***
Тэхён вертелся в постели, каждый раз распахивая глаза, когда слышал из-за стены очередной обречённый вздох или ворчание. — Да ёп вашу мать, ну парни, ну начало первого ночи, кто там кряхтит, как разлагающийся дед? — Громче положенного выкрикнул, стуча кулаком по стене. — Это Джун, — послышался негромкий выкрик в ответ. — Я чё, блять, виноват, что вырос из своей школьной кровати? Чтобы я ещё раз повёлся и остался ночевать у родителей, — Намджун громко выругался себе под нос, попеременно вздыхая. Скрип разнёсся по всему этажу, пока он пытался найти более-менее удобное положение. — А куда бы ты делся, дебил? Транспорт уже давно не ходит, — в полголоса возмущался Джин, приподнимаясь на локтях, разглядывая еле уловимый силуэт брата в другом углу комнаты. — На собаках через лес, мне уже вообще всё похую, зато шея б не болела. — А когда-то ты, сложившись в три погибели, спал на батарее и не ныл, а утром ещё и к первой паре шёл. Ох уж эти проблемы возрастных, — злорадно хихикнул Тэхён, придвигаясь ближе к стене и прикладывая к ней ухо, чтобы чётче улавливать разговор. — Выебывайся, выебывайся, ты всего на пару лет меня младше, это и тебя совсем скоро ждёт, — начал кряхтеть Джун, с силой упираясь в спинку кровати, словно в тщетных попытках сделать её больше. Дерево хрустнуло, но не поддалось, и он просто свернулся калачиком, натягивая на голову одеяло. — Не перестанешь меня стебать — боль в спине тебя будет ждать прямо сейчас. Всё! Спать оба! — Подытожил, закрывая глаза, заставляя всех застыть и замолчать. Тэхён перекатился на другой бок, подтягивает к себе ноги, разглядывает покачивающиеся ветви деревьев за окном, что совсем тихо, но убаюкивающе царапали стекло некогда его комнаты, и медленно проваливался в сон, разморенный долгим днём, семейными разговорами, плотным ужином и свежим воздухом, которого порой так не хватает в городе. Здесь, дома, как-то по-особенному легко спится, особенно в разгар весны, когда духота ещё не давит, а ветер уже не обжигает прохладой неприкрытые одеялом лодыжки. Причудливые, малоузнаваемые образы уже начали создавать перед глазами картинку, когда из-за стены снова донёсся голос. Громче, агрессивнее и отчаяннее. — ДА, БЛЯТЬ! Я сейчас встану и тебя заебашу, — в полный голос заорал Намджун, свешивая с кровати ноги, порываясь и правда двинуться за расправой. — Какого хрена ты воешь и бормочешь там на половину дома? Своё отражение в зеркале увидел? — Да заебал он, — устало на одной ноте потянул Сокджин, откидывая телефон на другую половину кровати, закрывая лицо ладонями так, что разбирать его слова приходилось сильно прислушиваясь. — Я не могу уже. Всё! Пиздец! У меня уже глаз дёргаться начинает. — Кто? — Тэхён на самом деле не хотел спрашивать, прекрасно зная, что это ничем хорошим не кончится, а только снова разожжёт нескончаемый поток разговоров, но его язык куда быстрее сонного мозга. — Да парень этот. — Какой, господипомоги, парень? — Да, видимо, всё тот же, что до сих пор к нему яйца катит. Бедный парнишка уже пару месяцев написывает, — ответил за брата Намджун, укладываясь обратно, взбивая под головой подушку. Несмотря на усталость, ворчливость, ему на самом деле нравилось вот так в ночи переругиваться и болтать с братьями, весело и уютно, как в лихой юности. — Я уже не вывожу, честное слово. Я вот добрый, понимающий человек и не могу я его так прямо нахуй послать, — Джин протянул руку, приподнимая мобильный телефон, снова поглядывая на экран, на время, и откидывает голову, разглядывая тени на потолке. — Зато нас можешь, — саркастично выкрикнул Ким-младший в сторону стены. — Я уже и намекал ему, и игнорировал даже, а вы знаете, я это вообще ненавижу, — продолжал сокрушаться в темноту, — но он, похоже, вообще не вдупляет, хотя парень не глупый, что я не хочу с ним общаться. Я даже по-хорошему пытался объяснить, ну так, завуалированно, но это как ссать против ветра — бесполезно и невесело. — Я вообще ничего не понимаю, блять, — жалобно простонал Тэхён, стуча пару раз лбом в стену. Ему бы поспать, а не слушать всю эту болтовню, смысла которой он вообще не улавливает, но любопытство-то жжёт изнутри. — А ты чё не в курсе? — Намджун натурально нахмурился, будучи уверенным в том, что младший наверняка должен был слышать эту историю, которая тянется уже больше пары месяцев. — Ну у вас же свой тайный кружок старпёров, где вы обсуждаете боль в заднице, крема от геморроя и счета за квартплату. — Не завидуй, — выкрикнул со смешком Джин, тут же перебиваемый старшим братом. — Короче, если кратко: нашему Джин-и уже почти два месяца написывает какой-то молодой парнишка. Он то ли влюбился в него, то ли хер его вообще знает, что ему нужно, в наше звёздное семейство Кимдашьян набивается, не знаю, но не суть важно. Они с ним виделись пару раз, болтали там, и тот, видимо, решил, что они с нашим братцем друзья и у него есть какой-то шанс — я не вникал. А дальше, я думаю, ты сам додумаешься, ага? — А чё, а ты просто заблокировать его для разнообразия не думал? — Тэхён потёр слезящиеся от зевоты глаза, всё ещё продолжая разговор на повышенных тонах, хотя его было бы слышно даже почти шёпотом. — Я так не могу, это не ок. — А значит орать в полвторого ночи аки шизоидный — это ок? — Сейчас ещё мать с веником поднимется, — в полудрёме пробормотал Намджун. — Да он неплохой парень, правда, наверное… Просто ну, бля… Заебала эта ебатория. — Дай его номер, — внезапной и острой идеей прострелило у Тэхёна где-то в затылке. Ему кажется, что он сгенерировал ахуительный надёжный план, который очень захотелось осуществить. Накатило какое-то странное ощущение куража. В этом же нет ничего такого, верно? — На кой хуй? — Скучно мне живётся, а так будет кого потроллить. — Ну уж нет. — Да чего ты ломаешься, я просто поугораю совсем немного и всё. Безобидно, честно. — Слышь, говнарик, — вдруг весьма строго, на манер отца, прервал Джин, даже вскинул угрожающе палец в темноте, совершенно не обращая внимания, что его в этот момент никто не видит. Тэхён слишком хорошо его знает и должен это почувствовать даже через стену. — Я сказал нет. — Ну я ему просто доходчиво и жёстко, как ты сам не умеешь, объясню, почему нужно оставить тебя в покое и что вообще сталкерить кого-то — это та ещё херня. — Тэхён, — зарычал брат, протяжно выдыхая, — я так не хочу. Это некрасиво. Типа получается что, я брата натравил? Да ещё и младшего. Что за школьные тёрки, может, ещё стрелу ему забьёшь? — Ну а что, нам дальше не пойми сколько ещё слушать, как ты ноешь в ожидании, что ситуация сама собой рассосётся? Так не бывает. — Рано или поздно до него дойдёт, ну или наскучит «игра в одни ворота», где нет отклика, и он успокоится. И в итоге никто не обижен и всё хорошо. — Ой, бля-я, а тебе лишь бы чистеньким и пушистеньким из всех проблем выйти. — Да, представляешь себе, очень помогает в жизни не заводить конфликты на пустом месте со всеми, кто тебе не нравится. Ты бы попробовал хоть раз, для «разнообразия», — медленно проговорил последнее слово Джин, подтрунивая, издеваясь и ссылаясь на ранее сказанные в его адрес слова. — Черти, вы достали базарить, — Намджун подал голос, наклоняясь, поднимая с пола тапок и запуская им наугад в брата. — Хорошо, давай проще, — Тэхёну не угомониться. Отчего-то вдруг эта затея стала для него такой привлекательной и захватывающей, что руки уже так и чешутся заполучить чужой контакт. — Скинь мне его номер, я просто нормально подкачу, как левый тип, пофлиртую, переключу внимание на себя, а потом мягко отошью, м? Идёт? Ну или на личном примере покажу, как некомфортно, когда кто-то навязывается. Согласен? Оформляем сделку? Джун, задокументируешь? — Для вас подготовлю два экземпляра договора с экспресс-доставкой прямо в жопу и поглубже, чтобы, когда на гастроскопию ходили, врач мог по буквам прочитать «я Ким еблан, с одной стороны, и я Ким имбецил, с другой, договорились…» — Короче, — Сокджин остановил этот поток юридических шуток, которые кажутся смешными только для старшего брата, сдаваясь, заглядывая в телефон и отправляя номер. — Если ты что-то не то сделаешь, отвечаю, я тебе кишечник через жопу вытащу и на нём же повешу у деда в парнике с клубникой. У нас с ним есть общие знакомые, и я не хочу потом косых взглядов в свою сторону. Я слежу за тобой. — Ой-ой, какие мы нежные, — Тэхён с довольной ухмылкой пялился на сообщение, записывая какого-то навязчивого незнакомца в телефонную книгу, подписывая ёмко «Сталкер Джина». — Оформим всё в лучшем виде, как для премиум клиента. Сокджин лишь тяжело вздохнул, сам не до конца понимая на что подписался и зачем вообще очередной раз повёлся на эти уловки младшего брата. А, бог с ним, пусть делает, что хочет, он уже слишком устал, чтобы о чём-то или о ком-то думать. Под размеренный храп Намджуна оба удобнее устроились в постелях, думая каждый о своём: Джин о маминых оладушках с клубничным вареньем на завтрак, Тэхён — о флирте с каким-то непонятным парнем, и как, по его мнению, это будет угарно. Он шутить любит, а вот с ним шутить опасно.***
Хэй, привет! Тэхён весело печатал сообщение, сгорая от нетерпения завести свою дурацкую игру, походя на совсем ещё зелёного школьника, что и умеет только развлекаться за счёт злорадных шуток, в тщетных попытках поднять свою собственную самооценку, чтобы не ощущать пустоту и ненужность от окружающего мира. Он разглядывал проносящиеся деревья, на которых уже вовсю опускалась вечерняя тьма. Джин спокойно вёл машину, покачивая головой в такт какой-то незамысловатой мелодии из колонок, Намджун читал книгу, развалившись на заднем сиденье, отвлекаясь лишь изредка на вздохи удивления или на ремарки по поводу всё той же злосчастной музыки.Привет.
Эм, а кто ты?
Ответ пришёл достаточно быстро, от чего Тэхён даже брови вскинул от удивления, гаденько скалясь и проводя языком по ровному ряду зубов, словно возомнив себя хищником, который заприметил лань на водопое. Он уже предвкушает, как вопьётся в её тонкую шею и выпьет крови столько, сколько сможет отдать ему его очередная игрушка. Если так припомнить, это не первое такое его развлечение. Да и не второе, скажем прямо. Хер знает, чем он каждый раз руководствовался, вплетаясь в дурацкие шутки над малознакомыми ему людьми, но его это просто… забавляло? Скорее всего. Выводить человека на эмоции — вот, что интересно. Наблюдать за тем, как кто-то психует, агрессирует, пытается осадить его, раз за разом проигрывая чужому остроумию. Ким хоть и говнюк с юности, но достаточно умён, находчив, с подвешенным языком и достаточно высоким уровнем эрудиции, потому в споре никогда не переходил на оскорбления и унижения, а филигранно словесно топил собеседника, заставляя того беситься от собственного бессилия. Может быть, всё это бывало для того, чтобы ощутить своё некое превосходство, стать «ведущим» в каких-то несуществующих отношениях, где он устанавливает правила игры, а не смиренно поддаётся им. Может, пресловутая невысокая самооценка. А может, он просто не думал, нахуй ему это и правда надо. Ну вот такой он человек — хуёвенький. Кажется, твоя судьба. И он снова посчитал это забавным, закусывая губу и сощуриваясь, разглядывая то, как три точки пляшут в окошке чата. Если бы Джин сейчас заглянул в его телефон, он бы точно закатил глаза так сильно, что смог бы рассмотреть свой мозг. Да и практически любой здравомыслящий человек счёл бы это пресным, ужасно безвкусным и приторно-банальным подкатом.Ты Бан Шихёк?
Чт- Кто? НетХорошо, проще. Мы знакомы?
Не совсемТогда нам говорить не о чем
Ладно, такой расклад событий Тэхён ожидал с вероятностью в сто десять процентов, но кто он такой, чтобы сдаваться так сразу? Он дёрнул бровями точно так же, как от лёгкой кочки дёрнулась машина, и откинулся удобнее в кресло. Шоу только начинается. Воу, не будь таким резким, милашка. Ты меня не знаешь, но я тебя знаюЭто звучит угрожающе. Кто ты и что тебе нужно?
Ты мне понравился, вот я и захотел познакомиться, пообщаться. Так сказать, поближе и потеснее…Думаю, тебе дали не тот номер или ты меня с кем-то спутал. И откуда у тебя вообще мой номер?
Тэхён на минуту призадумался, пусто уставившись в окно, прокручивая в голове десятки вариантов лжи, которую он мог бы выдумать. Нашёл? Где? Глупо. А затем резко обернулся к брату, устало пялившегося в дорогу. — Слышь. А откуда вы вообще знакомы? Имя хоть скажи этого пацана. — Тэ, серьезно? Я думал, ты вчера пошутил. Не пиши ему, забей, — Сокджин постучал по рулю пальцами, секундно оглядывая младшего недобрым взглядом, наивно надеясь, что этих слов окажется достаточно, чтобы отговорить от глупостей. — Поздно, — Тэхён вскинул подбородок, растягивая губы в противной склизкой улыбке человека, совершившего преступление и ни разу о нём не жалеющем. Глаза блеснули в темноте искрой безумия, на что Джин уронил голову на ладонь, потирая лоб, мысленно протягивая отчаянное «блять». — Ты же не отстанешь? — Неа, — брат потряс головой, весело двигая плечами в такт заводной мелодии, что покатилась из магнитолы, пританцовывая. — Улыбочки эти твои совершенно ублюдские. Как у умалишённого. Не знал бы тебя всю жизнь, сказал бы, что это даже пугает. Но ты ж нихуя не страшный, к слову. Чонгук его зовут. Он бывший одноклассник моего друга Хосока. Ты ж его помнишь? — Тэхён кивнул, уже переключаясь к другому разговору, не обращая внимания на бубнящего что-то про своего старого друга брата. — Ой, бля, зря я это. Чую пиздец будет. Тебя же зовут Чонгук?Да. Но я не единственный Чонгук в стране, так что, сильвупле.
— Фамилию. — Тишина. — Фамилию, Джин! Да, блядь, ФА. МИ. ЛИ. Ю. — Тэхён, не рассчитав силу, ударил Джина в плечо, даже не поднимая на него глаз, чуть ли не вскрикивая в голос, чтобы брат точно его услышал и ответил. Машину снова дёрнуло от неожиданности, Намджун тихо выругался на заднем сиденье. — Сука, ты псих? — Сокджин в ответ с силой дал младшему ладонью в солнечное сплетение, раздражаясь, крепче сжимая пальцами руль. — Чон он! Чон Чонгук, и я сомневаюсь, что ошибся.И именно я тебе понравился?
Да, я же сказал.Где?
Что где? Я не совсем понимаю, милыйГде ты меня видел?
боже и не зови меня так, это звучит дёшево
Не могу, ты же чертовски милый Кто-то, оказывается, недотрога? Со слов Джина, Тэхён ожидал немного другого, милого наивного мальчика, который поведётся на него, стоит только сказать о своей «ужасно сильной симпатии», но не тут-то было. Только прикол в том, что так всё стало ещё интереснее, разожгло азарт, отбивая последние мысли оставить всё это. — Где я мог его видеть? — и снова в ответ тишина, Сокджин прибавил музыки, пытаясь не реагировать на чужие вопросы, полагая, что от него отъебутся на оставшиеся двадцать минут пути до города. — Сокджин-а, — протянул Тэхён, склоняя голову, выжидающе глядя на водителя. — Ответь мне, плиз. Мне нужно знать, где я мог его видеть. Где вы с ним виделись? Ало, бля! — Снова нетерпеливо прикрикнул, совершенно теряя терпение. Ему жгло поскорее продолжить своё развлечение, а не тратить время, вытягивая дебильные односложные ответы из старшего. — Ебать, Тэхён, с тобой всё окей? Я веду машину, отъебись от меня на полчаса, пожалуйста. — Где. Мы. Виделись? — Не ебу. На вечеринке у Лин. Это наша с Хоби знакомая, он был там пару раз. Задашь ещё хоть один вопрос, и я тебя высажу посреди трассы и мне будет насрано сколько тебе идти до дома, — Тэхён на это лишь махнул рукой, не удосужившись сказать даже спасибо, ловя глазами новое всплывшее сообщение.Что, забыл где виделись?
На вечеринке у Лин.Ты её друг?
Я знаю практически всех, кто у неё бывает.
А меня вот не знаешь. Ты тогда был так увлечён разговором с каким-то длинным симпатичным парнем Ким боковым зрением очертил силуэт брата, задерживаясь на его точёной линии челюсти, припухлых и аккуратных губах, длинных тонких пальцах на руле; сжал челюсть, поджимая губы. Сокджин и правда красивый. Самооценка мерзко кольнула в висок.Ты осуждаешь или что?
Нет, завидую И в этом сообщении есть какая-то странная доля правды. Сам Тэхён на фоне брата часто терялся, выглядел маленьким, неухоженным и недостойным, что ли, по крайней мере, он так считал. Сокджин всегда превращался в центр внимания, стоило ему где-то появиться. И даже при всей огромной любви к брату, неприятное чувство жгло затылок, гаденько нашёптывая: «а вот тебе таким, как он, не быть, прикинь?» Хотелось, чтобы ты тоже смотрел на меня с таким обожанием Чтобы у тебя горели глаза и щёки, мммБред какой-то. Я не смотрел на него так.
Забавно, как даже без имен, тот парень, Чонгук, да? С лёгкостью понял, о ком идёт речь, хотя он никак не обозначил, когда это было и кто был тот парень. О, мне можешь не рассказывать, я видел, как ты был готов с ним уйти в любой момент А это уже не шутка, а открытая язва. Причём этой язвой он никого, кроме себя самого, не задевал, начиная заводиться, мельком вспоминая и приписывая этому парню тот взгляд, который когда-то очень давно видел у девушки, что ему нравилась. Которой нравился его старший брат. А со мной бы пошёл?Завязывай. Я далеко не такой.
Если это шутка какая-то, то советую тебе заглянуть и зарегистрироваться на портале с анекдотами, хоть научишься чему
А ты ещё и немного дерзкий, люблю таких. Давай просто познакомимся? Тебе понравится, обещаю.Кто ты вообще?
Меня зовут Тэхён. Мне 24. Хорош собой, хорош во всем, if u knowЗнаешь, излишняя самоуверенность не красит человека ни черта.
И ты как-то не производишь впечатление хорошего парня.
Просто ты меня ещё не узнал.Блять, я знаю таких, как ты. Считаете себя победителями по жизни, ахуенными ловкачами настолько, что любая или любой тебе даст, стоит слегка поиграть бровями, будто все вокруг падки на вот такие мужланские тупые подкаты. А в итоге, внутри гнильё и неспособность полюбить хоть кого-то, кроме мнимо-пиздатого себя. Компенсация комплексов и недолюбленности в виде желчи к окружающим и желании чувствовать своё превосходство. Такие, как ты, пользуются людьми, чтобы не чувствовать себя совсем уж жалкими.
— Хуясе, — в голос озвучил собственные мысли Тэхён, округлив глаза, уставившись в блёклый серо-белый экран, второй раз перечитал чужие слова, сглатывая вдруг отчего-то вязкую слюну. Его что, сейчас осадили? Типа… Пара сообщений, чтобы какой-то левый тип провёл сравнительный анализ и составил его психологический портрет быстрее, чем тот хер, к которому он ходил пару лет назад, в надежде проработать внезапные вспышки агрессии и депрессивности? Не, нихуя, это бред, это не про него. Усмехаясь, он снова — сколько уже можно — хлопнул Сокджина по плечу. — Срочно. Как он выглядит? — Твою мать. — Не надо, она и твоя мать тоже. — Ты вот что за дерьмодемон-то такой, скажи? Зря мы, кажется, тебя в детстве пиздили сильно. Точнее жаль, что не пиздили сильнее, — Уже спокойнее выдохнул Джин, смотря по зеркалам, въезжая, наконец-то, в город, думая о том, что через какие-то считанные десять минут высадит этого говнюка из своей машины и побудет в тишине. Он его, конечно, любит, но сегодня — заебал. — У него длинные чёрные вьющиеся волосы, карие глаза, хорошее телосложение, но он прячет его за растянутыми оверсайз худи и рубашками, смеётся забавно. Мне проще тебе фотку показать, ща, — Сокджин сунул руку в карман, не успев достать телефон, как его прервали. — Не, не надо. Мне поебать, как он выглядит. Этого достаточно. Спасибо, братик, — он на секунду улыбнулся, уже набирая очередной текст. — Мне, кажется, мы породили монстра. В кого он такой дикий? — Кинул Джин через плечо, заставляя Намджуна отвлечься от книги и на полминуты призадуматься. — Мы всё-таки зря его вниз головой в детстве к дубу привязывали, — тихо подытожил самый старший, разводя руками и потирая затылок. — Зря мы его не закопали за сараем, когда ему стукнуло четырнадцать, — рассмеялся Джин, выруливая на нужную улицу. — Да ты что, слушай, я думаю там, как кладбище домашних животных, он бы выбрался и ещё бы сильнее доебал, — картинка, как чумазый брат вылезает из могилы, как все те пушистики из истории Кинга, слишком хорошо представились, что Джун даже передёрнулся, усмехнувшись. — Может мы его просто недолюбили? — Скорее перелюбили. — Я просто наблюдаю за его вот этими шутками и вопросами, и мне страшно становится. Бедный пацан. Ладно, я уже боюсь во всё это дерьмо теперь лезть. Если что, я его не знаю и от родства откажусь. — Я всё ещё здесь и вас, придурков, слышу, — оскалился Тэхён, совершенно не придавая значения их словам. Это давно стало в порядке вещей и не было чем-то обидным. Что-то из привычной манеры их общения. Взаимный и многолетний лав/хейт, присыпанный шутками трёх слабоумных. Всё, как у обычных семей. И если в вашей не так, то… Скучно, наверное. Тэхён попрощался с братьями, когда машина затормозила около его подъезда, кинул слащавое, но искренне-нежное «целую, идиоты», и принялся подниматься к себе, всё так же не отрываясь от телефона. Маленький, я ещё не расчехлил свои подкаты. Да мне они и не нужны. Ты просто мне понравился, не могу спокойно спать уже несколько недель, думаю о твоих мило вьющихся тёмных волосах и таких тёмных глазах, как небо над ночным Парижем Мне кажется, они бы потрясающе-идеально блестели в полумраке спальни. «Бля-я-я» — тихо себе под нос протянул Чон, закатывая глаза, тяжело вздыхая и роняя голову на грудь. Почему такое говно всегда происходит именно с ним? Что в его жизни в какой-то момент пошло не так, что вместо нормального общения, даже хоть и с незнакомцем, он вынужден терпеть такое пренебрежительное отношение к себе? Это злит, это раздражает, это удручает. Настроение последнюю пару дней и так было не ахти, а всё это, кажется, подливало масла в огонь. Чонгук, нахмуриваясь, ещё полминуты глупо смотрел в телефон, а затем быстро набрал сообщение одной рукой, второй помешивая овощи в сковородке.—
Послушай, Тэхён, или как там тебя? Ты че, думаешь с дегенератом общаешься? Я, по-твоему, должен от этих приторно-кринжовых подкатов как девчонка потечь? Ну тогда ты либо тупой ущербос, либо тупой ущербос. Что вообще не так с людьми? Типа, камон, блять, романтика уже вообще не в чести и люди реально вот так знакомятся и флиртуют? А узнать человека для начала хоть чутка, прежде чем хуйню написывать с намёками на секс? Омерзительно.
Кожа зудела от раздражённости, хотелось плеснуть кому-нибудь в лицо раскалённым маслом, но он быстро подавил в себе эту краткую вспышку гнева, блокируя телефон и закидывая его в карман домашних штанов, возвращаясь к приготовлению ужина. Наплевать на того парня, на всё наплевать. Кто тот вообще такой, чтобы Чонгук из-за него переживал? Ноунейм тип, который возомнил себя слишком крутым. Он прогоняет от себя дерьмовое липкое чувство неприязни, переворачивая кусочки говядины, посыпая их перцем. Шкворчание на плите немного успокаивало, так же, как размеренная музыка, доносящаяся из телевизора в гостиной и тихая болтовня Юнги с Хосоком по телефону. Он неспешно скользил по кухне из стороны в сторону: выхватывал с полок тарелки, подцеплял столовые приборы, выкладывал рис в небольшие плошки, доставал из холодильника кимчи, нарезал немного свежих грибов, выкладывал поджарившееся мясо на большое блюдо. Быстро поужинал, с желанием скорее лечь почитать что-нибудь или посмотреть сериал. Уже доев, споласкивал свою тарелку, когда в кухне появился Мин, держа перед собой телефон, направляя на него камеру. — Отвечаю, Хоби, когда-нибудь этот лохматый бич уже пострижётся, but not today, not today, maybe tomorrow, — он тихо хихикнул, по ту сторону камеры послышался лёгкий вздох с усталой усмешкой. Юнги осмотрел стол с приготовленной и для него порцией ужина и, довольно морщась, упал за стол, схватился за приборы, начиная засовывать в рот говядину. — М-м-м, кайф, вкуснота. — Ну вот чё? Вот чё ты до меня доебался? А? — для Чонгука его слова стали последней каплей. Единственной маленькой крупицей, что упала в песочные часы и заставила их лопнуть. Обида перелилась через край, заставляя его всего сжаться. Он кинул в раковину тарелку, выключая воду, стянул перчатки, звонко шлёпая ими о столешницу, бросил другу сухое «не за что», косясь на всю еду на столе и спешно удаляясь в своей спальне, хлопая дверью, оставляя Юнги недоумевать и глупо пялиться в камеру на Хосока. Чон запер дверь изнутри, садясь около неё и утыкаясь лицом в колени. Ему пиздец, как обидно. До слёз, если быть честным. Он поджал дрожащие губы, обнял сам себя, тихо всхлипывая. Заебало всё настолько, что хочется спрятаться и больше никогда никого не видеть. У него складывалось ощущение, что он живёт либо в аду, либо в каком-то комедийном шоу для умственно отсталых, где он главный клоун, умеющий смешить публику лишь причиняя себе увечья. Дверная ручка несколько раз дёрнулась над головой, а Чонгук машинально сильнее опёрся на дверь, будто даже с закрытым замком она всё равно может распахнуться. Он не хотел никого видеть. — Ну ты чего? — раздался тихий голос из-за двери. — Чего ты заперся? Ты же знаешь, что я это не со зла, — Юнги и правда звучал взволнованно, ему немного стыдно. Он совершенно не ожидал, что друг психанёт из-за обыденной и уже давно привычной подколки. Но всё бывает в первый раз. Да и терпение ни у кого не резиновое. — Да заебало, серьёзно, — взорвался Чон, бормоча себе в колени, шмыгая носом. — Я как мальчишка для постоянного битья. Я не понимаю, хули со мной не так, а? — он повысил голос, поднимая лицо и утирая влажные дорожки на щеках. — Я пытаюсь, как лучше, правда. Всегда добрый со всеми, всегда пытаюсь помочь, поддержать, с открытой душой ко всем, а меня лицом в грязь макают все, кому не лень, даже близкие друзья. Все вокруг считают, что я странный, тихий, забитый какой-то. Почему? Что я не так делаю? — это риторический вопрос, он не ждал на него ответа, но всё равно затих на полминуты, слыша, как за стеной Мин переминается с ноги на ногу, словно пытаясь подобрать слова. — У меня будто на лице клеймо идиота, который всё стерпит, которого можно пнуть, а он всё равно будет улыбаться. Ну не повезло мне с характером, ну вот такой я «ненормальный», но я не человек что ли, блять? Со мной нельзя просто хотя бы дружить? Чтобы без унижения. Я не говорю уже о том, чтобы полюбить… — слёзы с новой силой покатились по лицу, он закрыл лицо ладонями, морщась, хватая губами воздух, чтобы успокоиться, в носу защипало так, что захотелось завыть во весь голос. — Гу, прости, я… — Юнги присел напротив двери, рассматривает свои ладони, щеку изнутри покусывая, ему хотелось сквозь землю провалиться, самому вдруг так паршиво стало из-за того, что обидел друга, ляпнул и даже не подумал, что это могло зацепить. — Мы же… Мы всегда с тобой так общались, я не знал, что тебя это задевает. — А хоть кто-то что-то о том, что я думаю и чувствую на самом деле, знает? — прохрипел Чонгук, глубоко дыша, пытаясь не звучать совсем уж жалко. — Да всем поебать. У меня просто смешное или грустное ебало. Вечеринку устроить, ты же один живёшь? Окей. Денег занять? Пожалуйста. Не можешь вернуть? Ну ладно. Погулять где-нибудь, пока друг привел домой парня или девушку? Без проблем, я ж всё понимаю. Только вот меня почему-то никто понимать не хочет. Что-то надо — Гук, а как сесть и просто поговорить со мной, захотеть узнать, как у меня дела, по-настоящему, а не для галочки, узнать, что меня волнует, почему я бываю грустный или замыкаюсь в себе — нахуй никому не надо. Не помню уже, когда последний раз просто разговаривал с кем-то, отвлечённо, ни о чём, и чтобы меня слушали. Я же тоже хочу быть важен хоть кому-то. Чтобы меня видели. А если меня никто не видит, то я и не существую по сути. — Ты же знаешь, я всегда рядом. Почему ты не говоришь мне о том, что тебя тревожит? — Как-то так у нас сложилось. Мы ещё в школе условились друг другу в душу не лезть, помнишь? Ты говорил, тебя не надо на разговоры выводить и ни о чём спрашивать, ты свою боль сам в себе перевариваешь, тебе хуже, если наоборот. А я… Ну я молчу, потому что не хочу грузить тебя и всё портить. Кому нужен депрессивный друг? Вот я и улыбаюсь всему и всем, всегда счастливый вроде, но снаружи только. — Как кому? Мне нужен. Боже, Гу, это же было так давно. Ты что, ты всё это время молчал просто из-за той по-дурацки брошенной фразы ещё в юности? — Да. — Ты такой придурок. — Прости, что тебе не повезло с другом и достался я. Я всегда пытаюсь смеяться, шутить, подкалывать в ответ, чтобы тебе было комфортно рядом со мной, чтобы ты улыбался и чувствовал себя легко. Но я просто… Я не всегда выдерживаю. — Чонгук, господи, блять, что ты говоришь? — Мин схватился за волосы, ошарашенный, пододвинулся ближе к двери, чтобы его точно хорошо слышали, и заговорил медленно, успокаивающе, как-то по-отцовски тепло. — Тебе не нужно быть комфортным, дурачок. Кто тебя вообще заставил так думать? Я буду твоим другом, даже если ты превратишься в депрессивно-агрессивного козла. — Как же не нужно? Если тебе будет неприятно рядом находиться, ты не захочешь оставаться, и это нормально, я могу понять. — Котёнок, — непривычно ласково позвал Юнги, а у Чонгука внезапно сердце от тоски сжалось. Он не привык к нежности в свою сторону. — Ты не должен понимать! Не должен понимать, если кто-то не хочет быть рядом, терпеть и оправдывать этих людей. Делая «удобно» другим, страдаешь только ты сам. А кому это нужно? — Мне, — захлёбываясь слезами, выдавил Чон. — Мне нужно. Так лучше, чем одному. — Открой дверь, пожалуйста, — Юнги встал с пола, снова дёргая ручку, перехватывая с тумбочки большую чашку, которую принёс с собой ранее. — Я принёс тебе чай с малиной. — Не хочу, чтобы ты меня видел. — Я тебя каким только не видел. Думаешь испугаюсь твоих слёз? Открывай, либо я сейчас её сам с ноги вынесу и задушу тебя объятиями. — Ладно, сейчас, — сделав несколько глубоких вздохов и встряхнув головой и размяв ноги, Чонгук поднялся с пола, повернул замок и отошёл вглубь комнаты, падая на диван, подтягивая под себя ноги. Он сам не ожидал от себя внезапно накатившего приступа жалости к себе, просто как-то всё разом навалилось за день. Не очень приятный клиент на работе, этот из ниоткуда взявшийся незнакомец, который решил подкатить, как к куску мяса, явно разглядев в нём лёгкую добычу, Юнги со своими вечными не самыми добрыми подколами — подкосило и ударило, куда было нужно. На самом деле обычно он никогда себя не жалеет, не жалуется, да и вообще об этом не говорит, и так вроде нормально живётся, но… Вот так. Юнги отставил на тумбочку ещё горячий чай, присаживаясь рядом, потягивая друга на себя, вынуждая упасть и уткнуться ему в плечо носом. Тот шмыгнул ещё раз, обнимая чужое плечо. Так теплее, так ощущение, что нужен и понят вдруг. Мин тихо сжал чужое бедро, подтверждая, что он рядом, что можно просто помолчать. Пока Чонгук приходил в себя и успокаивался, Мин намыл и принёс ему немного клубники, расчесал волосы, сделал маленький хвостик на затылке, наблюдая за тем, как друг веселеет и снова походит на себя. Давно уже перевалило за полночь, когда он, наконец, от него оторвался, отвлекаясь на входящий звонок. — Смотри, какой милый, я сделал ему хвостик, сидит грызёт клубничку, как кролик, — Мин прибавил звук, отходя к двери и поднимая камеру на Чонгука, который уставился в какую-то лёгкую комедию на ноутбуке. Хосок. Снова Хосок мило рассмеялся по ту сторону телефона, посылая задорное «Привет, Чонгуки! Спокойной ночи, Чонгуки!». Чон помахал в камеру и кивнул другу, будто давая разрешение тому уйти к себе, подтверждая, что он в порядке. По крайней мере точно будет. Когда дверь тихо прикрылась, где-то в брюках снова завибрировал телефон, про который он уже успел забыть. Эм, прости меня, правда. Я не… Завалившись на диван посередине квартиры, даже не удосужившись раздеться, Тэхён несколько минут пораскинул мозгами, достаточно быстро приходя к тому, что играть, как обычно, по правилам с этим парнем не получится. Он, оказывается, нежная холодная принцесса, которая мечтает о романтике, и принце, что будет обхаживать, внимательно слушать неинтересные разговоры и изображать влюблённость только от чужого вздоха? Что же, как говорится, техническое задание не из банальных, но зато придётся применить все свои навыки, смекалку, немного постараться, зато это должно быть ново, увлекательно, и хороший «кейс в портфолио», как бы цинично это ни звучало. Подложив под голову подушку, нащупав пульт рядом с диваном, Тэхён врубил негромко телевизор, чтобы хоть что-то играло фоном, открыл бутылку пива, которую перехватил ранее по дороге до дивана, и принялся строить свою «новую» личность неловкого смущённого парня, который начал не с той ноты. Подходило идеально. По его мнению, это должно было сработать. Чонгук, я не хотел тебя обидеть. Я сожалею. Просто я немного, а если честно, много, переволновался, и как полный идиот подумал, что будет забавно и просто так подкатить. Ты посмеёшься, развеется вся неловкость и мы сможем познакомиться, пообщаться. Я дурак, прости, пожалуйста.Просто… Ты правда мне понравился, а я достаточно давно не знаю, как начать с тобой разговор. Мне очень тяжело даётся первый шаг и знакомство с кем-то, а тем более с очаровательным парнем, я эм … Извини, в общем, я дурак, я больше не буду писать.То есть вот это всё, это было притворное?
Угу, типа того Не знаю почему, я просто отчего-то решил, что тебе нравятся уверенные в себе парни и… Такие, знаешь, которые идут напролом, не стесняются себя и могут обаятьС чего такие выводы обо мне?
Ну тот парень, с которым ты болтал на вечеринке, он был именно таким. Харизматичный, горделивый, берущий всё, что ему захочется без особых усилий.Да чего ты зациклился на том парне? У тебя пунктик какой-то? По твоим словам похоже, что он тебе понравился, а не я.
Нет, я просто… Не могу объяснить.И я не мог перепутать, я смотрел весь вечер только на тебя тогда, как ты бокал крутишь и смеёшься с его шуток. Он правда так смешно шутит?Чел… Может тебе его номер дать, с ним познакомишься, а не со мной? Я сейчас уже вообще не понимаю, о чём речь.
Прости, нет, ты не так понял. Я просто сравнивал себя с ним и думал о том, что никогда не смогу быть таким, как сказать, крутым что ли, чтобы все взгляды были направлены на меня Я же говорил, что завидовал ему в тот вечер Я бы хотел иметь возможность, силы и смелость, чтобы вот так просто тоже подойти к тебе и заговорить…Ты всё ещё хочешь познакомиться?
Очень.Мы можем начать сначала? Будто я не наговорил всей этой похабной фигни? Пожалуйста.Хм. Не знаю. Впечатление, однако, подпортило.
Понимаю. Я придурок, прости.Не нужно всё время извиняться, хорошо?
Ладно, да, больше не буду, прости Бля ой Всё, я не буду, обещаюСпасибо
Я Тэхён, мне 24 года, подрабатываю веб-дизайнером и немного разработчиком видеоигр, коллекционирую виниловые пластинки, немного рисую, а ещё я не знаю, что ещё о себе рассказать. Привет, познакомимся?Нет
Тэхён чуть не задохнулся от такой наглости. Блять, что? Он только что наступил себе на горло, изображая жалкого зажатого мальчишку, чтобы что? Продолжить шутить? Это он должен чувствовать себя ведущим, заманивая в ловушку этого парня, а не наоборот. Телефон снова моргнул уведомлением, когда он уже хотел написать что-то резкое или вообще послать этого придурка.Ладно, глуповатая шутка.
Привет, Тэхён. Я Чонгук, мне 25, я уже год работаю преподавателем музыки, немного интересуюсь кино, иногда чуть-чуть пишу стихи и музыку сам, и я тоже не очень знаю, что о себе рассказать. Давно этого не делал.
Давно ни с кем не знакомился?Нет, просто никто давно ничего не спрашивал обо мне.
Почему?Не знаю, я не особо интересный человек, да и рассказывать мне особо нечего.
Думаю, это неправда. Каждый по-своему интересен, на каждого найдётся свой слушатель. Ты просто ещё не нашёл своего. Хочешь я им буду?Ты ничего обо мне не знаешь, зачем тебе мои рассказы и нытьё?
И правда? Тэхён на секунду задумался: а на кой хуй ему слушать чужое нытьё, рассказы о себе? Не слишком ли много для того, чтобы просто потроллить кого-то одним скучным унылым вечером? Ну раз начал — иди до конца, а то чего, как лох. Я же говорил, я хочу тебя узнать. А как я это сделаю, если ты не захочешь со мной говорить? Мне интересно ПравдаНепривычно, если честно. Мне всегда кажется, что я скажу какую-нибудь неуместную глупость
И хрен с ним, все иногда говорят глупости, разве нет? Главное найти в жизни человека, с которым ты захочешь эти глупости говорить. Я вообще всё время очень тупо шучуИ не переживаешь из-за этого?
Может быть иногда отчасти, а так нет. А зачем переживать? Я тот, кто я есть и не могу измениться.По-моему, это самый глупый совет
Какой?Измениться
Почему кто-то может говорить, что человеку нужно измениться? С какой стати он должен меняться? Многие даже с возрастом не до конца понимают, кто они на самом деле есть и кем хотят быть, а их уже просят поменяться. Это дико, не находишь?
Почему люди говорят, что я плох ещё до того, как я кем-то стал? Это что, первородный грех какой-то или что-то ещё?
Это же… Это отрывок из постановки Блудный сын, да?Ты…
Ты что, её знаешь?
Да! Я столько лет был в неё влюблен.Серьезно? Ты сейчас не шутишь?
Нет, а должен? Я тогда был так очарован игрой Тимоти Шаламе, его воплощением Джима — этого мальчика, наполненного сомнениями и вечным самобичиванием.Да, да и ещё раз да!
Мне всегда казалось, что я отчасти видел в нём себя. И актёрская игра в той постановке, она просто ВАУ. Трогательная, настоящая, наполненная настоящей обидой, ты ему прямо веришь.
Чонгук прикусил губу, тонко улыбаясь в темноту, освещённый лишь светом от мобильного телефона. Непонятный трепет забрезжил где-то под рёбрами, от простого факта того, что он услышал о чём-то знакомом и любимом ему.Я ещё не встречал никого, кто бы о ней знал, с кем можно было бы о ней поговорить.
Я бы так хотел увидеть её живьём, дебютом, в Манхэттенском театре.О БОЖЕ ДА! Ты умеешь читать мысли?
Хехе, нет.К сожалениюДумаешь это было бы круто?
Что именно? Читать мысли? Если ты об этом — не знаю. Мне кажется, да. Ты бы мог понять, что у человека в голове, что он думает о тебе, или какие мысли гоняет. В человеческом мозгу же бывает сокрыто столько всего гениального! Можно было бы сразу понять, кто лицемерит или врёт.А представь, если бы это нельзя было выключить? Вот вообще. Вокруг куча людей, огромный поток чужих мыслей, а кто-то ещё и рядом думает о том, что у него чешется задница
ахахах но это же забавноА ещё это давало бы тебе преимущество перед другими, и это не честно
Почему же? Можно было бы сразу отсеивать ненужных лживых людей из своей жизни, или знать, как понравиться тому, в кого влюблёнНо ты бы залезал в потаённое и глубоко личное другого человека, видел бы всех-всех тараканов, о которых бы никогда не узнал, эгоистично бы пользовался знаниями себе на пользу
Ну, если бы я, например, знал о чём думаешь ты, то мне, наверное, было бы легче тебе понравиться. А от этого бы было обоим хорошоНо это было бы не по-настоящему, как минимум для меня, не думаешь? Да и для тебя тоже. Ты бы перестал быть тем, кто ты есть на самом деле, а мне бы нравился «выдуманный» тобою человек. Это не сделает никого счастливым.
Я хотел бы полюбить человека именно таким, какой он есть, со всеми изъянами, страхами, тревогами, загонами, с его видением этого мира, погрузиться с ним в его внутренний мир.Ведь если вы на сто из ста совпадаете — это скучно, не правда ли? Вам не о чем будет спорить, нечего будет показать друг другу, нечему научить, и не показать свои миры, потому что они, ну… одинаковые?
А разве, если вы слишком разные это не будет проблемой? Как понимать друг друга?Притягиваются ведь противоположно заряженные магниты? Избито, банально, клишировано звучит, приторно и заезжено, но ведь это правдиво. Не зря же столько литературных произведений, построенных на этом простом тропе «плохой и примерный», «бедный и богатый», «агрессивный и чувствительный», «хулиган и заучка». Когда люди разные, им интереснее рядом. Это как авантюра, лотерея, в которой не знаешь, выиграешь или проиграешь. А жизнь же ведь именно этим и интересна. Своей непредсказуемостью. Никогда не знаешь, как всё обернётся завтра. Вдруг кирпич на голову упадёт?
Кирпич ни с того ни с сего никому и никогда просто так на голову не свалитсяахахахахахаааа
ну да, конечно. Только если Аннушка не разлила масло, да? Ты и Булгакова читал?
Это было мое любимое произведение в юности, между прочим! Я его раза три перечитывал лет в пятнадцать. А в двадцать два взял в руки снова и открыл совершенно заново. Тебя это удивляет?Да!
Неужели я произвёл настолько плохое впечатление?Нет! То есть да То есть нет, блин Просто я немного эээ в восторге? Что нашёлся человек, с которым можно об этом поговорить или пошутить, это круто
Я же говорил, что тебе понравится, хех Тэхён растянул губы в улыбке, понимая, что всё только набирает обороты, он втягивается во всё это целиком. Он нашёл нужные точки, за которые смог зацепиться. Интересно, что некоторые его собственные интересы и познания смогли в коем-то веке сыграть ему на руку. Хоть и не в самом благородном и полезном деле. Зато он стал ощущать душевный подъём оттого, что его оценили. Значит он не так плох. Единственное, что он пока не осознавал, что выдает чуть больше настоящего, чем придуманного, и что самолюбие тешится не от «шутки», в которую он впутался, а оттого, что в нём самом вдруг увидели больше, чем он думал показывать.Какое твоё любимое произведение?
Булгакова?Нет, вообще. Из романов или пьес, ну из литературы в общем?
Хм, я никогда об этом не задумывался всерьёзА ты не думай и ответь первое, что пришло на ум
Тогда, наверное, «Комната Джованни» Джеймса БолдуинаОго! Вау! Почему она?
Как бы объяснить… Просто нравится. Она какая-то такая мрачная, немного порочная, пропитанная атмосферой обречённости, любви и боли, безразличия, сломленности. Грязный мрачный Париж и маленькая комната, погубившая чью-то жизнь. Как у Достоевского, знаешь. Тема ничтожных людей, низких до своих потребностей и желаний. А ещё это была первая книга, где один мужчина влюблён в другого, которую я прочиталНикогда не смотрел на неё с такой стороны. Наверное, стоит перечитать.
А твоя?С не очень давнего времени это, наверное, «Зови меня своим именем».
Неожиданно или ожидаемо, не знаю. Почему она?Она с идеальным попаданием передала все мои юношеские переживания. Трепет и страх первой любви. Ощущение собственной слабости и неловкости. Когда ты не до конца понял, что за чувства ты испытываешь, но они такие сильные и яркие, что тяжело противиться. Когда злишься, воспринимаешь всё однобоко, совершаешь глупые поступки, хочешь прикоснуться, добиться своего. А потом сожалеешь. И непременно остаёшься с разбитым сердцем. И монолог отца там, это… Это то, что я бы хотел услышать в юности, хотел бы донести до всех.
Почему с разбитым сердцем? Там же есть вроде вторая часть, где они всё же вместе?Первая любовь несчастливая. А вторая книга… Я не считаю счастливым концом разлуку в десятки лет, когда изранил другому душу, заставляя жить сожалениями и воспоминаниями. Со сломанной юностью уже ничего не сделаешь. Всю книгу пронизывает это чувство того, что на протяжении почти всей жизни он не смог отпустить свою первую любовь, и не смог любить кого-то другого. Разве это счастливый конец? Погрязнуть в собственном одиночестве из раза в раз возвращаясь к прошлому? И даже их финальное воссоединение, на двух последних страницах — не исцелят и не вернут юность.
Зато там великолепнейший монолог о музыке, в который я до сих пор просто влюблён.О, бляха, да! Просто да! Откуда ты такой?
Какой?Идеальный
Засмущал, правдаА какие пластинки ты коллекционируешь?
Тэхён с разгорающимися глазами начал печатать сообщение, рассказывая о своей коллекции, перечисляя некоторые пластинки, с каким трепетом он к ним относится, с каким трудом достал некоторые из них, бегая по всем магазинам города, лазая по каким-то подпольным и вообще около законным местам, чтобы выторговать почти за бесценок драгоценную для него раннюю запись Эрика Клэптона, как чуть не подрался с каким-то парнем, который толкнул ему за, по его мнению, баснословные бабки долгожданных The Kinks, а в коробке оказалась паршивая запись группы Abba, а потом резко остановился, будто приходя в себя. Он глянул на часы, подмечая, что уже раннее утро. Они переписывались почти 4 часа. Серьёзно? Это какая-то хуйня. Ему не понравилось поймать себя на мысли, что последние несколько часов он обсуждает с этим парнем свои собственные интересы. Зачем? Нахуя? Долбоёб? Похоже, да. Брезгливо поморщившись, сбросив с плеч секундное неприятное напряжение, он тут же стёр всё, что только что написал, и набрал короткое сообщение, вырубая второй рукой телевизор. Разные. Я не заметил, что уже оказывается так поздно, я напишу тебе завтра, ок? Если честно, всё это смутило. Тэхён такого не планировал. Этот разговор, утекающий в другое русло, полностью меняющий его какую-то весомость, перестал ощущаться только шутливым. Меньше всего ему хочется раскрываться и обсуждать свои интересы — это может привести к заинтересованности? Ещё желанию поболтать? Не, ну нахуй всё это дерьмо. Он этого парня подцепил на крючок, дал, как искусный дилер, первую пробную дозу бесплатно, смог завладеть его вниманием — и достаточно. Не он должен стать тем самым обречённым нариком, который придёт за второй порцией. Теперь он уже знает, что смог очаровать, дёрнуть нужные нити в чужой голове, нужно только правильно разыграть карты и будет весело. Ему одному будет весело. Потому возвращаясь к своему частично выдуманному амплуа робкого мальчишки, всё-таки добавил: Если ты не противНе против
Я буду ждать
Спокойной ночи, Тэхён
Спокойной Чонгук улыбался, слегка закусив нижнюю губу, перебирая пальцами непослушные волосы у висков, которые выбились из хвостика на затылке. А вот ему-то, наоборот, от чего-то после этих разговоров стало спокойнее. А ещё появилось ощущение небывалой лёгкости. Он словно не говорил с кем-то вот так, обо всём и ни о чём, целую вечность. О боже, а ещё тот парень разбирается в литературе, это не может не подкупать. И день уже кажется не таким уж и паршивым, а даже как-то и совсем ничего. Он отложил телефон на тумбочку, закрыл ноутбук, на котором давно застыли титры фильма, который он так и не досмотрел, выключил ночник, пропадая в полной темноте своей комнаты, и прикрыл глаза, выдыхая вслух со смешком тихое: — Он, кажется, славный. — Он? Кто он? Где? — завопил вдруг Мин, задремывающий на диване в гостиной, уловивший чужой голос в полной тишине. Пружины заскрипели в диване, послышался тяжёлый вздох и характерные стариканам звуки трещания костей. — Знай, что я уже встал с дивана и не отъебусь от тебя. — Чонгук лишь рассмеялся, пряча лицо в сгибе локтя. Сейчас он обязательно ему всё расскажет, а, может быть, ещё пожалуется на не лучший рабочий день, а потом, как в старые добрые, сдвинется к стенке, делясь своей подушкой, засыпая, закинув руку другу на живот.***
День. Прошёл целый долгий ленивый скучный день, наполненный сухим воздухом, людьми с горящими и потухшими глазами, с чужими дрожащими от напряжения руками и слезами чьего-то сына, который проклинал своих родителей, но всё равно продолжал перебирать пальцами клавиши. День прошёл с тремя чашками холодного кофе с молоком и двумя подсохшими сэндвичами. Он прошёл в странном ожидании и мыслях об абстрактном человеке, которого будто и не существует по сути. Только имя и настораживающая лёгкость в разговоре и интересах. День прошёл в подсматривании в экран мобильного телефона, в тонкой неосознанной надежде на уведомление. Прошёл в открытии и закрытии диалога, и попытках себя остановить от слов. Он прошёл в долгой вечерней поездке по пробкам через весь город, в горячем ужине, что приготовил друг-почти бездельник — Мин. И в одном очень остром смятении: «буду ли я снова навязчив?». От этого Чонгуку не удавалось скрыться все последние два часа в половине двенадцатого ночи, лежа на диване, закинув ноги дремлющему Юнги на колени, в очередной раз пересматривая Клинику с первого сезона, тихо хихикая над шутками. Собираясь с силами достаточно долго, порываясь заговорить несколько минут, Чонгук всё же, почему-то немного надеясь, что друг уснул крепче положенного и не услышит, заговорил. — Юнни, — он дождался вялого мычания, покусывая губу и разглядывая рассеянный свет от телевизора на потолке. — Как думаешь, мне стоит написать ему первым? Мне кажется, я буду выглядеть как дурак. — Почему? Напиши, что тебя смущает? — Не открывая глаз, еле ворочая языком, выдохнул Юнги. — Ну-у, это он захотел со мной познакомиться, он начал писать, а я его даже не знаю! Как-то это, ну, блин… Дебильно. Вдруг он поболтал со мной и передумал, что я ему понравился? А я снова, как придурок, цепляюсь за совсем незнакомого человека. Не буду ли я опять навязчивым? — Чон закинул руку за голову, перебирая отросшие волосы на затылке, облизывая пересохшие губы, отчего-то жалея, что спросил. — Бля, я не знаю. Это так всё тупо выглядит, пиздец. Чувствую себя наивным и глупым. Впрочем, как всегда. Будто меня можно чутка книжками и фильмами поманить, и я уже сам буду за человеком бежать, как жалкий неудачник. Мне только транспаранта не хватает «общайтесь со мной, пожалуйста, хоть кто-нибудь, я не совсем лох». — А что плохого в том, чтобы хотеть просто поболтать? Это же ни к чему не обязывающая беседа. Напиши и не парься. — А вдруг он занят или типа того? Да ещё и ночь уже почти, а тут я со своими разговорами ненужными. Если он тоже будет меня игнорировать, будет неприятненько. Стрёмно мне, — Чонгук съёжился, как от холода, дёргая плечами, переворачиваясь на бок и уставляясь в картинку на экране. — Ты сейчас про Сокджина? — Юнги резко поднял голову со спинки дивана, хмуро заламывая брови, смотря сквозь телевизор, нажимая Чонгуку большим пальцем на костяшки лодыжек. — Угу, — без энтузиазма промычал. — Я же не тупой, понимал, что откровенно навязываюсь, просто я… блин. Не могу объяснить. Оно само работало, даже не замечал как-то, что пишу ему, да и, наверное, не хотелось осознавать и принимать тот факт, что я дурачок. — Джин падла! Как дал бы ему смачный чапалах, только он же меня потом воткнёт. — Не, он хороший парень. Его что ли вина, что ему, ну, не интересно со мной просто? Это нормально и естественно. Каждый сам выбирает себе круг общения и имеет на это право. Мне просто нужно ещё немного повзрослеть, — Чонгук убрал за ухо выбившуюся прядку волос, а потом, одёрнувшись, снова накинул её на ухо, приглаживая волосы, подобрал ноги поближе к груди, задумываясь на полминуты. — Повзрослеть и принять, что такое бывает, и перестать каждый раз расстраиваться, если я «не подхожу». — Ты, как ты выразился, подходишь мне, — Юнги выдернул одну ногу Чонгука обратно, укладывая себе на колено и наминая икры, как шкурку кота, сжимая и оттягивая кожу. — Ага, — рассмеялся внезапно Чон, пытаясь выхватить свою ногу, пиная второй друга по коленям, вынуждая улыбаться. — Особенно, когда даю поюзать свой синтезатор и жарю тебе мяско. — Бля, ну ты же идеальный мужик! Выйдешь за меня? — Юнги быстро стянул с указательного пальца кольцо, придерживая его большим и средним, протягивая другу, который так же быстро его схватил, и напялил на палец, разглядывая. — Но вообще я в другом смысле… — Да я понял. Просто, ну это немного другое всё-таки. Я не могу поболтать с тобой, например, о Флобере. Ты не будешь смотреть со мной старые французские фильмы или пищать от очередной экранизации от Гая Ричи. — Слышь, не надо, — Юнги вскинул палец, грозно направляя его на Чонгука, покачивая им и прищуриваясь. — Я люблю Ричи. Я с тобой, между прочим, Большой куш раз пять смотрел! — Я утрирую, угу? Ты мой самый близкий и лучший друг, но у нас расходящиеся интересы, которыми тоже хочется с кем-то делиться. Обсуждать, шутить дурацкие понятные друг другу шутки, делиться новостями. — Короче, пошли все в жопу, напиши этому парню и поболтайте о вашем «высоком», раз простой смертный Мин Юнги слишком глуп для интеллектуальных разговоров сеульской богемии. А если он, пиздюк, будет сливаться — ты придёшь ко мне, и я посмотрю с тобой всю старую французскую хрень, какую захочешь! — Готовь очко, — Чонгук хлопнул себя по коленям, внезапно принимая вертикальное положение и обхватывая друга руками, злобно шепча тому на ухо, — если ничего не выйдет, ты уже не отмажешься. И даже Хо тебя не спасёт. — Слышишь, пацан, — в пустоту завопил Юнги, складывая руки в мольбе, — кто бы ты там ни был, прошу, боже, не заставляй меня смотреть весь вечер, как он ноет под Любовников с нового моста, спасибо, пожалуйста. — А как я ною, посмотришь? — вдруг из прихожей закричал Хосок, у которого (какого вообще хрена?) сегодня оказались запасные ключи от их квартиры. Ощущение, что скоро они будут жить втроем. Старая женатая пара и Чонгук, как их сын. От этой мысли Чон скривил лицо, встряхнул головой и протянул заунывное «я-я-ясно», намереваясь слинять к себе в спальню.***
Кстати, после недавнего разговора с тобой, я порылся в своих старых вещах и нашёл две отцовские пластинки. Они так приятно пахнут.
Чонгук всё-таки написал ему. Он несколько часов перед сном думал, какой найти повод, о чём заговорить. Утром несколько раз набирал пресловутое «привет», «как дела», «а ты читал Мальро?», «ты так и не ответил какие пластинки коллекционируешь», и каждый раз стирал, пряча телефон и ощущая себя неловким. И только последнее сообщение заставило его задуматься. Бинго. Вытащив из небольшой кладовки своего кабинета большую коробку старых вещей, которые он не разбирал с переезда, и бог знает, почему вообще хранил на работе, он нашёл среди старых пиджаков, книжек, всяких сувениров и ненужной мелочевки пару пластинок. Чем не хороший и ненавязчивый повод завести разговор? Ответа долго ждать не пришлось. Он попал в яблочко, сразу порождая интерес. О, фига, круто! Они наверняка ещё и какие-нибудь старые?Хмм, написано 1976 год.
О-о-о. А что за исполнители?Одна «white album» The Beatles, а вторая выглядит чуть поновее, Fleetwood Mac.
ЧТО? ЧТО БЛЯДЬ ЧТО БЕЛЫЙ АЛЬБОМ 76 ГОДА? Честно? Я похоже сейчас от зависти умру. Тэхён даже работать бросил, отъезжая на стуле от рабочего места, чуть ли не начиная вопить в голос. Он сделал несколько глубоких вздохов, пытаясь успокоиться, а потом всё-таки не выдержав, в голос заголосил на всю квартиру: «Ну почему он, а не я? Почему?». Пластинки были всё-таки достаточно большой его слабостью, на которые он без колебаний тратил почти любые деньги, с которых сдувал пылинки, мог часами рассматривать отложенные в корзине альбомы, ожидая зарплаты, чтобы сразу же всю спустить. И Чонгук очень метко попал именно туда, куда целился. Господи, Ким был готов сделать лучший в своей жизни минет за белый альбом семидесятых годов. Хотя нет, ладно, он бы соврал. Сосёт этот молодой человек только за Keane — Dirt, которая вышла тиражом в десять тысяч копий и только в Великобритании, и заполучить её ему так и не удалось. А может… Может получше втереться к нему в доверие и выцыганить эту пластинку? Великолепный план, Тэхён. Просто ахуенный. Как сказал бы Лебовски, надёжный, блядь, как швейцарские часы. Только, как его реализовывать, хер знает.Он редкий?
Нет, не то чтобы, его сейчас можно купить почти в любом магазине винила, но перевыпущенные, новые. А у тебя семидесятых годов, это совсем другое…Почему?
Ну ты же, преподаватель музыки, должен понимать, что звучание совсем-совсем разное! Прямо катастрофически. Все шероховатости, затёртости на старой пластинке дают шум, потрескивание, запись менее чистаяА, понял о чём ты. Я просто последний раз слушал музыку через проигрыватель, когда мне было, кажется, лет десять и уже давно не помню это чувство.
Это божественно! Слушать через проигрыватель же отдельный ритуал, отличающийся от «воткнуть наушники». Его нужно открыть, включить, проверить иглу, выбрать, что хочешь послушать. И на нём нельзя же пропустить или переключить песню, ты слушаешь не отдельную какую-то композицию, а весь альбом. Это как культура питья: можно накидаться в салат дешевым вискарём, а можно накрыть стол, подготовить закуски, чинно пить из красивых рюмок или бокалов.Блин, в этом реально что-то есть. Музыка же она по-разному воспринимается в разной обстановке.
Да! Если создать нужную атмосферу, особенную, то даже прослушанная тобою сотню раз песня может внезапно заставить плакать или чувствовать себя влюблённым.Мне всегда думалось, что музыка она же, как якорь, так же, как и запахи. Она цепляет, возводит вокруг тебя мир. Стоит услышать что-то из детства, и ты снова будто там, со своими друзьями, гоняешь мяч по двору, или снова сидишь на крыше поздно вечером со своей первой любовью, фантомно ощущая все те чувства, что испытывал. Это удивительно.
Ты поэтому стал заниматься музыкой?Отчасти да. Как там было? Музыка не даёт ответов на вопросы, которые я не знаю, как задать? Она помогает понять, чего я хочу. Какие чувства внутри меня стремятся выйти наружу. Она пробуждает, а ещё напоминает почему ты можешь быть способен на любовь.
Ты когда-нибудь слышал посмертный ноктюрн Шопена? Он исполнялся в фильме «Пианист». Это… Мелодия, всего лишь простое сплетение нот, вызывает бурю в душе, выворачивает её, заставляет задыхаться от не твоего, но какого-то глубокого горя. А Макс Рихтер, который дарит и рисует целые миры. А Riopy? Ты когда-нибудь слышал Riopy? Слушая его, ты чувствуешь фантомную влюблённость, в отсутствии настоящей.
Sound: RIOPY — Carousel of Memories
А ещё от чего отчасти? Тэхён на секунду выплыл из разговора, испугавшись внезапного лая собаки под окном, а затем глянул на только что отправленное сообщение. Он что, правда искренне интересуется? Прошлым этого парня? Снова? Что?Из-за мамы. Она работала декоратором в оперном театре. Часто таскала меня маленького на какие-то репетиции и представления. Я там тогда ужасно влюбился в оркестр. В то, как дирижёр умело управляет труппой, как расставляются акценты благодаря инструментам, и мне захотелось связать свою жизнь с чем-то похожим. Но не сидеть на заднем ряду оркестра или на сцене за роялем, а дарить музыку людям как-то по-другому. Вот и вышло, что, преподавая, я могу рассказывать, открывать для других удивительный мир, оставаясь, так скажем, в тени.
Разве не хотелось бы блистать на сцене? Чтобы толпа обожала, подпевала или просто слушала твою музыку? Чтобы о ней знали не несколько человек твоих студентов, а вся страна, а то и мир?Не знаю. Это не для меня, я думаю. Это тяжело и страшно. Я хотел бы всего лишь дарить любовь, музыку и свои мысли, но быть звездой… Эта участь вечного осуждения, оскорблений, сплетен, слухов и напоминаний, что я бездарен. И даже имея самые чистые намерения, играя от души, не делая никому зла, всё равно найдётся тот, кто скажет «твоё творчество говно, умри».
Ну и насрать на таких людей, боже! Обиженные, обделённые, завидующие. Этот мир вообще, в целом, полон желчи и грязи, и что, сдаваться ему и трепетать? Бросать свою мечту или цель?Мир и правда болезненный, и мрачный, вокруг много ублюдков, что только и мечтают оскорбить тебя, задеть, унизить, высмеять, пошутить, теша свое ЧСВ. Просто у меня склад характера такой, стыдно или не стыдно признавать, но я достаточно ранимый человек, сомневающийся, неуверенный, постоянно рефлексирующий. Тяжело переживающий любой негатив и нападки. Помню, в средней школе девочка из параллельного класса сказала, что у меня некрасивые уши. Фиг знает почему, но вот ей просто не понравились мои уши. Я тогда думал об этом четыре месяца, а сейчас, уже с возрастом понял, что ещё тогда у меня из-за этих слов развился комплекс. Понимаю, что уши у меня, блядь, нормальные, как у всех людей, не гигантские и не торчащие, да даже, если бы и так, но всё равно некомфортно.
Мерзкий холодок пробежал по рукам, оседая где-то в районе затылка. Тэхён ощутил подкатывающийся глас совести, который зачастую пытался сам в себе заткнуть, и это работало, но не в этот раз. В этот совесть бритвенно-острым лезвием прошлась от висков к затылку, полосуя позвоночник до самой поясницы. Опоясало пренеприятнейшее чувство собственной низости. «Блядь, я, похоже, ублюдок» — набатом отзывалось где-то в мыслях, когда он совершенно неосознанно набирал сообщение, которое только позднее покажется ему почему-то стрёмным. Уверен, у тебя красивые ушки.Это самое милое, что я слышал
Из-за этого ты носишь длинные волосы, из-за ушей?Мне кажется неосознанно, но да, мне так комфортнее. Друг постоянно угорает, что поймает меня и подстрижёт, что я как Леннон в его «ёбнутые» годы, но мне нравится
Мне тоже нравятся длинные волосы, это красиво. И их всегда хочется потрогать, запустить ладонь. А если ещё волосы вьются, то кудряшки так забавно наматываются на палец.А меня всегда раздражали вьющиеся волосы
Я думаю, они очаровательны. Чонгук давил в себе улыбку, откинувшись на стуле и накручивая на палец упомянутые кем-то другим волосы, оттягивая прядь, разглядывая её, разглаживая. Кто-то сказал, что у него очаровательные волосы? Это греет. Это заставляет десятки маленьких бутонов распускаться от желудка к лёгким, опутывая их тонкими стеблями, селя странную и опасную надежду. Пока непонятно какую, но надежду. Быть увиденным. Наконец-то быть увиденным другим человеком. Когда пришло следующее сообщение с вложением и подписью «у меня сейчас тоже относительно длинные волосы», Чонгуку с размаху спицу вставили между третьим и четвёртым рёбрами. Губы приоткрылись на вдохе. На него с маленького экрана мобильного телефона смотрел невозможно, по его мнению, красивый юноша. Длинные влажные волосы, открытый лоб и пара спадающих на него чёрных прядей, медово-горчичная кожа, тёмные глаза. Это… Это походило на неправду. Это глупый розыгрыш. Самое забавное, что всё это, кроме фотографии, и правда началось, как чей-то розыгрыш.БЛЯДЬ! Чего? Ну нет… Нет. Это же не твоя фотография.
Лол. Что? Моя.Я не верю. Ты слишком.
Ну как сказать… Боже. Слишком красивый для человека, которому мог понравиться я? Для человека, который может мне писать, ещё и разговаривать о книгах, фильмах, музыке и прочей фигне, которая мне нравится, а всем вокруг нет. Это же просто из интернета фотка, да? Хочу знать, как ты выглядишь по-настоящему.
Ещё одно фото с подписью «так правдоподобнее?» со смешным лицом, а за ним второе, ещё более нелепое и совсем не похожее на искусное селфи для соцсетей, такое, которое шлёшь близким друзьям, уже совсем и давно не стремаясь показать себя не с самой выгодной стороны, в ответ на «всё ещё не верю».Я не знаю, что сказать.
Написать Чон Чонгук на лбу, чтобы поверил?Не, не, я поверил, просто… Повторюсь, я не верю, что мог понравиться тебе. Ты очень, не хочу говорить избитое красивый, но да. Как ненастоящий. У тебя такая крохотулечная родинка на носу, такая милая.
Жуть, чего-то я разволновался. Не умею делать комплименты, хотя очень хочется.
А я не умею их принимать, так что не переживай из-за этого. На одном конце этого странного диалога Тэхён чувствовал непонятное для него учащённое сердцебиение и тепло, расползающееся над солнечным сплетением, списывая это на приступ ранней тахикардии. На другом — тихо кричал в себя, разглядывая чужую фотографию, прикрыв ладонью рот, Чонгук, мысленно предостерегая себя. Зная, что это становится опасно. После такого — опасно. Потому что он знает себя, давно изучил, и это… будет либо самая большая в его жалкой жизни удача, либо чертовски больно.Почему не умеешь?
Мне кажется, тебе должны часто говорить, что ты очень привлекательный и обаятельный.
Не знаю. Это странно, наверное, и мне это в себе очень не нравится, даже к психологу ходил с этим вопросом. Я, как и многие люди, люблю и нуждаюсь в похвале, в одобрении со стороны других, мне приятно, когда меня любят, очень приятно, поддерживают, но реагировать на это я совсем не умею. Прямо вот дно в этом. Внутри всё кричит, вопит от радости, хочется то ли улыбаться, то ли заплакать, обнять кого-то, выразить так много того, что внутри и отчего неимоверно распирает, но я могу только сказать спасибо или отшутиться. Из-за этого порой мне кажется, что люди считают меня высокомерным или черствым.Просто, потому что ты не даешь нужную или ожидаемую ими реакцию?
Типа того.Это достаточно забавно. Думается мне, что именно из-за того, что меня таким видят, я в такого человека и превращаюсь. Согласись, зачем кому-то что-то пытаться доказать, если проще сказать «да, вот такой я ушлёпок, не нравится — катитесь к чёрту»Но ты же не такой
Почему ты так думаешь? Ты совершенно меня не знаешь. Порой я уебок, который не видит дальше своего носа.Носа с чудесной родинкой.
И вот я не знаю, что ответить, хотя я буквально, похоже, расплываюсь в улыбке.Божечки. Ты не обязан отвечать, достаточно уже того, что я знаю, что ты улыбнулся.
А отвечая на твой вопрос — не обязательно знать о человеке всё, чтобы понять какой он. Бывает дружишь с кем-то настолько долго, что даже уже не помнишь свою жизнь до него, делишься всем, а потом наступает такой момент, когда понимаешь, что вообще ни хрена до этого дня не знал, и человек перед тобой совершенно не тот. А бывает наоборот — достаточно даже пару часов пообщаться, чтобы узнать, что у другого в душе. И потому как и что ты пишешь, что тебе нравится, о чём ты думаешь, мне ты не кажешься высокомерным и гниющим внутри. Скорее, может, человеком, что прячет весь свой огромный внутренний мир, натягивая фарфоровую маску, чтобы не ранили.
Прости, если не в тему и лезу не в своё дело, делаю неправильные выводы. Сам не люблю, когда меня анализируют.
Да нет, всё нормально, я думаю… Ты прав. Проблема только в том, что у меня ощущение, что я сам начинаю с этой маской срастаться, и не могу понять хорошо это или плохо. Я третий ребёнок в семье, и обычно считается, что младший самый залюбленный, его окружают вниманием, носятся с ним, а мне, наверное, как-то с этим не повезло. Братья всегда меня любили и защищали, но и много подшучивали в детстве, могли посмеяться или подколоть насчёт увлечений. Не злостно, ничего такого, но оно отложилось. Хорошо так отложилось, что не хочет уходить. И со временем я перестал делиться хоть чем-то личным, потому что каждый раз боюсь быть обсмеянным. Тогда они были молодые и не понимали, что ранят меня. Да и, если честно, я сам этого не понимал. А сейчас, порой, я притворяюсь тем, кем не являюсь, потому что стараюсь держать лицо, соответствовать им обоим. Сильным, статным, успешным и самодостаточным мужчинам. Но выходит это из рук вон паршиво. Я всё равно остаюсь каким-то неказистым и словно юродивым.Нужно иметь достаточно сил, чтобы не сломаться под тяжестью этой маски. Поэтому я думаю — ты сильный. И поэтому наверняка не одинок. А вот у меня такой маски нет. Я слабохарактерный, мягкий и наивный, от чего страдаю часто. Знакомые думают порой, что я фальшивый. Притворно улыбаюсь, любезничаю со всеми, готов бескорыстно помогать, лишь ради своей выгоды, что всё это, не более чем лизоблюдство. А я просто такой, блять. Я по натуре люблю людей, и вот, ну, такой. И в итоге смешно выходит — я ко всем с искренностью, а мне никто не верит.
Я тебе верю.Почему?
Мы малознакомы, тебе незачем притворяться.А что если я хочу, чтобы мы были чуть больше знакомы?
Не знаю, как это работает, для меня это не свойственно, но меня почему-то тянет на откровения с тобой. Мне легко.
Я рассказал тебе то, о чём не говорил никому, поэтому ощущаю себя так же. Это оказывается страшно.Что именно?
Делиться. Открываться.Это всегда тяжело и страшно, но, если тебе хочется, я здесь и готов выслушать. И не для галочки, а потому что мне правда интересно.
И что-то щёлкнуло. Вот так просто, в один момент, в один простой блядский момент. Говорят, зачастую в окно выходят простые люди, которые не страдали видимыми депрессиями и прочим, у них просто что-то щёлкает в голове, и они прыгают. Вот так же и у Тэхёна — щёлкнуло и начало вскрывать всё непрошенное. Его понесло. Да причём с такой силой, что даже нет возможности этому удивиться. Не остановиться уже. Кто-то выпустил из клетки птицу, что была заточена годами, и обратно её вернуть почти невозможно. Почему-то с ним, с этим незнакомым парнем, ему внезапно этого хотелось? Говорить о том, что болит.Sound: Roland Faunte — Hand over hand
Порой я боюсь, что меня никто не полюбит. По-настоящему. Потому что я никогда не буду достаточно хорош, никогда не стану таким, как мои братья. Я всегда буду неуклюжим, смешным, дурным и легкомысленным Тэхёном. Не смогу открыться кому-то, чтобы полюбили именно меня, живого, настоящего, а не ту маску, что в один момент, скорее всего, заменит мое настоящее я.Но ты открылся мне.
Но тебе может не понравиться то, что ты увидишь глубже. Когда узнаешь меня. Вряд ли я смогу тебе понравиться, если не нравлюсь даже сам себе. Я плохой брат, непутёвый сын, хреновый друг и паршивый партнёр.Ты не узнаешь этого наверняка, пока не попробуешь.
А что, если мне страшно? Разочаровать и разочароваться. Получить надежду и потом разбиться самому об неё же?Ты ничего не теряешь.
Я теряю себя. В каждом человеке, что уходит из моей жизни, узнав меня непозволительно близко, я теряю часть себя, которую они уносят с собой, вынуждая замыкаться, прятаться и из раза в раз плотнее прижимать к лицу свою маску. Это безумие. Всё, что происходило, вытаскивая из Тэхёна откровение за откровением, чистая катастрофа. Его персональная. Страшная, вообще-то, и до ужаса нелепая. Он будто оказался пойман в собственную клетку из эмоций, падающих с таким треском на голову. Выстраивая кирпичик за кирпичиком эту стену из смеха, невозмутимости, безразличия, упёртости, дерзости, он не заметил, что в её основании всегда лежали страх и внутренняя обида. И так глупо открывшись, он сел в ту самую машину, которой не управляет, а является лишь невольным пассажиром, и въехал на скорости в эту стену, оставаясь внезапно погребённым под грузом своего многолетнего молчания. Но только он всё ещё тут, он всё ещё играет в игру, в которой не должен проиграть. Он должен был убедиться, что всё в порядке, все ещё на том же уровне, и так и останется такой же дурацкой шуткой, какой и была вначале. И поэтому, чтобы знать наверняка, он написал одно простое… Скинь свою фоткуСейчас?
Да, пожалуйста. Когда пришло следующее сообщение с вложением, Тэхёну с размаху спицу вставили между третьим и четвёртым рёбрами. Губы приоткрылись на вдохе. На него с маленького экрана мобильного телефона смотрел невозможно, по его мнению, красивый юноша. Длинные тёмные волосы, сливающиеся с полумраком вокруг, ровный аккуратный нос, розоватые блестящие губы, длинные серьги в ушах, чересчур мягкие и тёплые глаза, взгляд которых пронизывал сильнее спицы, выбившей дыхание, выпирающая из-под чёрной футболки ключица, изящные локоны волос, прячущие один глаз. И у него в носу защипало, дыхание никак не приходило в норму, он просто смотрел на фотографию, ощущая, как медленно и верно вдруг почему-то его мир, вообще-то, трещит. Нет, тихо. Спокойно. Это всё просто стёб с самого начала. Он ничего не чувствует. Всё хорошо. Блядь… Нехорошо. Совсем-совсем не хорошо. Этот парень. Чонгук. Он не понимал, почему сердце так срывается в груди. И плевать ему, что на часах уже за полночь, он даже не посмотрел на время, просто набрал номер и поднёс телефон к уху. Несколько долгих гудков, и знакомый хриплый голос. — Хён. — Ого, нихуясе, — прозвучало сонно, с ноткой фальшивого удивления еле пробормотал в трубку Джин, — ты меня последний раз хёном называл, когда в универе учился. Ночь уже, я сплю, чё тебе надо? Забирать тебя бухого из бара я не поеду, попроси Джуна, пусть из своего Тэгу за тобой катится. — Почему ты не сказал, что он такой? — тихо и медленно Тэхён растягивал слова, делая глубокие вдохи между ними. — Какой? Кто он, блять? — Чонгук… — он впервые произнёс его имя вслух, и это почему-то снова отдалось волной в желудке. Его имя, произнесённое в полной тишине его небольшой квартирки, звучало так наполнено и… ново? — Он… Ну он милый и ужасно очаровательный. — Ты сам сказал, что тебе вообще поебать, как он выглядит. Ты, твою мать… — Не надо, она и твоя мать тоже, — после этих слов повисло минутное молчание, Тэхён даже отодвинул от лица телефон, подумав, что брат сбросил. — Ты только ради этого меня разбудил? — Да. Чтобы сказать, что ты полный придурок, а он хорошенький. И Тэхён тут же сбросил, не ожидая явно большого количества лестных слов о своей персоне. Почему-то то, как отзывался о нём Джин пару дней назад у родителей, перестало быть таким забавным и нормальным. Это странно. И почему это начало его волновать? Может быть, потому что тот самый «сталкер», «навязчивый парнишка, что клеится к брату», «тот, кого надо проучить» проявил чуть больше понимания, поддержки и внимания, чем все за последние несколько лет? Потому что его захотели слушать? Мысли, мысли, мысли, из которых смог вывести только звук колокольчика и очередное всплывшее сообщение.Не очень, да?
Нет, нет, что ты! Прости, что не отвечал, я просто… Я просто залюбовался и не мог перестать рассматривать фотографию. Ты в машине? Едешь куда-то так поздно?Да, с работы.
В первом часу ночи?Ну, я заполнял бумаги достаточно долго сегодня, а потом просто переписывался с тобой, и не хотелось ехать домой.
То есть ты проторчал на работе несколько часов из-за меня? Просто, чтобы попереписываться?Это глупо, я знаю, просто увлёкся и тут темно и уютно, а дома друг и… Хотел спокойно с тобой пообщаться. Я бы и заночевал на работе, наверное, не впервой, если бы не выходной завтра.
Ты красивый. Безумно, если честно. Хочется коснуться твоих волос. И ключицы.А ты бы
Ты бы мог захотеть увидеться со мной?
Просто увидеться, поболтать немного о книгах или о чём захочешь?
Я пойму, если нет или ты занят.
Да. Да мог бы. Завтра? Ты же выходной?Да.
Прости, мне пора идти, я уже доехал до дома. Я напишу тебе утром.
Я буду с нетерпением ждать. Спокойной ночи, ЧонгукСпокойной ночи, Тэ.
— Тэ… — тихо повторил Ким, прикрывая глаза, потирая лицо ладонями. Зачем он так? Почему ощущает вдруг всё это? Странную нежность и слабость. Он серьёзно договорился с ним встретиться завтра и серьёзно чувствует небольшое разочарование, что они так рано попрощались? Он ещё раз прочитал несколько последних сообщений, пролистав до фотографии, всматриваясь в неё, завалившись на бок и с головой накрывшись одеялом, думая о том, что будет уже утром, через несколько часов…***
Странным в этом всем было не то, что они собрались встретиться, и что Тэхён вообще согласился на эту встречу, а то, что он её ждал. Чёрт знает почему, зачем и для чего. Он вообще как-то за последние дни перестал трезво соображать, что он делает и к чему это все ведёт. Разговоры весьма для него откровенные с толку сбили, похоже. Играть играется, а забыл зачем. Он хотел повеселиться, просто развлечься, банально от скуки, наверное. Ну настроение такое было, в первый раз разве. Безобидная, по его меркам, шутка над совсем незнакомым человеком, с которым он точно не планировал как-то сближаться, начала превращаться в шутку над самим собой. Зачем всё это писал, зачем говорил, открывать вздумал с каких-то щей. Пизданулся? Ну может, немного. А ещё брату помочь хотел, да. Изначально ж всё для этого затевалось? Чтобы Ким старший, точнее почти старший, не ныл, «освободился». Странно, конечно, но Тэхён хорошо понимал, как некомфортно, когда ты не можешь напрямую отказать человеку. Выкручиваешься, врёшь, отвечаешь из вежливости, потому что, ну, склад характера не позволяет. Общаться не хочешь, да и обижать тяжело. И в том, и в другом случае переживаешь ты сам, хотя ни в чём не виноват и имеешь право не общаться. В этом жизнь в целом. Как говорится, не общаться с кем не хочешь, не писать, когда нет больше сил, и ходить только туда, где ждут. Тэхён же не урод на самом-то деле. Иногда правда забывает об этом, но всё же. Чёрствым идиотом намного проще живется, так ведь? Поржал, положил пачку хуёв, забыл, забил, перед сном не думаешь, да и вообще не думаешь и отлично. Задеть тебя не могут, залезть в душу тоже, потому что вроде как, ну, похуй? И вот ему всегда таким быть хотелось, зачастую даже получалось. Крутой, душа компании, тот ещё юморист, парень, с которым лучше не цапаться, которого невозможно переспорить или обидеть, ведь задавит своим «авторитетом» незримым, да и просто себе дороже с ним в полемику вступать. Охуеешь от жизни и окажешься вытолканным за дверь прямо в разгар вечеринки. А оно кому-то надо? Нет, конечно. Поэтому если и осуждали, то за спиной, а там уже важно ли, что бормочут холопы в кулуарах про вельможу? Ладно, шутки всё это, статной дамой из высшего общества он себя не ощущал, не ставил выше других никогда, просто приятно же, когда тебя уважают и любят, даже если и фальшиво. Жизнь такой паршивой уже не кажется, а ты забываешься и ради этой самой похвалы начинаешь шутить грубее и чаще, иногда даже зло, неосознанно переходя черту. Вот так и выходит, что в итоге-то ты любви хотел, а стал пидорасом. Магия современного общества. А вот здесь, сейчас, он ждал парня, который вот тем самым магическим образом завладел его вниманием. Да так, что, засыпая, не мог унять сердцебиение в желудке. А ещё волнение. Разное: мягкое и даже приятное от предвкушения встречи, от мыслей по-детски смущающих; и противное липкое, от медленного осознания, что, пытаясь создать капкан, сам в него, похоже, и попадётся скоро. А если вдруг что не так пойдёт, хотя уже все катится к хуям, как об этом парням сказать? Угорать же будут. Ладно, в принципе, сейчас это просто встреча для поболтать, если что разбираться будет потом. А сейчас он ждёт того обаятельного парня с большими тёмными глазами, которые рассматривал ещё минут двадцать перед сном, а для шутки ли, или для чего-то другого, он уже и сам не осознаёт, но это не важно. Ясно станет только тогда, когда он появится. Видеть человека на фотографии и общаться с ним виртуально кардинально отличается от «встретить живьём», кто бы что ни говорил. Тэхён не заметил, что не может перестать отчего-то улыбаться, как ненормальный. Он всеми силами пытался сделать спокойное пронзительное лицо, но выходило это с переменным успехом. Чонгук перед ним вдруг оказался… живым? Поджатые губы, выделяющие маленькую милую родинку, лёгкий румянец на щеках, прядь смоляных волос, небрежно убранная за ухо, глаза такие большие, бегающие, словно ищущие за что зацепиться, чтобы не было так волнительно. Почему-то в голове у Кима сложился немного другой образ: что тот будет более щуплый, пониже, может быть, несуразный немного, взъерошенный и вообще такой, по стереотипам, немного странный. Бог знает с каких хуёв он это взял, но виделось так. Забавно было осознавать, как с каждым шагом этого почти малознакомого человека в его сторону, все представления разбивались о затылок и осыпались в трусы вместе с мыслями и остатками воздуха за грудиной. Внешний вид и соответствовал ему и нет одновременно: свободная плотная рубашка, из-под которой почти не было видно ладоней, кольца на пальцах, массивные кроссовки, элегантные спортивные штаны, тёмная джинсовка с причудливой вышивкой на японский мотив на левой груди, перетекающая в плечо и спину, серьги в ушах и портфель на одно плечо. — Привет, — Чон на секунду по инерции потянулся вперёд, будто желая обнять при встрече, но одёрнул себя, подтягивая рукав и смущённо протягивая ладонь. — Да, — Тэхён потерялся где-то в прострации на мгновение, нелепо пялясь на человека перед собой, забывая, что надо бы и руку протянуть в ответ и поздороваться бы вообще для приличия. Скажем прямо, он от жизни охуел, пытаясь этого открыто не показывать. Но выходило, честно скажем, хуевасто. У него на лице красной бегущей строкой понеслось «ебать, ебать, какой ты, ебать». В более подробном описании его эмоции не нуждались. Что может быть красноречивее и наполненнее этого лаконичного «бля пиздец»? Ну вот и Тэхён считал, что ничего. — Ты очень хорошо выглядишь, — начал смутившийся Чонгук, а Тэхён… Ну он выглядел как обычно. Широкие не по размеру брюки, чёрная флисочка, которую, кажется, не снимал с прошлого года, панамка в цвет брюк, ну не совсем же он безвкусный, да? Честно, вообще его очень подмывало принарядиться: достать рубашку, пальтишко, классические мюли, и выйти аки господь бог, спустившийся карать простых смертных своим лишь сиянием. Но он быстро подавил в себе странные порывы, пытаясь убедить себя, что это не нужно, он идёт не на свидание (вроде?). А ещё ему просто почему-то не нравилась сама мысль о том, что, если он наряжается, значит что? Он заинтересован? Он рассматривает их встречу как… Что? Неважно, он всё ещё должен очнуться и поздороваться. Рот, конечно, открывается, но со словами как-то всё равно не складывается. Ему-то вроде более-менее понятно почему так, хотя признавать не хочется, а вот Чонгук смущён и растерян. Он не очень понимает, чем вызвал такую реакцию. Не понравился? Не оправдал ожидания? У него были ожидания на его счёт? Он плохо выглядит? Внутренняя неуверенность она такая, как сказать, ебаная. А вот он-то, наряжался на самом деле. Крутился около зеркала минут сорок, попсиховать успел, что не нравится, как выглядит, чуть не поплакал от безнадёги, а потом доверился Юнги, который одел его, как манекен, в то, что ему больше всего нравилось самому. Как-то стыдно и сбежать захотелось, потому что ощущение вновь, что он полный придурок. — Прости, если разочаровал. Мне… Ну это. Блин, — он замешкался, кусая губы, перехватывая лямку на плече, стараясь дышать ровно и перестать краснеть. — Я пойду, наверное, тогда. — Что? — слава богу, этого оказалось достаточно, чтобы тараканы в голове вновь поставили шестерёнки на место и принялись вращать их маленькими лапками. Лампочка в мозгу отщёлкнула, и он очнулся, перехватывая чужую руку за запястье. — Нет. Стой. Куда? Извини, я просто… Бля, я просто что-то разволновался и отключился. Ты на фотке совсем не такой. — Хуже? — Лучше! Тфу, бля, нет хуже. Твою мать, я запутался. Ты в жизни намного обаятельней, чем на фотографии, — вот, что я хотел сказать, — и плевать, что, вообще-то, говорил, что Чонгука уже видел на чужой вечеринке, об этом внезапно все забыли. А запястье так и не отпустил, держа, заглядывая в лицо, изучая черты, подмечая родинки и неровности. Ловил себя на том, что всё это, красивое? Безумно. А Чонгук улыбки сдержать не может, розовеет, волосы поправляет, чтобы отвлечься. Кто ж знал, что он на комплименты реагировать тоже особо не умеет. Не говорят в основном просто, что странно. — Есть идеи куда пойти? Парк, кафе, бар, кино, театр, подъезд? — Может быть, просто прогуляемся? — тихо рассмеялся Чон, неуверенно пожимая плечами. И смех прозвучал как-то тепло что ли, приятно и звонко. Вроде ничего необычного, но согревает и согласиться хочется на всё, что бы он ни предложил. Так и случилось. С того момента они как-то резко и легко разговорились ни о чём, просто шли, особо не обращая внимания куда, да и это не было особо важно. Город медленно проносился мимо, словно незамеченный, многогранный и разноцветный, ужасно интересный, но интересней его был только собеседник рядом, который подхватывал любую, даже самую, казалось бы, пустую тему, развивая её до потрясающего монолога, увлекательной дискуссии. — Ты же веб-дизайнер, да? — Внезапно поинтересовался Чонгук, стоя на светофоре и разглядывая привлекательную неоновую витрину интернет-кафе. — Угу. — Нравится эта работа? Почему именно она? — Знаешь, до этого я несколько лет в студенческие годы проработал в общепите, и самым неприятным во всём этом всегда были люди. Неблагодарные, шумные, агрессивные, болтливые и скользкие. Напиваются, как свиньи, шутят паршиво, позволяют себе официанток щипать. Лицемерие и мерзость. И я понял, что это вообще не моё. Я выгораю и начинаю ненавидеть всех вокруг. Люди сволочи, как ни крути. А тихая и спокойная работа из дома, где меня никто не трогает, где я спокойно сижу, подбираю палитру — благодать. — Ну не все же люди плохие. Нельзя ставить всех в один ряд из-за парочки козлов, — тихо и немного возмущённо протянул Чон, будто боясь возмущаться чуть громче. — Скажи ещё, что ты сам никогда не считал так же, не злился, не бросал «ненавижу», «все уёбки»? — Было, не скрою, но в моменты злости и отчаяния. — Так ты что, из тех, кто безоговорочно верит в людскую доброту? — усмехнулся Тэхён. Почему-то эта фраза сама по себе вызывала в нём тонкое пренебрежение. — Я пару лет, будучи совсем юным, работал в баре, поднося гостям коктейли и рюмки, и могу немного судить о том, что говорю. — Не то чтобы он и правда ненавидел людей, отнюдь нет, скорее это снова работала защитная оболочка, в которой проще. Если все вокруг козлы, то и стараться не надо, да? Ну ещё Тэхён всегда был немного фаталистом, поэтому бросался в крайности, и сделать ничего с этим не мог. — Я верю в людей и искренне считаю, что не бывает плохого человека. — Чон шёл рядом, сунув руки в карманы, смотря себе под ноги и иногда мельком поглядывая на парня, легко шагающего рядом. Он словно робко воровал для себя его образ, не осмеливаясь смотреть прямо. — Бывают раздражённые, озлобленные, обиженные, больные, страдающие и те, кто не умеет сказать о своих чувствах, но плохих… Таких нет. Никогда не знаешь, какие мысли и обстоятельства толкают других на те или иные поступки. Каждый, кто встречается тебе на пути, борется. И эта его борьба незрима. Ты ничего о ней не знаешь. Она коварна и тяжела. Одного она толкает к бутылке, а другого ведёт грабить. И станет ли человек плохим оттого, что проиграл и сделал не тот выбор? Оттого, что жизнь дала ему под дых и он сломался? Согласись, все люди, как книги. Простые и лёгкие, сложные и вычурные, романтичные или сухие, глубокие или поверхностные, скучные или заседающие в сердце на всю жизнь. С красивой глянцевой обложкой, а, может быть, с затёртой и выцветшей. Одну ты прочитаешь за день, а другая — растянется на годы, но стоит дойти до последних страниц, как приходит понимание. И если тебе не нравятся, предположим, романы — это не делает их плохими. Все книги по своему чудесны, на каждую найдётся свой читатель. Ведь в них были вложены душа и любовь. Так и с людьми. Я последний год работаю с людьми каждый день, и кого только ни встречал за это время. Разных, особенных, с другой культурой и другой верой, но все они каждый раз заставляют меня поверить, что широта человеческой души покрывает весь мир. — Я люблю романы. Они чудесны, — выпалил Тэхён, не зная, как парировать услышанное. Для него это было откровенно и как-то даже шокирующе немного. Откуда в этом новом и хрупком человеке столько глубины и любви? Эти слова отозвались где-то внутри, давая Тэхёну возможность пообещать себе переосмыслить их ещё раз, только позже. — Я тоже. Кто вообще не любит романы? — Чонгук фыркнул и рассмеялся снова. — Вздор какой-то. Что тебе ещё нравится, кроме «Комнаты Джованни», которую ты упоминал? — Хм, наверное, «Мадам Бовари» Флобера. Он чудесный автор в своих деталях и формах. — Чон остановился посреди улицы, прикрывая на секунду глаза, а затем распахивая, уже более беззастенчиво рассматривая Тэхёна сверху вниз, улыбаясь и поправляя разлетающиеся от ветра волосы. Он был таким… Волнующим. Ким стал ловить себя на том, что всё чаще поворачивает голову, пытаясь задержать на себе чужой взгляд. — Что? — Где подвох? Ты не можешь быть таким, ну вот таким, господи! Скажи честно, ты тогда соврал и на самом деле умеешь читать мысли, да? — он сощурился, тряся указательным пальцем перед своим лицом. — Нет, клянусь, — Тэхён поднял руки, округляя глаза, словно воришка, пойманный фермером с ружьём прямо на месте преступления. — Это моя вторая любимая книга! Я тебе не верю, ты просто маг и читаешь мысли, — он резко сдвинулся с места, устремляясь вперёд, наигранно обижаясь и фырча себе под нос. Спустя ещё десяток кварталов и полтора часа разговоров обо всём, что только могло прийти на ум, они не заметили, как обошли половину города и вышли к храму. Чонгук внезапно остановился и замолчал. Его глаза переливались от дневного света, вокруг шумели люди, фотографируя и просто шатаясь без дела. Где-то поблизости бегала неугомонная детвора. Чон закинул голову, устремляя взгляд к расслабленному лицу статуи, изучая узоры и струящуюся каменную ткань, и Тэхён увидел, как прорисовался мягкий профиль, вытянулась красивая шея, с ещё одной, мать его, родинкой, которая магнитила, не позволяла отвернуться. Чонгук поправил волосы и повернулся к своему спутнику, счастливо улыбаясь своей самой широкой улыбкой и тихо шепча, будто ночь на дворе и вокруг нет ни единой души: «Так красиво». Тэхён лишь машинально улыбнулся в ответ, даже не особо осознавая слова, что только что услышал. «И правда красиво», — тихо слетело с губ. Вот только на статую он так ни разу и не взглянул. — А поехали к морю, — словно озарённый какой-то гениальной идеей, вдруг подпрыгнул Чонгук, хватая Кима за руку, заглядывая тому в глаза. Это, признаться, из колеи-то немного выбило. — Сейчас? — Да, вот прямо сейчас! — Нам же туда ехать чёрт знает сколько. — Прости, я не подумал. Ты вечером торопишься? У тебя есть планы? — Эм, не было, сколько помню. — Тогда поехали. Я живу здесь совсем недалеко, машина стоит в гараже. Поехали, пожалуйста, — взмолился Чонгук. Кто знает почему именно сейчас, туда, но он чувствовал — надо. Сегодня вечером он должен быть там. Именно с ним. А Тэхён что? Он, кажется, со вчерашнего дня уже сам не свой. Он мысленно согласился ещё тогда, когда его первый раз спросили. Он уже знал, какую песню попросит поставить в машине. До дома Чонгука и правда оказалось совсем недалеко. Скромный стеснительный мальчик жил в отнюдь не скромном и комфортабельном районе. С собственной парковкой, рестораном прямо в доме, потрясающим зелёным насаждением во внутреннем дворе. Тэхён интересоваться не стал, да и ему не было особо до этого дела, не воспитан так, чтобы зариться на чужое богатство, но тут либо Чон хорошо зарабатывал, либо имел хороших родителей. Одно из двух, третьего не дано априори. Да и машина оказалась не из самого дешёвого модельного ряда. Что-то в голове у Тэхёна всё время щёлкало, как наваждение. Ему казалось, что он либо спит, либо напился в слюни, и ему его больная фантазия подкидывает великолепные картинки из дурацкого ромкома, которые он терпеть в принципе не может. Хотя поплакать под Дневники памяти дело святое. Он даже как-то раз чуть не подрался с Чимином за сей «шедевр кинематографа». Будь ты хоть трижды пизданутым, чёрствым похуистом, всегда любви хочется, как бы ты себе и окружающим на этот счёт ни врал. Хочется, чтобы обнимали, говорили, что важный, единственный. Потому что любовь — ну это единственное в жизни, за что ещё до сих пор стоит бороться. — Я знаю одно место, недалеко от города, ты не против поехать туда? Ехать где-то час, максимум, — восторженно и по-детски радостно тараторил до этого более тихий Чонгук, пристёгивая ремень безопасности и отжимая стартер. — А что там такого? — Ким разглядывал салон автомобиля, щупая кожаные кресла, проходясь пальцами по идеально чистой приборной панели, нахально регулируя кресло. Ему не впервой было сидеть в машине, а тем более дорогой, Намджун уже пару лет водил нескромный такой Mercedes GLS, который стоил примерно как вся квартира Тэхёна со всей мебелью, техникой, раритетной коллекцией пластинок. Просто в тот момент всё ощущалось совсем по-другому. По новому как-то, а объяснить, что именно вокруг другое, он не мог. — Там небольшой каменистый пляж, на котором почти никогда нет людей, и большое крутое дерево, уходящее корнями прямо в воду. Там, — он помедлил, задумавшись на долю секунды, — там очень круто. Тэхён не стал ничего говорить, а просто кивнул в ответ, чуть улыбаясь и откидываясь в кресло. Поездка за город на машине, особенно когда медленно вечереет — самое прекрасное чувство в мире, которое наполняет эйфорией. Ты просто мчишься куда-то по трассе, разглядывая пейзажи, обязательно под идеальный саундтрек, попадающий в настроение. А вообще идеально, если при этом есть бутылочка пива в руке. Но об этом он, пожалуй, пока умолчит. Не прошло и пятнадцати минут, как Чонгук легко вырулил на трассу. Он, похоже, не был из тех людей, что считаются с медленной и аккуратной ездой. На первый взгляд, это вообще не было в его характере, он производил впечатление того самого водителя, который пристёгивает десять ремней безопасности и едет в правом ряду с максимально разрешённой скоростью, чтобы не нарушать. На отличника был похож, короче, одним словом. Такого доморощенного. Внутренне, не внешне. Внешне он был похож на огонь. На пожар. На полыхающий, мать его, Нотр-Дам-де-Пари. Эстетика и стихия. Возрождение и катастрофа. Искусство и пепелище. В общем, может Чонгук хотел произвести впечатление, а может это было делом привычки, но летел он быстро. Машина была небольшая и юркая, и потому он норовил проскользнуть, обогнать, и на удивление, ему это очень виртуозно удавалось. Пейзажи сменялись один за другим: плотный и зеркальный город превращался в уютные зелёные моря, изумрудные, чарующие и спокойные. Когда количество машин поутихло, а извилистая, увешанная светофорами дорога сменилась на прямую и одинокую, Чон включил круиз контроль, расслабленно откидываясь в кресле, придерживая руль одной рукой. Они молчали последние десять минут пути, каждый внезапно упавший в свои мысли. Но тишина эта была приятная, какая-то окутывающая и умиротворяющая. Не было неловкости. Расслабившись окончательно, Тэхён то и дело тайком поглядывал на своего нового знакомого. Продолжал его изучать, только теперь как-то смелее и отчётливее. Но всё равно украдкой. Боковым зрением. Словно не очень умелый вор. Только боялся он, похоже, не того, что его спутник это заметит, а себя. Своих мыслей. Себе признаться, что смотрит и чувствует что-то внутри. Горячее. Испытывал когда-то такое, только… Насколько давно? А так же оно было? Жгло воздух в лёгких? А пальцы покалывало? Может, просто приболел? Тэхён разглядывал его руку, вальяжно лежащую на руле. Изящные и красивые пальцы, увенчанные мелкими татуировками и парой колец, были напряжены, обвивая кожаный руль. Через светлую тонкую кожу прослеживались голубоватые нити вен, сплетающиеся, убегающие к запястью и под рукав рубашки. Её хотелось разглядывать. Её хотелось коснуться. Зачем? А хуй разбери, он сам не знает. Двумя пальцами другой руки он подпирал висок, а подушечкой безымянного, в свою очередь, медленно и задумчиво потирал нижнюю губу. Солнечные лучи, просачивающиеся через лобовое стекло, подчёркивали идеальный овал лица, переливались в глазах, солнечными зайчиками прыгая по коже. И эта прядка волос, что на свету из смоляной превращалась в молочно-шоколадную, так трепетно и неловко убранная за ухо, рискующая соскользнуть в следующий же момент… Чёрт, кажется, она начинала сводить с ума. Нужно признаться, к двадцати четырем годам Ким не успел обзавестись какими-то особыми предпочтениями, фетишами или кинками. И ебать ему, что всё это по сути своей одно и то же. Как-то ну не сложилось с этим. А тут, вот это. Ну вот, блядь, вот этот парень, что пальцами смахивает чёлку и заводит её за красивое ухо. Блять, скрутить бы в рулет ту мелкую суку, что посмела этому чудесному мальчику сказать что-то про его уши. Вот так Ким по имени Тэхён заполучил свои первые два кинка в жизни: уши и привычка убирать за них волосы. И так, пиздец, нелепо, что он почти на грани разразиться слёзной истерикой от смеха, и одновременно так горячо, что невольно щёки горят. А Чонгук… Ну что, Чонгук? Если честно, он вообще крайне не любил водить машину и делал это нечасто, на работу чаще ездил на такси, но резкое и всеобъемлющее желание отвезти этого парня именно туда, к его «месту силы», затмило всё. Это работало, как наваждение, выстрелившее между рёбер, свербящее, кричащее в затылке «туда, сейчас или уже никогда». Критично как-то, скажете? Да, так и есть. Но он знал, откуда-то очень хорошо знал, что оттуда он прежним уже не уедет. — Нам ехать ещё минут двадцать, — вдруг заговорил Чонгук, когда Тэхён уже начал растекаться по сиденью, наблюдая за вялотекущими облаками, больше напоминающими сладкую сахарную вату, прослеживая как опускаются и взлетают провода между столбами, — ты не против, если я поставлю музыку? — Они даже и не заметили, что всё это время оба ехали в полной тишине, слушая лишь гул мотора и еле слышное дыхание друг друга. — Я и сам собирался это предложить, — ожил Ким, мотая головой, пытаясь сбить внезапную сонливость. Его разморило. А это, кстати говоря, был хорошенький и очень больнючий для него такой звоночек. Была у него с юности одна особенность, странность, отклонение, назовите, как хотите, но он не мог засыпать в присутствии посторонних людей. Это какое-то навязчивое, что ли, потому у друзей почти никогда не ночевал. Только рядом с людьми, которых хорошо знал, доверял, а иначе тревожность, бессонница, головные боли. Не надо было Джину с Джуном над ним в детстве шутить, что, если не уснёт, его соседский мужик заберёт к себе на скотобойню. Дошутились два дебила. А сейчас, понимая, что так легко и достаточно быстро, чуть не уснул в чужой машине, совершенно ни о чём не думая, задумался. Значит, ему легко с ним, значит, доверяет. Какого-то хуя всецело доверяет. Чонгук вытащил из кармана мобильник, быстро что-то в нём перебирая, находя свой давно до дыр заслушанный плейлист, протянул телефон Тэхёну, возвращаясь взглядом к дороге.Sound: The Neighbourhood — Sweater Weather
— Ого, ты слушаешь The Neighbourhood? — Удивлённо поднял глаза Ким, тут же нажимая на плей, включая самую популярную и прослушанную уже тысячу раз песню. И это удивление было… Приятным? Он прибавил звук, снова откинулся в кресле, утопая в нём, роняя мобильник на грудь, прикрыл глаза, прикусывая губы, двигая головой в такт музыке. Кажется, он не слышал её так давно. А потом губы зашевелились сами собой, он стал подпевать чуть слышно: «And what I think about, One love. Two mouths. One love. One house. No shirt. No blouse. Just us. You find out». А затем и второй голос в унисон. На припеве. Растягивая. Тихий, тонкий, нежный и чарующий, подхватывающий мелодию, затмевающий исполнителя в колонках. Именно такой, какой нужно. Задевающий струны внутри. Чонгук просто в какой-то момент поплыл, краем глаза наблюдая за разомлевшим и довольным юношей на соседнем кресле, не стесняясь начать подпевать. Он смотрел на дорогу, отстукивал пальцами ритм на руле, улыбался, ощущая, как тепло льётся в грудь. Тэхён просто повернул голову к водителю, откидывая её на подголовник, беззастенчиво смотря и улыбаясь, словно подвыпивший. Магия момента захватила настолько, что всё остальное стало вдруг таким ничтожным и неважным. Эта дорога и ждёт ли их что-то в конце пути. Люди, мелькающие за окнами, деревья и дома, его собственные страхи и обиды, прячущиеся глубоко внутри, чего он хотел и добивался изначально. Есть только эта дорога, кажущаяся бесконечно долгой и одновременно ничтожно короткой. Такой же как его собственная жизнь.Sound: Keane — Nothing in my way
А потом песня внезапно закончилась, сменяясь другой, потому что он не заметил, как случайно задел экран ладонью. Keane. Nothing in my way. И у Тэхёна руки затряслись, а дыхание спёрло в груди. Он захлебнулся, вновь прикрывая глаза. Любимая. Важная. Которую хотел включить. Она всегда у него ассоциировалась именно с дорогой, длинной поездкой в густом сумраке, под еле видными звёздами, когда весь мир вокруг спит и есть только блёклый свет фар, скользящий вдоль трассы, стыдливо задевающий стволы деревьев, боясь их разбудить, скорость, уют и он. Она цепляла, била и разбивала, как не умеет ни одна другая. Миллионы других, если честно. А почему? Сам никогда не ответит. Да и нужно ли объяснять, когда просто чувствуешь? И причём настолько сильно. И то, что она была у Чонгука в плейлисте, внезапно сделало Тэхёна таким слабым. Восторженным и лишённым сил. Он напевал себе под нос, уронив руку на подлокотник, чувствуя, как под веками непрошено жжёт. Сердце так трепещет, и ему хорошо. Впервые за долгое время по-настоящему хорошо здесь. «I don’t want to go, I don’t want to stay… And why do you lie, When you want to die…» — и он чувствал, как дрожит, а дыхание сбивается, но лишь на миг. А потом тёплая рука коснулась его запястья, скользнула медленно и неуверенно к мизинцу, распрямила его, чуть сжимая, и чужие пальцы вплелись в собственную ладонь. А Тэхён сжал в ответ, сильно, как будто ухватился за свою последнюю возможность, но глаз не открыл. Он тонул, хотя всегда умел отменно плавать. Осознавал, что думает лишь о чужой руке в своей собственной и что отпускать её не хочется. И столько всего хотелось спросить, и про песню, и про всю странную жизнь этого странно появившегося в его жизни человека, но момент разрушать не хотелось. Он перебирал чужие пальцы, кольца крутил, будто и не чужая вовсе, а знакомая и сотню раз изученная. Своя. И когда мелодия закончилась, когда голос стих, ему стало страшно. Искренне страшно очнуться и потерять всё то, что только что испытал. Но он открыл, а рука всё там же, парень за рулём всё ещё вёл машину, поджимая губы и не решаясь повернуть голову, глядя стеклянным взглядом на прямую трассу и почти не дыша, словно сделай он вздох, машина рассыплется. Колёса отвалятся, обшивку сорвёт и их обоих лицами по асфальту размажет. Но они оба здесь. Держат друг друга за руку. И совсем-совсем не так, как Тэхён хватал Чонгука за запястье при встрече, и не так, как Чонгук схватил Тэхёна за плечо, зазывая в эту поездку. Теперь это интимно. Теперь это уже значит что-то. И музыку на фоне уже не слышно, всё затмевают мысли и сердцебиение в гортани. Пальцы пришлось разжать лишь тогда, когда они подъехали, оставляя автомобиль на обочине, в нескольких метрах от протяжённого пляжа из гальки. Что-то будет. Что-то обязательно случится. Непременно здесь. И они оба уже прежними не вернутся. Только что? Тэхён, кажется, совсем забыл, что значит выбираться на природу, выходить за пределы четырех своих уютных стен, видеть мир непривычно ярким, чистым и каким-то вдруг вновь живым. Все последние годы все такие поездки проходили шумно и ужасно пьяно, так, чтобы вытащить из машины продукты, развернуть палатку, а через десять минут уже заливать в себя из горла, передавая по кругу. Ощущая тёплый свежий воздух, остающийся лёгкой солоноватостью на губах, расползающийся в груди по лёгким, наполняющий чем-то наподобие свободы, он понял, что на этот раз всё совсем не так, как обычно. Не будет прыжков в воду под оглушающие визги окружающих, прыжков через костёр, нелепых перепалок, грубого и пошлого флирта парочек напротив, неприкрытых стонов из соседней палатки, над которыми снаружи громко потешаются все присутствующие. Сегодня это не будет грязно и туманно. Сегодня есть возможность обратить внимание на мир снаружи, а не внутри. Идеальный штиль, ни малейшего дуновения ветра, и водная гладь перед глазами, словно зеркало, отражала предпоследние солнечные лучи, грелось в них, с жадностью впитывая всю подаренную ласку. А само круглолицее медленно тянулось к закату, готовясь ко сну, раскрашивая привычно синее небо в нежно-розовое, добавляя облакам мягкости, превращая их в настоящую сладкую вату. Птицы в поднебесье, раскинув крылья, медленно дрейфовали на потоках воздуха, иногда пикируя, а затем снова набирая высоту. Так тихо, и лишь галька под ногами трещала и перекатывалась, заставляя Тэхёна признать, что здесь вдруг почему-то по-настоящему спокойно. Он стоял посреди пляжа, сунув руки в карманы флиски, с приоткрытым ртом и блестящими глазами рассматривая всё, за что мог ухватиться. Все неуверенности и тревоги испарились, а в груди осталось только такое долгожданное и желанное умиротворение. Странно, что причиной этого ощущения стал другой человек. И стоило об этом подумать, как он услышал рядом короткий восторженный вздох, вытаскивающий из волшебного транса. Чонгук стоял в шаге от него и довольно улыбался, с радостью осознавая, что смог произвести впечатление. Он весь светился от мысли о том, что его место может нравиться Тэхёну. Ведь нет ничего лучше в жизни, чем разделить с кем-то свою любовь, верно? Когда хочется показать другому то, от чего твоё собственное сердце трепещет, и встретить в лице напротив понимание. Около часа они просто гуляли вдоль берега, снова разговаривая обо всём на свете, неустанно споря о кино, пытаясь выяснить, кто же лучше: Гаспар Ноэ или Леос Каракс, вместе восторгаясь ранними работами Скорсезе, договариваясь однажды обязательно сходить вместе на повтор Таксиста в стареньком кинотеатре на другом конце города, потому что такое кино непременно нужно видеть на большом экране. Они много смеялись, собирая маленькие камушки, показывая друг другу свои необычные находки, разглядывая попадающиеся изредка ракушки, отправляя их обратно в воду, соревнуясь, кто дальше кинет, наблюдая, как голодные и глуповатые чайки слетались к воде, надеясь на что-то съедобное. Они оба в полной мере наслаждались тем, как складывается их спонтанный вечер. И когда лёгкая ломота в ногах начала давать о себе знать, вернулись ближе к машине, усаживаясь у того самого дерева, о котором ранее говорил Чонгук. За столетия его корни так туго сплелись между собой, возвышаясь над водой, что продлевали линию берега, создавая маленький естественный причал. Под густыми нависающими ветвями всё вокруг приобретало ещё больше уюта, скрывая от всего прочего мира, изолируя их ото всего. На удивление здесь и правда не было ни души, будто этот пляж и вовсе затерян и скрыт от чужого взора, и только Чонгук знал к нему потаённую дорожку, давно поросшую густой травой. Солнце последний раз сверкнуло на горизонте, смущённо прощаясь, прежде чем всё вокруг начало погружаться в темноту. — Холодает, — Тэхён поёжился, поджимая под себя ноги и приподнимая плечи, желая с носом спрятаться в свою тёплую кофту. — Погоди, у меня в машине есть термос и должен был быть плед, — тут же подскочил на ноги Чонгук, отряхивая брюки, оставляя Кима одного дальше разглядывать, как мелкие волны накатывают на берег, облизывая его, создавая приятный плеск. Не прошло и пары минут, как ещё чуть прохладная ткань легла на плечи, а в руках оказался большой серебристый термос, внушающий предстоящее ощущение тепла. Сам же Чон сидел рядом уже в мешковатой куртке, в которой прятал ладони. В ней он стал казаться таким забавным и домашним, что Тэхён невольно усмехнулся, протягивая руку и щупая надутую ткань, отпуская какую-то детскую невинную шутку по этому поводу. Он отвернул крышку, быстро налил в неё содержимое и протянул Чону. И не было никакого невинного соприкосновения пальцами, как в дешёвых романтических фильмах, переглядываний, искр в желудке, но сам этот жест казался таким изученным и отчего-то привычным, что заставлял учащаться пульс. — Блять! — не успел Тэхён поднести термос к губам, чтобы сделать глоток, как обернулся на отплёвывающегося и утирающего губы Чонгука. Тот запустил пальцы в волосы, сжимая их и тяжело выдыхая. Ким лишь недоумевающе вскинул брови, не успев даже задать вопрос. — Паршивый вискарь. Я убью его! — Что? Кого? — Юнги! Сволочь! — Кто? — Это мой лучший друг и по совместительству сосед. Он архитектор, по вечерам часто рисует на лавочке около Хангана и всегда берёт с собой термос с виски, чтобы не мёрзнуть и «лучше работалось». А они у нас одинаковые и, похоже, сегодня утром он забрал мой вместо своего. Вот он, наверное, там обрадовался сейчас, когда понял, что остался без «топлива». — Чон достал на секунду мобильный из кармана, мельком бросая взгляд на экран, и тут же засовывая его обратно. — Ну да, уже успел настрочить гневных сообщений. — На всю эту торопливую ругань Ким лишь рассмеялся, прикрывая ладонью губы и откидываясь назад. Он не мог не признаться, что возмущённый и немного разъярённый Чон в своей этой воздушной куртке, с убранными за уши волосами, в которых красовалась маленькая ромашка, выглядел весьма очаровательно и забавно. Его проклятия и едкие выражения не то что не вызвали страха, а скорее порождали желание обнять, чтобы он обидчиво бухтел в плечо. От таких порывов Тэхён дёрнулся, сглатывая, плотнее поджимая под себя ноги и натягивая плед почти на самые уши. Несмотря на всё произошедшее в машине, он всё ещё активно гнал от себя какие-либо мельком проскальзывающие мысли о чём-то чуть более важном, чем простая прогулка с болтовнёй ни о чём. — А тебя не учили, не знаю, хоть немного принюхиваться к тому, что ты пьёшь? Ну… Вдруг тебе туда мочи налили или чего похуже? — Господи, что может быть хуже мочи? — С лицом, выражающим только отвращение, повернулся Чонгук, откладывая все свои оскорбления в сторону друга, и возвращая внимание собеседнику. — Оу, много чего… — Не надо! Я даже знать не хочу, — зажмурился, зажимая переносицу двумя пальцами и начиная улыбаться, прервал его Чон. — У меня с детства сильно притуплено обоняние и многие запахи я просто не ощущаю. Очень редко когда могу ощутить какой-то аромат, и по закону жанра, в большинстве случаев это какая-то мерзость типа протухшего кимчи. — А кимчи может портиться? — Когда ты достаёшь коробку, которая пролежала под диваном не меньше полугода, — оно точно не будет свежее. Оно ещё и собственный разум приобретает. Ну и пахнет оно, поверь, ужасающе отвратно. Если бы у меня было стопроцентное обоняние, боюсь, в той квартире бы я уже не жил. — А твой друг? — Мне кажется его вставляло это амбре, как наркотик, другого объяснения у меня нет, — Чон развёл руками, поджимая губы в тонкой улыбке и качая головой, как бы мысленно соглашаясь с тем фактом, что Мин придурок, на что Тэхён вновь громко рассмеялся, крепче сжимая термос в руках. — А что насчёт духов? Не чувствуешь? — Мало у кого могу уловить. Ну не считая тех, кто выливает на себя весь флакон каких-нибудь дико сладких ароматов. Но и тогда тоже становится тошно. — Мои не чувствуешь? — Тэхён чуть вытянулся, склоняя голову, обнажая небольшой участок шеи, не сразу соображая, что только что спросил и сделал. Зачем? Какого хрена вообще его это вдруг интересует? А Чонгук, не задумываясь, подсел чуть ближе, упираясь одной ладонью в холодную землю, склоняя голову, пытаясь втянуть носом воздух. Через секунду он подался ещё ближе, едва ощутимо касаясь кончиком носа оголённой кожи за ухом, под волосами, снова делая глубокий вдох и медленно выдыхая, обжигая своим тяжёлым дыханием. В Тэхёна выстрелили. В упор. Поднесли дуло к виску, без колебаний нажимая на курок. Пуля ударилась в затылок, спускаясь по позвоночнику и шрапнелью разлетаясь где-то в районе желудка, цепляя остальные органы. Кожа покрылась мелкими мурашками, вздыбливая волоски на руках, заставляя его прикрыть глаза и закусить губу. Это было как-то слишком внезапно и сокровенно. Так невинно и мягко, что даже горячо. Он тут же осознал один простой факт, что чертовски давно не ощущал чьё-либо присутствие рядом, тепло чужого дыхания и тела. Он просто не чувствовал человека рядом. И чертовски не хотелось, чтобы Чон отстранялся и что-то говорил. Хотелось , чтобы он просто чуть смелее провёл носом по его шее, по волосам, коснулся мочки уха, уткнулся в изгиб плеча и шеи. Но этого не могло произойти, поэтому Чонгук, словно уже достаточно опьянённый, отодвинулся, мельком облизывая сухие губы, фокусируя блуждающий взгляд где-то на водной глади вдали, обдумывая, по-видимому, свои слова. — Чувствую, — он произнёс это так резко и удивлённо, словно на него снизошло озарение. — Да, твои чувствую. Это Том Форд, нет? Бергамот, амбра, сандал и малина. Такой сладковатый, но сдержанный. Боже, я его чувствую, — восторженно для себя повторил Чонгук, а Ким не мог собраться, ощущая фантомное прикосновение на шее, лелея его. Кожа начала покрываться румянцем, поэтому он подтянул к губам термос, пытаясь сменить тему. — Так, получается, ты выпил полстакана виски. И как нам тогда ехать обратно? — Су-у-ука, — Чон вновь зажмурился, сдвинув брови к переносице, опуская плечи, корчась от осознания и резко накатившего отчаяния. — Мне же нельзя за руль теперь. Ты же ещё не выпил? Может, ты поведёшь? — Неа, — Ким в следующее мгновение сделал два больших глотка, подмечая, что виски-то его друг пьёт весьма недурный, и при всей ненависти Тэхёна к этому напитку он, кажется, даже весьма приятный. Чёрт знает с каких херов он вообще это сделал, сам лишая себя возможности вернуться домой, только создавая им обоим проблемы, но вдруг захотелось? Зачем возвращаться в тот ебаный мир в шумном городе, среди всех этих людей, работы, братьев, которые наверняка зададут ему кучу дебильных вопросов, ведь он зачем-то держал их в курсе, что идёт сегодня… Куда? На свидание? Лучше здесь, в, скажем так, лоне цивилизации, рядом с природой, которая живёт и будет жить всегда независимо от всего, что происходит в мире, в компании с человеком, рядом с которым внезапно начинают падать все маски, с которым впервые за долгие годы ощущаешь себя собой и… настоящим? Он не боится быть искренним, боится только своих потаённых, ломающих одну за одной все внутренние стены, желаний, и только, наверное, лишь потому, что придётся столкнуться с последствиями. А дальше он зачем-то беззастенчиво соврал. — У меня прав нет. — Ну… Приехали, — прошептал на выдохе себе под нос Чонгук, судорожно обдумывая план действий: бросить машину и вернуться на электричке? Последняя наверняка отходит через минут двадцать и им тогда уже нужно бежать. Вызвать такси? Дороговато будет до города, и кто вообще приедет в эту глушь в ночи? Таксист стопудово потеряется. Да и машину бросать на обочине где-то в лесу — так себе идея. Выпившим ехать, хоть и не пьян? Хуёво, сесть в самом расцвете сил по глупости неохота. Остаются только два варианта: разориться и вызвать эвакуатор или заночевать в машине. Но вряд ли Тэхён на такое согласится. Да и предлагать такое как-то неуместно и стыдно. Не скроет, хочется, конечно, потому что это возможность побыть вместе подольше, а ещё… Ещё такая перспектива рождает десятки смущающих мыслей, но Чонгук сразу же задвинул их подальше и вздрогнул, ощущая мягкое прикосновение к своему запястью, поднимая глаза. — Расслабься. Давай решать проблемы по мере их поступления, окей? Когда соберёмся уезжать — тогда и подумаем, как нам быть, а сейчас… Ну раз уже глотнул, давай что ли по-человечески выпьем? — Тэхён поднял с земли крышку от термоса, вытряхивая из неё, на всякий случай, остатки, заполнил их новой порцией, передавая чуть успокоившемуся парню. Видно, что ему нужны были эти слова, чтобы отпустить ситуацию. Они тихо чокнулись и пригубили, оба синхронно морщась от жара и горечи, что потекли по груди. Однозначно стало теплее, о чём откровенно говорил лёгкий румянец на щеках.Sound: Sleeping At Last — Saturn
Звёзды медленно начали вспыхивать на небе одна за одной, разгораясь, отражаясь в воде, создавая непередаваемое мерцание, словно где-то под поверхностью воды проснулись светлячки. Вслед за звёздами через несколько минут показалась и луна, которая хоть как-то освещала полуночное побережье. Всё это придавало магии месту и самому моменту. — Как же хорошо, — после десятиминутного молчания выдохнул уже чуть подпитый Тэхён. Они успели выпить ещё три раза до этого. Он пододвинулся немного назад, откидываясь спиной на дерево, подтягивая и сильнее кутаясь в мягкий плед, что хранил приятные нотки чужого аромата. За всеми этими разговорами о запахах Тэхён только сейчас сообразил, что ему самому, вообще-то, тоже нравится, как Чонгук пахнет. Он почувствовал это ещё при встрече, пытаясь не придавать значения, что тот аромат, который он слышит, приятно ласкает, успокаивает и как будто возвращает в счастливое детство. Он не был грубым или наоборот слишком нежным и приторным. Если честно, это даже не было похоже на парфюм, скорее, на простой собственный запах кожи, а, может быть, запах геля для душа. Он не пах, как в дешёвых романах, цитрусом, шоколадом, корицей, или что там ещё обычно принято описывать? Ничего такого избитого. Он даже не мог чётко сказать, что чувствует. Это что-то особенное, непривычное, но дурманящее. — Слишком, — Чонгук повторил все те же манипуляции, оказываясь рядом, касаясь своим коленом чужого, слегка соприкасаясь плечами, вскидывая голову и прикрывая глаза. Они отдыхали, просто постепенно растворяясь в настигшей их ночи. — Я даже не верю, что всё это настоящее. Будто сон. — Почему именно это место? — Море, — не задумываясь ответил Чон, открывая глаза и сотый раз за вечер вглядываясь в воду. — Дело только в нём? — По большей части. Я люблю море. Оно не лезет в душу, не задаёт дурацких вопросов, не допытывает, не пытается вывернуть тебя наизнанку и сказать, как тебе нужно жить. Оно не клеймит, не осуждает, и не просит ничего взамен. Оно терпеливо слушает, понимает и принимает. Возможно, я прозвучу сейчас, как дурак, но порой, когда я приезжаю сюда, всматриваясь в спокойные или же в бушующие волны, спешащие разбиться о берег, я нахожу нужные мне ответы, будто эта водная гладь говорит со мной. Помогает и поддерживает. Она никогда не смеётся и не осуждает, что бы я ни хотел сказать. С морем гораздо спокойнее. С ним намного лучше, чем с людьми. А ещё море тут будет всегда, оно никуда не уйдёт, в отличии от человека. — Но ты же любишь людей, работаешь с ними. — Да, но это не отменяет того факта, что с ними тяжело. Как правило ты отдаёшь намного больше, чем получаешь взамен. Погружаешься, вкладываешь себя, забираешь чужие проблемы, проживая их, как собственные, и в какой-то момент понимаешь, что лично твоего остаётся ничтожно мало. И «твоё» никому, кроме тебя, и не нужно по сути. И у меня нет человека, которому я бы мог вверить свои переживания. У меня есть лишь море, которое забирает всё и всегда на моей стороне, — тихо подытожил Чонгук, как-то чересчур грустно усмехаясь от своих же слов. Он не думал, что всё это, озвученное вслух, будет казаться ему таким жалким. Но он сам порой и, даже чаще нужного, ощущает себя именно таким. Беспомощным, загнанным и одиноким. Чертовски одиноким, вообще-то. — Я могу быть таким человеком для тебя, — спокойно произнёс Ким, принимая для себя тот факт, что ему и правда интересно слушать Чонгука. Ему хочется глубже влезть в его внутренний мир, понять, увидеть то хрупкое, что так тщательно оберегает от всего мира этот человек. Узнать, что заставляет его грустить, а что лучезарно улыбаться и ярко смеяться, как он умеет. Понять, почему столь светлый, добродушный и улыбчивый парень не может найти себе место. Дело в прогнившем насквозь мире или в нём самом? Ведь нужно быть невозможно сильным, чтобы оставаться таким нежным и влюблённым в этот мир, не теряющим блеск в глазах, даже если эта любовь миру вовсе и не нужна. Или нужно быть совсем глупым простофилей? Но он таким не был. — Ты правда этого хочешь? — шёпотом спросил Чонгук, утыкаясь взглядом в стакан, незамысловато гоняя в нём по кругу виски. — Да, — на этот раз он даже не сомневался в своих словах, сдаваясь самому себе. А какая к чёрту разница, что скажут, подумают и вообще какого хрена хоть что-то имеет значение сейчас, кроме этого парня, которого так хочется взять за руку. — Знаешь, Гук-а, — Чон поджал губы, прикусывая их, стараясь не разулыбаться, потому что Тэхён первый раз позвал его по имени, да ещё и так, как называют лишь близкие, — я всю свою жизнь окружен кучей людей. Может быть, из-за характера и открытости. Мне легко заводить знакомства и находить с кем-то общий язык. И я никогда не ощущал острой потребности в людях, потому что их всегда было много. Они шумели, наводили суету, стремительно влетали в мою жизнь и так же из неё уходили. На их место приходили другие, которые обещали оставаться навсегда, но раз за разом они снова исчезали. И со временем доверять и открываться кому-то стало сложнее. Или скорее не сложнее, это потеряло какой-либо смысл. И вот, стоя однажды в толпе, в переполненной людьми комнате, на вечеринке, где я знал практически всех и мог назвать своими друзьями, я понял, что никогда ещё в жизни не ощущал себя настолько одиноким. Это странно и противоречиво, но это так. Все эти люди есть в моей жизни, но их нет со мной, меня настоящего для них не существует, а я сам не готов им себя доверить. И получается, что есть только я, мои мысли и полная гнетущая темнота. Однажды я прочитал небольшую историю про лиса. Его выгнали из стаи, и он не знал, как уживаться и общаться с другими, что ему делать. Но однажды он встретил такого же брошенного человека и согласился вместе с ним отправиться в путешествие. Им на пути встречалось много странных людей, различные преграды, но вместе они находили решение и в итоге стали друзьями, поддержкой друг для друга. Они спасли друг друга. И к чему я это рассказал. Не знаю, может быть, это быстро и ошибочно, но я чувствую, что я тот самый лис, а ты можешь быть тем самым человеком. Моим человеком. Сегодняшний вечер тому показатель. Я впервые чувствую себя живым и настоящим. Мне легко с тобой. Здесь и сейчас я именно тот, кем всегда был и хотел быть. И после того, как я узнал каково это, мне не хочется снова быть одиноким, — всё откровение сорвалось так легко и просто, практически на одном дыхании, что вместе со словами Тэхён начал ощущать себя вдруг опустошённым, каким-то вывернутым наизнанку, но при этом ему хорошо оттого, что он выпустил то, о чём долгое время молчал.Sound: Luke Howard — I still dream about you
Он откинул голову на дерево, потираясь о него затылком, и повернулся к Чонгуку, рассматривая его очаровательное лицо, чуть тронутое печалью. У этого прелестного парня слишком высокий уровень сопереживания, потому что, кажется, он собственной кожей смог прочувствовать всё, что только что услышал, и это не могло не задевать что-то тонкое в груди. Чон молчал, смотря в глаза напротив, ища в них что-то лишь одному ему понятное, а затем приподнял немного дрожащую руку, протягивая вперёд, подцепляя пальцами несколько прядей волос Тэхёна, что выбились на лоб, нежно заводя их за ухо. Ему бы одёрнуть руку, сесть ровно, откашляться и что-то сказать, но он не может. Физически не получается. Да и не хочется, если быть честным. Он повторил свои движения, аккуратно проводя за ухом, слегка поглаживая большим пальцем шею, касаясь щеки, накрывая её ладонью. Он боялся коснуться, прижаться к ней, потому провёл совсем невесомо, но тепло ладони настолько ощутимо и сокровенно, что Ким опустил дрожащие ресницы, не в силах противиться. Тихий плеск волн, убаюкивающий, еле слышный шелест листвы, лёгкий ночной ветер, что остужает горячее лицо, звук собственного сердцебиения в ушах и чужого глубокого дыхания. Ничего нет. Всё вдруг уже стало таким неважным, пустым и глупым. Как удивительно оказалось приходить к тому, что единственное, чего правда не хватает в жизни, — это простое понимание, поддержка, желание быть рядом. Не хватает просто человека. Быть нужным кому-то. Быть наконец-то увиденным, сквозь всю эту толпу и мишуру, что наросла вокруг. Все стремятся быть сильными, независимыми, самодостаточными, способными в одиночку выдержать все тягости, сломать преграды, гордиться собой, но больше хочется позволить себе быть слабым. Так, чтобы без стеснения плакать у кого-то на плече, всхлипывать, дрожать и знать, что есть человек, способный тебя защитить. Каким бы ты ни был, чтобы ни говорил окружающим, но каждый хочет любить и быть любимым. И Чонгук видел, как из-под этих длиннющих ресниц, по мягкой и округлой щеке стремительно скатилась слеза, падая на землю и растворяясь в ней. А сам мечтал не задохнуться от эмоций. Это слишком много. Он никогда не испытывал столько и одновременно. Он аккуратно смахнул эту влажную дорожку пальцем. — Ты больше не один, — шёпотом, также сладко, как морской прибой, на грани слышимости, не решаясь говорить громче, будто произнеси чуть смелее — всё исчезнет, как туманная дымка над водой. А Тэхён хотел просто упасть лицом в чужую грудь и уснуть. Желательно навсегда. Всё это в миг сделало его таким уязвлённым, слабым и открытым, каким давно себя не знал, что становилось страшно. Как этому человеку меньше чем за день удалось с ним это сделать? И сколько он ещё способен? Но глупо было бы отрицать, что это не тяготит, а наоборот заставляет падать ещё глубже, хотеть гораздо большего.Sound: Yann Tiersen — La Valse d’Amelie
Чон просто потянулся вперёд, забывая обо всём на свете: обо всех страхах, сомнениях, переживаниях, о смущении, с одной лишь пульсирующей в висках мыслью «коснуться», просто прикоснуться и узнать его. Он сокращал расстояние, будто считая в голове шаги, ощущая, как его тело превращается в одну из тех комет, что не способны нарушить законы физики и преодолеть всемирное тяготение. Бесстыдно и медленно, вновь прикрывая глаза, но на этот раз от вспыхнувших и накативших, как лавина, эмоций, сдаваясь им, смиренно вручая им своё сердце и разум. А в голове набатом звучали слова из обоим им знакомой песни: «…Всё, чего я хочу от жизни, — чуточку любви, чтобы унять эту боль…» И Тэхён ожидал чего угодно далее, но не того, что его губ мягко коснулись чужие. Ложью будет, если скажет, что не хотел этого, но не был готов, когда это произошло. Что самое нежное и сакральное существует в мире? Если что-то пришло на ум — забудьте. Это никогда не будет даже близко к тому, каким оказалось это прикосновение. Подкашивающее ноги, вызывающее дрожь в коленях и руках, пьянящее хуже этого грёбанного виски, мягкое, чересчур хрупкое и трогательное. Секундный разрыв и вновь поцелуй. Сумасшествие. Это не жадные, влажные, страстные поцелуи. Не похоть, желание, а трепет, расползающийся по груди, подменяющий кровь в жилах, всеобъемлющая нежность, затопившая рассудок, отдающаяся ярчайшим светом в животе. Она в каждом новом прикосновении, в дыхании, оставленном на коже. Во всём. И снова слова из песни в голове, только на этот раз, как по наитию, у обоих: «… Кажется сегодня я полюблю тебя…» Тонкие ледяные капли ударили по лицу, заставляя очнуться и отпрянуть, без желания разлеплять глаза. Остаться тут, пожалуйста, навечно. Не рушить момент. Не давать вернуться во внешний мир. Но с каждой секундой дождь начинал усиливаться, возвращая обоим рассудок. — Пора, — прошептал Тэхён, уперевшись лбом в чужой, накрывая ладонь на своей щеке собственной. Не хотелось, но так нужно. Они поднялись со своего насиженного места, спеша скорее скрыться в машине, что, слава богам, оказалась совсем рядом. Промокнуть и слечь с температурой не входило в их планы на этот вечер. Откровенно говоря, много чего не входило в их планы на вечер, но жизнь чудна и непредсказуема, да? Они запрыгнули на заднее сидение, захлопывая двери, попеременно дыша и не решаясь взглянуть друг на друга. Неловкости не было, но каждый утопал в собственных мыслях насчёт того, что произошло. — Наверное, стоит вызвать эвакуатор, — тоскливо озвучил Чонгук, скидывая куртку, вытащил из кармана мобильный телефон, чтобы найти номер любого ближайшего сервиса, который смог бы их подобрать. Он поморщился от яркости экрана, сощурился, убавляя его и принимаясь спешно искать нужную информацию в интернете. Он ткнул по первому же номеру, который высветился, и поднёс телефон к уху, поправляя рубашку на плечах, расстёгивая верхнюю пуговицу и чуть приоткрывая окно. От выпитого духота давила на горло. Или не только от выпитого. Рука внезапно коснулась трубки, оттягивая её от лица, опуская, заставляя недоумевающе повернуться и заглянуть в разморенное и немного пьяное лицо. Тэхён облизывал губы, глубоко и тяжело дыша. Всё, что осталось Чону, это только, как в замедленной съёмке, наблюдать, за тем, как Ким стягивает со своих плеч плед, откидывает назад свою песочную панамку, поправляет взъерошенные волосы, двигается ближе, чуть приподнимаясь и перекидывая ногу через чужое бедро, оказываясь на коленях, обхватывает руками шею. — Алло, — раздалось в трубке, которую Чонгук через секунду выронил, даже не удосужившись сбросить, обхватывая обеими руками чужую талию, неуверенно забрался одной рукой под чёрную флисовую кофту, ощущая горячую бархатистую кожу и ловя еле уловимый тягучий вздох. И он… Пиздец! Взбудоражил так, что в глазах на секунду потемнело. Чона повело, голова закружилась и стала не своя, желудок сжался, сдавливая всё внутри.Sound: Carla Bruni — Moon River
— Давай не будем возвращаться? Прошу. — Всё шёпотом, чтобы оставить между друг другом. Ведь самые сокровенные и важные слова произносятся именно шёпотом, да? Тэхён запустил пальцы в чужие волосы, слегка нажимая, царапая затылок, безболезненно, скорее оглаживая, но пуская цепную реакцию по всему телу. Чонгук уронил голову, сжимая талию в своих ладонях, без слов говоря о том, как жутко всё в нём отзывается на такую простую ласку. Был ли он хоть с кем-то настолько близок? Ощущалось ли оно так же? Крошило ли его без остатка от чужой тихой ухмылки, которую он даже не мог увидеть? Даже если и да, он этого не помнит, потому что всё остальное померкло. Стёрлось, исчезло, предалось забвению, перестало существовать. Да и кому нужны эти ничтожные скупые воспоминания, когда на место их придут новые и куда более ослепляющие? Тэхён подался бёдрами вперёд, чувствуя, как всё стягивает в узел внутри, обжигающий и неконтролируемый. Так интимно. Тишина, мягкий звук капель, отстукивающих по крыше, дыхание, поделённое на двоих, лёгкий скрип кожаного сидения, и всё это так сносит голову. Напрочь. Точка невозврата будто уже пройдена. Но кто об этом жалеет? Он расстегнул кофту, отбрасывая её на переднее сиденье, больше в ней не нуждаясь, так как жаром медленно, но уверенно, покрывалась вся кожа. Она стала слишком чувствительной, раскалённой. Любое прикосновение отдавалось ожогом, но не жалящим, а потрясающе приятным. Чон просто наблюдал за этим и не мог перестать думать о том, какой же Ким ошеломительно красивый. Всё в нём выглядит так, как надо. Будто его ваяли руки лучшего скульптора, вдыхая в своё произведение всю свою душу, талант, любовь, вытачивая годами мягкие линии, стачивая углы, придавая формы, шлифуя, добавляя крохотные родинки, как завершающий штрих. Боже. Родинки. Кажется, он влюбился в них, как только увидел. Под глазом, на лбу, на носу, на щеке, на губе. Во все сразу и в каждую по отдельности. И он готов исследовать его тело, чтобы найти все остальные, знать каждую, касаться её. Коротить начало обоих и с новой силой, когда Тэхён снова двинул бёдрами, упираясь одной ладонью в сиденье за головой Чонгука, а второй скользя пальцами по шее, забираясь под рубашку, оглаживая выпирающую ключицу, слегка нажимая на неё. Чон откинул голову на сиденье, расстёгивая ещё несколько пуговиц, любуясь тем, как заворожено Ким прослеживает свои действия, кусая губы. Лучшее зрелище в мире. Лучший день в жизни. Это распаляло, это уничтожало и собирало обратно. Тэхён двинулся ближе навстречу, ощущая, как они притираются, и два лёгких стона в унисон затопили весь салон машины, оседая на её стенах. — Чёрт, Тэ, — почти жалобно проскулил Чонгук, не контролируя свой голос. — Боже. Ким толкнулся на пробу ещё раз, вскидывая голову и приоткрывая губы в беззвучном стоне, давясь воздухом. Искры, фейерверки, электрические разряды, да все клишированные слова, какие только подберёте, понеслись по коже, оставаясь покалыванием на кончиках пальцев. Он отогнулся назад, упираясь спиной в переднее сидение, выгибая спину. Футболка задралась, и из-под брюк показались выступающие острые тазовые косточки, и Чонгук тут же коснулся их большими пальцами, оглаживая, очерчивая плавные незамысловатые узоры. Не в силах выдерживать столь интимные касания, Ким оттолкнулся, падая вперёд, уткнулся лицом в изгиб плеча и шеи, проводя по нему губами, снова двигая бёдрами, притираясь. Чонгук застонал, громко, низко, даже смутившись оттого, как легко Тэхён на него влияет. И, бог знает, нужно ли было им сдерживаться с самого начала, или просто послать всё нахер, но сейчас это уже не имело никакого смысла. Никто не мог уже это контролировать, и не хотел. Горело изнутри, выжигая дотла. Тэхён вжался сильнее, отталкиваясь, привставая и садясь снова, заставляя их скользить друг против друга, рвано дыша, пытаясь хватать воздух губами. Проклятая ткань брюк охрененно мешала обоим, но и она же делала всё более острым, сокровенным, словно запретным, заводя только сильнее. — Как хорошо, блять, Тэхён, с тобой так хорошо, — прохрипел, совершенно себя отпуская, подхватывая Кима под бёдра, двигаясь навстречу, имитируя толчки. Медленные и тягучие, перетекающие в резкие, сильные и обратно. Температура в машине росла, вытесняя весь имеющийся кислород, и даже приоткрытое окно никак не помогало. Звуки дождя затихали, оставляя только надрывающееся дыхание почти в унисон, шипение и вздохи, перерастающие в низкие хриплые стоны. Хотелось снять с себя всё, почувствовать чужое влажное от пота тело, но невозможно было остановиться даже на минуту. Они двигались, постоянно сбиваясь с темпа, подстраиваясь друг под друга, то отрываясь, то вжимаясь снова. Тэхёну так нравилось смотреть, как Чонгук на долю секунды опускает ресницы, а затем снова распахивает их, смотря глазами, полными голода, которые то и дело закатывались, хватается то за бёдра, то за талию, то заводит ладони за голову и до хруста сжимает кожу подголовника. — Поцелуй меня. Поцелуй снова, прошу, — Чон изогнулся в пояснице, как бешеный мечась по сиденью, не зная куда себя деть, чтобы не отключиться, вымаливая о поцелуе, как о последнем глотке воды перед смертью от мучительной жажды. И через секунду он поймал губы, искусанные, влажные, мягкие. Поцелуй сразу перетёк в страстный, жадный, совсем не такой, как тот, что они оставили на побережье. Касаясь друг друга языками, сплетаясь, играя, отстраняясь, заставляя вновь и вновь тянуться за этим чувством. Чонгук ощущал, как горячий язык гуляет по его губам, сменяясь еле ощутимыми укусами. Руки тряслись от жажды, неиссякающего голода, который невозможно ничем утолить. Он не мог насытиться тем, как их тела идеально подходили друг другу, сочетающиеся в каждом изгибе, словно две шестерёнки выточенные специально парой, способные только вместе привести в действие механизм. Тэхён вёл губами по линии скул, прикусывая подбородок, скользил к шее, касаясь мочки уха, чувствуя солоноватый привкус на губах, отдавался ему. Они хотели друг друга. До умопомрачения. Ким понимал, что он обезумел, стал окончательно поехавшим головой, сорвавшимся с крючка наркоманом, который не в ладах со своими желаниями, проиграв окончательно, став тем самым, кто непременно придёт за новой дозой, понимая, что ничто в мире больше не сможет с этим сравниться, не будет таким же желанным. Он проскользил одной рукой по плечу Чонгука, к шее, мягко обхватывая её длинными тонкими пальцами, чуть сжимая. Совсем несильно, но ощутимо лишая кислорода, заставляя лёгкие жечь, голову наливаться свинцом, а пальцы на ногах неконтролируемо поджиматься. Так, Ким по имени Тэхён заработал за один день третий в своей жизни кинк. — Быстрее. Быстрее, хён, — и это обращение совсем разбило Чонгука, вырвало почву из-под ног, он ускорился. Брови, будто в болезненной гримасе, сошлись у переносицы, выделяя крохотную морщинку на лбу, грубый рычащий стон вырвался из груди, так живо и остро, но будоражаще. Он распахнул губы, привставая на носочки, не ощущая, как сильно дрожат ноги, на издыхании шепча: «Сейчас… Я сейчас… Прошу. Тэхён…». Чонгуку казалось, что он умирает, тёмные пятна заплясали перед глазами, лишая зрения, лицо вспыхнуло, он сжался, до боли закусывая нижнюю губу, всем телом содрогаясь от удовольствия, грубо стискивая бёдра Тэхёна, продолжая толкаться по наитию, догоняясь, продлевая столь потрясающее чувство. — Тэ… Тэхён. — Гук-а, — Ким через секунду пришёл следом, извиваясь в руках, постанывая, дёргаясь, сжимая ткань на чужой груди, оттягивая её, почти надрывая. Его лицо в ту секунду выглядело, как все написанные и ещё не начатые произведения искусства, как великое таинство мироздания, которое было дозволено познать только Чону. Никогда ещё оргазм не был таким поглощающим, диким, мощным и продолжительным. Самым в его жизни. Острее, чем самый первый. Он никогда такого не испытывал, а это всего лишь почти невинный петтинг через одежду. Ебанный свет. Это было чересчур для обоих. Несколько минут они так и сидели, упав друг другу в шею, пытаясь привести дыхание в порядок. Опьянение как рукой сняло, всё, что осталось, — это обволакивающая приятная сонливость, которая утягивала за собой. — Ты — моя ожившая фантазия, — откровенно выдохнул Чонгук, проводя носом по шее, вновь втягивая аромат чужой кожи, чувствуя его теперь будто острее, наслаждаясь. — Блять, ты… Ты не можешь говорить такие вещи, — простонал Тэхён, лелея надламывающее чувство в груди от чужих слов. Он вдруг стал ощущать себя важным, нужным и на своём месте. Как будто всю жизнь шёл только к этому моменту. Как невинная, на его взгляд, шутка, вышедшая из-под контроля, привела к тому, что он оказался среди ночи в чужой машине, где-то посреди леса, в мокрых брюках, рассыпающимся от слишком новых, громких и трепетных чувств, ударивших в голову так резко и сильно? Но он… Счастлив? Определённо. Чонгук, всё ещё держа Тэхёна в объятиях, просто завалился на бок, прижимая его ближе, проваливаясь в сон, не думая больше ни о чём. Наутро им явно будет не очень комфортно в испачканных штанах, с затёкшими конечностями, немного неловко от случившегося, но никто явно не будет сожалеть. А, может быть, они даже повторят. Чонгук знал, что в этой поездке обязательно случится что-то особенное и важное. И оно случилось. Он влюбился. Бесповоротно. Впервые в жизни по-настоящему. И он уже откуда-то хорошо знает, что надолго.***
— Дверь открывай, твою мать, — крик разносился по всему этажу, сопровождаясь непрекращающимся стуком в дверь. Чимин пинал дверь, обхватывая обеими руками пакет с бутылками, уже изрядно подзаебавшись тащить их несколько кварталов, а ещё и стоять с ними под чужой дверью. — Нет меня, — послышался такой же выкрик из-за двери, за которым последовал вялый шорох. — Открывай, будем пить! — Чимин перехватил пакет, рискуя его уронить, недовольно снова сильнее прежнего пиная дверь. — Не хочу, — Тэхён распахнул дверь, явно не в настроении, поправляя на плечах растянутую белую футболку и взъерошивая и без того растрепавшиеся волосы. — Ты чё ломаешься? Погнали внизу во дворе пивка попьём, или что, прикажешь мне там одному, как лошку, сидеть? — Пак скосился на пакет в своих руках, игриво вскидывая брови, зазывая на вечерние посиделки. — Чим, отвали. Я никуда не пойду, — Тэхён просто развернулся и поплёлся обратно в квартиру, пиная по дороге тапки, в сторону двери, и упал на кресло в углу комнаты, смотря в потолок. — Ты же никогда не отказываешься, — Чимин по-хозяйски прошёл в дом, даже не удостоверившись, приглашали ли его вообще войти, — вчера, что ли, накидался уже? — Я, по-твоему, на алкаша похож? — резко рявкнул Тэхён, хмурясь и сверля гневным взглядом друга, который, натянув большеватые ему тапки, и уже вытаскивал из пакета бутылки, выставляя их на журнальный столик у дивана. — Ты чего такой агрессивный? — Ебёт? — Да, ебать. — Всё ок, — Тэхён вскинул руку, складывая большой и указательный палец в кольцо, направляя в сторону Чимина, кивая вдобавок. Разговаривать, а тем более что-то рассказывать, не хотелось от слова совсем. — Врёшь, — сощурился Пак, подходя ближе и тыкая друга в щеку пальцем, тут же отпрыгивая, чтобы не получить по рукам. — Вот что тебе надо? Всё хорошо! — Тэхён бойко встал, хватая со стола одну из бутылок, резко открыл её кольцом на пальце, отошёл к столу, облокачиваясь на него поясницей, смотря куда-то в сторону. Выгнать бы друга нахер — и дела с концами. — Я дебил по-твоему? — Чимин-а, я сказал, всё нормально, — он протянул последнее слово по буквам, медленно, будто и правда для дебила, который не хочет его понимать. — Я вижу. Чего злишься? — А Чимин понимать не хотел и не собирался. Этот баран настолько упёртый, что проще ему ответить, чем дождаться, что он отъебётся, потому что не отъебётся, даже если пинком его из дома выгнать и дверь заварить. — Да бесит, блядь, — Ким звонко ударил бутылку дном о стол, рискуя вообще ещё разбить, и запустил одну ладонь в волосы, сжимая их и тяжело выдыхая. — Что? — Что я… Блядь, я… Я, похоже, влюбился, — агрессивно громко выплюнул Тэхён, словно от одной этой мысли его выворачивает, хочется упасть на колени и сблевать, чтобы отпустило. — В того милого мальчика, чью фотку кидал в твиттер? — Да. — И что в этом плохого? Что тебя это аж из себя выводит? — Я бешусь, потому что не могу найти себе места, меня хуевертит всего прямо. Я думал, всё будет шуткой, ну, может быть, не более, чем флирт, и вот я уже на его коленях, совсем не соображаю, что делаю. — Ого, нихуясе, — Чимин, искренне удивлённый Чимин, наигранно схватился за сердце, после чего завалился на диван, открывая пиво и тут же делая три больших глотка. — И господи… Ты не представляешь, какой он. Я никогда в жизни, блядь, таких людей не встречал. Чертовски особенный, глубокий, ранимый, но при этом я сам рядом с ним чувствую себя пиздец каким слабым. И это меня ужасно пугает. Это был лучший день в моей жизни, — и он ни секунды не врал, прокручивая их встречу, все эти поцелуи, утренние неловкие смешки, робкие взгляды с краснеющими щеками, дорогу домой, которую не хотелось заканчивать, снова руку в руке, снова лёгкий поцелуй на прощание и нежную улыбку, от красоты которой вновь защипало в носу. И дело, наверное, даже не в самой влюблённости, а в том, как быстро всё перевернулось с ног на голову. Всё пошло так, как Тэхён совсем не мог ожидать. Он совершенно не был готов к такому. Привыкший быть один, иметь какие-то мимолётные, ничего не значащие однодневные связи, просто лишь для удовлетворения низменных потребностей, да и то последние пару лет лишённый и этого, он оказался вдруг для самого себя ужасно растерянным. Всё должно было быть, наверное, совсем не так. Начиная всё это, не мог даже помыслить, что всё закончится тем, что он будет лежать в собственной постели утром, безостановочно прокручивая в голове чужие прикосновения к собственной коже, и стараться не задохнуться. — Я, похоже, хочу быть с ним. Но что, если он не согласится? Что, если разочаруется во мне, что мне делать? Я не был в отношениях так давно, что просто не знаю, что мне делать, как не оттолкнуть его, не быть, как всегда, ёбаным козлом, показать, что я… Я, кажется, удивительно для себя, готов делать всё: оберегать, слушать, лишь бы он хотел того же в ответ. Но мне пиздец страшно. Я просто в ужасе, блядь, оттого, насколько и как внезапно меня это накрыло. Я даже подумывал, что, может быть, приеду домой, просплюсь, эмоции схлынут, подостыну и это станет, ну такой, знаешь, разовой акцией. А проснувшись, понял, что меня розовыми блёстками выворачивает нахуй. Что мне вообще на всё резко как-то поебать стало, и я думаю о нём. Постоянно. — Минутку, — Чимин вскинул палец, будто прося замолчать, сделал ещё несколько глотков, почти осушая бутылку до дна. — Погоди. Нет. Стой. Я немного в ахуе сейчас, потому что впервые что-то подобное от тебя слышу. — Разочарован? — усмехнулся Тэхён, разводя руками, всё так же стоя на одном месте и дырявя друга взглядом. — Ты ебанько? — почти закричал Пак, вскакивая с места и подходя к Тэхёну, кладя ему ладони на плечи. — Я счастлив, что ты, наконец-то, боже мой, доверил мне свои какие-то настоящие эмоции, а то я уже порой начинал думать, что ты камень с лицом Аполлона. Медвежонок, — Ким слегка поморщился от такой ласки, это было непривычно, но мило. — Ты не должен накручивать себя. То, что ты влюблён, — это же так прекрасно! Не думай много, не анализируй, не занимайся ненужной рефлексией. Не попробуешь — не узнаешь, верно ведь? Просто позволь себе быть рядом с ним. Просто не будь ебланом, как обычно, не переводи всё в тупые шутки, и я уверен — всё будет хорошо! — А парни? — А что парни? Ты боишься, что они тебя осудят за то, что тебе нравятся мальчики? — Да, бля, это они уже и так давно знают. Нет, ну… Издёвки начнутся. Я же знаю. Джин не упустит возможности подъебать меня по этому поводу. Это кажется каким-то таким жалким. Даже сам парня найти не смог, а «подобрал» кого-то, кто запал на него, а в итоге достался всего лишь я. Снова. Будет ещё потом постоянно петушиться ходить и напоминать, что это благодаря ему, такому молодцу, у меня кто-то появился. Знаешь же, что это больная тема. — Да и пошёл он к хуям собачьим, Тэ. Ты и так половину своей жизни, а то и всю, почему-то считаешь, что живёшь в его тени, хотя это далеко не так. Сравниваешь себя с кем-то зачем-то. Пытаешься прыгнуть выше головы, чтобы тебя заметили. Ты другой, прекрасный, по-своему особенный, давно уже не зависящий от братьев, и не нуждающийся в их одобрении. Пора перешагнуть это, перестать возводить их в авторитет и принять свой выбор как единственный для тебя верный. Должен ли ты упускать своё счастье и, возможно, своего человека лишь из-за страха смеха со стороны братьев? Да и я думаю, они всегда примут любой твой выбор, может поговнятся, пошутят сначала, но даже, если он будет самым паршивым, они не осудят и продолжат тебя любить. Я знаю, что это нелегко, но встреть «последствия» с гордо поднятой головой, осади, скажи: «да, ты нравился этому парню, но он выбрал меня, а ты ебать какое золото проебал», чтобы было не смешно им, а завидно. Ты так умеешь, всегда умел. На самом деле Тэхён уже и без Чимина знал, что ему делать, но ему нужна была чужая поддержка. Нужно было услышать всё это хоть от кого-то, чтобы почувствовать уверенность в руках, которыми он готов ухватиться за Чонгука, и не потерять эту тонкую надежду на что-то важное, быть нужным и, возможно, тоже любимым. И плевать на всех, пусть весь мир к чертям катится, горит и выгорает, он слишком устал для всего этого дерьма, и знает, что, даже будучи не лучшим человеком, заслуживает свой тёплый яркий луч солнца, который поможет выплыть со дна и вдохнуть. Чонгук — его солнечный луч, к которому он готов стремиться. — Может, всё-таки напьёмся уже, тебе надо, — Чимин потрепал по волосам, задумавшегося над его словами Тэхёна, оттаскивая того к дивану и передавая бутылку. — Нет, мне нужно кое-что другое, но давай для начала пропустим по одной, только чутка покрепче, — Тэхён вытащил початую бутылку текилы откуда-то из недр своего дивана, с лёгкой ухмылкой тряся ею перед чужим лицом. Сейчас они немного выпьют, а ближе к вечеру Тэхён обязательно сделает то, что ему нужно по-настоящему. Гук-аТэхён-и
А, ой, ахаха
Давай ты
ПриветПривет 🥺
Я просто хотел сказать, что вчерашний вечер, наше эээ… Свидание? В общем, мне очень понравилось. Прости, если я вёл себя как-то не так, наговорил глупостей или типа того. Я с тобой просто как-то отключаюсь, и оно само работает. Я не хотел тебя смутить и мне… Мне правда было очень хорошо с тобой.Так это всё-таки было свидание…
Мне было немного неловко это так называть, потому что я думал ты не расцениваешь нашу встречу так. Но я счастлив. Для меня это было первое в жизни настоящее свидание, где я ощущал себя интересным и важным. Спасибо тебе за вечер.
Те слова, что я говорил вчера, про то, что хочу быть тем человеком, который будет тебя слушать. В общем, я не врал и если ты, ну…Хочу. Очень хочу. А я не врал, когда сказал, что ты моя ожившая фантазия.
Может быть, тогда ты согласишься на этот раз сходить в «моё» место?Я боялся, что ты не предложишь.
Через час?Через час.
Я уже с нетерпением жду встречи, солнечный мальчикSound: RIOPY — I love you
И Тэхён уже прекрасно знал, куда его отведёт. Знал, что этому увлечённому парню, с горящими чистыми глазами, там обязательно понравится. В маленький заброшенный театр на окраине города, давно не дающий спектакли, покрывшийся слоем многолетней пыли, но по-своему атмосферный и будоражащий. И там… Он обязательно врубит один последний работающий софит, направит его на скрипучую дощатую сцену, рискующую давно рассыпаться в прах, отодвинет огромные тяжёлые портьеры, показывая единственное сокровище, что ещё не успели оттуда украсть, — большой, белый, чуть покосившийся, но всё ещё потрясающе живой рояль. И Чонгук, охваченный восторгом, обязательно за него сядет, наигрывая что-то до боли красивое и ломающее. Скорее всего это будет важная мелодия. Говорящая. Кричащая. И Тэхён обязательно вытянет его в центр зала, поведёт в медленном танце без музыки, подхватывая лишь ритм двух сердец, улыбаясь искренне и нежно, целуя под светом всё того же единственного софита, отбрасывая все ещё имеющиеся сомнения. И, может быть, позже он упадёт спиной на пыльный рояль, рассыпаясь, как этот театр, от чужих горячих прикосновений, от шёпота, от своего имени на чужих губах, оставляя и запечатлевая живые стоны на давно погибших стенах. Стирая себя прошлого и обнажая, наконец-то, для кого-то другого настоящего. Теряя страхи и находя ответы. Находя что-то важное внутри себя и внутри другого человека. Поразительная вещь: мы можем встретить кого-то на своём пути совершенно неожиданно и случайно, как обычного прохожего, идущего навстречу по улице, и одарить его простым взглядом, а можем и целой своей жизнью. Как и зачем пересекаются наши пути, и почему так случается, что они постепенно превращаются в один? Почему происходит так, что двум некогда совсем ещё чужим людям хочется рука об руку идти по нему вместе? Неужели их одинокая пустынная дорога больше не такая? Когда-то Тэхён услышал такую фразу: в зрительном зале тебя ждут тысячи людей, готовых тебе рукоплескать, но путь до сцены ты всегда проходишь один. И он жил, свято веря в то, что так оно и есть. Но теперь это больше не имеет смысла. Что-то внутри его сознания треснуло, и это что-то, похоже, прошлый он. И он больше не намерен собирать себя обратно. Прошлое похоже на битое стекло: пытаясь восстановить его, собрать все осколки, рискуешь порезаться. А потом… Что было потом? Можно было бы рассказать, как Чонгук узнал правду о том, что всё это изначально было шуткой, мог разозлиться и психануть из-за вранья, как в клишированных ромкомах нулевых, мог бы страдать от предательства и слышать громкое признание под окнами квартиры, под самую банальную романтическую музыку. Могли бы звучать все эти фразы о том, что сначала это были шутки, но узнав его получше, Тэхён и правда что-то почувствовал, всё изменилось. Могли бы быть споры, крики, слёзы, разочарование и примирение. Но всего этого не было. Не было не потому, что всё так и осталось покрыто тайной, нет. Джин, в итоге, всё равно пизданул лишка, да и вышло так, что Юнги с Хосоком давно знали Тэхёна, просто они давно уже не ослеплённые эмоциями подростки, а взрослые. Те самые взрослые, что умеют говорить друг с другом, умеют слышать и признавать свои ошибки. А ещё им неважно, что было и как это началось, главное, что есть у них сейчас. А шутка… Ну шутка вышла поистине смешная, по крайней мере, так считал Сокджин. Тэхён просто хотел постебаться над парнем, который несколько месяцев клеился к его брату, а в итоге, похоже, пошутил над собой. И эта шутка — стала худшей и лучшей идеей в его жизни. И в тот единственный миг, когда всего лишь несколько слов наполнили звенящий тишиной зал маленького театра, Тэхён впервые вдохнул, ощущая, что, наконец-то, по-настоящему жив и больше, кажется, не одинок. «Я влюблён в тебя, Тэхён».