Die tanzende Maria

Мария начала танцевать. Шаг. Сторона. Шаг. Раз, два. Два, раз. Плавно, серебристо, дурманно. Бесшумно касаясь носками лакированных белых туфель белой поверхности леденцово сверкающего кафеля в белом зале. Цок, пятка, тишина, носок. Тонкий мазок мраморно-прозрачной кистью руки по невесомому холсту воздуха, невидимая линия цвета пустоты. Шелестящее свежестью голубое кружево розового платья, дрожащее серпантином в пристальном свете. Немое великолепие, замкнутое в своем идеальном нуле на обращенном в никуда алебастровом снежном лице. «Мария начала танцевать» - сказал Маркус, заштопывая одну из Черных Дыр звездной нитью, сплетенной из его седых волос. Темпус прервал сонное движение рук, разливающих по сосудам Прошлое, Настоящее и Будущее, вскинув склоненную голову, и обратил подернутый хмарью взгляд на брата. Сторона, шаг, сторона. Право, поворот, лево, цок. Кошмар, вопящая тишь, квинтэссенция проснувшихся звуков, воплощенная невозможность оксюморона в цепляющихся друг за друга антитезах. Кукольно-ореховые локоны, пышно, зефирно расцветшие сливочные банты, распустившиеся в волосах, летящие в такт набирающему ход телу. Мария начала танцевать. Этот танец – праздник мертвых и ужас смертных. Это голос льда и шепот костей, гипноз жертвы в змеиных переливах и переплетениях ядовито-воздушных воланов атласа. Плавность нападающего на зайца орла с невыносимо лазурных небес, одной лишь ей понятные письмена, знаки, проклятые руны. Маркус замер в неслышном крике, когда его нити, вторя творимым узорам маленьких резвых ног, обвили его старую древнюю плоть и вонзились в пергамент кожи тысячью жалящих ос, звезды истекали золотистой кровью. Темпус, судорожно пытаясь остановить бег расползавшихся по страдающему стеклу сосудов трещин, создающих орнамент смертоносного танца, изливал из широко открытых глаз потоки боли от ожогов, что вытравляла собой на его теле спутанная, испуганно-жестокая материя Времени, больше не сдерживаемая крепостью стекла. Мария начала танцевать. И мир танцевал вместе с ней, бесновался в агонии взрывов, играл, лицедействовал, страшился, умирал, кружился, искрился зарядами на концах ее взлетающих пальцев, по-детски нежных и сеющих разрушение в своей нестерпимой невинности. Веки закрытых глаз ее трепетали, воздух изнемогал от рождаемых ею волн страсти, неизбывной тоски, погибельного, мятущегося, бесконтрольного волшебства, томного, забытого, всепоглощающего порыва. Мир болел, задыхался в лихорадке ее танца, дрожал и бился в причудливо-сладком, убийственном ритме ее сердца… Пятка, носок, взмах, цок, поворот, вверх, вниз, взмах, сторона. Чуть приоткрытые губы, осанка в затянутом корсете, матово-апельсиновые ногти… …Айне распахнула глаза. «Мария начала танцевать» - подумала она. Вибрации агонизирующего мира отдавались в ее груди взмахами крыльев птиц. Она медленно поднялась с кровати, оправив полотно ночной рубашки, ее волосы струились по плечам черным пламенем, а под босыми ногами прорастали безымянные цветы. Ее глазами смотрело Солнце. Она вошла в белое нутро зала. Носок, шаг, пятка, лево, сторона. Распадающаяся миллионами сновидений поруганная мечта, отчаянно зовущий, потерянный хаос, ненайденное, атрофировавшееся, мутировавшее счастье, переливающееся в рождающем его танце. Пойманная, крепко стиснутая рука, застывшее в бесконечности в центре ада мгновение. Теплые, ласкающие, властные губы, впившиеся в ледяные, мармеладно блестящие, снова сжатые… Вишнево капающие на молочную ткань ночной рубашки капли крови. Спокойствие, ложащееся ровным слоем на предсмертные раны искалеченного танцем мира. Неподвижная фигура посреди белого зала. Безжизненно опущенные руки. Слезы, в сахарном безмолвии текущие из так и не открывшихся глаз по безупречно гладким кукольным щекам и точеной шее. Безответно и на веки влюбленное, изгнанное совершенство. Мария начала танцевать…