Подвешенное состояние

      Идти по широченному коридору, отделанному какими-то ненужными и ненатурально вписывающимися картинами, плакатами, одному под стук каблуков было весьма привычно. Хотя, в данную минуту это пресловутое цоканье юной лошадки могло только привлечь лишнее внимание. Конечно, если бы хватило времени, то в его светлую голову обязательно пришла бы идея надеть что-то бесшумное и с мягкой подошвой, но времени критически не хватало. Или, может, ему так просто казалось, ведь проведённые в разлуке часы ползли слизняком сквозь искрящиеся страхом, бессоницей и усталостью взгляды студентов, растягивая их, вопреки законам физики, в световые года.       Обычно у всей военной кафедры тряслись их не особо патриотичные и милитаристические поджилки, стоило недавно купленным лабутенам от "Армани" солдатской походкой объявить их целью зорких глаз Стэнли и почётно наградить многих неудами. Обувка, кстати, не по преподавательской зарплате, куплена была на почти легально позаимствованные у Ксено деньги. А что? У завлабы и ректора в кармане всегда заваляется пара купюр не мещанского номинала. И потом, это плата за вытрепанные нервы за все двадцать с гаком лет дружбы.       Как образцовый друг, Ксено имел привычку раздражать Стэнли как минимум пять раз в неделю, своими капризами, жалобами на откровенно туповатых студентов (иногда по его рассказам создавалось впечатление, что все кроме пресловутого Ишигами Сенку остановились в развитии где-то на уровне ракушек и решительно не желали понимать элементарные вещи), поэтому и оплата являлась стопроцентно заслуженной. Была, правда, одна вещь, за которую доктор мог и не помиловать, отправить в длительный ЧС, выходил он из которого только если придумает ещё какую-нибудь колкость или шедевральный в хитровыдуманности подъёб, а потом снова блокируя, на давая и шанса на ответ. Он мог терроризировать Снайдера неделями этой тактикой, пока тот самолично не приходил сначала разбить вхлам ни в чём не повинный телефон, а потом вымаливать прощение, чуть ли не целуя пятки, у его превосходительства. На этот раз, правда, дело было куда серьёзней.       Это именно из-за него Стэнли приходится, выпрямившись и натянувшись как скрипичные струны, лёгким, но нервозным шагом мерить коридор, желая скорее добраться до обители физмата и его наводящего страх хозяина. Там, за злополучной дверью, на которую уже трижды какие-то умники вешали цитату: "Забудь о надежде, всяк сюда входящий долбаёб", его ждала награда за все выстраданные часы на растоянии. Все жилы трепетали в нетерпении, однако солдатские привычки не уступали место клокочущим эмоциям и периметр был тщательно проверен на наличие препятствий. К счастью, всё было чисто, и ни один обучающийся не слонялся где-то поблизости. Дрожащий в пальцах дубликат ключа с характерным железным хрустом вошёл в скважину, двумя резкими движениями отодвинул мешающую защёлку, и дверь была открыта.       И тут же захлопнута обратно, оставляя снаружи остывающее эхо и пустоту. Стэнли оказался внутри, и взгляд, полный безмерного восхищения, вперился в огромный в своих масштабах аквариум. Выше его самого раза в полтора, доверху залитый, к удивлению, всегда чистой водой. На дне был слой чистого песка, помнится Ксено отказался брать какой-то бы то ни было в магазине и сам, в лабораторных условиях понаделал диоксида кремния.Разнообразный декор, вроде затонувших пиратских кораблей, сундуков, обычных веток с кучей скрытых в ней ходов, пластмассовые водоросли, извивающимися силуэтами тянулись к самому верху. Но не то, всё не то. Ко всему этому Снайдер давно привык, и вид знатно приелся, он искал совсем иного.       И наконец, лихорадочно шаря глазами, он наткнулся на то, что искал. Сердце его замерло на мгновение, дав себе передышку от волшебной красоты и плавных движений плавников, за наблюдением того, как они превращались в резкие и воздушные движения, хотелось провести вечность. Да, Стэнли желал одного, если бы встретил джина или другого уполномоченного исполнять тайные мечты – отвести ему срока побольше, и оставить его одного водить кончиками пальцев по контуру проплывающего рыжего хвоста. Смертоубийственные выпуклые глаза пускали крупный калибр во все уязвимые точки, причиняя фантомную боль.       Подходя медленно, словно боясь спугнуть и заодно выскрёбывая на подкоре это эстетичное, неповторимое существо. Подушечки пальцев прислонились к мнимо холодному стеклу, пачкая прикосновением недостойного к броне прекрасного. Стыдясь, и одновременно блаженствуя, Стэнли аккуратно прислонил лицо, уткнувшись носом и лбом в твёрдую преграду. Ах, преграды – это всё, что только может принести эта ужасная, монструозная любовь. Нет ничего, кроме постоянно капающего на воспалённые артерии сердца яда, разносящего смерть по телу. Его рвёт и мечет от осознания беспомощности перед всевозможностью этой лупоглазой морды, и его чёрнокнижного влияния на трепыхающегося бывшего военного.       Не находится ничего ужаснее в мире, как выкраивать лишь толику своего времени, дабы любоваться с другой стороны стекла, истощаться и тлеть, аки пергамент от мелкого уголька. О, эта жестокая рыбка поймала его на стальной и больно дерущий глотку крючок. Цедить свои чувства через тонкую частую сетку – единственное, что остаётся Стэнли, гонимому безысходностью своего положения.       И так, скорее всего, останется до самого трагичного дня смерти явно проигрывающего гонку по долгожительству Джереми. Всё навсегда останется в отравляющем подвешанном состоянии...