***
Это было больно. Больно настолько сильно, что он должен был, казалось, умирать от Авады. Тело била крупная дрожь, а ноги подгибались. Он не помнил, как добрался до комнаты, но сейчас он сминал белоснежную подушку так, что костяшки сливались с ней цветом. Он беззвучно кричал, пока его сердце разрывалось от боли на миллиард кусков. Помниться, круциатус Волан де морта был менее болезненным. Смотреть на хрупкую девушку с кудрявыми локонами, которая никогда не будет твоей, — уже стало традицией. Он всегда был первым, кто стал смешивать её с грязью. Он наслаждался этим. Наслаждался чувством превосходства. Он ведь чистокровный, мать его, волшебник! Он унижал её, чтобы она никогда в жизни даже не посмела забыть свое место. Не смогла подумать, что такой, как он, может обратить на неё внимание. Не посмотрела на него другими глазами, такими, которыми смотрит на Мальчика-который-никак-не-сдохнет или Вислого. Ему нельзя этого допустить. Никак. Поэтому он всегда просто любовался ей издалека. Она никогда не узнает, что его сердце было готово выпрыгнуть из груди от счастья чувствовать запах её волос так близко, но это воспоминание останется с ним. В самом дальнем и темном уголке его сознания. Словно в дорогой красивой шкатулке. Шкатулке, которую он будет открывать каждый, мать его, день, чтобы хоть немного облегчить боль. Он сам не знал, нахера решил полезть не в своё дело. Но просто узнав план Астории и Панси, что те хотели подлить Гермионе какое-то зелье, название которого они никогда не произносили вслух, его прорвало. Он услышал их план, когда те забыли закрыться в ванне для старост. Малфою по счастливому стечению обстоятельств как раз в этот момент захотелось пойти помыться. Правда, как они попали в ванную, оставалось загадкой, но учитывая девочек-болтушек с Пуффендуя, вопрос не имел особой ценности. Только он услышал, как они знают точное время пребывания Гермионы в общих душевых и собираются отправиться туда, чтобы подлить Грейнджер их зелье в бутылку с водой, ему стало не до смеха. Не обдумывать эту ситуацию у него не получилось. Его преследовали плохие мысли на протяжении всех уроков. А на трансфигурации он чуть не обматерил Забини, а это значило только одно — дело дрянь. Его состояние достигло предела за полчаса до назначенного девочками времени. Драко пытался убедить себя, что ничего страшного случится не может, но все они прошли войну и он прекрасно знал, что, возможно, Астория с Панси решили не мелочиться. Оставалось пятнадцать минут до назначенного ими времени и Малфой не смог, не сдержался и рванул, что есть мочи к женским душевым. Он залетел в комнату в последние секунды. И Гермиона даже представить себе не могла, что он испытал, когда увидел её нагое тело. Но чувство самосохранения у Малфоя имелось. Он быстро скрыл сумку Гермионы магией, однако с самой Гермионой было сложнее. Пришлось собирать всю волю в кулак, нацепить на лицо холодную маску и немедленно спасти её от этого непонятного зелья. И вот сейчас он здесь, в своей комнате в подземелье, кричит, что есть мочи, потому что не знает, как быть. Он верил отцу, но время открыло правду, окунув Драко с головой в истину. Он стал сомневаться в предубеждениях о чистоте крови. Но это никак не объясняло тот факт, что он влюбился в неё ещё тогда, когда это было запретом. Ему пришлось смотреть, как Грейнджер лежит на полу его поместья в собственной крови, но он ничего не мог с этим поделать. Если бы Белла поняла, какие чувства он испытывает к Грейнджер, то она стала бы измываться над Гермионой ещё с большей жестокостью. Так что всё, что ему оставалось — молчать и делать вид, что ему всё равно. Малфой давно понял, что у жизни плохое чувство юмора, но пожиратель и грязнокровка — вот это действительно было бы смешно, если бы не было правдой. Было только одно маленькое недоразумение в этой «шутке». Гермиона его ненавидела. Терпеть не могла всей душой и телом, и даже спрашивать об этом не имело смысла. Сейчас её реакция на недоспасение сказала всё за себя.***
— Маркус, я надеюсь на тебя. Ты же меня не подведёшь как Панси? — спросила Астория, держа в руках маленький пакетик с порошком розового цвета. — Почему ты так резко поменяла сторонника? Панси же просто один раз оплошала, да и это была не её вина, что Грейнджер не пришла, — Флинт в недоверии смотрел на девушку. — Ну, Панси заинтересована в том же, в чём и я, мне не нравится это, да и возможность того, что она меня обманула, слишком велика. И я решила, что мне без тебя всё-таки не справиться. Ты же мне друг, да, Маркус? — Астория мило улыбалась, хитро щурясь. — Я только рад такому заданию, — без ответа на вопрос проговорил Маркус, забрав пакет из ладоней Астории. — Для меня это ценно, я хочу вернуть Драко во чтобы ты ни стало. У нас свадьба через пару месяцев, а он стал смотреть на эту дрянь чаще обычного, — в ответ на реплику Гринграсс Маркус лишь неоднозначно хмыкнул.***
После Рун Гермиона собирала свои вещи не спеша, красиво раскладывая учебники в сумке, на которую было наложено заклятье незримого расширения. Только когда она аккуратно убрала последний учебник, она поняла, что находится в кабинете одна. Даже преподаватель ушёл, не удосуживая девушку дежурного «До завтра, мисс Грейнджер». Гермиона уныло поплелась в коридор. Это был последний урок на сегодня, и она по непонятным причинам была вымотана. К слову, вчера она так и не прикоснулась к тыквенному соку, прямо следуя предостережению Малфоя. Как бы Гермиона не пыталась себя пересилить, она понимала, что действительно поступила очень некрасиво с ним. Она даже не сказала «спасибо» в конце концов! Из раздумий её вывела рука, которая потянула девушку в пыльный кабинет напротив. Когда её впихнули в давно заброшенный класс, она увидела того, кого и правда не думала, что увидит. — Эй! Флинт, пусти меня! — закричала Грейнджер, пытаясь вырваться из цепких пальцев парня, но он и не думал отпускать. — Что ты удумал?! — Ничего особенного, просто я очень долго хотел тебя трахнуть, а времени как-то с тобой об этом побеседовать у меня не нашлось, — проговорил Маркус и от улыбки на его лице стало жутко. В голове мелькнуло осознание, от которого поплохело. Война изменила всех и его тоже. Теперь Маркус был способен не только на глупые обзывательства и попытки унизить. Сейчас Маркус мог спокойно убить. Ей казалось, он даже глазом бы не повёл, произнося смертельное заклятье. И от этого стало страшно. Настолько страшно, что сердце упало в пятки и грозилось больше никогда не вернуться на прежнее место. По коже прокатилась волна холода, так жутко ей было сейчас. Флинт воспользовался секундным замешательством Гермионы и, достав пакетик с порошком, накинулся на девушку. Она стала вырываться ещё сильнее, но Маркус был напористым. Он толкнул её к столу и прижал телом к старому дереву. Слизеринец с силой надавил на девичьи щеки и рот Гермионы открылся, а порошок в небольшом количестве высыпался в рот. — Я уже представляю, какая ты внутри. Наверняка узкая, — и парень заливается громким хохотом, а Гермионе не до смеха. Внутри всё горело, было слишком жарко. Внутри неё сейчас полыхало адское пламя, не меньше. Брякнула застёжка от ремня, а в этот же момент дверь кабинета скрипнула и Гермиона услышала знакомый голос, но от странной боли в голове не припомнила его возможного обладателя. — Сука, Флинт, что это такое?! — рявкнул Малфой и быстро оказался рядом с парой, с силой отпихивая от Грейнджер Флинта. — Ты совсем последних мозгов лишился? Чем ты её накачал? — Это просто волшебный порошочек, Малфой, ничего противозаконного, даже не наркота. Можно сказать, что это безобидное развлечение. Послышался неприятный звук ломающегося носа и Маркус упал на пол от точного удара. Малфой никогда не понимал тех парней, которые опускались до изнасилований. Это единственное преступление, которое не могло иметь и малейшего оправдания. Только не изнасилование. — Вали отсюда, Флинт! Вали нахуй, и чтобы я тебя больше не видел. Никогда! Флинт поднялся с пола, вытер кровь рукавом, с ненавистью смотря на Малфоя. Когда Флинт скрылся из вида Малфоя, тот впервые посмотрел на Грейнджер. Жилет девушки валялся на полу, юбка была измята и ничего не прикрывала, грудь тяжело вздымалась, из рта доносились рваные вдохи, девичье тело дрожало, а глаза были прикрыты. — Грейнджер, открой глаза, — он приподнимая девушку с парты, безуспешно пытался её усадить. — Блять, Грейнджер! — ему пришлось встряхнуть гриффиндорку, чтобы та наконец открыла свои карие глаза. — Малфой, мне плохо, очень плохо, — словно в бреду пробормотала Гермиона, тряпичной куклой падая на плечо Малфоя и обхватывая его руку. — Сделай что-нибудь. И тут Грейнджер притянула его ногу и потёрлась об неё внутренней стороной бедра. Девушка закусила губу и простонала. — Блять, Грейнджер! — взвывает Малфой от безысходности. — Погоди чуть-чуть и я сбегаю за Поттером или Узелом, не важно. — Ты хочешь оставить меня здесь, — простонала девушка, обхватывая грудь рукой, пытаясь унять возбуждение. — Не оставляй меня, Малфой, только ни одну. Драко, пожалуйста, — она хныкала, не в силах справиться с похотью. — И как мне по-твоему быть? Давай я найду Поттера, и мы дружно забудем об этом недоразумении. — Ах, помоги мне Драко, пожалуйста, Драко, — она бесстыдно выстанывала его имя. — Как, сука, я тебе помогу? Единственное, что могу предложить, — так это сейчас же пойти на поиски твоих тупых дружков, — крикнул Малфой, пытаясь не умереть на месте. — Не надо их, ах, Драко, возьми меня, пожалуйста, пожалуйста, мне так плохо, — она пыталась сделать всё сама, до сих пор тёрлась о его ногу, но жар не проходил. И вот тут от абсурдности ситуация хотелось взвыть волком. Она так просила его, так стонала его имя, безбожно грязно, безумно пошло. Она обнимала его, пыталась не виснуть на мужском плече и тёрлась. Сука. — Грейнджер, ты не в себе, ты будешь жалеть, — это те аргументы, которые были неоспоримым козырем, чтобы не совершить то, что у самого вызывало отвращение лишь от одной мысли. — Я не буду жалеть, обещаю. Пожалуйста, Драко, — она сказала это слишком уверенно для обдолбанной девушки и козыря как не бывало. — Блять, хорошо‐хорошо, Грейнджер, – его тянуло к ней и он не мог ничего сделать с этим. Он себя возненавидит... Он обратно кладёт девушку на стол, аккуратно придерживая кучерявую голову. Он слышал, как та простонала его имя вновь. Сейчас её стоны были похожими на плач маленького ребёнка. Ей действительно было очень плохо, очень больно и вся ситуация доходила до той точки невозврата, где Малфою бы хотелось слышать её стоны. Малфой дёрнул её за бёдра ближе к краю стола. Он чувствовал, что Гермионе это необходимо. И он не мог ошибаться, один её вид говорил за неё. Грейнджер заскулила пуще прежнего. Она была нетерпелива, но была права, медлить нельзя. Он резко дёрнул застёжку, раздался звук расстёгивающейся ширинки и он грубо насадил Грейнджер на свой член. Он желал её до кончиков пальцев, а она подмахивала бёдрами, давясь собственным криком блаженства. Громкие шлепки разлетались по пыльному кабинету. Дыхание сбивалось. Драко, ведомый непонятным желанием, потянул Гермиону на себя, целуя ту, проникая в её горячий рот, глотая все её стоны, чувствуя её слюну. — Боже, Малфой, я… — она цепляется за его спину, оставляя глубокие отпечатки ногтей на его спине. Малфой в ответ наклонился к женской шее, кусая ту, мстя за спину, и в ответ услышал тихий смешок со стороны Гермионы. И ухмыльнулся, а она уставилась на его ухмылку, будто видела её первый раз в жизни. Теперь эта ухмылка казалась ей такой привлекательной. Она кончила первой, откидываясь обратно на деревянную парту. Драко вбивался в её мягкие бёдра, рвано дыша. Он был с Грейнджер первый раз в жизни, первый и последний. — Мерлин, что мы наделали? — она выругалась, поджимая длинные ноги к груди. — Мы? Хах, ладно, пусть будет так, Гермиона, — Драко в последний раз посмотрел на девушку с ног до головы своим лживо-едким взглядом. — Я… Я не сожалею, — тихо прошептала девушка, пока Малфой даже не смотрел в её сторону. Он быстро натянул брюки, заправил рубашку и подобрал с пола чёрный пиджак. Под звук громко хлопнувшей двери в голове Гермионы мелькнула одна единственная мысль. Он назвал меня по имени… А то, что сейчас она сидит на парте в пыльном кабинете со спермой между собственных ног и укусом от Драко Малфоя на шее, и ей хочется это повторить. Да, пожалуй, это волновало её меньше всего. Тогда Гермиона ещё не знала, что через несколько дней она не найдёт Малфоя в Большом зале и его не будет на уроках. Его не будет также, как и не будет Астории и окажется, что он уехал в Францию со своей будущей женой — Асторией Гринграсс. Она ещё не знала, что будет так плакать по этому мерзкому слизеринцу, который оказался вовсе и не мерзким. Она не знала, как будет сходить с ума от раздирающей боли в груди, как и не знала того, что у Драко тоже будет разбито сердце.