— Приветствую вас на собрании Предвестников Фатуи, — немного откашлявшись, начинает Педролино, — Сегодня мы обсудим вопросы, касающиеся дальнейшей политики в Мондштадте и Ли Юэ, а также…
— Ну началось, — пробормотал устало Тарталья и потёр лицо руками.
— …Особенное внимание будет уделено Сказителю и его миссии в Иназуме, связанной с войной внутри…
— Если бы ты получше слушал, — сердито шикнула на него сидящая сбоку Сандроне, — о Фатуи бы не ходила дурная слава в Ли Юэ.
— Я вступил в Фатуи, чтобы сражаться, — хмыкнул он, — А не выслушивать эти заунывные речи каждую неделю.
— Заткнитесь оба, — буркнули сзади. Кажется, эти голос Коломбины. Прилетевший следом подзатыльник, по всей видимости, тоже принадлежал ей.
— Уважаемая Коломбина, — встрял в разговор Дотторе, — Мне кажется, для Юной Девы это не самое лучшее время для рукоприкладства.
— …Стоит также обсудить, в какую сторону мы будем двигаться в Натлане. О, и о нашем банке в Сумеру…
— Ты бы вообще помалкивал, — вступилась вдруг четвёртая Предвестница, — В офисе Ордо Фавониус наверняка уже во всю стену висит твой портрет с подписью «убить при встрече».
— Как грубо, — покачал головой Дотторе, — А я как раз хотел попросить заимствовать детей из твоего приюта…
— И не мечтай, умник, — цедит сквозь зубы Арлекино.
— Можешь попросить меня размазать тебе череп, — во весь рот улыбается Коломбина.
— Вот это да! — искренне удивляется Чайлд, — Надо тебе будет посоревноваться со мной!
— Эй, молодёжь, — в своём стиле обращается Пульчинелла, — Может, послушаете первого Предвестника?
— Я успею уже остальные Сердца Бога вам донести, пока он закончит, — подключается к разговору Синьора с первого ряда.
— Не многовато ли тебе одной? — Чайлд развернулся к ней всем туловищем.
— Я хотя бы при этом не разрушаю города, — усмехается она.
— Зато пинать Архонтов при этом ты у нас горазда, — поддакивает где-то позади Сказитель.
— Что ты там сказал, коротышка?
— Заткнитесь. Я из-за вас ничего не слышу!
— Что-то наша Прекрасная Леди слишком разговорчива сегодня.
— Отсиживающихся за стенами Снежной вообще не спрашивали.
Подобные перебранки — типичное сопутствующее подкрепление вступительным речам. Либо Педролино действительно так проникается своими словами, что не замечает спора, практически доходящего до драк; либо он просто оставил всякие попытки успокоить вечный цирк перед его носом. Из верных слушателей остаётся лишь Пульчинелла, параллельно слушающий список задач и разнимающий Арлекино с Чайлдом. В особо тяжёлые времена все молчат и пытаются уловить драгоценные минуты сна, которого так не хватает во время заданий. Зачастую в такие моменты Коломбина спит на плечах Синьоры, уткнувшись носом в бордовую шубу. Или просто лежит — из-за вечно закрытых глаз и кружевной повязки для остальных Предвестников всегда загадка — спит ли она, и как находит путь к залу совещаний в лабиринте Заполярного Дворца.
Усыпляющее вступление заканчивается, и начинается период докладов Предвестников. Первым выступает Пульчинелла, затем очередь переходит к Панталоне. По окончании его речи Арлекино расталкивает заснувшего Капитано мощным подзатыльником. Так незаметно тянется собрание. Чайлду снова выговаривают за лишние столкновения и сражения, а затем Синьора выслушивает её заслуженную похвалу, одновременно поглаживая по тёмным волосам Коломбину.
Этот ледяной зал свидетель всех коварных заговоров Фатуи, именно он рождал миру новых Предвестников. Здесь воедино переплеталась жестокая дипломатия, насилие и хитрые замыслы.
А ещё этот зал был свидетелем таких вещей, о которых не догадывался даже Педролино.
Благодаря стараниям Пульчинеллы и пинкам Арлекино собрание близилось к концу. Заканчивалось нудное подытоживание Педролино, и Фатуи один за другой покидали помещение. Оставшиеся Коломбина и Синьора выслушивали свои поручения.
— Чайлд, зайди ко мне после того, как встретишься с Царицей, — окрикнул первый Предвестник уходящего одиннадцатого. Он кивнул, не поворачивая головы, и вышел за дверь.
— Синьора, я жду от тебя отчёт о Сердце Бога гео Архонта.
— Как скажете, — безразлично вздохнула она, окатив Педролино леденящим взглядом синих глаз.
Она проводила его взглядом, пристально наблюдая за закрывающейся дверью. Коломбина наблюдала за этим, всё также сидя на стуле.
Синьора огляделась: Они единственные остались в этом зале. Высокие ледяные потолки устремляются наверх, и Розалина словно улавливает треск льдов, сковывающих потолок. Предвестницы словно находятся на самом дне, под айсбергом, настолько этот зал поражал своими размерами.
— Я скучала по тебе, — резко раздаётся змеиный шёпот. Синьора оборачивается на звук.
— Как и я, Любовь моя, — расплывается она в улыбке, — Тебе дошли мои письма?
— А как иначе, — кивнула Предвестница, — Но мне их мало.
— Ах вот как, — на губах Синьоры танцует ухмылка, — Чего же ты хочешь в таком случае?
— Какой сложный вопрос, — она наблюдает, как Розалина подходит ближе к её стулу, — Мне нужно подумать над ответом.
— Я исполню любое твоё желание, — Синьора касается её алых губ.
Кому ещё кроме них во всей Снежной знакомо это чувство? Кто ещё знает, какого это, когда сердцебиение настолько сильно, что разрушает костяную клетку, в котором оно само заперто, когда рёбра грозятся разлететься на мелкие кусочки?
Коломбина привстаёт, и Синьора садится на её место. Следом она оказывается на коленях Розалины, обвивая её руками за шеей.
— Я готова сжечь весь чёртов мир ради тебя, — говорит ей в губы Коломбина. Она была словно бабочкой, играющей с опасным пламенем смерти.
— Любовь моя, — отвечает ей Синьора. Только с ней она выпускает то самое, что осталось от Её прежней.
То, что цепями сковал глаз порчи.
Лица обеих скрывают полумаски, но это не мешает их страстному, переходящему в укусы, поцелую. Они обе жадные, когда дело доходит до интимной близости. Ни одна не замечает ничего вокруг, Коломбина запускает руку в чужие волосы, путается рукой в замысловатой причёске и прижимает сильнее к себе. Ей мало, мало и Розалине. Коломбина сумасшедше смеётся — её образ переняли магини цицин — показывает острые клыки и бешеную улыбку. И — только для своей возлюбленной — открывает глаза и тонет в лазури очей напротив.
Время вокруг замёрзло, словно сама Её Величество укрывает их от чужих глаз. Коломбина спускается ниже, расстаётся с любимыми сладкими губами и кусает чужую бледную от морозов Снежной шею. Выбирает специально те места, где не проходит её чёрное украшение. Синьора тем временем вдыхает носом аромат чужих волос. С теми крыльями позади головы, повязкой на глазах — Коломбина для неё ангел, сошедший с самой Селестии, которую они собираются разрушить. Она — символ всего святого, всего самого чистого и неприкосновенного. Она готова защищать свою ангельскую любовь, даже если сама при этом сгорит дотла. Коломбина — её единственный смысл жить, её возведённая на прахе старого мира новая цивилизация. Желание мести богам за смерть любимого давно прошло, и сейчас она видит за спиной Коломбины тень того самого человека, однажды показавшего ей, каким прекрасным может быть мир. Он исчез, но переродился в новое тело, восстал из недр бездны и спрятался глубоко в душе Коломбины. И она любит Коломбину так искренне, ведь каждое её движение, вздох, каждый жест и поворот головы — всё это так сводит Розалину с ума, так заставляет её желать Коломбины. Целовать её, защищать, как самую хрупкую вещь во всём тейвате.
Грохочут планеты и миры, складываются в созвездия звёзды, плетя мерцающей нитью историю, но судьба Коломбины и Синьоры навечно переплетена, а они обе благословлены божественным небом. Розалина держит Коломбину за руку, переплетает их ладони так крепко, словно пытается слиться с ней воедино.
И если бабочка адского пламени ещё способна любить после того, как сгорела дотла в огне правосудия, способна чувствовать всепоглощающее счастье от такой простой и немудрёной вещи — жизни, то она выйдет сражаться с божествами Селестии в одиночку, если сможет защитить Коломбину.
С плеч спадает тяжёлая бархатная шуба, а Коломбина избавляется от формы Фатуи. Мороз зала не распространяется на разгорячённые тела, лишь придавая сексу ледяной контраст на фоне трения и горячих поцелуев.
Коломбина съезжает на одно чужое колено и трётся об него вагиной, одновременно покусывая шею Розалины. Она выдыхает ей на ухо, что-то неразборчиво шепчет. Чёрные заколки-шпильки, поддерживающие сложную причёску, упали под стул, и волосы Синьоры растрепались по всей спине. Платье валяется смятым где-то в ногах.
По залу скачет эхо тонких стонов, перепрыгивает и играет в салочки с лунными лучами, проникающими внутрь и отражающимися на стенах.
Коломбина чувствует тянущее чувство где-то внизу живота и ускорчет свои движения, они становятся хаотичнее, превращаются в рывки; Синьора играет с её сосками, наращивая стимуляцию. Коломбина ахает от избытка эмоций, ей невероятно приятно, она словно вознеслась в Селестию, настолько это хорошо. Она лежит на любимой, вдыхает её аромат, слышит её голос.
Они безнадёжно влюблёны.
Коломбину уже ведёт, она у самой развязки, как вдруг по залу проносится звонкое:
— Нихуя себе…
К ужасу обеих предвестниц, этот голос не принадлежит ни одной из них.
— Чт… — подпрыгивает Синьора.
— Эй-эй, только не начинай здесь драку, — сразу пугается Чайлд, — Я вообще-то не просто так зашёл. Где Педролино?
— Педролино…? — удивляется Синьора. Коломбина на её коленях по-детски хнычет.
«… — Чайлд, зайди ко мне после того, как встретишься с Царицей, — окрикнул первый Предвестник уходящего одиннадцатого. Он кивнул, не поворачивая головы, и вышел за дверь»
— Чёрт, — цедит она. Приметив, что Чайлд, пользуясь случаем, рассматривает тела своих коллег, добавляет, — Пошёл вон!
— Я не…
— Вон!!!
***
— Снова на задание? — спросила Коломбина Синьору. Они обе лежат в кровати в спальне Коломбины. Сквозь занавески комнаты пытается пробиться холодный дневной свет. Утро медленно уступает место дню, а рассвет уже давно прошёл. Эти хрупкие мгновения обе Предвестницы благополучно проспали, лежа подруга на подруге.
— На этот раз придётся проникнуть в Иназуму, — пожимает плечами Синьора, подрисовывая цветной тушью из баночки стрелки. Она сидит в другом конце спальни перед туалетным столиком.
— Я буду скучать, — грустно проговорила Коломбина, обнимая руками подушку, — Розалина. Розалина. Ро-за-ли-на…
— Что такое?
— Нет, — отмахнулась она, — Просто люблю произносить твоё имя.
— А я люблю тебя, — Синьора садится обратно на кровать уже одетой, обнимает Коломбину сбоку.
— Иногда у меня такое чувство, что мы обе обманываемся… — задумчиво произнесла Коломбина всё с такой же улыбкой психопата и закрытыми глазами, — Я — не твой возлюбленный, ты — не мой рыцарь.
— Мне всё равно, кто мы есть, — честно отвечает Розалина, — Я люблю тебя. Это для меня самое главное. Я принесу Её Величеству то, чего она хочет, и мы с тобой ступим на новый непорочный мир вдвоём.
— Я буду ждать, — улыбка становится ещё больше, а затем её утягивают в поцелуй.
***
Похоронная мелодия тянется вечность.
Все Предвестники собрались в ледяной усыпальнице. По центру покоится Она.
По щекам Коломбины текут невидимые слёзы, примерзают к гробу.
Остальные Фатуи расположились поодаль и о чём-то спорят. Видно напрягшееся лицо Арлекино, и даже Чайлд сейчас не настроен драться. Слышится речь только вошедшего Педролино.
— Розалина, — в бреду шепчет она, — Ро-за-ли-на…
Она дала себе обещание обязательно побывать в Мондштадте, на её родине.
Всё точно так же, как и в прошлый раз. Розалина заморозила её кровоточащее сердце, и сама же ненароком разбила эту хрупкую вещь.
Предвестники в стороне клянутся в верности Её Величеству. Коломбина касается рукой своей повязки, век, которые так любила целовать Розалина. Над гробом звучит прощальная клятва:
— Я сожгу весь чёртов мир за тебя.
