Холодные ночи в попытках согреться

Тысячи звёзд мерцали на ночном небе. Такие яркие и как-бы мальчишка не пытался, в привычные созвездия они не складывались. Совсем не то положение, да даже свечение другое. Здесь, на Вестрое, небо ближе. Оно переливается разными цветами: фиолетовым, синим, оранжевым и пурпурным, а там в дали виднеется лазурный с розовым. И везде, везде свечение звёзд, такое яркое, белое. Шун подносит руки ко рту, трёт их друг о друга, выдыхая на порядком замёрзшие ладони, дабы согреть. Да, ночи жутко холодные на Вестрое, так и хочется уйти под тёплое одеяло или налить себе горячего чая и просто держать кружку в руках, чтобы через них тепло разошлось по всему телу. Но он продолжает сидеть возле фургона и любоваться небом. Щекочет волосами чужую шею, устраивая голову поудобнее, и слышит уже породнившееся ворчание. Эйс прижимает его к себе за плечи, чтобы не ворочился и смотрит в небо. «И чего он только там увидел? Каждую ночь смотрит на эти звёзды. Точно чокнутый.» — хмыкает своим же мыслям. А какой он, Грит, сам? Ведь тоже каждую ночь приходит сюда и садится рядом. Накидывает на паршивца куртку и позволяет к себе прижаться, чтобы не замёрз, а после не схватил простуду. Видимо тоже сбрендивший, но сейчас, когда он видит в янтарных глазах отражение звёздного неба и почти детское восхищение смешанное с радостью и жизнью, ему всё равно. Долго сидят в обнимку, молчат. Уходят только тогда, когда Шуна начинает бить озноб. Первым поднимается Эйс, тянет парня за ледяные руки, помогая подняться и вновь ворчит, за то что тот досиделся до трясучки. Заводит в фургон и сажает на кухне за стол. А Казами молча слушает возмущения веста, знает что спорить бессмысленно. Смотрит, как тот заваривает чай. Зелёный между прочим, с мятой и черникой, как любит только Шун. Янтароглазый греет руки, держа тёплую кружку, чувствуя, как кожа на ладонях приятно покалывает. Улыбается краешками губ, делая глоток ароматного напитка и смотрит на Эйса. А тот уже, как всегда выпил свой чай и нервно крутит несчастную кружку в руках. Может чего сказать хочет? А может просто привычка. Стоит Шуну допить напиток и поставить пустую чашку на стол, как вест поднимается с места, привычно берёт его за руку и ведёт в комнату, где велит ложиться под одеяло, не забывая проворчать: «вот только попробуй заболеть, поганец. Нет у нас времени с тобой нянчиться» — и собирается уходить, но Шун знает, как уговорить его остаться. Для этого нужно произнести лишь одну фразу. «Мне холодно, Эйс» — эта фраза звучит каждую ночь. И Эйсу пора бы привыкнуть к ней и проигнорировать, но он снова ведётся на неё, тяжко вздыхает, хмуря брови, но ложиться напротив Шуна. Берёт его всё ещё холодные ладони, такие бледные и маленькие, и греет в своих горячих руках. А тот млеет, утыкается носом в смуглую шею, тоже горячую между прочим, закрывает глаза, чувствуя, как тепло укутывает и накатывает сонливость. Эйс хмурится. Кажется маленький паршивец уснул. Он бережно поглаживает его ладони и целует в макушку, шепча в тишину: «не пущу завтра тебя на звёзды смотреть. Точно же заболеешь, дурень» —, понимая, что лжёт.