I’m not an angel.
I am a witch.
«Closer» (feat. Jennie A.) Lemaitre Испания, Мадрид 1929 год Сегодня в небольшом баре в центре Мадрида было не протолкнуться. Воздух буквально выжимался наружу быстро пьянеющими гостями, которые ни на секунду не замолкали, продолжая обсуждать последние светские сплетни, лишь изредка прерываясь на безудержный и до безумия заразительный смех. Все помещение таяло в красных оттенках, покрывавших каждый миллиметр пространства: начиная с бордовых портьер на сцене и заканчивая алыми помадами на фарфоровых лицах девушек, выбравшихся в этот субботний вечер выпить и забыться. Двадцатые годы прошлого столетия считались золотым веком литературы, кино и джаза, и последнее пропитало бар не только своим звуком, но еще и запахом жизни, который искрами оседал на кромках бокалов с прозрачно-золотым шампанским, чтобы после его поглотили вместе с эйфорией. Во многом этот период стал временем перемен, что выражалось не только в картинках Сальвадора Дали, но и в моде тех лет. Между круглыми столиками, заставленными стеклянными бокалами с крепким алкоголем, порхали девушки в платьях свободного кроя с подчеркивающими бедра поясками или драпировкой, усеянные блестками и пайетками, в которых отражался теплый желто-апельсиновый свет тусклых ламп. Певица на сцене, чье смуглое лицо лишь слегка тронули морщины, в такт песне щелкала тонкими пальцами, бренча многочисленными золотыми браслетами. Время от времени она укутывалась в свое черно-белое боа, чтобы на припеве кокетливо спустить его по плечам, подмигивая одурманенным выпивкой мужчинам, что вальяжно сидели на деревянных стульях, то и дело пытаясь ухватить за руку очередную заводную хохотушку, не перестающую отдаваться потокам мелодии. Открытые спины девушек так и тянули прикоснуться к ним, пустить табун мурашек, чтобы выхватить из цепких женских пальцев длинную сигарету и сделать глубокую затяжку, а после выдохнуть витиеватый пар прямо в чуть приоткрытые манящие губы, грани помады на которых ожидаемо стерлись. В иной момент становилось плохо слышно даже музыку, льющуюся из трубы, и фортепиано, поэтому беседующие люди делились на два типа: те, что старались перекричать собственный голос и еще дюжину таких же, и на тех, что шептались в нишах, одаривая друг друга запахом сигарет и духов. Гарри Поттер не относился ни к одному их этим делений. С его прибытия в общественное заведение прошло не больше минуты, и пока он лишь монотонно сворачивал прохладную цепочку маховика времени, оценивая обстановку и выискивая знакомое лицо, не замечая, что к нему были обращены уже несколько вожделенных пар глаз. Он смахнул невидимые пылинки со своего черного пиджака и машинально поправил и так не туго затянутый бордовый шелковый галстук, когда в его сторону двинулась молодая девушка, чьи выпрямленные белокурые волосы едва касались костлявых плеч, а между прядей виднелись небольшие декоративные фиолетовые перышки, которые качались в такт ее бедрам. Ее искрящиеся серебряными крапинками лазурные глаза старались захватить все внимание Гарри, чтобы позже раскрутить его не на один бокал виски со льдом, пока ее пальчики будут скользить по уголкам его белого воротника рубашки, изредка касаясь светлой кожи и чуть вьющихся у шеи волос. Он знал о всех намерениях девушки, что соблазнительно ему улыбалась, слегка сжимая его руку чуть выше локтя, но все его мысли занимала другая. И этой другой сегодня от него не уйти. Не в этот раз. Пэнси Паркинсон любила. И очень многое, на самом деле. Она любила свою жизнь, любила все новое, все будоражащее и захватывающее, любила свою работу и путешествия, любила быть пленительной и притягательной — любила быть собой. — Mi amor, я говорил, что ты похожа на ангела, что спустился с небес? — прохрипел мужчина, вжимаясь обветренными губами в лебединую шею Пэнси. Одной рукой он крепко обхватывал ее талию, комкая тонкую, молочного цвета ткань. Ее платье выбивалось из общей массы нарядов других девушек. Полупрозрачные рукава не скрывали плеч, а больше представляли собой декоративный фрагмент одежды и держались на руке за счет небольшого колечка на среднем пальце, поэтому каждый раз, когда Паркинсон взмахивала кистью вместе с тонкой дымящийся сигаретой с виноградным ароматом, белесая ткань у локтей взмывала в воздух. Благодаря глубокому вырезу свободного кроя лифа седеющий испанец даже не заметил того, как грубо Пэнси пнула его ногу, сталкивая ее с длинного, усыпанного серебристыми мерцающими звездочками подола платья, что четко очерчивал ее талию и бедра. — Всего лишь пару сотен раз, — проворковала Пэнси, слегка ударяя указательным пальцем по деревянной палочке, удерживающей тлеющую сигарету, витиеватый дым от которой терялся среди прочих. Хулио Родригез — известный торговец, азартный игрок и жадный коллекционер отголосков прошлого. Ходил слушок, что в свое время занимался сутенерством, но вслед за этой сплетней всегда тянулась другая, в которой говорилось, что он до беспамятства влюблен в свою жену, которую когда-то выкупил у контрабандиста за одну бутылку паршивенького виски и пачку печенья. Кто-то горячо заверял, что Родригез перерезал весь ближайший круг испанской мафии, а кто-то шептал, то и дело оглядываясь, что он скрывается от глав преступного мира. Известность опережала этого человека, и никому наверняка не было известно, каков он на самом деле и какой бизнес ведет, но, судя по тому, что его горячий язык так и норовил коснуться уха Пэнси, параллельно облизывая длинную серьгу-капельку, можно было смело заключить, что верность возможной супруге стояла явно не на первом месте в списке приоритетов. И только этот факт о Хулио Родригезе по-настоящему волновал Пэнси Паркинсон — ведь это заметно упрощало ей работу. Буквально через несколько месяцев он начнет собирать компромат на ее нанимателя, после бумаги будут утеряны во время Второй мировой войны, когда на его поместье случится налет, а дальше священная информация о всех убийствах и сделках босса попадут в те руки, что живьем разрушат его жизнь. Задача Паркинсон на этот вечер — уничтожить объект измотанных нервов ее нанимателя. Она была по-настоящему хороша в этом. Уже не в первый раз ее отправляли в прошлое, чтобы убрать препятствия для светлого будущего. Ей нравилось общаться с жертвами, втираться к ним в доверие, кокетливо улыбаться, раскручивать их на деньги, хотя в этом не было никакой необходимости — они и так становились ее после «неожиданной» смерти владельца. Ее забавляло то, как люди велись на ее внешность, пару взмахов длинными ресницами и озорные улыбки, правильные вопросы и своевременный смех — и вот ее уже величают творением господа, совершенно не замечая, что пригретый на груди ангел отбрасывает тени плюющейся ядом змеи. — От тебя прекрасно пахнет. Что это? Виноград и жасмин? — его нос погрузился в уложенные аккуратными волнами смоляные волосы, от этого резкого движения сверкающая едва заметными камушками фероньерка покачнулась на запудренном лбу Пэнси. — Верно, милый, — она пробежалась пальцами по его руке, слегка царапнув ногтем на его кисти громоздкие часы, под которыми скрывалась полоска незагоревшей кожи. — Мне от тебя ничего не утаить, — Паркинсон наигранно надула губки, покрытые алой помадой, на которые с неприкрытым вожделением взирал Родригез. Его глаза потемнели еще сильнее, если это было вообще возможно. — В каждой женщине есть загадка, — протянул он, почти усаживая Пэнси к себе на колени. — Уверен, что и ты, мой ангел, не исключение, — Хулио Родригез сжал ее бедро, словно пытаясь прожечь своим прикосновением и так тонкую ткань. Запах перегара, которым он так увлеченно с ней делился, осел на ее губах и впитался в кожу, вызывая желание сморщить нос и немедля приставить палочку с искрящимся зеленым лучом к дряблому горлу. С ним пора бы было заканчивать. — Но, Хулио, милый, я не хочу, чтобы у меня были от тебя секреты, — собрав всю волю в кулак, Паркинсон всем телом вжалась в мужчину. Ее воздухом стал его пот, смешанный с густо набрызганным кисло-цветочным парфюмом. Она невинно распахнула свои огромные изумрудные глаза, стараясь утянуть в их омут этот голодный взгляд очередного идиота. — Мне кажется, если ты, конечно же, не против… — она на секунду стеснительно прикрыла веки, отмечая, что на столе появилась новая свежая сигарета. — Если ты не против, я бы хотела раскрыть тебе свой один маленький секретик. Однако не здесь… — намеренно неосторожно Пэнси дернула плечом, с которого ожидаемо приспустился воздушный рукав платья. Как и подобает актрисе, она с красноречивым стыдом взглянула на своего собеседника. Язык его тела, который Пэнси понимала лучше всяких слов, говорил ей, что мышеловка только что захлопнулась, а жертва все еще верит в бесплатный сыр. Он облизнул пересушенные губы, когда она вновь заворковала: — Быть может, мы могли бы вый… — Сеньор, желаете повторить? Этот голос. За ее спиной. А ведь Пэнси уже заждалась. И как всегда, ей в бок уперлась волшебная палочка из остролиста с пером феникса. Скоро она и правда начнет к этому привыкать, а может, уже. — Проваливай, малец, — прорычал Родригез, даже не поднимая взгляда на официанта. — Обязательно, сеньор. Как только украду вашу прекрасную спутницу — ее зовут подруги, мне велено ее привести. Давление палочки усилилось, и Пэнси разжала цепкие пальцы испанца на своем бедре, вновь садясь на покрытый бордовым бархатом полукруглый диванчик. Родригез недовольно зашипел, не желая расставаться со своей добычей, ошибочно думая, что охотник здесь он. — Я вернусь, ты и опомниться не успеешь. Она быстро прикоснулась губами к загорелой щеке с двухдневной щетиной, оставляя красочный след от помады, и наконец обернулась к официанту, вставая из-за стола. — Хоть в чем-то мы согласны, — Пэнси демонстративно протянула руку, вынуждая парня помочь ей встать. Она едва подавила улыбку, замечая, как он закатил глаза, но все же раскрыл ладонь. — И в чем же? — тяжело вздохнув и потянув на себя Паркинсон, спросил он, роняя полотенце, что до этого покоилось на его предплечье. — В том, что я прекрасна, Поттер, — она задорно подмигнула ему, переплетая их пальцы и уводя его в глубь ресторана, где сумасшествие и высокоградусные безрассудства и не думали прекращаться. — Ты что, пьяна? — Гарри резко остановился, вырывая руку из ее захвата и хмурясь. Так по-поттеровски. Пэнси весело засмеялась, и с ее волос посыпались блестки. Она притянула стелющийся элегантными волнами подол поближе к себе, пока по нему в очередной раз не прошлись грязными ботинками и острыми каблуками. Повсюду раздавались хлопки, пение и смех, люди утопали в шепоте шампанского и искрах музыки, что заставляла кровь кипеть. — Думаю, у меня талант быть трезвой тогда, когда все кругом пьяны, — она придвинулась к Поттеру ближе, желая прикоснуться кончиком пальца к его лицу. Она скучала. Очень даже. Она ждала, и он пришел. Как и всегда. — Даже сейчас… — Пэнси закусила губу, опуская взгляд темных изумрудов на его приоткрытый рот. — Ты ведь помнишь, что я аврор? — в его голосе слышалась сталь. «Как мило», — пронеслось в голове Паркинсон, но Поттер поймал ее кисть, так и не позволив коснуться себя. — А я — наемница, — Паркинсон слегка прищурилась, склоняя голову набок и разглядывая выбившиеся, немного вьющиеся локоны из его уложенной лаком прически на манер двадцатых годов. — Продолжим озвучивать очевидные факты? Хорошо. Я пришла преступить твой «священный» и обожаемый закон, а ты — чтобы не дать мне этого сделать. У тебя ничего не выйдет, а у меня еще как. Мы немного повеселимся, прежде чем отправиться в другое время. Все как всегда, — она просто пожала плечами, смахивая с его лба черные прядки. — Не в этот раз, — процедил Гарри, перехватывая и вторую ее руку. — Ну да, прости, Поттер. Я и забыла, что эта твоя фразочка — часть нашего ритуала, — заговорщицки прошептала Пэнси, дергая уголком рта. — Pyrosis, — выдохнула Паркинсон, устав стоять, не имея возможности пошевелиться. Она наконец-то поменялась в лице, сбросив с себя маску невинной кокетки, и превратилась в знакомую Гарри надменную слизеринку. Его руки обожгло, и он резко одернул их, гневно взирая на безразличную к этому Паркинсон. — Ты же не думал, что я вечно буду позволять тебе делать вид, что ты здесь самый умный и поймал беглую преступницу? — она вопросительно приподняла брови. — Беспалочковая магия… — потирая обожженные места, нахмурился Поттер. — И давно ты ей владеешь? — Так тебе все и скажи, — язвительность послышалась раньше, чем Паркинсон искривила губы в сухой улыбке. Музыка заиграла громче, а певица на сцене начала задорно пританцовывать, укрыв своим боа пианиста. Она что-то кричала в толпу, скорее всего зазывая всех танцевать, но Гарри не мог разобрать ее беглый испанский. Зато отчетливо заметил Пэнси, качающую плечами в такт заводной песни и смотрящую на него изумрудными топазами исподлобья, в которых он отчетливо различал азарт и коварную жестокость. — Танец, Гарри? — Паркинсон сделал резкий шаг к нему. — Гарри. Хочу называть тебя Гарри, — даже на каблуках она была ниже Поттера, и потому ей приходилось запрокидывать голову, но она явно не испытывала от этого какой-либо дискомфорт, наоборот, у нее получалось смотреть на него свысока с толикой надменности. А из-за близости их расположения ее теплое дыхание, в котором отчетливо чувствовался аромат винограда, щекотало ему подбородок, так и норовя проскользнуть по губам и осесть на языке. Это заставляло его неметь, и здравый рассудок кричал отступить, но тело парализовало. Как всегда. Пэнси всегда это с ним проделывала. — Ты и так меня постоянно зовешь по имени, — он тяжело сглотнул, опуская глаза с ее фероньерки на тонкий нос и отмечая, как малахитовые радужки опасно потемнели, скрывая последние позолоченные звезды. — Но это не отменяет моего желания продолжать это делать. Гарри, — она дернула уголком губ без тени улыбки в задумчивом взгляде, а всего через мгновение Пэнси грубым движением потянула его на себя, заставляя положить одну руку себе на талию, а со второй переплела пальцы, сцепляя их в крепкий замок. Она повела его в танце, делая первый шаг, уверенная, что Поттер смущенно замешкается — тогда Пэнси просто наступит ему на ногу. Однако этого не произошло, хватка Гарри лишь усилилась на ее талии, и он перенял на себя инициативу, толкая спутницу ближе к сцене. Изумление, подсвеченное огнями бара и частыми вспышками зажигалок, красноречиво отразилось на бледном лице Паркинсон, но она быстро скрыла свое недоумение, растянув алые губы в довольной улыбке. — А ты стал лучше держаться на ногах во время танца, — ее глаза вновь блестели изумрудным золотом, пока Пэнси оглядывала Поттера, параллельно поглаживая большим пальцем его. Ему непроизвольно хотелось поддаться вперед, сократить дистанцию, но он прекрасно знал, чем заканчивались для него такие желания. Паркинсон была подобно лихорадке, что выжигала весь здравый рассудок своим безумством и непокорностью. Она уничтожала Поттера, а после подбрасывала в воздух пепел, что оставался от него, и скрывалась из виду. Каждый раз она обводила его вокруг пальца. Но было то, что заставляло Гарри холодеть только от одной мысли, — он сам позволял ей его дурачить, насмехаться и исчезать, чтобы после он мог вновь ее отыскать — и их игра, где каждый делал вид, что не рад присутствую другого, продолжилась бы. В одно мгновение все хорошо. Гарри чувствовал ее касания, манящие дыхание, — и ему это нравилось. Вдыхал аромат ее любимых сигарет с виноградом и терялся в запахе жасминовых духов — ему это тоже нравилось. Но потом он поймал себя на том, что ждет ее так, как на деле не должен, тянется столкнуться с ее взглядом, а не желает закрыть его решеткой — и вот это уже ему не нравилось. — Если мне не изменяет память, а противное мало вероятно, то в тысяча восемьсот десятом во Франции ты танцевал намного хуже. А если быть точнее, то просто ужасно, над тобой не только я смеялась, все гости бала прикрывали бокалами рты, стараясь скрыть веселье, — Пэнси очаровательно улыбнулась, атакуя озорными искорками глаз и провоцируя Гарри сбиться с шага. Песня становилась все энергичнее, вынуждая его время от времени кружить Паркинсон в вихре. — Ты оттоптал мне все туфли, — не унималась Пэнси, предаваясь воспоминаниями двухмесячной давности. — Но ладно мне, тогда вообще пострадало немало девушек из-за твоей невежественности. — Ты вроде начала делать мне комплимент насчет моих нынешних талантов в этом нелегком искусстве танца, но как-то ушла не в ту степь, — он резко наклонился вместе с Паркинсон, подхватывая ее правую ногу за бедро и прижимая к своему поясу. Полы ее молочного платья разъехались, пенистыми волнами стекая на деревянный пол, так что подушечки его пальцев проскользили по гладкой коже, невзначай касаясь внутренней части бедра. Он мог поклясться, что почувствовал мурашки Пэнси и то, как невольно содрогнулось ее тело, прежде чем расслабиться и раскрыться еще больше, вторя темной волне, окутавшей ее зеленые радужки, что почти слились со зрачками. — Мне слышится или в твоем голосе звучит обида? — возвращаясь в вертикальное положение, она обхватила руками шею Гарри, сокращая между ними дистанцию и прижимаясь к нему грудью, отчетливо различая его ускоренное сердцебиение. — Слышится, — выдохнул он, избегая ее глаз, но отчетливо видя, как распахнулись ее губы, словно готовясь принять эти звуки, вырвавшиеся из его рта. — Правда? — она так и не перестала обнимать его за шею. — Если ты чувствуешь себя обделенным комплиментами, то стоит только попросить… — ее язык медленно прошелся по губам, и Гарри подался вперед, замирая в одном миллиметре от нее, после чего резко подхватил Пэнси за талию и невысоко подбросил, как и все мужчины в зале своих партнерш. Короткие волосы Паркинсон взлетели, и серьги-капельки качнулись, отражая мерцание пузырьков в шампанском. Гарри мог бы в нее влюбиться, а может, уже. Он не знал, действительно не знал. Образ Пэнси Паркинсон не укладывался в его голове. Опасна, коварна, эгоистична, обманчива, заносчива, непреклонна, по меркам Аврората — аморальна и беспощадна, но в то же время пленительна, умна, красива и по какой-то причине заинтересована в нем, в Гарри Поттере, ее палаче. Когда-то он и вправду не мог ее поймать, она всегда была на шаг впереди, сверкая улыбкой и самодовольно вскидывая бровь, но он учился на своих ошибках, начиная думать как она, и тогда же потерял голову — пуская Пэнси Паркинсон в свою жизнь, занимая ею все свои мысли. Пэнси Паркинсон любила. Любила влюблять Гарри Поттера в себя и при этом знала, что у нее это отлично получалось. Пожалуй, худшее ее оружие против него, ведь он больше не мог ее поймать, потому что сам же постоянно отпускал, просто был не готов выйти их порочного круга, признавая, что проиграл. Лишь снова и снова возвращался в Аврорат, заверяя всех и вся, а главное, себя, что в следующий раз ей будет не уйти, что он в курсе, где ее искать. А Пэнси Паркинсон продолжала тем временем играть, бросая ему под нос подсказку и исчезая, посылая воздушный поцелуй. Иногда Гарри казалось, что они давно в отношениях. Он знал о ней так много, именно о ней, а не о наемнице. О том, какой кофе она предпочитает и почему боится аквариумных рыбок, какой ее любимый цвет и когда она получила письмо из Хогвартса, почему плохо общается с отцом и как долго может не дышать под водой, что заставляет ее улыбаться искренне и какая ее эмоция означает страх. Гарри никогда ее ни о чем не спрашивал, может, временами и то невольно, не успевая прикусить себе язык, каждый раз он старался быть сдержанным в ее присутствии, старался быть аврором, как ему и полагалось, и действительно пытался выполнять свою работу — просто потом все летело прахом, растворяясь и тая, как весенний снег. Пэнси рассказывала все сама, встреча за встречей, она — между сарказмом и иронией, хладнокровностью и жестокостью, — склонив голову набок, вдруг начинала болтать, обычно недолго, но всегда заставляя его ее слушать. И что хуже всего — привыкать к ее многогранности. К тому, какой разной она может быть и все равно оставаться собой. Почему-то он был убежден, что с ним Паркинсон вела себя привычно, не подстраиваясь, как под каждого клиента, он чем-то ее привлекал, и в этом заключалась самая большая загадка для него. Простое объяснение — играть с ним в догонялки, чтобы не умереть от скуки, и Поттер предпочитал принимать во внимание именно это, но где-то в глубине души чувствовал, что ее мотив данным-давно изменился, просто он не готов это пока принять. Жар охватил его тело, когда Гарри стал медленно опускать Пэнси, — так, что его подбородок сначала уперся ей в живот, а после в грудь, пока не соприкоснулся с шеей, которую Паркинсон податливо выгнула вперед, ощущая рваное теплое дыхание. Ее пальцы сжались на его плечах, ногтями вонзаясь в черный пиджак. Поттер шумно втянул носом воздух, что было его самой глупой ошибкой за этот вечер. Аромат винограда, который пропитал ее кожу, защекотал легкие, заставляя прикрыть глаза, бороться с желанием провести рукой вдоль глубокого выреза на спине и запутаться в темных волосах, роняя сверкающую под тусклыми лампами фероньерку. Поттер резко отступил, ощущая, как очки скатились по носу, и вернулся в исходную позицию, при которой между ним и Пэнси мог поместиться еще один человек. Гарри не знал, куда приведет его одержимость Пэнси Паркинсон, скорее всего, просто окончательно лишит рассудка, но пока стадия заражения не находилась на последней стадии — он предпочитал бороться, что распаляло ее еще больше. Пэнси подавила ироничную улыбку, прожигая Поттера выразительным взглядом. Она чуть приподнимая правую бровь, а после, театрально вздохнув, заговорила, не прерывая зрительного контакта, которого так избегал ее партнер, старающийся отвлечься на смех вокруг него, громкое пение солистки, трубача, вошедшего в раж, шепот звезд веселья и моря алкоголя: — Гарри, Гарри, Гарри, — она цокнула языком, слегка качая головой. Ее голос, тон которого словно утверждал, что поймал Поттера на чем-то постыдном, заставил его пересечься с ней взглядами, тогда зеленый утонул в малахитовой темноте. — Вокруг тебя столько цепей из правил, что ты уже не пытаешься найти ключ и замок. Ты начал привыкать смотреть на мир через черно-белую форточку, где я, конечно же, облачена в ночь. Но думаю, что, говоря о страсти, что ручейком скользит между нами, ты можешь называть это влечением или любовью, как тебе удобней — люди так много синонимов могут придумать, стараясь все разложить по полочкам и разделить, что забывают о невозможности группировки на черное и белое. На деле все серое, хоть и с кучей незначительных оттенков, однако все едино. Ты сам нажимаешь на тормоз в метре от желаемого, но попробуй сдвинуть ногу на газ. — И куда я тогда приеду? — Туда, куда хочешь, — она дернула уголком губ, но глаза ее оставались сосредоточенными. — У нас есть весь мир. Тебе ведь нравится этот танец, не отрицай очевидное. — Так уж и очевидное? — Я слышу сарказм и раздражение. Вот это да, Поттер, ты сегодня сам не свой. Где твоя хваленая выдержка аврора? — она заискивающе уперлась в него изумрудными омутами, вынужденно вскидывая подбородок. — Возвращаясь к очевидному — да. Не забывай, что из нас двоих читать людей умею только я, а тебя знаю лучше учебника по зельям, который меня заставили пересказывать на отработке наказаний. Так что будь душкой и перестань выглядеть самым умным черствым камнем. Гарри едва не поперхнулся от ее слов, собираясь бросить ответную колкость, но Паркинсон вновь его опередила. — Что есть мгновение в череде счастливых дней? — она нежно коснулась его лба рядом со шрамом, убирая выбившуюся черную прядку. — У нас есть весь мир, — ее полушепот заплясал на его щеке, в которую она выдохнула свои слова. — Я не пойду с тобой в этот мир, — серьезно проговорил он и свел брови к переносице, отмечая, как дрогнули ее ресницы. — Пойдешь, если я позову. А я всегда зову, и ты всегда приходишь. Музыка снова заиграла громче, начался очередной припев, и тогда Пэнси, обхватив ногой талию Поттера, отклонилась назад, прогибаясь в спине и опуская руки к полу — так, что воздушные рукава всколыхнулись подобно снежным волнам. Почему она поступала с ним так? Почему заставляла ее желать, что за извращенная пытка над тем, кто устал бороться? Он провел костяшками между ее грудей, чувствуя, как те вздымались от каждой убийственной секунды. Их бедра соприкасались, распространяя жар от паха по всему телу. Гарри потянулся руками к ней за спину. И Пэнси тяжело выдохнула, смотря на перевернутый зал, окутанный дурманом сигарет, когда шершавые, стертые до мозолей кончики пальцев затанцевали на ее коже. У Пэнси был весь мир, но делить его она хотела только с одним человеком — с тем, кто смущался, видя пожар в ее глазах, с тем, кто улыбался без похоти, когда ее губы касались его. Хоть он и был уверен, что тщательно все скрывал и держал ситуацию под контролем. Ведь влечение не поддавалось законам физики или каким-либо еще — оно либо есть, либо нет, а середины не существовало. Можно постараться не обращать внимание на страсть, что сжигала душу по краям, норовя пробраться в глубь, но запах притяжения все равно будет ютиться в воздухе между людьми, оседая на кончиках дрожащих ресниц и распахнутых губах. Поттер мягко надавил на ее позвоночник, вынуждая плавно выпрямиться. Она грациозно повела руками, вновь обхватывая его шею и пропуская его волосы между пальцев. Пэнси была на высоких каблуках, но ей пришлось чуть нажать Гарри на плечи, чтобы тот наклонился, сгибаясь к ней, и их носы соприкоснулись, а взгляды опустились на чуть приоткрытые рты. — Пэнси… — шепот. Тихий, еле слышный, звучащий как вымученный стон. — Ты ходячая бомба замедленного действия… — его длинные ресницы скрывали от нее зеленые радужки глаз. — Но ты ведь не спичка, значит, опасность миновала. Ее нога продолжала обхватывать его торс, а грудь вжималась в его, вынуждая дышать через раз. — Пэнси… — и вновь этот обреченный звук. — Ты без нижнего белья. Она не расслышала интонацию, с которой он выдохнул последнюю фразу, возможно, это был вопрос — она точно не знала, но ее забавляла вся эта ситуация — то, как крепко он обхватывал ее талию и как отчаянно старался не поднимать глаз. — Какая проницательность. Или ты вглядывался? Он слышал насмешку в ее голосе и мысленно представил, как она дернула тонкой бровью. — Почувствовал. — Звучит не менее возбуждающе, — заговорщицки, словно делясь сокровенным секретом, шепнула Пэнси, когда Гарри почти коснулся уголка ее губ, предварительно согрев теплым дыханием. Но Паркинсон, довольно сверкнув золотыми крупицами в изумрудных глазах, криво улыбнулась и отстранилась от Поттера, ловя его сосредоточенный на ней взгляд, в котором отчетливо читалась злость на самого себя. Пэнси смахнула невидимые пылинки с его плеч и с серьезным видом поправила галстук, за который не раз тянула во время танца. Бордовый шелк струился в ее пальцах, пока она в очередной раз убеждалась, что Поттер не умеет обращаться с бытовой магией и, видимо, с магловскими приемами тоже. — Я не могу позволить тебе уйти, — он звучал почти вымученно, почти уставши, почти сдавшись. — От того, что ты будешь повторять это раз за разом, это не станет явью, — Паркинсон заправила галстук под пиджак, коротко улыбнувшись. — Похоже, мы в тупике. — Я бы так не сказала. — Я в тупике. — Уже правдоподобней. — Ты убиваешь людей, — он сжал переносицу, приподнимая очки и зажмуриваясь. Наверное, Поттер был бы отчасти рад, если бы она прямо сейчас ушла, чтобы он не говорил то, что скоро скажет. — Не всегда и, если честно, довольно редко, — она замолчала, зная, что ей пора уходить, необходимо отловить Родригеза до того, как он покинет это питейное заведение. — Что собираешь делать? — Наверное, пришло время по-настоящему тебя отпустить. Мое дело передадут другому, а я… — Что? — Не знаю… Еще множество преступлений не раскрыто, может, мне повезет и другие убийцы не будут пытаться меня влюбить в себя. — Я не пыталась. Я это сделала. Не путай понятия, Гарри, это вредно для аврора, — она поджала губы, прежде чем снова заговорить: — К тому же разве я хоть когда-нибудь отрицала взаимность? Она похлопала его по плечу и мгновенно исчезла в толпе — Гарри поднял глаза, но вокруг парили лишь подсвеченный красным светом дым сигарет и аромат винограда. Любовь… Почему Паркинсон упомянула это слово сегодня? Гарри тяжело вздохнул, засовывая одну руку в карман брюк, а второй схватил с подноса проходящего мимо официанта бокал с шампанским, который незамедлительно осушил быстрым глотком, и пузырьки газа ожидаемо царапнули горло. — Знаю-знаю, милый. Я задержалась, — Пэнси состроила самую жалостливую мину, на которую была способна. При этом с силой потянула Родригеза с дивана, заставляя встать. Если бы он знал ее хоть немного лучше, увидел бы раздражение, взрывавшееся столпами искр в ее глазах. Зрачки сделались совсем узкими, и из них пропал привычный ей блеск. — Ан… анг… ел, — у него еле ворочался язык, но это не мешало ему по-хозяйски обхватить Паркинсон за бедра. — Ты исчезла. Тебе придется очень постараться, чтобы я… простил тебя. Молочная ткань под его загорелыми пальцами вся искомкалась, но Пэнси, продолжая легко улыбаться, вела его к заднему выходу. — Любовь моя, переставляй ножками шустрее, — она сдула со лба выбившиеся локоны, чувствуя, как по виску скатилась капелька пота. — Так жаждешь моего внимания, ангелочек? — он громко хохотнул, шлепнув ее по ягодице. Люди перед ними расступались, даже не обращая внимания. — Вся в нетерпении, — последние слова она почти процедила сквозь зубы, толкая дверь бедром, наконец выходя на свежий воздух и оставляя бесконечный балаган за спиной. Небольшой дворик с несколькими мусорными баками подсвечивался одиноким фонарем, от которого лился тусклый свет, а в небе застыли крошечные серебряные звездочки, хотя Пэнси не понимала, почему их так называли. Они больше походили на рассыпанную муку или растекшийся глиттер. Паркинсон грубо отпихнула от себя потного мужчину, отходя от него на метр. Она уперла руки в бока, поддерживая уставшую от долгого дня спину. В прорези воздушных рукавов влетел легкий теплый ветерок, но Пэнси он показался прохладным и отрезвляющим. Она глубоко втянула носом воздух, пропитанный приближающимся ночным дождем. За ее спиной хрипел Родригез, кажется, он терял рассудок, что заметно упрощало ей задачу. Даже не обернувшись, она поняла, что он навалился на мусорный бак, видимо, прямо под вентиляцией, потому что Пэнси перестала слышать биение капель конденсата об асфальт. Должно быть, все они щедро мочили плечо пьяного в стельку испанца. Приподняв подол струящейся по полу юбки, она открепила от бедра волшебную палочку и сигарету, вставленную в удлиненный дамский держатель. Дворик на мгновение озарился ярким огненным мерцанием, чтобы тут же скрыться в потоке изящного серо-сиреневого пара, слетающего с алых губ Пэнси. Виноград обволакивал ее легкие, прочищая мозг, выбрасывая ненужные сейчас мысли, избавляясь от Поттера, что не пошел за ней, хотя она до последнего чувствовала покалывание в кисти, словно он схватил ее, словно попытался поймать и не отпускать. — Ангел, ангел, ангел, — зашелестел за ее спиной Родригез. — Думаешь, я не знаю подобных тебе, что бросаются на того, кто бренчит золотом? Я знаю, чего ты хочешь. Каждая из вас строит недотрогу, скромницу и умницу, а на деле вы грязнее похотливых служительниц публичного дома, — он громко закашлялся, отталкиваясь от бака, но Пэнси продолжала наблюдать за тем, как тлел табак в ее сигарете, как бумага рассыпалась на частицы, едва ее касалась охровая волна. — Знай, что и алкоголь не вытравит из меня здравый рассудок. Ты получишь от меня небольшой презент, но только после того, как я получу то, что мое по праву, — он резко прижал стройное тело Паркинсон к своей груди, пуговицы его рубашки царапнули ее обнаженную спину. Она была похожа на греческую хрупкую статуэтку в руках жадного коллекционера, ее пальцы замерли в миллиметре от губ, а сигарета так и не коснулась в последний раз распахнутых навстречу уст. — Ангел, — хрипотца завибрировала на ее шее. Пэнси глубоко вдохнула, и ладони на ее еще более тонкой от этого действия талии сомкнулись крепче, после чего одна из них поползла к груди, а другая к ягодицам. Звезды окончательно скрылись за витиеватыми изгибами и зигзагами виноградного дыма. Она резко крутанулась: опущенная до этого момента рука взметнулась вверх, а с сигаретой опустилась вниз, и пепел охровым градом посыпался на темный асфальт. — Ооо… — она тихо и жестоко рассмеялась, слегка покачивая головой, в то время как наконечник ее волшебной палочки уперся в дряблое горло, норовя проткнуть. — Боюсь, твоего презента мне не хватит, мне нужно кое-что побольше, — совсем не моргая, она поглощала его темнеющими изумрудами, пока он непонимающе замер, а его зрачки принялись расширяться. — Но не волнуйся, я все равно получу то, что хочу, — Пэнси обворожительно улыбнулась, взмахнув ресницами. — Что ты… ангел, — Родригез принялся было отступать, но теперь уже пальцы Паркинсон, удерживающие сигарету, сжимали ткань его светлого пиджака на спине, заставляя мужчину вдавливаться в ее грудь и делиться стуком сбившегося в панике сердца. — Я не ангел, — она выдохнула ему в губы, закатывая глаза, но тут же возвращая все свое внимание на его вспотевшее загорелое лицо, и, отчетливо шепча каждую букву, склонилась к его уху, усиливая давление палочкой: — Я ведьма. Авада Кедавра. Одиннадцатидюймовый лен с сердцевиной из жилы дракона нагрелся и задрожал в тонких пальцах из-за слишком близкого контакта с жертвой, но и это не изменило исхода для Родригеза, глаза которого закатились, и он грузной тушей повалился на асфальт к ногам Пэнси, стоило зеленой вспышке, отразившейся в дрогнувших радужках Поттера, погаснуть. Он направлял на нее оружие, на кончике которого горел красный огонек, готовый сорваться в сторону Пэнси, стоит ему захотеть, и тогда она будет не в силах сделать хоть что-нибудь. Паркинсон шумно сглотнула, боясь нахмуренных темных бровей и нечитаемого взгляда, ее кожа покрылась мурашками, и, аккуратно перешагнув через Хулио Родригеза, Пэнси двинулась к Гарри, старясь ступать как можно тише, чтобы звук ее каблуков тонул в мерном шуме капающей воды вентиляции. — Поттер, не делай того, о чем потом пожалеешь, — ее голос звучал приглушенно, пока она глядела на Гарри из-под опущенных длинных ресниц. — Ты идешь по головам, — он не спрашивал — утверждал. Но, как показалось Пэнси, вовсе не осуждал, а лишь констатировал факт. Поттер поджал и без того тонкие губы, склоняя голову и изучая ее с какой-то обреченностью. Великий волшебник великолепно пал перед великой наемницей — как ужасно это звучало в его голове, но еще ужаснее смотрелось наяву. Паркинсон на мгновение опустила взгляд и плавно, томно его подняла, едва заметно улыбнувшись. Однако веселье не думало сменять серьезность. — Лучше. Я иду по трупам, — она коснулась своей щекой его, прикрывая глаз и чувствуя, как царапнула ее кожу небольшая щетина. Он не дышал. Должно быть, она тоже. Каждый не решался выпустить из легких задержавшийся там аромат начинающегося ночного дождя и винограда. Поттер медленно поднял руку к вырезу на ее спине, но так и не положил, оставаясь в одном крошечном миллиметре, дразня озябшую Паркинсон теплом. Почему-то ей сделалось тоскливо — он не решался пускать ее к себе. Задней мыслью она знала, что стоит ему попросить, стоит ему наконец-то сдаться — и она подстроится под него, не теряя при этом себя. Просто он должен был не только признать, что его тянет к ней. Нет, он должен был, переступив через сотню ненужных ему правил, пойти за ней, и тогда она остановится и протянет ему руку, чтобы больше никогда не расцеплять их, не разрывать ту самую редкую связь, что иногда скрепляет избранных друг другу людей. — Чего ты хочешь? — она невесомо пробежалась губами по его подбородку, обхватывая пальцами его кисть в районе учащенного пульса. Тебя. Тишина. Всегда. Его ладонь легла на щеку Пэнси, заставляя ту потонуть в зеленых глазах с горчичными крапинками. Гарри не знал, что смотрел на нее особым взглядом, таким, о котором грезила каждая девушка, зато Паркинсон замечала его постоянно. И ее забавлял всякий раз, когда он старался закрыться от нее, смущаясь, потому что ей хотелось заставить его краснеть еще сильнее, пока он наконец-то не сорвется на нее, и тогда она усмехнется, а после нежно улыбнется ему в шею — так, чтобы тот ничего не заметил. — Почему ты смеешься? — она слегка нахмурила брови, непонимающе улыбаясь и ловя всем сердцем этот бархатистый звук, который едва отличался от шепота и мало смахивал на смех. — Потому что это абсурд, — он говорил с Пэнси, но веселился каким-то свои мыслям. Черные пряди упали ему на лоб, но он перехватил кисть Паркинсон, не давая ей коснуться его головы, когда сам трепетно провел костяшкой по ее щеке, отодвигая волнистые локоны ближе к ушам. — Что в нем плохого? — Много чего… Она хотела уточнить, о чем он, но Поттер вжал ее в себя раньше. Его язык ворвался в ее рот, и вечно контролирующая ситуацию Паркинсон замычала, прикрывая глаза. Она желала коснуться его лица, но он вновь перехватил ее кисти, при этом не ослабляя напора. Ее губы начали гореть под его, а вкус выпитого им шампанского заполнил горло, выбивая все вопросы из головы. Внизу живота томительно тянуло, и она задыхалась, ощущая вибрацию его хриплого стона, когда воздушный рукав скатился по ее плечу. К сожалению или к счастью, люди не властны над влечением и тягой к чему-то запретному и от этого еще более манящему. С одной стороны, человек волен решать все самостоятельно, думать головой, но по итогу влечение человеческих тел поступает так, как ему вздумается, не глядя на разум и топча его мысли, толкая обреченного на безумные, странные, но, возможно, все-таки правильные поступки. Поттер никогда не целовал ее первым, это она всегда вторгалась в его пространство, чтобы потом бросить перед выбором, исчезнув во времени. Он не давал ей его коснуться, в онемевших кончиках пальцев начинало покалывать от желания запутаться в ворохе темных, как и ее, волос, испортить дурацкую укладку, вернув любимый беспорядок, вихрь неуложенности и жажды приключений. Она знала, как не хватает ему авантюризма со школы, как он тонет в законах Аврората. Просто Поттер еще не готов, но она всегда будет ждать, а он всегда будет идти следом, теряя звенья цепей по пути. Паркинсон прикусила ему губу, и, не сдержавшись, Поттер обхватил ладонями ее лицо, целуя еще более настойчиво, дыша еще более прерывисто и отчаянно, пока резко не оттолкнул, часто моргая, но зрачки оставались несоизмеримо большими и голодными. Пэнси, опешивши от этого, всматривалась в его порозовевшее лицо, собирая свой мозг по осколкам, на которые он раздробился, стоило Поттеру сорваться со своей невидимой цепи. Наконец, она склонила голову, смотря на него исподлобья и дергая уголком рта без тени понимания и доброты. Огонек на кончике его палочки погас, и Пэнси крутанула свою в ладони, оценивая замершую обстановку. Из здания продолжала литься приглушенная музыка, и где-то в кустах заскрежетали кузнечики. — Кажется, я поняла причину. Поттер сглотнул, поднимая на нее блестящие глаза, которым так подходил его галстук. — В них есть шарм. — В ком — них? О чем ты… Отдающаяся в низу ее сердца хрипотца терялась в посторонних звуках дворика. — О твоих очках, конечно же. Ты не хочешь излечить свое зрение с помощью магии. Теперь я поняла почему, — она приподняла брови. — В них есть шарм, Поттер, — Пэнси сделала незаметный шаг назад. — Добавляют тебе сексуальности. — Хочешь сказать, я тебе нравлюсь? — жестко улыбнулся он, вскидывая подбородок, помня, как обмякало ее тело в его руках, стоило его языку очертить контур ее губ, которые до сих пор выглядели припухшими. — Гарри, — она протянула каждую гласную, перекатывая букву «р» на языке. — Я никогда не буду этого отрицать, — Пэнси помолчала, разглядывая его с ног до головы, но вновь заговорила: — Увидимся, Поттер, — подмигнула она, улыбнувшись острым уголком рта, и скрылась, оставляя после себя вихрь, последовавший за оглушительным хлопком. Ночная улица наполнилась смехом, и кузнечики на секунду смолкли. Галстук Поттера от ветра взметнулся вверх, и зеленый шелк ударил его по подбородку, что вызвало новую волну веселья, пока Гарри не притих, побежденно улыбаясь и смотря на место, где Пэнси Паркинсон снова от него улизнула, где он снова ей позволил это сделать, но он ее отыщет. Вновь. Как и всегда. Он поправил очки, втягивая носом прохладный воздух, и засунул руки в карманы черного пиджака, ожидаемо нащупывая магловскую открытку с закругленными краями. Он вытащил небольшую тонкую картонку, на которой изображалась молодая влюбленная пара, машущая руками из своего красного кабриолета шевроле с американским флажком у бокового зеркала, спешащего по серпантину восемьдесят шестой дороги, а голубое безоблачное небо украшалось огромными прописными желтыми буквами, гласящими «Шестидесятые, детка». Гарри кивнул, не переставая улыбаться, и перевернул открытку, где красовался яркий отпечаток алых губ. И размашистым почерком было выведено: «Целую. Нежно. Страстно. Глубоко». Гарри Поттер устало закатил глаза, не замечая, как уголки его губ продолжали оставаться приподнятыми. Он устремил свой тяжелый взор на темное небо, в который раз задаваясь вопросом, почему звезды зовутся именно так. Разве они больше не похожи на рассыпанный порошок или блестки, которыми пользуется Пэнси Паркинсон?