Шарниры

      Раз. Поворот шестерней в сторону. Скрип. Колёсико нужно подкрутить, слишком разболтано, но как теперь подлезть под корпус, если верхняя обшивка уже прикручена намертво болтами?       Такой сложной работы у Франциска ещё не было. Некогда пышные и мягкие волосы утратили естественный блеск, приобрели механический, благодаря машинному маслу, а от пота липли ко лбу, щекам, лезли в рот, а мужчина уже устал отплевываться от них и всякой химии, что периодически попадала туда, когда он брался грызть пальцы, осматривая сложный механизм. Как было раньше хорошо, когда он сидел в мастерской и делал заводных кукол на продажу - те продавались всегда плохо, но детям, да и взрослым тоже, в это сложное время нужны развлечения. Даже если это развлечение всего лишь шарнирная кукла, умеющая ходить, сидеть и тянуться руками к своему владельцу. Таких мастеров как он - много. Но только он один совершил ужасную ошибку, которую должен был исправить.       Пар из печи вздохом шикнул на Бонфуа и тот отдернул руку со звучным ойканьем. Он как-то даже на автомате засунул палец в рот, не чувствуя боли от ожога, смотря в окно, на дирижабль пересекающий небо. Ох, как они давно хотели прокатиться на дирижабле! Это же настоящее чудо техники! Он не мог дождаться, когда покажет свою работу Людвигу, тот абсолютно точно должен был оценить, такой тонкой работы он еще не видел от своего мужа, это будет настоящий сюрприз.       Да чёрт возьми, как же залезть под обшивку?       Сосредоточенно нахмурившись, Франциск зажал в пальцах небольшой, но достаточно жёсткий кусок проволоки, чтобы поддеть необходимую шестерню и подкрутить ей соседнее колёсико, а затем начал просовывать его в небольшое отверстие, которое он оставил, обтянув изделие. Проволока не слушалась, крутилась, острым концом колола кожу изнутри ладони. И так не обладающий нужным терпением, мужчина и вовсе рассвирепел, откинув обрубок в сторону, залез внутрь указательным пальцем, чтобы самостоятельно нащупать нужное.       Почувствовав посягательство в свою жизнь, шестерёнки закрутились напротив друг друга и замерли, намертво зажав кожу на пальце, принося дискомфорт нерадивому мастеру. Зрачки в голубых глазах дернулись от легкого помешательства и ужаса перед неизбежным, когда Франциск услышал щелчок.       Хруст ломаемой кости отозвался внутри тела мужчины, который всеми силами тянул руку обратно из этой адовой машины, но чем больше он дергался, тем сильнее палец оказывался в плену, а у Бонфуа не было даже возможности попросту не чувствовать как сначала вырывается зажеванный механизмом ноготь, а затем кость попросту дробит грубым металлом. От боли он выл и метался, хотя рука напротив, словно бы окаменела. По вискам тёк холодный пот. Шестеренки остановили своё движение, но надолго ли, есть ли время подобрать отвертку и открутить непослушные железки? Щелчок.       Новый вой оглушил соседей как минимум на двух кварталах вперед.       Безусловно, Франциск вернулся к работе, но лишь через парочку дней. Недавно к нему стучались, чтобы узнать что это за безумная вонь стоит из его квартиры. Бонфуа сильно оскорбился тогда - в его квартире нет вони, она всегда опрятна и ухожена. Наверное, крысы в подвале подохли.       Пусть он почти не мог работать левой рукой из-за перемотанного пальца, после травмы которого судорогой боли периодически сводило всю руку, но продолжал свое дело с упорством. Его муж обязан им гордиться, ведь они оба почти не выходят из мастерской уже так много времени, какой кошмар, надо же и собой когда-то заниматься, как раньше. Это обождёт.       Бонфуа вспомнил, как выходил в ближайший магазинчик не так давно. На него очень странно косились, хотя ранее кто-то смотрел с легким недовольством, а кто-то чуть меньше чем с обожанием. А может это его подсознание такую злую шутку с ним играет? Жалко что Людвиг не ответил на этот вопрос, кажется, лишь посмотрел как-то насмешливо. Обидно.       А теперь его руки снова по локоть во всякого рода жидкостях и механической грязи, коей и во всем городишке достаточно, но работа уже почти завершена. Кажется, даже пот, который стекал с висков Франциска, был масляным и черным. Осталось совсем немного, повернуть сустав до щелчка, двинув в нужном направлении и... Готово.       Мужчина отошел от своего творения на два шага назад и восхищенно улыбнулся. Его новая кукла была готова - в человеческий рост, между прочим. Идеальная кукла, повторяющая абсолютно все изгибы тела его ненаглядного мужа. После того как он оказался раздавлен в паровой трубе, в которую с моста его столкнул Франциск, по совершенно глупой случайности, от его тела осталось совсем немногое, но ему удалось оттащить эти остатки, он провозился тогда вечер и пол ночи, несмотря на людей, которые не решались даже подойти к нему, осоловевшему и с пустым взглядом оттягивающего какие-то жалкие клочки плоти и части тела, изуродованные и поломанные. В их век развитых машин такое, к сожалению, совсем не редкость. Если бы инженерам было бы хоть немного дела до безопасности простых людей, то подобных случаев было бы на порядок меньше. Но сейчас люди уже просто устали пугаться чьих-то кишков на штыке или закрывать детям глаза, когда очередному бедолаге зажевало ногу дверями автобуса. Да и вообще, удивительно, что в моде ещё не появилась одежда из стали, да или хоть что-то, что могло бы сократить количество смертей. Франциск не смог выдать из себя ни звука тогда и сейчас.. Смотря на эту работу, наконец законченную, он почувствовал, как эйфория, охватившая его во время воплощения в жизнь этой ужасающей идеи, наконец схлынула. Не постепенно, не волнами, а резко, как отливом перед цунами.       Бонфуа отступил назад, зажав ладонью себе рот. Тошнотворный притворно-сладкий запах тлеющей плоти наполнил нос, а глаза то и дело метались от резинового корпуса куклы до мест стыков с плотью человека, который еще совсем недавно, а может и уже давно, черт его знает сколько он возится уже с этим проклятым механизмом, был живым, дышал, трогал его волосы, сейчас повисшие грязными сосульками, улыбался и так смешно ворчал на бытовые проблемы. В обезображенной, абстрактной, нисколько не похожей на Людвига, кукольной голове было единственное от него - глаза, белесые и заплывшие глаза, "смотрящие" в разные стороны. Франциска всё-таки стошнило и он упал на колени перед расползающейся лужей на полу, дрожа всем телом, даже задыхаясь. И хотелось бы зарыдать, но не получалось, тело не слушалось, онемело.       Надо бежать? Похоронить и жить как прежде? Повеситься? Мужчина еле отжал ладони от своего лица. Руки не гнулись, дрожали. Бонфуа поднялся. Была необходимость идти, просто идти куда-то без разбору. И только шарнирные колени скрипели, скрытые ото всех одеждой.       А дирижабль летел по небу.