, в бомбу, которая разрушит ее собственный дом. (Если операция «Скрепка» была долгой аферой, то кого разыграли и кто выходит вперед? И если интересы США в любом случае выйдут на первое место, имеет ли этот вопрос вообще какой-либо смысл?) 16 октября 2015, 14:01. У ЦРУ всегда был свой человек в Мадрипуре. Шэрон стреляет в своего предшественника, в его бледное нацистское лицо — много лет назад, когда было так много вещей, которые она даже не могла себе представить, — и он умирает на полпути к земле, бормоча «Хайль Гидра» и пытаясь сломать один из своих зубов. Стала бы она так охотно заниматься уборкой в ЦРУ, если бы знала, кто достаточно скоро займет вакантное место? Но это все равно, что задаться вопросом, поддержала бы тетя Пегги проект «Возрождение», даже если бы она могла видеть все, что будет дальше. Хитрость в рассказывании истории с героями заключается в том, чтобы знать, когда остановиться, а что опустить. (Как вам это в качестве утешения: по крайней мере, нацист мертв. Что касается того, как этот нацистский ублюдок пришел к власти? Что ж. Баки Барнс знал — в течение четырех дней в 1987 году и с 2015 года.) 2 марта 2024 года, 1:51. Карли никогда не приходило в голову спросить, почему Шэрон доверила подростку, с которым она только что познакомилась, так много опасных секретов. Но когда вы получаете то, чего хотите, первым человеческим инстинктом редко бывает вопрос «почему». Карли вряд ли проживет достаточно долго, чтобы научиться лучше, заключает Шэрон, наблюдая, как она рассматривает планшет, который Картер так небрежно оставила на диване рядом с ней — экран яркий и все еще разблокирован в течение нескольких проклятых секунд. На следующий день палец Шэрон соскальзывает. Все работники по срочному контракту, которым довелось встретиться в одном лагере GRC — и подумайте о шансах того, что так много людей с такими похожими убеждениями и готовностью к экстремальным действиям окажутся в одной клетке вместе. И что всех их назначают охранять суперсекретную лабораторию суперсолдат в одну и ту же ночь. Упс. Шэрон потрясена, потрясена, узнав на следующее утро, что двадцать доз сыворотки пропали. Несколькими касаниями пальцев Шэрон настраивает спутник ЦРУ и смотрит. И ждет. (Помните: Пауэр Брокер может и не следить за вами, но кто-то обязательно это делает.) 17 января 2024 года, 21:51. В течение пяти недель подряд, когда она просматривает Интернет как призрак Шэрон Картер, опального сотрудника спецслужб и высококлассного арт-дилера, который не задает лишних вопросов, ее преследует от сайта к сайту реклама. Google: помогаем вам восстановить связь с вашими близкими, когда это наиболее важно. Слова оживают и исчезают в виде плавного бесконечного цикла. В большинстве случаев легче думать о тете Пегги, чем о других Картерах, которых ей может не хватать. Потому что тетя Пегги умерла. Она будет скучать по ней где угодно на земле. 19 мая 2024 года, 21:51. Хотите стать героем? Найдите врага, которого вы можете снова и снова называть экзистенциальной угрозой, пока вам не поверит мягкая середина, из которой состоит любая политическая система. Карли Моргентау погибла террористом. Это лучше, чем та судьба, которая ожидала суперсолдата-террориста в руках правительства США, которое уже некоторое время избирательно забывает о Женевской конвенции. Смерть — это не самое худшее, что может случиться с кем-либо. (И это то, о чем думала Шэрон до того, как просмотрела кассеты, прослушала записи, просмотрела отчеты... Оглядываясь назад, можно сказать, что Стив Роджерс вел очаровательную жизнь. В некотором роде.) 26 июня 2018 года, 13:46. Прошло три недели после События, и она снова в том же подвале без окон. Пепел убран, возможно, не до конца, потому что кому захочется слишком внимательно смотреть на то, что застряло в трещинах в таких комнатах, как эта. В одночасье инфраструктура специализированной рабочей силы по заказу приобрела ряд гораздо менее эвфемистических применений: инженеры, медсестры, техники атомных станций, все, кто разбирается в устаревшей инфраструктуре американских электросетей — список можно продолжать. (Хотя, справедливости ради, текущая ставка для секс-работников зависит от тех же сил: прилив помогает всем кораблям сойти с мели.) Что произойдет, если мы все проснемся на следующий день, и человеческие тела внезапно станут стоить в два раза дороже? Мир вот-вот узнает об этом. Но у интересов США никогда не было много времени на тонкости. Очень старый поставщик с высокоэффективными международными каналами сбыта смотрит на нее через стол и говорит удобным ртом. Условия абсурдны, потому что этот старик думает, что у него есть преимущество. Но Шэрон была занята последние двадцать один с половиной день. Брокер, для которого свет остается включенным, компьютерные системы включаются, телефоны остаются заряженными, а электронные замки по-прежнему тихонько закрываются с ободряющим звуковым сигналом, — что ж, Шэрон усвоила урок и тоже передает свое сообщение через удобный одноразовый рот. Никто не должен видеть, кто такой Пауэр Брокер. В конце встречи она пожимает руку торговцу людьми. Интересно, так ли чувствовала себя тетя Пегги, когда подписывала бюджетные запросы Арнима Золы? (Крематории Мадрипура открыты семь дней в неделю в течение сорока девяти дней. Именно столько людей было убито в ходе беспорядков: сначала беспорядков, связанных с Событием, затем продолжающихся беспорядков, связанных с отключением питания, и, наконец, беспорядков из-за риса. Потребуются месяцы, чтобы понять, что Танос был наивен, если думал, что после этого во Вселенной останется хоть половина населения.) 20 мая 2024 года, 4:02. — О, ты все еще думаешь, что выход есть, — понимает она, разговаривая с Сэмом за большой корзиной самых изысканных пирожных, которые можно купить на неофициальное финансирование правительства США, прямо перед тем, как она ведет их всех — Уилсона, Барнса и Земо — к Нейгелю, который понятия не имеет, что сегодня умрет. В ночь после того, как она застрелила Карли Моргентау, Шэрон смотрит несколько неточных кадров с камеры телефона, снятых мамой Доньей в пятую годовщину Щелчка. Обычная темнокожая фигура обращается к толпе, которая заполнила одну из исторических площадей Риги. Гнев толпы выливается в насмешки, брошенные кирпичи, разбитые окна. Напряжение слишком большого количества тел заполняет пространство, но по мере того, как Донья говорит, тишина распространяется, превращаясь в трепещущее восторженное ожидание, которое излучается наружу. Мама Донья может встать на пластиковый стул и превратить его в сцену. Ее легкие — это микрофон. Толпа повторяет речь и превращается в усилитель. Ее приближающаяся смерть не мешает ей спрыгнуть с экрана, как будто она для этого и была создана. Этот особенный подъем. Неизбежное падение. Удобно, не правда ли, как мама Донья умерла именно тогда? Но Шэрон не хочет знать эту историю. Если есть какая-то история. 3 июля 2024 года, 14:34. — История, публичная история — вот почему криптовалюта может иметь ценность. Она чувствует себя более молодой версией самой себя, валяющейся на грязных простынях прошлой ночи. Пятно солнечного света изгибается на бицепсе Баки, как хватка нежной контролирующей руки. Она не может решить, что ей больше нравится: подставить ладонь под этот луч света или позволить солнцу, отражающемуся от темного вибраниума, ослепить ее. — Это звучит так, будто мысль куда-то уходит, — подсказывает Баки, ударяя коленом по внутренней стороне ее бедра. Мир вложил в него такую нечеловеческую силу, что его грубая привязанность — это одновременно и жеманность, и акт восхитительной ласки. Независимость и власть, глаз общественности и Наташа, мать ее, Романофф, дезинфицирующая уничтожающим солнечным светом руку, которая ее кормила — все это промелькнуло у нее в голове. Но вместо этого она наклоняется и целует Баки в мягкие, умелые губы, скользя ладонью вверх по его руке — медленно, медленно — направляясь к солнечному свету. (На какое-то время Разрушители Флагов представляют собой квантовую волновую функцию: террористы и борцы за свободу; убивающие гуманисты; радикальный подрыв общественного порядка, но с таким реакционным стремлением к гражданскому порядку в больших масштабах. Но акт наблюдения изменяет наблюдаемое.) 20 мая 2024 года, 1:34. Никаких повреждений органов, никаких переломов костей при простом сквозном, так что она выпишется через четыре часа. Она регистрируется в «Мандарине», потому что через несколько недель ей снова придется жить на зарплату агента американской разведки. Итак: пентхаус, осмотр, работа. Она не отказывается от руки Баки, обнимающей ее за талию, несмотря на то, что чувствует легкую обиду на каждого человека, которому когда-либо вводили сыворотку, добровольно или нет. Баки укладывает ее на жесткую вычурную кушетку. Ощущение боли волной накрывает ее, но уже не так сильно. Обезболивающее, действительно, самое лучшее. Баки делает шаг назад, и его рука сжимает телефон в переднем кармане куртки. Ей любопытно посмотреть, что он будет делать дальше. Внизу, заполняя широкие окна, Центральный парк представляет собой большое темное пятно, окаймленное вечными, беспокойными огнями Нью-Йорка. 5 июля 2024 года, 9:29. Шэрон не доверяла своей интуиции и моральным инстинктам примерно с 2016 года. История, полагает она, — это процесс, когда ты бьешься головой об одну и ту же стену, снова, и снова, и снова, пока твой череп не расколется и все благие намерения не вылетят наружу. Или, может быть, история — это казино, штампующее бесконечные истории о людях — маленьких храбрых личностях, — противопоставляющих себя той или иной силе со звоном — динь-динь-динь — джекпотов, мигающими огнями, и вы тоже можете выиграть! Это хорошая мысль: что дуга моральной вселенной изгибается в сторону справедливости. Но ни одна ситуация не существует без того, чтобы кто-то не извлек из нее выгоду. Несколько недель спустя Шэрон спускается по широким светлым ступеням здания Конгресса, набирает номер на одном из своих многочисленных телефонов — на каждом из которых разный набор наблюдающих сторон — и бросает следующую приманку. 29 июня 2024 года, 3:11. Карли зашла так далеко в возрасте шестнадцати лет. Шэрон иногда представляет себе, какой она могла бы быть в двадцать один год, в двадцать пять. Может быть, просто еще один неизвестный заменяемый человек в мире, полном заменяемых людей. Или, может быть, она могла бы провернуть... что? Солнце, наконец, сядет над угасающей глобальной гегемонией Америки? Конец наций? Но, как это работает, хорошие парни — это те, кто пытается сделать мир безопасным. А победа над экзистенциальными угрозами — это такая незамысловатая история с моралью. Кто не любит незамысловатую историю с моралью? А кто не хочет быть одним из хороших парней? 20 мая 2024 года, 3:45. — У Стива был талант в том, что он не убивал людей, — Баки следит за Сэмом по гостиничному номеру с бессознательной привычкой солдата, который будет следить за каждым входом и выходом из любой комнаты до конца своей жизни. — Самый простой способ в мире остановить кого-то: убить его. Его внимание снова приковано к ней, и яркие серо-голубые глаза при правильном освещении могут ударить подобно молнии. — Ты когда-нибудь видела, чтобы твоя тетя проломила кому-нибудь голову? Нет, наверное, нет. Он улыбается. То, как фальшиво двигаются его губы — это жест фокусника, чтобы отвлечь внимание от того, как его глаза слегка прищуриваются. — Ближайший тяжелый предмет под рукой. Она могла бы превратить лицо парня в месиво с помощью тяжелой пепельницы, если бы ей пришлось. Все это время Баки мельком поглядывает на Сэма, раскладывающего крылья на длинном обеденном столе, все шестерни из вибраниума красиво разложены веером; он наблюдает, как Сэм очищает каждый торец тряпкой; и разум Шэрон непроизвольно приходит к немедленному и полному пониманию того, что самый быстрый способ уложить Баки в драке в наши дни — это заставить его принимать тяжелые удары за Сэма снова и снова, пока он не сможет подняться. Баки провожает Сэма взглядом до открытого бара, оборудованного как кухня для людей, не умеющих готовить. Она может видеть, как это может закончиться: пара ударов в живот. Перейти к повреждению позвоночника. Выстрел в голову, как только он упал. Рассчитывайте на то, как мало он хочет снова кого-нибудь убивать. Шэрон пережила слишком много невероятных сражений, чтобы не спрятать эту крупицу знаний подальше. На всякий случай. Даже когда она откидывается назад, увлеченная. (Но вот что, по ее мнению, Баки не знает: Отчеты Стива о несчастных случаях после боевых действий были полны людей с погибшим мозгом или людьми, парализованными от шеи и ниже на всю оставшуюся жизнь. Щит в его руках был похож на автомобильную аварию со скоростью шестьдесят миль в час, сжатую в пространство шириной в полтора дюйма.) 15 мая 2024 года, 8:31. Шэрон точно знает, что Пегги Картер умерла, готовая снова и снова идти на одни и те же трудные компромиссы. Идите на компромисс, где можете, а если нет, не делайте этого — звучит как более строгий моральный стандарт, чем есть на самом деле. Шэрон до сих пор прекрасно помнит, как сидела ее первая набедренная кобура. Прошли годы с тех пор, как она утруждала себя подсчетом количества тел, которые она закопала в землю. Но почему эта маленькая девочка снова захотела стать шпионом? Шэрон задается вопросом, взвешивая странную вероятность того, что Батроку повезет и он действительно убьет нового Капитана Америку. — За тебя, тетя Пегги, — безмолвно произносит она, берет свой телефон и звонит, чтобы позволить Батроку сыграть свою роль. 19 мая 2024 года, 22:19. Баки злится на нее из-за раны. Но он стоит, небрежно прислонившись к бесполезной политической опоре полицейской машины, достаточно близко, чтобы Шэрон могла наклониться к нему всем телом. Он такой теплый. Суперсолдатская штука. Стив тоже был таким. Карли тоже была, предполагает Картер. Шэрон смотрит на новостные фургоны с их почти сюрреалистичными огнями, а затем на небоскребы, которые не так уж отличаются от Верхнего Города, если рассуждать рационально. Сэм произносит речь о том, как стать лучше. Он думает, что просьба об одолжении для Капитана Америки — это ее возможность вернуться домой. Дом. Верно. Баки поворачивается к ней. Его рука толкает ее в бок, чуть выше поясницы, слегка, нетерпеливо и так осторожно. Он ворчит: — Слушай, давай... может, мы уже уберемся отсюда? (Вот еще одна вещь, которую, по ее мнению, Баки отказывается рассматривать: Стив Роджерс руководил операциями, контролируемыми Гидрой. Годами. Не так долго, да. Но в любом случае, какое значение имеет время для такого рода вещей?) 28 июня 2024 года, 5:13. Через несколько недель после того, как оставшиеся в живых члены GRC провели символическое голосование без каких-либо конкретных деталей, которые могли бы обернуться и укусить их за фактическое изменение политики, Шэрон отправляет сообщение из своего скромного номера в вашингтонском отеле: Есть несколько файлов, которые нужно увидеть. Она добавляет набор координат, ведущих к кварталу коммерческой недвижимости с низкой плотностью застройки в северной Вирджинии. В отличие от GRC, она была занята. Или, может быть, просто скучала. Но все эти терабайты человеческих страданий содержат много такого, что никто в правительстве США не захотел бы, чтобы это увидел свет божий. Шэрон любопытно, какую дополнительную информацию ей нужно будет раскрыть заранее. Час спустя Баки отвечает: Я могу быть там сегодня вечером. 3 июля 2024 года, 16:12. Вот четыре с половиной правды и ложь: Никогда не покупай пиджак без карманов — это был еще один урок, который она усвоила от своей тети. Когда-нибудь, говорила она, грамотно расположенный карман спасет тебе жизнь. Подшить одежду значительно проще. В конце концов, нельзя сделать больше ткани, если она уже была отрезана. Мы живем в мире таким, какой он есть. Хотя последние пять лет Шэрон покупала все свои куртки, сшитые на заказ, во время ночных поездок в спорный протекторат, когда-то известный как Таиланд. С безупречной посадкой, даже с оружием под ними, и у нее может быть столько дополнительных незаметных карманов, сколько она захочет, за правильную цену. Но сейчас послеполуденный солнечный свет падает вниз и ложится большими пятнами на скомканные простыни. Вашингтон снаружи убаюкивает своим шепотом во всей этой яркости. Дневная безжалостная жара остается невыносимой. Растянувшись на теплом, смертоносном теле Баки, Шэрон представляет, как устраивается в глубоком кресле и наблюдает, как маленькие, высококвалифицированные руки снимают с него точные мерки. Она представляет, как одевает его во что-то темное и мягкое, аккуратное и хрупкое, и задается вопросом, позволил бы он сейчас прикоснуться к себе чему-то столь изысканно-человеческому, как сшитый на заказ костюм. Залезть обратно на его тело и снова трахнуть его было бы легко. Вместо этого, как ни странно, она один раз целует его сонную артерию и сворачивается калачиком рядом с ним, проваливаясь в свой дрожащий, вызывающий головокружение сон. Ей жаль, что она не знала свою тетю лучше. О, какие вопросы она бы задала. 28 июня 2024 года, 22:41. В одном из чередующихся невысоких офисных зданий недалеко от Александрии — со всеми системами безопасности, отключенными осторожными и неторопливыми движениями рук Баки, — Шэрон просматривает файл за файлом, фотографию за фотографией, изучая отпечатки пальцев монстров, скрытых в таком количестве метаданных. И это, думает она, это то, на что они пошли бы ради бумажного следа. Почти треть отчетов была подана на фирменном бланке Щ.И.Т'а. Пегги Картер утвердила дискреционный бюджет исследований Арнима Золы с 1956 по 1979 год. Год за годом. Пегги Картер ненавидела Гидру до мозга костей. И все же. Шэрон изучает края пристегнутого и разорванного тела, запечатленного в старом Кодахроме. Все детали кожи странно сглажены, как будто сама пленка не была заинтересована в том, чтобы сохранить эту часть изображения. Но красные, розовые и белые цвета на оцифрованных слайдах проявляются с яркой интенсивностью. Она представляет, как какой-нибудь секретарь ЦРУ или Щ.И.Т'а опускает каждый подготовленный слайд в один из этих старых круглых держателей: простая подготовка к встрече.  В сопроводительном отчете говорится: Как продемонстрировано на примере Субъекта 32 («Актив»), улучшенное тело будет отвергать модификацию вплоть до рубцовой ткани, но как только истощение превысит возможность исцеления, тело подчинится необходимости и примет интегрированные механические улучшения. Предыдущие эксперименты с американским заключенным 01 уже продвинули наше понимание интеграции нервных сигналов, примененное в выпусках оружия 1957.1-1959.7. Я предлагаю лонгитюдное расширение этого исследования как ценное и своевременное использование этого ресурса, размещенного в Америке, который может быть перемещен в пенитенциарное учреждение на удобном расстоянии от Университета… Она бросает взгляд на Баки через комнату, напряженного и молчаливого, пока на огромном главном экране мелькают файлы с простыми пометками «Заключенный 01: Прикладные эксперименты, 1956-1964», за которыми следуют сложные цепочки цифр: диаграммы, фотографии, отчеты, и начало аудиофайлов, которые автоматически воспроизводятся в течение нескольких ужасных секунд, прежде чем пропустить их. Этого никто не остановит, думает она. Это никогда не прекратится: ни тогда, ни сейчас, ни... Позже слова заполняют ее разум в большом цикле, когда Баки нависает над ней, чтобы впиться в ее рот и раздвинуть ее ноги. То, что происходит, может быть так же просто, как сближение одного тела с другим. Иногда просто хочется почувствовать, что ты не один в темноте. 19 мая 2024 года, 21:52. Все рушится в обычном подземном гараже на Нижнем Ист-Сайде Манхэттена. Шэрон не испытывает гордости, ни сейчас, ни потом; она также не испытывает никакого сожаления. Дальний родственник оцепенения мог бы описать это, если бы сквозная рана в боку не причиняла ужасной боли. Шэрон зажимает рану рукой, встает и делает болезненный шаг за шагом, следуя за Сэмом Уилсоном в красно-синие вспышки, прорезающие ночь. Облегчение — это, вероятно, то, что она должна чувствовать, но облегчение приходит, когда что-то заканчивается. К следующему утру все предполагают, что все Разрушители Флагов, принявшие сыворотку, мертвы. Ради их же блага Шэрон надеется, что это правда. 6 мая 2024 года, 10:35. Когда доктор Нейгель и официально, и фактически мертв — горстка мозгов, крови и остывающих тканей, не заслуживающих изучения — это даже не кульминация столетней шутки. Потому что кульминационный момент подразумевал бы какой-то конец. Но всегда найдется по крайней мере еще один незаменимый гений, жаждущий играть в бога вплоть до того момента, когда его тело упадет на пол его собственной лаборатории. Нет: жанр здесь — фарс, и шутка становится смешнее с каждым падением человека. Ой, да ладно. Не похоже, что правительство США когда-нибудь остановится. (Одно из ее самых ранних воспоминаний связано с вечеринкой — скорее всего, вечеринкой по случаю дня рождения подруги: маленькая сцена, установленная на раскинувшейся зеленой лужайке. Ярко-красные занавески отодвигаются. Вокруг нее дети, звуки приветствий, хлопки и смех. Куклы вываливаются наружу из-за ярко-красной занавески, зависая и раскачиваясь в пространстве. Все лица у них гротескные, перекошенные, с голосами, доносящимися не с того расстояния. Шэрон хочет закрыть лицо; она хочет отвести взгляд, но не может, не может, и она слишком взрослая, чтобы плакать, потому что, дорогая, мы, Картеры, можем плакать, и это наше личное дело. Но никогда — никогда — там, где кто-нибудь может увидеть. Шоу продолжается. Позже тетя Пегги отводит ее за сцену, показывает ей болтающихся марионеток и все эти тонкие, почти невидимые ниточки, которые тянутся к их рукам, локтям и коленям, поворачивающие их головы и приводящие в движение ноги. — Теперь уже не так страшно, правда? — спрашивает тетя Пегги, держа один из деревянных крестов марионетки и глядя вниз на маленькую сцену. — Разве отсюда все не намного яснее? Тетя Пегги наклоняет деревянный крест. Марионетка переступает с ноги на ногу.) 5 июля 2024 года, 5:06. О, Капитан, мой недолгий и бывший Капитан, что, черт возьми, с тобой стало? Но, по крайней мере, мертвые могут держать руки в чистоте — при условии, что смерть — это то, что в конце концов настигло Стива Роджерса. Один из немногих мужчин, которые могут знать, что произошло, иногда спит в ее постели. Но Баки упомянул Стива только один раз за все их дни и ночи, проведенные вместе. Она проглатывает нарочито дерзкое «О, Капитан, мой Капитан», тяжело оседающее у нее на языке, все еще прикидывая, на что можно спровоцировать этого человека. Выбирай свои сражения — это урок, который Шэрон усвоила на собственном горьком опыте. (— Не зацикливайся на своих ошибках, дорогая, — сказала ей тетя Пегги в последний миг осознания перед смертью, крепко сжимая ее руку. — Если нужно, поглоти свои ошибки целиком, но учись на них. Зарывайся обратно в грязь и делай лучше. В то время совет казался глубоким. Но Пегги Картер лежит в земле. Может быть, причина всего этого даже не имеет значения. Добро пожаловать в мир после смерти Стива Роджерса. Мы, живые — мы, которые выживаем, выживаем и выживаем....) Шэрон наблюдает, как красноватый восход солнца пробивается сквозь щель в занавесках ее скромной квартиры в благовидном районе Вашингтона. Рядом с ней, в постели, мужчина спит своим обычным тревожным сном, полным вековых тайн. Она тоже хранит свои секреты. Шэрон Картер проводит пальцами по его коротким темным волосам, когда более резкий, золотистый свет проникает в комнату, распространяясь повсюду. 5 июля 2024 года, 9:03. Позже тем же утром правительство Соединенных Штатов устраивает целое представление. Хороший костюм и краткая, благодарная речь — вот все, что от нее требуется. Правительство Соединенных Штатов помилует Шэрон Картер. Кажется, никто не задается вопросом, планирует ли она помиловать их.