Двойная власть

Липкая одежда холодила кожу, в туфлях хлюпала вода. Порш, давясь смехом, потянул Кинна в лифт и, перед тем закрылись створки, тот увидел, что на мраморном полу после них осталась мокрая дорожка. В доме было полно камер, и если человек не спал на посту, то мог заметить их двоих, прижимающихся друг к другу, держащихся за руки, ныряющих в бассейн. В лифте тоже имелась камера. Кинну было все равно. Он дернул Порша к себе, обнял за талию и, не размыкая их сцепленных ладоней, поцеловал его улыбающийся рот. Порш в ответ также стиснул его ладонь. Его губы разомкнулись, и нежный кончик языка лизнул Кинну язык и тут же спрятался обратно в жаркую глубину рта. Даже сейчас Порш дразнил его. Кинн впился в его талию и прижал к стене, выбив из Порша громкий вздох. Ему хотелось сожрать Порша. Хотелось сделать ему больно, сделать ему приятно, сломать его, оберегать его. Заставить его сдаться. Лицо Порша раскраснелось, полные губы распухли и блестели от слюны. Он тяжело дышал, и его глаза были широко распахнуты, словно от изумления. Бедром Кинн чувствовал, как он твердеет. ― Ты… просто… зверь, ― между выдохами прошептал Порш, гладя его по щеке. На его лице снова была эта вечная улыбка ― то ли ласковая, то ли насмешливая. Не желая и не имея сил сдерживаться, Кинн сильно укусил его за плечо. ― А! ― Порш вздрогнул в его руках. Его улыбка стала шире. Тогда Кинн надавил бедром ему на промежность, и Порш, сдавленно застонав, откинул голову на стену. Держа его так, без возможности сбежать, распаляя его потребность, Кинн все еще не был удовлетворен. ― Ты такой… ― начал он и задохнулся, потому что Порш приподнял ногу и мягко потер его член. ― Да?... ― Порш смотрел на него, приподняв бровь, зажав розовый язык между зубами. Он точно знал, какое влияние оказывает на Кинна, и очевидно наслаждался этим. Кинн любил радовать его и еще счастливее был от того, что причиной этой радости, этой нахальной игривости стал он сам. И одновременно с этим он испытывал непреодолимое желание сжать, укусить, запереть, чтобы Порш откликнулся, затрепетал в его руках, чтобы его сердце билось так же невыносимо тяжело. Он едва не сорвал одежду с Порша прямо в лифте. Но в тот же момент они перестали ехать вверх, раздался звонок, и створки дверей разъехались. Во всем теле Кинн ощущал покалывание и легкость, пока шел с Поршем к своим комнатам. Они так и не разомкнули руки. Порш то и дело бросал на него взгляды, полные тепла и приязни, а потом опускал глаза вниз, и тени от его ресниц ложились на смуглые щеки, с которых так и не сошел румянец. Кинн мечтал поцеловать его. Но как только они оказались внутри, Порш его опередил. Он толкнул Кинна на закрывшуюся дверь и впился ему в губы. Кинн с яростью ответил на поцелуй и ощутил, как клацнули, столкнувшись, их зубы. Порш мягко держал Кинна за плечи, не сжимая. В отличие от Кинна он никогда не был груб. ― Хотел сделать так очень давно, ― прошептал Порш и поцеловал его в щеку, в подбородок, затем в мокрый воротник футболки. Он поднял лицо, и Кинн снова увидел эту улыбку ― милую, наглую, обольстительную. Никто так ему не улыбался ― только Порш. Никто не улыбался столь часто и столь свободно. Кинн хотел, чтобы улыбка никогда не сходила с его лица, и одновременно с этим ― похитить ее своими губами, прогнать ее ― подчинить Порша себе целиком. У него даже имелся план. ― Я тоже кое-что хочу сделать с тобой очень давно, ― сказал он хрипло, глядя Поршу в глаза. ― Правда? ― тот тихо рассмеялся. ― И что же? Кинн наклонился и прошептал ему в ухо. Никто не смог бы их подслушать, но эффект того стоил: кожа на шее Порша покрылась мурашками, и когда Кинн снова посмотрел ему в лицо, его румянец стал гуще. Порш облизнулся и опять рассмеялся ― в этот раз от смущения. Кинн молча гладил его по пояснице. ― Э, ладно, ― Порш два раза кивнул головой. ― Тогда я… ― он задохнулся, когда Кинн притянул его ближе и провел языком по его шее, ― должен… подготовиться… Чтобы отпустить его, Кинну пришлось напомнить себе, что сам затеял все это. Он оставит в Порше след настолько глубокий, что тот будет помнить о нем, просыпаясь в одиночестве по утрам, общаясь с другими людьми ― ни один человек не сможет отобрать его у Кинна. Никогда. Хотя его собственный опыт в этой части значительно превышал опыт Порша, он и сам ощущал легкий зуд, волнение и нетерпение, пока Порш принимал душ. Он знал наверняка, что никто раньше не делал этого для Порша ― а если бы не знал, то понял бы по его реакции ― и от этого его предвкушение росло, а вместе с ним ― и желание быть нежным, и желание быть грубым. Порш охотно отзывался и на то, и на другое. Он просто был с Кинном, не требуя взамен ничего, кроме любви. Из душа Порш вышел замечательно голый, только с полотенцем вокруг бедер. Кинн, в шелковом халате, ждал его на кровати. Он мог бы подойти к Поршу, прижать его к стене, сдернуть с него полотенце и смотреть, как тот поднимается на носочки, подставляясь, как дрожит, вымотанный чрезмерным, резким удовольствием. Порш бы позволил. Но теперь, когда между ними все наконец прояснилось, Кинну нравилось оттягивать момент. Томительное предвкушение, наслаждение от того, что можно просто смотреть ― и Порш, поймав его взгляд, с радостью подойдет к нему сам. Так и случилось. Заметив направленное на него внимание, Порш с ухмылкой содрал с себя тряпку и бросил прямо на пол. Его темный член покачивался между сильных, полных от мышц бедер. Совершенно не стесняясь, Порш вальяжно прошествовал к Кинну и, перекинув через него ногу, деловито уселся сверху. Кинн ощутил на бедре мягкое скольжение его яичек, затем Порш раздвинул полы его халата и поцеловал под ключицей. Он касался Кинна своим теплым дыханием, длинными сухими руками, и чуть-чуть, словно опять дразня ― своей промежностью. Там было жарче всего. Кинн потянул Порша к себе и поцеловал. Постепенно движения Порша перестали скрывать целенаправленность. Он в открытую терся о Кинна, слегка постанывая от собственных движений. Кинн сжал его ягодицы. Ярость снова поднялась в нем. Он придержал Порша за затылок и перекатился на него сверху. ― Перевернись на живот, ― сказал Кинн низко. Порш сразу же сделал, как он велел, словно только этого и ждал. Его зад был не пышный, но и не маленький: размера рук Кинна не хватило, чтобы полностью обхватить его. Кинн нежно раздвинул ягодицы. Порш выдохнул и подтянул к себе ногу, открываясь шире. Кинн уже дважды был внутри него, оба раза ― в спешке. Он мало что видел. Теперь ему удалось. Кожа между ягодиц была тоньше и темнее, чем на остальном теле. А еще там Порш был почти образцово гладкий. ― Ты что, депилировался? ― спросил Кинн, завороженный открывшимся видом. Он едва увернулся от полетевшей в лицо пятки. ― Ты дурак? ― воскликнул Порш возмущенно. ― Когда я успел бы? Или ты прячешь в этом доме салон красоты? Пятка снова нацелилась в его сторону. Кинн поймал Порша за лодыжку и прижал его ногу к матрасу. ― Все, все, я понял. Никакой депиляции, ― он поцеловал Порша в поясницу. Тот расслабился. ― Только натуральная гладкость. Под приглушенные смешки он спустился поцелуями на ягодицы и опять развел их, подушечками больших пальцев тронув слегка растянувшийся анус. Он жарко выдохнул туда, отчего отверстие сжалось, а Порш наверху что-то неразборчиво пробормотал. Кинну было уже не до этого. Он высунул язык и одним широким мазком лизнул Порша от мошонки до ануса. ― М-м! Порш был теплый, кисло-соленый как пот и горький как мыло. Кинн обвел его вход по кругу. Порш отозвался неуверенным стоном, который тут же оборвался, когда Кинн принялся мелко и часто лизать его прямо в дырку. ― Боже, Кинн, ― пробормотал Порш и сам приподнял зад, желая открыться еще больше. Он был таким жадным до наслаждения, охотно брал все, что Кинн давал ему и всегда просил еще ― сильнее, быстрее, жестче… Кинн оттянул его ягодицы как можно дальше дальше друг от друга и въехал языком внутрь. Порш вздрогнул и сжался. Из него полились какие-то совершенно новые звуки, которые Кинн раньше не слышал: ― Нх-х… Ыы-х-х… А-а-аш-ш! Не собираясь его щадить, Кинн начал размеренно трахать его языком. Порш попытался ему подмахивать, но этим только сбил весь ритм. С силой сжав его зад, Кинн прижал его обратно к подушке и звонко шлепнул по ягодице. Порш ахнул и замер. Он был такой покорный, такой мягкий в тех местах, где Кинн трогал и ласкал его, так отчаянно шипел и стонал, что это только раззадорило Кинна усилить напор. У него была цель: свести Порша с ума, чтобы тот забыл собственное имя, чтобы не смог присесть на стул, не вспомнив, что Кинн сделал с ним. В сексе он мог отыграться за все насмешки над собой, за неуверенность и застенчивость, которые Порш вернул в его жизнь. Но теперь Кинн тоже стал тем, кто дразнит. Он планировал мучить Порша так же, как тот мучил его все время, своей непокорностью, упрямством, своей добротой, веселым характером. Порш балдел, когда его мучили. Он едва заметно терся о подушку, как будто не мог сдержаться, даже если хотел. Кинн ощущал терпкий запах его возбуждения. Издаваемые им звуки всегда были разные. От щекотного прикосновения к краю ануса Порш тихо хныкал и раскрывался шире, словно надеясь, что это заставит Кинна перестать его дразнить. Иногда он получал желаемое: Кинн резко скользил внутрь, стенки ануса расступались вокруг него, а Порш мяукал и шипел, беспорядочно шаря руками по простыням в поисках опоры. Когда Кинн плавно, по кругу вел язык наружу, Порш сжимался, стараясь удержать его, и бил кулаком по матрасу и высоко стонал: ― А! А! А-а-а... А потом Кинн заново начинал эту пытку, не давая Поршу ни секунды передышки. Он погрузился почти в транс и не сразу заметил, когда бедра и ягодицы затряслись под его хваткой, а мяуканье, хныканье и шипение слились в непрекращающийся отчаянный скулеж. Кинн решил проинспектировать результат и отодвинулся от его зада. Анус, до того сжатый и сухой, теперь немного раскрылся и развратно блестел по краям. Кинн ощущал, что и его собственные губы, щеки и нос полностью покрылись слюной. В его паху пульсировало с такой силой, что он кончил бы, даже случайно задев членом собственную руку. Порш распластался по кровати и загнанно дышал. Его длинная смуглая спина покрылась каплями пота. Волосы на затылке стояли торчком, будто он дергал за них в попытке справиться с непривычным удовольствием. Простыня под ним была полностью перекручена. Порш сильно вцепился в ткань, почти намотав ее на кулак, словно та была последним, что удерживало его в этом мире. Он закусил ртом одеяло, и мокрое пятно темнело вокруг его зубов и красных обкусанных губ. Кинн просунул руку между его разведенных бедер. Порш приподнял ягодицы, позволяя коснуться себя спереди. Его член от головки до паховых волос был полностью мокрым. Кинн продвинул руку ниже ― яйца тоже были скользкие от смазки, и от слюны. ― Кинн, Кинн ― почему ты остановился? Почему… А! ― вместо ответа Кинн плюнул прямо в раскрытое отверстие. Он немного промахнулся. Сгусток слюны зацепился за опухший ободок и пополз вниз, к мошонке. Кинн плюнул еще раз. ― Кинн, ты извращенец… Порш даже не пытался убрать из голоса похоть. Кинн усмехнулся и скользнул пальцем внутрь его тела. ― М-м-м-ф-ф… ― Порш опять закусил одеяло. Он был настолько расслаблен и хорошо разработан, что и первый, и второй палец вошли в него без всякого сопротивления. Кинн надавил на нужную точку, и Порш, вскрикнув, выгнулся как кошка. ― Изверг! При этом он подмахивал, активно насаживаясь на пальцы. Как всегда покорность и нега слетали с него слишком быстро. Кинн высунул пальцы, быстро смазал себя и, придерживая Порша за бедро, начал вставлять ему и не остановился, пока пахом не коснулся его ягодиц. Порш тяжело дышал, его ребра отчетливо выделялись на стройной спине. Кинн опустил ему руку между лопаток, успокаивая, и сделал первый толчок. От его движения Порша протащило вперед. Он ахнул и попытался приподняться на дрожащих руках. Его спина изогнулась, и что-то невыносимо доверчивое и уязвимое было в том, как покраснела тонкая кожа его шеи, когда он безуспешно пытался повернуть голову, чтобы посмотреть на Кинна. Словно не мог вынести даже такую разлуку. Не так, понял Кинн. Ему тоже надо было видеть лицо Порша. Он должен знать, как тот реагирует, плачет ли он, улыбается ли, заломлены ли его брови, краснеют ли его щеки… Тогда Кинн вышел из него, перевернул на спину и, подхватив под колени, скользнул внутрь, туда, где было жарко и влажно. Порш обнял его ногами за талию и притянул к себе за плечи. И Кинн увидел его. Все его лицо было красное, особенно рот, глаза блестели, будто от слез, зрачки почти закрыли радужку ― но он улыбался, и Кинн поймал эту улыбку своими губами, а затем разрушил, сунув язык в гостеприимно раскрывшийся рот. ― Вот так, ― прошептал Порш на второй толчок, крепко обнимая Кинна руками и ногами. ― Так-то лучше. Теперь я вижу твое красивое лицо. ― Я тоже люблю твое лицо, ― тихо ответил Кинн. Порш погладил пальцем его по щеке. Не отрывая от него взгляда, Кинн мощно толкнулся вперед. Порш зажмурился и впился пальцами Кинну в затылок. ― Да, вот там, ― простонал он и откинул голову, беззащитно выставив шею. Порш так охотно принимал в себя член, так легко уступал его воле, что Кинн иногда задавался вопросом, действительно ли был у Порша первым. Никто не мог быть таким чувствительным с первого раза… Захваченный неуместной ревностью, Кинн схватил ладонь Порша и прижал к кровати. Он уже был внутри Порша, уже держал его под собой, но ему нужно было больше. Ему нужно было, что Порш чувствовал его повсюду, полностью окруженный им. Порш переплел их пальцы. Из его открытого рта вырывались тихие всхлипы, а глаза были зажмурены, словно он пытался справиться с избытком ощущений. Кинн не желал, чтобы он справлялся. Он остановился и, не вытаскивая член, взял Порша под коленями и положил его ноги себе на плечи. Порш позволял манипулировать собой, как ему вздумается, и только судорожно дышал, будто после долгого бега. Глаза его все еще были закрыты. Кинн нагнулся, сложив его пополам, и въехал еще дальше. Порш распахнул глаза и вскрикнул. Под этим углом Кинн мог вставить ему почти так же глубоко, как если бы Порше оседлал его. ― Вот так, малыш, ― выдохнул Кинн, глядя на его ошеломленное лицо. Порш ничего не ответил, но не отводил от него взгляда и только беспомощно шарил руками то по его груди, то касался шеи, то рук, которыми Кинн поддерживал его трясущиеся от напряжения бедра. Кинн сделал толчок, затем другой. Порш как будто совсем перестал дышать, пойманный в ловушку между телом Кинна и кроватью. Но постепенно, с каждым новым движением внутри себя, которое Кинн старался сделать более сильным и длинным, чем предыдущее, Порш начал издавать тонкий, едва слышный писк, словно на то, чтобы быть громким, ему уже не хватало сил. Словно Кинн полностью подчинил его себе. Полностью владел им. В таком случае он заставит Порша кричать даже когда тот не мог. Кинн нагнулся к его шее. Порш покорно откинул голову и выдохнул, когда Кинн провел языком по бьющейся вене. А затем Кинн сомкнул зубы, и Порш закричал и так крепко стиснул его внутри, что Кинну пришлось замереть, чтобы не сделать больно им обоим. Порша затрясло, он выгнулся и заскулил. Между их животами, где и так было жарко и мокро от смазки и пота, разлилась теплая струя. Порш кончил. Кинн опустил его безвольные ноги, чтобы не затекли, и, обняв за плечи, принялся целовать разгоряченное лицо. Порш обнял его в ответ и несколько мгновений приходил в себя, моргая в пустоту и пытаясь отдышаться. Затем Порш поморщился. ― Больно, ― простонал он. ― Здесь больно? ― Кинн успокаивающе поцеловал его в шею. ― Не кусайся больше, ― но в голосе Порша не было недовольства. ― Совсем нельзя кусаться? ― невинно уточнил Кинн и оставил еще один поцелуй. Кинн до сих пор находился внутри Порша, а тот не торопил его вытаскивать. ― Совсем, ― отозвался Порш и откинул голову в другую сторону, позволяя Кинну лизнуть шею с нецелованной части. ― Даже так? ― спросил Кинн и почти без нажима обхватил зубами мышцу. Грудная клетка Порша поднялась и опустилась под ним. ― Так можно, ― смилостивился Порш. ― А так? ― Кинн укусил чуть повыше, ненамного сильнее. Дыхание Порша на миг прервалось. Кинн ощутил, как Порш сжал его внутри себя. ― Можно, ― тихо ответил Порш. Кинн на пробу сделал мягкое круговое движение бедрами. ― А-а! ― Порш вздрогнул, его ноги разъехались. ― А так можно? ― прошептал Кинн. ― Можно, ― шепотом отозвался Порш. Кинн поцеловал его в губы и повторил движение. Он не пытался толкнуться глубже, зная, что то, что испытывал сейчас Порш, не было удовольствием в полной мере. Это ощущение было слишком объемным, слишком тяжелым, слишком невыносимым для наслаждения. И всё-таки Порш принимал его. Кинн двигался мягко и неспешно, не отводя взгляда от его лица. Порш выглядел как прекрасный мученик с европейских полотен: страдальчески заломленные брови, алый рот, приоткрытый словно в жажде поцелуя, полуприкрытые глаза ― то ли от неги, то ли от муки… Если Порш и чувствовал муку, то сам ее приветствовал. Он начал покачиваться навстречу движениям внутри себя. Кинн толкнулся в него дальше, и Порш, выгнувшись, попытался обхватить его ногами, но те постоянно соскальзывали вниз. Кинн подхватил его под колени и, удерживая на себе их вес, принялся часто вбиваться. Порш стал совсем податливый и бескостный. Внутри него словно было еще жарче и мягче, чем раньше. Он покорно принимал каждый толчок. Его руки лежали у Кинна на бедрах, не сжимая, и на каждое движение он отзывался полувздохом-полувсхлипом. С кончика его снова наполовину приподнятого члена тянулась нить смазки. Порш кайфовал. Это было последним, о чем Кинн подумал, прежде чем сорваться. Он почти ослеп от похоти. Он едва замечал, что от каждого толчка Порша прокатывало вперед по кровати, не чувствовал, как тот царапает ему спину, не слышал ни криков, ни стука кровати о стену. Даже когда он кончил, заполнив Порша своим семенем, он все еще желал. Не успев и сам отдышаться, не давая ни себе, ни Поршу отдыха, он взял член Порша в ладонь и стал быстро и жестко дрочить. Порша подбросило. Он заскулил, задергал Кинна за волосы, пытаясь сжаться на еще не опавшем члене Кинна, но там он был уже настолько свободен, что Кинн едва почувствовал это давление. ― Все хорошо, малыш, ― прохрипел Кинн и впился ртом в торчащий острый сосок. Порш забился под ним, как раненная птица, задыхаясь и скуля. Из уголков его глаз потекли слезы. Он выглядел полностью сломленным. У Кинна в груди потяжелело от любви. Он жадно засосал кожу над соском, и в тот же миг Порш кончил с громким криком. Его всего трясло, и Кинн продолжал гладить его до тех пор, пока Порш не отвел его руку. Только после этого Кинн вышел из него. Анус Порша, ярко-красный и болезненно опухший, остался открытым, и из него уже вытекло несколько белых капель. Порш с головы до ног был мокрый ― от пота, слез и спермы. На шее и груди наливались синяки. Кинн не ощущал ни капли вины. Порш выглядел, как и должен был, ― хорошо выебанным. Наконец чувствуя некоторое подобие удовлетворения, Кинн лег рядом с Поршем. Тот моментально прижался к нему, положив голову ему на плечо. Кинн обнял его и поцеловал в лоб. Некоторое время они молчали, приходя в себя и дыша в унисон. ― Требую возместить ущерб, ― заявил Порш наконец. Он напустил на себя суровый вид. ― М? ― За тот подлый укус. Кинн крепче сжал его в объятиях. ― И что ты хочешь? ― заинтересовался Кинн. ― Дай-ка подумать… ― Порш мечтательно поерзал. ― Я не такой, как ты. Я добрый, поэтому… Кинн скептически фыркнул и получил щелбан. ― Ау! ― … поэтому я дам тебе выбор. Либо око за око. Ощути мою боль. Кинн решил, что это справедливо, но хотел услышать и второй вариант. ― Либо? ― Либо, ― подхватил Порш, ― отпуск по болезни. Кинн напрягся. Они только-только начали встречаться, а Порш уже хотел уехать от него? Неужели Кинн и вправду настолько был груб? Недостаточно внимателен? Только ли в этот раз ― или и в другие?... Порш неделикатно затеребил его сосок, и Кинн вздрогнул, вынырнув из своих мыслей. Порш оставил в покое его грудь и пополз рукой вниз, по животу, пока не достиг своей цели и стал гладить, обращаясь гораздо мягче, чем с соском. Кинн начал догадываться, что стоит за его предложением. ― Ну? ― не выдержал Порш. ― Неужели такой сложный выбор, а? ― Сколько ты хочешь дней? ― А сколько мне понадобится, чтобы полностью исцелиться? ― Порш ткнул пальцем на свою шею. В отличии от засосов, укуса почти не было видно. Кинн скользнул рукой вниз по его телу. Порш чуть развел ноги, и Кинн ощутил под пальцами мягкость, жар и влагу. Он ввел кончик мизинца внутрь, и Порш громко выдохнул. Выбить отпуск для Порша даже на день было непросто. Кинну, чтобы освободить хотя бы день для себя, требовалось как минимум пулевое ранение. Порш покрутил задом и чуть насадился на его палец. Его дыхание обжигало Кинну шею. Слишком соблазнительный, слишком наглый. Кинн не давал Поршу над собой никакой власти. Порш забрал ее сам. Он вертел Кинном как вздумается, даже не стараясь. ― Тебе понадобится не меньше трех, ― сдался Кинн. Порш радостно захихикал. ― И постельный режим. Рана слишком опасная.