I. О ЗЕЛЬЯХ И ОДИНОЧЕСТВЕ
24 июля 2022 г. в 21:00
Я не заслуживаю твоей дружбы, говорит Меган, и Том изумлённо вскидывает брови: ты не заслуживаешь?
За окном – лето.
Лето сорокового года.
Второе лето их дружбы.
Меган сидит на покрывале, на сером покрывале приютской узкой и скрипящей кровати, и болтает ногами. За окном тёмная синева, и в приюте тихо; у Меган болят глаза от долгого чтения в темноте, и ей дурно видно облака, светло-серые, неподвижные, красивые.
Том дёргает плечом. Стоит, прислонившись к стенке — на старой серой рубашке наверняка останутся следы штукатурки; лицо у него бледное и спокойное, остроносое, худое.
Из своей школы он приезжает... менее бледный.
– Зря ты читаешь в темноте.
– Так наколдуй Люмос.
Том дёргает плечом снова. Чуть-чуть с раздражением.
— Статут. Не могу.
И Меган кивает.
Молча.
...Книга лежит на тумбочке у кровати, растрёпанная.
Мамина книга.
Меган старалась её беречь, но прошло пять лет...
Пять лет со времен покупки.
Три года, как погибли родители.
И Меган всхлипывает, шмыгает носом; ей холодно, у неё потеют ладони. Меган всё-таки промокла днём под дождём.
А ливень был страшный. Мостовые превратились в реки, и Меган только думала, не потерять бы чёрные туфли. Они были разношенные и мягкие – и могли свалиться.
А реки были грязные, серые.
Она закрыла глаза. Кололось одеяло, хотелось кашлять, но кашлять при Томе значило... чувствовать себя дурой.
Маги ведь... не болеют.
Вроде бы.
А она не маг.
Том отошёл, завозился с чем-то — ей слышно было. Потом вернулся, и Меган глаза открыла.
Всегда открывала глаза, когда он подходил. Словно при опасности.
...У Тома в руке склянка – зелёная; то есть тёмная, темного стекла, но зелье в ней — зелёное. И чуть светится.
У Меган потеют ладони и путаются мысли.
И миссис Коул не будет её лечить.
– Пей, – говорит Том. У него резковатый голос, усталый. И слишком взрослый для тринадцатилетнего мальчишки.
Даже для мага.
Четырнадцать Тому будет зимой.
А Меган шмыгает носом. Она не очень хорошо видит звёзды — у неё и так слабые глаза, а кто-то из дружков Билли Стаббса толкнул её плечом, и она упала.
В коридоре. Вчера.
И, видимо, стукнулась виском.
Она плохо помнит.
Почему она плохо помнит?
Том всё стоит перед ней и смотрит; вздыхает раздражённо. Чуть слышно.
И говорит:
– Уоррен, это не яд.
И кривится на её фамилии, как будто у него болят зубы.
Гримаса не брезгливая, как у Стаббса.
Просто... гримаса.
– Пей, – повторяет он.
У него бледное лицо в темноте — совсем, как будто бы Том не выходит из своих подземелий.
Или... что у них в школе?
– Нельзя лечить не магов, – говорит Меган, и Том встряхивает головой и поднимает глаза. Глаза у него в темноте блестят, искрами, весело.
– А это не магия. Это зелье. Пей.
...Склянка чуть тёплая от его руки.
– Есть вода?
Том чуть слышно фыркает.
Все кружки – у миссис Коул... или на кухне. На тумбочке Меган стоит стакан, но он пуст.
Том повторяет:
– Пей.
С Тома сталось бы добавить в зелье какую-нибудь гадость.
Том никогда этого не сделает.
И Меган закрывает глаза и пьёт. На вкус зелье чуть горчит, а пахнет — какой-то зеленью, слабо, тонко.
У неё сразу перестаёт болеть саднящее горло.
Или ей кажется?..
– Том?
– Не называй меня так, — шипит Реддл из темноты. Меган видит только спину. У него остро торчат лопатки, спина худая.
– Хорошо. Реддл. Спасибо.
Реддл не оборачивается. Холодновато говорит:
– Если придёт миссис Коул...
Будет скандал, устало думает Меган, берётся за виски и раскачивается. Одеяло колет коленки и кожу под коленками: Меган набросила угол одеяла на себя, чтоб чуть меньше мёрзнуть.
В комнате пахнет пылью. И чуть-чуть – зельем.
– Том... – говорит Меган.
Он отвечает – с запозданием: стоит спиной и смотрит на звёзды:
– Что?
– Ты не уедешь?
– Уеду. В сентябре.
У него насмешливый голос.
И Меган закрывает глаза.
Ей холодно.
Очень, очень холодно.
И печально.
Том, говорит она, обними меня.
А чарам тебя не научить, читается в раздражённом, злом взгляде Реддла.
Он всё-таки подходит, садится на кровать и руки сцепляет на коленях.
– Есть одеяло, – говорит Том.
Одеяло – есть, но разбирать и так жёсткую постель ей не хочется.
Том вздыхает, уходит куда-то — к себе в комнату, больше некуда - и Меган кажется, что его очень долго нет.
А возвращается с одеялом. Бросает ей, запирает дверь.
Одеяло мягкое, и Меган заворачивается в него, накидывает на плечи.
От одеяла пахнет Томом. Смешно, что у всех людей свой запах, а у многих – противный.
Ну, или Меган так кажется.
– Том.
– Ты нарываешься, - зло говорит Том, поведя плечами.
(Снова стоит перед окном и смотрит на звёзды.)
Девчонок он не бьёт.
Впрочем, ему и бить некого: его и так все боятся.
...Сидеть без света нельзя: придёт миссис Коул, начнёт кричать.
Если она ещё не пьяна и ещё не спит.
Хотя в последние дни она пьёт... редко.
Том ведь вернулся.
Может, она Тома боится.
А может, нет.
Меган за неё смутно рада, но больше рада, что никто не кричит.
– Если мы не включим свет...
– Я сейчас засну, — подхватывает Меган, но не сердитым тоном, как Том, а и вправду сонным.
И Реддл смеётся.
Смеётся.
Он редко смеётся, и Меган радостно слышать его смех.
...Потом он всё-таки зажигает свет — у Меган перестали болеть глаза, и она согрелась.
Может, помогло одеяло. А может, зелье.
Меган смотрит, ей весело, ей вправду хочется спать, но ещё больше не хочется, чтоб Том уходил.
...в конце концов, он приехал два дня назад.
А Реддл стоит, обхватив себя руками за плечи.
Смотрит на звёзды.