***
Когда хлопнула входная дверь, Тацуми поднял голову, отрываясь от документов, которые он в тот момент копировал, чтобы глянуть на вошедшего. Хотя и так было ясно, кто это. – Опять опоздал! – недовольно провозгласил Хисока, поворачиваясь к двери и на пару секунд отвлекаясь от лежащих перед ним бумаг. – Прости, прости! Проспал. Офис их отдела был небольшой: ряд столов вдоль одной стены, столик с исследовательской дребеденью Ватари у другой, там же дверь в кабинет шефа, да копировальный аппарат в самом конце прохода у окна, где сейчас и стоял Тацуми, обозревая всю картину в целом и, как будто, возвышаясь над всеми в отделе. С этой точки, спиной к свету, он и любил читать свои нотации, пугая сотрудников, а иной раз и самого шефа, грозным видом. И в данный момент имел твёрдое намерение устроить Цузуки очередной выговор. Однако в этот раз вместо заготовленной тирады о пользе дисциплины он лишь спросил: – Что-то случилось, Цузуки? – Нет-нет, – замотал головой фиолетовоглазый шинигами, – просто плохо спал. Привет, Вакаба-тян, Тэразума! «Хотел бы я знать, что же тебе такое снилось», – подумал Тацуми, глядя, как, приветствуя коллег, бросая дурацкие шуточки и смеясь, Цузуки движется по проходу и усаживается за свой стол за спиной Хисоки. Сэйичиро достаточно давно знал своего бывшего напарника, чтобы заметить наигранность его улыбки. – Пока ты где-то шляешься, я тут доделываю отчёт о последнем задании, – сварливо известил Хисока. Он и сам не выспался, так как провёл полночи за новой книгой. А злой Хисока иной раз будет пострашнее даже секретаря, который, по мнению многих, начал слишком уж баловать непутёвого Цузуки, чем последний пользовался без зазрения совести. – Что значит «шляюсь»?! – возмутился Асато. – Я всего-то на десять минут опоздал! Даже позавтракать не успел. Как же я без тортика на завтрак?! – Заливаясь притворными слезами, шинигами уткнулся лицом в стол, делаясь похожим на побитого жизнью пса. Так и хочется погладить по головке, почесать за ушком и дать, наконец, ребёнку вкусняшку. – Большое количество сахара может быть вредно даже для шинигами! – наставительно изрёк секретарь, но получил в ответ такой несчастный взгляд, что сдался. – Ладно, посмотрю в запасах шефа что-нибудь, пропажу чего он не обнаружит. – Выравнивая стопку, Тацуми постучал кипой свежеотпечатанных документов по поверхности стола и ушёл в кабинет Каноэ, сопровождаемый восторженным взглядом Цузуки и неодобрительным ворчанием Куросаки: – Эмоциональный шантаж удался, – с этими словами парнишка попытался снова сосредоточиться на работе. Через пять минут сладкоежка-шинигами уже уплетал пирожные, отрекомендованные секретарём как «у них истекает срок годности, и шеф их всё равно не успеет съесть». Однако в следующий момент Тацуми появился снова с небольшой папкой в руках. – Цузуки, тут для вас новое задание, но, если ты себя плохо чувствуешь, я могу… – Нечего страшного, – отмахнулся Асато, – давай сюда. – Ещё одно?! – воскликнул Хисока. – Мы едва успели с предыдущего вернуться! – С тех пор как они стали отвечать за регион Канто, работы у них прибавилось так, что даже Тэрадзума зауважал внезапно проснувшийся в Цузуки трудоголизм; Хисока же, который писал бо́льшую часть отчётов, мечтал, чтобы он так и спал. – А ведь мне обещали Кюсю, – сокрушался Куросаки, зарываясь с головой в лежащие на столе документы. Не то, что бы напарник скидывал на него свою часть бумажной работы, однако Цузуки отличался невероятной небрежностью к мелочам, поэтому Хисоке и приходилось исправлять отчёты напарника, внося ясность в детали. – «Спокойное место! – говорили они. – Тебе ничего не придётся делать», – говорили они! Делая вид, что разбирает бумаги в ожидании ксерокса, который зачем-то понадобился Ватари, Тацуми украдкой наблюдал за Цузуки. Тот читал досье по делу и одновременно уплетал сладости. Однако уже одно то, что, принявшись было за пирожные, Асато на пару секунд ушёл в себя, уставившись невидящим взором в окно, было тревожным знаком. Секретарь прекрасно помнил этот взгляд. После Киото Асато приходил в себя несколько месяцев, если вообще можно оправиться после всего, что успел сотворить с ним Мураки, и того, что не успел; если такой человек, как Цузуки, вообще способен простить себе то, что он смог сделать с доктором и то, что пытался совершить с ними обоими. Однако всё это Асато как-то пережил. А вот то, что было дальше, Тацуми и вовсе не хотел вспоминать: и больно, и невозможно забыть. Цузуки тогда и попросил перевод в Канто, шокировав всех этим поступком. Хотя ничего удивительного в этом, по сути, и не было – лишь желание завалить себя работой, чтобы ни о чём не думать, ничего не вспоминать. Как-то раз Цузуки и Тацуми выбрались вместе в ресторан. Был очередной день рождения Асато, вроде бы совершенно бессмысленная и глупая дата для празднования, учитывая, что все они уже давно умерли, но при этом остающаяся едва ли не единственной ниточкой, связывающей их с человеческой сутью, то немногое, ради чего они всё ещё продолжали своё существование. Маленький дружеский банкет в отделе, конечно, тоже имел место, но после Тацуми исхитрился заполучить Цузуки в своё полное распоряжение и затащить в одно из тех мест, что они посещали в бытность свою напарниками, и едва ли не единственное, с которым не было связано никаких дурных воспоминаний ни про безумных докторов, ни про маленьких детей, чью жизнь надо забрать, ни про тех, чью жизнь надо было спасти, но не удалось. Просто маленький уютный ресторанчик в центре маленького уютного городка. И всё за счёт Тацуми. В тот день Цузуки точно также бездумно завис над десертом, хотя и сам его выбрал. Нет, это не был пустой взгляд человека, полностью ушедшего в себя, какой был у шинигами тогда, в лаборатории, объятой чёрным пламенем Тоды. Однако Сэйичиро сомневался, что отрешённый взор Цузуки был способен различать снующих туда-сюда официантов или хихикающих в углу девушек. А на губах его блуждала лёгкая и очень печальная улыбка, заставляющая сердце секретаря болезненно сжиматься. – Послушай, – он осторожно положил свою ладонь на руку Асато, выводя того из задумчивости, – я понимаю, тебе сейчас непросто, – Сэйичиро виновато улыбнулся: ему самому было тошно от того, как шаблонно и приторно это звучало, – но если захочешь, ты всегда можешь поговорить со мной. Асато повернулся к нему, но прошла пара секунд, прежде чем взгляд его действительно увидел перед собой лицо Сэйичиро, а не другого человека. И этих секунд секретарю хватило, чтобы понять: он опоздал. В том, что касалось Цузуки, он всегда опаздывал… На целых три дня, в течение которых доктор издевался над пленным шинигами, опоздал в киотскую лабораторию. И позже, когда Ватари снова понадобилась помощь Цузуки и Хисоки в Киото, опоздал, чтобы предупредить, что Мураки опять где-то рядом, ведь казалось, всё закончилось и про доктора можно забыть. Когда отказался работать в паре с Цузуки, поздно понял, что без него уже не может; когда попытался всё исправить, не сразу осознал, что Цузуки уже давно и безнадёжно, и сам того не сознавая, влюбился в другого. – Спасибо, – произнёс Асато с печальной улыбкой, – но… – Просто помни, что ты не один, – поспешил перебить его Тацуми, прежде чем тот скажет что-то вроде «здесь ничего уже не поделаешь», – у тебя есть друзья, которым ты небезразличен. – Хорошо… я… – Цузуки не знал, что сказать, и не мог говорить, так как чувства переполняли его. Он лишь стиснул ладонь секретаря двумя руками, поднеся её к лицу, прижался к ней щекой и произнёс едва слышно: – Спасибо, Тацуми! – «Киришима Рё, тридцать пять лет», – зачитывал Цузуки напарнику некоторые моменты из того досье, что дал ему Тацуми. – Хирург… – здесь он неожиданно запнулся, и Хисока понимал, почему. – О, и в то же время онколог! Из семьи врачей. Не женат, детей нет. Практикует там-то. Вот интересный момент: «Подозревается в наличии магических способностей, в частности – в умении призывать демонов. Возможно, освоил это недавно, так как до этого ничего подобного за ним не замечено». Заметишь это, как же! – сварливо пробормотал он. – В прогрессивный век интернета чего только не найдёшь в сети, все так и метят в маги! «Недалеко от места работы Киришимы был зарегистрирован аномальный всплеск энергии…» Интересно, кто и как это регистрировал? «После чего очевидцы на своих страницах в соцсетях…» Ох, уж эти соцсети, – Цузуки неодобрительно покачал головой. Из-за них им часто приходилось, что называется, «выезжать по ложному вызову». И ведь вроде не проигнорируешь. Даже простые люди иногда способны видеть жителей потустороннего мира. Но, к сожалению, большинство из них, чтобы привлечь к себе внимание, начинают выдумывать бог весть что. – Итак «…на своих страницах в соцсетях утверждали о том, что видели странное существо по адресу… Подобных свидетельств было так много, что местная газета даже напечатала об этом заметку, носящую, правда, скорее шутовской характер…» – Цузуки отвлёкся от чтения, протянул лист напарнику. – Придётся отправиться туда и увидеть всё своими глазами. Хисока кивнул: – Это может быть чья-то шутка или розыгрыш, – произнёс он. В деле не было фотографии, но перед мысленном взором младшего шинигами так и стоял образ доктора Мураки, ехидно улыбающегося. Озвучивать это он напарнику, ясное дело, не стал. И так было понятно, что они вспоминают одного и того же человека. Который, к слову, был мёртв уже много лет. Куросаки достал новую модель телефона, на которые им, скрепя сердце, Тацуми всё же выделил средства. – Я введу адрес в навигатор, а ты пока поищи, что пишут об этом в соцсетях, может, там есть какие-то подсказки для нас? – Давай наоборот? – взмолился Асато. – Не разбираюсь я в этих новомодных молодёжных штуках! – Цузуки, ты меня прости, конечно, – не без иронии начал вечно юный шинигами, – но ты даже с навигатором умудряешься привести нас совершенно не туда! В этот же день напарники прибыли в Токио и изучили место, где, по словам очевидцев, появлялось необычное существо. Это происходило рядом с пустующим трёхэтажным многоквартирным домом. Так называемые «апато»: маленькие дешёвые квартирки, холодные, полутёмные, из самых недорогих материалов. Капитальный ремонт подобных строений не проводился. Проще и экономичнее было снести и на этом месте построить новое. Владелец уже временно расселил жильцов, но сам дом пока стоял, и работы не велись, а в заброшенных квартирах первого этажа хозяйничал кто-то другой. Пол и стены были разрисованы символами и знаками непонятными простым обывателям, но хорошо известными богам смерти. – Кто-то действительно занимался здесь чёрной магией, – задумчиво произнёс Асато. Он стоял у одной из стен, раскрашенных красной краской. Хисока в это время замер у пентаграммы на полу: – Я не чувствую ничего плохого, – сказал Куросаки. И действительно, никакой негативной ауры, присущей местам, где для исполнения желаний надо заплатить монстрам Ада кровавую жертву, а то и собственную душу, не ощущалось. – Похоже, этот доктор всего лишь развлекается. За эти годы Хисока многому научился, его эмпатия стала лучше, но при этом уже не доставляла столько проблем. Он научился абстрагироваться. Хотя, конечно, это легче сказать, чем сделать, когда постоянно приходится переживать чужие мысли и чувства, как свои собственные. Но Куросаки стал относиться к этому как к фильму – вроде волнуешься, сопереживаешь героям, но фильм есть фильм, и к тебе никакого отношения не имеет. – Такие развлечения могут далеко завести, – не отрываясь от созерцания символов, ответил Цузуки. Куросаки ощутил болезненный укол. – Прости, Хисока, – тут же опомнился Цузуки, оборачиваясь к напарнику. Он всё ещё боялся травмировать мальчика (Хисока для него навсегда останется мальчиком) невольными упоминаниями о докторе Мураки. Старшему шинигами даже не нужно было обладать сверхчувствительностью, чтобы ощутить неладное в эмоциональном состоянии напарника. – Всё в порядке, – спокойно ответил Хисока. – Твои слова не задели меня. «А вот за тебя самого я переживаю», – добавил он мысленно. С тем, что напарник влюбился в его убийцу, Хисока смирился давно. Но вот то, что этот человек или любовь к нему сделали с Цузуки… Очень тяжело видеть, что близкий тебе человек страдает, а ты бессилен. И ведь уже даже позабыл про собственные обиды и боль (да и как тут не забыть, когда видишь боль и смерть постоянно, день изо дня, из года в год?), попытался понять и простить, как учат всякие великие люди, перечитал от безысходности кучу книг по психологии, а никак помочь всё равно не можешь. Чувств других людей не изменить. Прошло уже много времени, и иногда казалось, что минувшие события сгладились в памяти Цузуки, перестали его мучить. «Вот только это не так, – подумал Хисока. – И стоило ему заняться этим делом, в котором замешан очередной доктор, как все воспоминания вернулись…» Асато всё не мог ни забыть, ни простить. Не мог простить самого себя, продолжал винить в смерти Мураки себя и только себя. Цузуки подобного, конечно, никому не говорил, но Хисока это читал всякий раз на лице напарника, когда тот думал о докторе. А думал он часто. И чтобы понимать это, Хисоке уже давно не нужна была никакая эмпатия… – Пожалуй, надо повидаться с этим доктором… как там его? – рассеяно произнёс Асато, внезапно осознавая, что не помнит имени, прочитанного в деле. Вообще почти ничего не помнит, так как все его мысли в тот момент были заняты совсем иным человеком. – Киришима Рё. Хисока даже не стал упрекать за такую забывчивость. Он лишь бросил сочувствующий взгляд на напарника, безмолвно застывшего на том же месте и о чем-то размышляющего. Он ничем не мог ему помочь. На следующий день Цузуки и Хисока стояли перед огромным современным медицинским центром. Это был целый комплекс белоснежных зданий, включавших в себя не только больницу, но и ряд исследовательских центров, университет, школу. На территории имелся даже свой собственный парк. Построено всё это было относительно недавно, лет пять-шесть назад, и располагалось на окраине Токио. Особое внимание здесь уделялось лечению и изучению онкологических заболеваний. Под них отводилось два больших корпуса. Каждый год в мире от онкологии умирает всё больше и больше людей, и любой, пусть даже самый незначительный, прогресс в этой области никогда не будет лишним. На этот раз Куросаки надлежало изображать студента первого курса, а Цузуки должен был играть роль интерна, проходящего здесь стажировку. Им было не привыкать к такого рода расследованиям, когда необходимо внедриться и посмотреть на происходящее изнутри, но сегодня Асато заметно волновался, хотя и сам не знал почему. Здесь не нужно было ожидать жестоких убийств и леденящих душу мест преступлений, но сердце фиалковоглазого шинигами скакало, как бешенное, в ожидании встречи с Киришимой Рё. И не напрасно: стоило Цузуки его увидеть, как отвести взгляд оказалось неимоверно сложно – тот был красив и загадочен, ну точь-в-точь, как один старый знакомый, что умер много лет назад… Доктор Киришима был высокого роста с тёмно-каштановыми волосами (чуть более длинными, чем у самого Асато) и имел неожиданно яркие синие глаза. Цузуки даже опешил сперва, когда доктор посмотрел на него. Этот взгляд показался богу смерти до боли знакомым, исследующим, будто бы знающим больше, чем все окружающие. Цузуки тряхнул головой, отгоняя наваждение. На самом деле всё было не так: никакого стального блеска в сером глазу, никаких вертикальных зрачков. И никаких очков. «И оба глаза на месте», – невесело усмехнулся Асато своим мыслям, которые по-прежнему вертелись вокруг совершенно другого человека. И вовсе не из-за этого задания, как полагают Хисока и Тацуми! Цузуки уже давно был не настолько наивен, как когда-то, он понимал, о чём они все думают, а вернее, в чём все они ошибаются. Все привыкли, что он постоянно опаздывает на работу. Но сколько раз он замирал у неплотно прикрытой двери в кабинет, не решаясь войти? Потому что тогда бы его неожиданное появление вовремя всех смутило, а ему бы пришлось ловить на себе сочувствующие взгляды. И так приходилось их ловить. Потому что коллеги только что обсуждали его, сопереживали ему, жалели… Однако Цузуки ничего этого не было нужно. И невыносимо было. А гнала на работу его бессонница, терзавшая после вполне определённых снов. И они вовсе не были страшными или мучительными, как могли бы подумать окружающие, озвучь он причину своего столь раннего появления на работе, но и спать после них было немыслимо. Потому они навевали воспоминания, и остаток ночи Асато сидел в кресле с чашкой давно остывшего чая, заваренного, чтобы согреться, но забытого; или на окне, всматриваясь в ночной пейзаж, и бесконечно перебирал-перебирал в памяти то, что случилось десятилетия назад, но как будто произошло вчера… Точно такое же видение посетило его и сегодня ночью. Этим, и только этим и была вызвана его растерянность, а вовсе не тем, что у Киришимы такой пронзительный и умный взгляд. И вовсе он не смотрит на него как-то по-особенному – он всем интернам уделяет равное внимание, вопросы задаёт. «Я всё себе надумал», – повторяет про себя Асато, как заклинание. Их, интернов, было здесь пятеро. Помимо Цузуки, ещё две девушки и два парня, причём они были на стажировке уже не первый день и прекрасно знали и местные порядки и доктора. А вот самого Асато Киришима окинул долгим взглядом, потом спросил: – Вы новенький? При этих словах все остальные с интересом обернулись на бога смерти. На лице одной из девушек, той, что в очках, проскользнуло едва заметное презрение при виде замешательства на лице новоиспечённого интерна, который смог в ответ лишь рассеянно кивнуть. Они переходили из палаты в палату, и Асато специально старался держаться немножко подальше, за спинами других. Но при этом внимательно наблюдал за происходящим вокруг, за пациентами. Он не чувствовал нигде здесь следов демонической ауры или какой-либо противоестественной магии. Чем бы Киришима Рё не занимался, он делал это в свободное от работы время. – Эм… Такаги-сан, – услышал Цузуки и понял, что доктор обращается к нему, ведь именно под этой фамилией он здесь, – не ответите ли вы, о чём мы думаем, в первую очередь, при виде подобных симптомов? «Эх, не в облаках надо было летать, а слушать внимательнее, – сокрушённо подумал Асато. – Хотя это вряд ли бы помогло». По устоявшейся традиции врач с подшефными ему интернами обходил пациентов, задавая своим подопечным каверзные вопросы. – Простите, я… – замялся Асато, не зная, что ответить. «Надо было внимательнее смотреть «Доктора Хауса», – невесело усмехнулся он сам себе. Правда, всё, что он запомнил из всего сериала – это загадочные слова «саркоидоз», «васкулит» и «красная волчанка», вряд ли уместные здесь и сейчас. – Ватанабе-сан? – Саркоидоз, – ответила стоящая рядом с шинигами милая девушка небольшого роста с копной роскошных рыжих волос. – Блин, я так и знал! – непроизвольно вырвалось у Асато под смешки других интернов и уничижительный взгляд владелицы рыжей гривы, которая, стоило доктору отвернуться, показала Цузуки язык. – Верно, – кинул Киришима. – Повнимательнее, пожалуйста, Такаги-сан. – Синие глаза снова обратили свой взор на него, и сейчас Цузуки в них привиделась загадочная ирония. – Простите, я просто очень волнуюсь, – вполне искренне ответил бог смерти, заворожённый этим взглядом. Обход занял не меньше часа. Доктор Киришима был требовательным, но при этом обаятельным, он подробно объяснял некоторые моменты, когда никто из интернов не мог ответить, подшучивал над ними, а может, он просто был в хорошем настроении. Но Цузуки он очень понравился своим вниманием к деталям, к пациентам. К Цузуки он, к счастью, больше не обращался с вопросами, зато интересно рассказывал, особенно, когда они перешли в онкологическое отделение: – Главная проблема раковых опухолей, – говорил он, – это то, что в них нарушен механизм, присущий другим клеткам: все они зарождаются, развиваются и отмирают, но у раковых клеток не работает механизм отмирания. Они продолжают расти и мутировать. Однако в конце двадцатого века западными учёными был выделен белок, так называемый «фактор некроза опухоли», который способствует уничтожению раковых клеток, но… – Он замолчал, пытливо глядя на своих подопечных. – Кто-нибудь из вас знает, что это за «но»? – Он очень токсичен, – ответил высокий парень с длинными волосами, больше похожий на рокера, чем на врача. – Именно, – кивнул доктор. – Он убивает не только раковые клетки, но и всё вокруг, поэтому применять его крайне опасно. Однако, – продолжил он, – российские учёные разработали препарат на основе рекомбинантного фактора некроза опухоли-тимозин-альфа, который менее токсичен, и сейчас его исследование и использование является наиболее перспективным направлением для борьбы с раком. И некоторые, наиболее оптимистично настроеные учёные, считают, что с его помощью можно в итоге победить онкологию. В общем, теоретическая часть Цузуки понравилась, а вот практическая… Пришлось изобразить лёгкую панику (изображать, в общем-то, особо и не нужно было), чтобы все процедуры выполняла медсестра, ворчавшая всю дорогу «и чему вас только в медицинских институтах учат?» и «это поначалу страшно, потом привыкаешь». В итоге Асато всё же научился делать уколы и вставлять капельницу в вену, думая про себя: «эх, знали бы окружающие, что рядом с ними бог смерти…» Киришима пробегал пару раз мимо, посмотреть, как дела у его подопечных. И опять Цузуки показалось, что взгляд, брошенный им в сторону Асато, был слишком проницательным, как будто он-то как раз и был тем единственным, кто знает… «Вздор, – одёрнул себя Асато. – Откуда бы?» «Но Мураки ведь знал, – ответил ему внутренний голос, – с самого начала знал, кто ты такой…» В общем, кое-как дожив до обеденного перерыва, Асато, как и было условлено, встретился с Хисокой. – Что-нибудь удалось выяснить о докторе? – спросил старший шинигами. Куросаки сморщил недовольную гримасу и сказал: – Все девчонки в восторге от него, половина, по-видимому, поступила сюда лишь потому, что Киришима-сэнсэй здесь работает и преподаёт. – Он ещё и преподаёт? – удивился Асато. – Да, несколько раз в неделю у старших курсов. Вообще, если судить по отзывам, он – идеальный преподаватель, гениальный врач, замечательный человек и так далее. «Кого-то мне это напоминает», – подумал Куросаки, но вслух не сказал. Доктором Мураки тоже восхищались все, кто знал его только с одной стороны. Тем, кто знал его как убийцу, – повезло меньше. Но хуже всего, должно быть, пришлось тем, кто знал его с обеих сторон. И при этом любил, не взирая на всю ту боль, что он причинял другим, включая тех, кому он был дорог. – А у тебя что? – спросил он у задумчивого Асато. Тот неожиданно вздрогнул, и Хисоке показалось, что только что они думали об одном и том же. – У меня то же самое: прекрасный человек. – Это так говорят в больнице? – подозрительно осведомился Хисока, которому не понравился меланхоличный вид его напарника. – Нет, я это и сам вижу, – ответил Цузуки просто. – Вот ещё что, – серьёзно начал Куросаки. – Ходят слухи, что Киришима регулярно посещает какие-то сборища оккультистов. – Вот как? – заинтересованно посмотрел на него Асато. – А подробнее? – А подробнее никто не знает, – пожал плечами вечно юный шинигами. – Но, насколько я понял, это не какие-то там псевдоспиритические сеансы, а солидные международные симпозиумы с участием иностранных исследователей паранормальных явлений. – Ватари бывает на таких, – встрепенулся тут Цузуки. – Любопытства ради. Он говорит, что там действительно попадаются настоящие маги. – Асато сокрушённо покачал головой. Всё было серьёзнее, чем казалось поначалу. – Вот что, – решительно заявил он, сверкая фиолетовыми глазами, – я должен поговорить с ним. – Сперва мы должны удостовериться, что это именно он вызывает демонов, – возразил Хисока, а Цузуки сник. – Ладно, – вынужден был согласиться он, – попробуем понаблюдать за доктором и никого при этом не угробить… Через день в обеденный перерыв Асато спустился в больничное кафе, выискивая в толпе доктора Киришиму. Тот сидел один за столиком у окна и – редкая удача – рядом столы пустовали. Основная часть персонала уже пообедала, но у доктора, как предварительно выяснил Асато, была продолжительная операция, требующая его присутствия (Цузуки не понял точно: то ли доктор сам её проводил, то ли наблюдал за операцией молодого коллеги, подстраховывая), и шинигами специально ждал, пока она закончится, чтобы поговорить с Киришимой по возможности без лишних глаз и ушей. – Киришима-сэнсэй, – Цузуки решительно поставил свой поднос на стол доктора. – Могу я задать вам несколько вопросов? – Надеюсь, по работе? – добродушно усмехнулся доктор. Но была здесь и некая толика лукавства. Смотрел он на бога смерти с внимательным интересом и ожиданием. Взгляд шинигами посерьёзнел. – Именно. – Асато уселся напротив, сцепив руки перед собой. На разговор-то он напросился, но как его начать? – Как ваши успехи? – поинтересовался тем временем Киришима. «По-моему, он смеётся надо мной, – внезапно подумал Цузуки. В голосе доктора не было ничего такого, чтобы заподозрить подобное, но взгляд его был чересчур весёлым. – Как будто он знает, что я не тот, за кого себя выдаю». Асато вдруг похолодел. Ведь это могло быть правдой! Если доктор Киришима вызывает демонов, так, может, он и богов смерти способен распознать? Как это, интересно, удавалось Мураки? Асато так и не подвернулась возможность об этом спросить, а потом – было поздно. – Да не очень, – признался Цузуки, вспомнив, что ему задали вопрос, и тут же решил брать быка за рога: – Сэнсэй, это правда, что вы увлекаетесь оккультизмом? – А откуда такая информация? Киришима по-прежнему безмятежно улыбался, на его лице не дрогнул ни один мускул. Цузуки думал, его вопрос смутит собеседника: всё-таки солидный врач, профессионал своего дела, в этом богу смерти уже довелось убедиться, и тут – какое-то шарлатанство! Но в итоге он сам оказался в тупике. Асато помолчал недолго, хмуро уставившись в свой поднос с чашкой чая и нетронутой булочкой. Промямлить что-то невразумительное про «студенты говорят» не вариант. Мало ли кто, что говорит. Сказать, мол, друг вас видел на одном из подобных собраний, сославшись на Ватари, тоже не самая удачная идея, а вдруг доктор знаком со всеми, кто там бывает? Следовало говорить напрямую. – Недалеко отсюда есть дом, подлежащий сносу, в котором кто-то практикует вызовы демонов. – О, – протянул Рё, иронично изогнув бровь, – и вы подозреваете меня? Голос был другой, но что-то в интонации заставило Асато вздрогнуть. Мураки сказал бы также, с тем же выражением. – Мы знаем, что это вы, – твёрдо произнёс Цузуки, поднимая глаза на доктора. – Я следил за вами, сэнсэй. Вчера вечером вы отправились именно по этому адресу. – А что если с моей стороны это было всего лишь праздное любопытство? – Киришима ничего не отрицал, но и подтверждать не спешил. – Не думаю. И я полагаю, – это была внезапная догадка, которая осенила Асато только что, при виде того, с каким пытливым интересом смотрит на него доктор, – что вы видели меня. Хотя не должны были. – И почему бы это? – с лёгкой насмешкой осведомился Киришима, и взгляд у него был… странный. Странно весёлый. У Асато озноб прошёл вдоль позвоночника. Доктор играл со смертью. Киришима-сэнсэй играл со смертью! И это был не первый доктор, позволяющий себе подобные развлечения… – Потому что я не интерн… – Ну, это было понятно с самого начала, – улыбнулся Рё. – И не человек… И снова Киришима даже не вздрогнул. – Но вы не удивлены, – продолжал Асато, – потому что и так уже встречали, если не подобных мне, то других не-людей. Вместо ответа доктор, вдруг посмотрев на поднос Цузуки, произнёс: – Вы совсем не притронулись к своему обеду… именно по этой причине? – Да нет, просто у меня пропал аппетит, – машинально ответил Асато и только потом понял, что Киришима Рё смеётся над ним. Но прежде чем Асато успел возмутиться, взгляд доктора вдруг сделался мягче. – Выпечка здесь так себе. – Его голос тоже звучал неожиданно тепло. – Если не возражаете, давайте продолжим беседу в другом месте, Такаги-сан. – Цузуки. Меня зовут Цузуки. Доктор кивнул. – Так как? – Почему не здесь? – Потому что мы привлекаем внимание. И действительно посетителей в кафе стало заметно больше. Та самая рыжая девица со вполне подходящим именем Акане о чем-то шепталась с другой девушкой-интерном, выразительно при этом на них поглядывая. – Тут недалеко есть вполне подходящее кафе, – сказал доктор и добавил в ответ на сомнение, читавшееся в глазах Асато. – Вы меня боитесь? – Вовсе нет! – воскликнул Асато громче, чем следовало. Он отчётливо понимал, что доктор провоцирует его, как когда-то давно провоцировал другой человек, другой доктор. – Просто я здесь не один и не могу исчезнуть так неожиданно. Киришима пожал плечами. – Сообщите своему другу. Это кафе на углу квартала. Цузуки подумалось, что его ответ тоже не показался доктору убедительным. Почему-то богу смерти почудилась боль или обида, сокрытая глубоко в тёмно-синих глазах. У Мураки были серые. Точнее один серый, один голубой. «Хватит! – приказал себе Асато. – Хватит сравнивать. Это – не Мураки!» – В любом случае, – сказал Киришима, поднимаясь, – я бы не хотел продолжать разговор здесь. Я вас даже угощу. – Вот уж не надо… – начал было Асато. – Всего лишь небольшая компенсация за причинённые неудобства. – И доктор очаровательно улыбнулся, решая исход спора. Возражать больше не хотелось. Асато поднялся следом, словно зачарованный этой улыбкой, этой аурой, что исходила от доктора. Киришима ему понравился, действительно понравился. А потому Асато был твёрдо намерен остановить его от необдуманных шагов и опасных действий! – Я напишу сообщение напарнику, – сказал бог смерти. – Разумеется, – кивнул Рё. – Ишида-сан, – обратился он к медсестре, мучавшейся с Асато все эти три дня, – я позаимствую у вас Такаги? – Его ослепительная улыбка, способная и айсберг растопить, подействовала и здесь. – А я не отниму ваше время? – внезапно спохватился Цузуки. – О, нет. Этого вы отнять у меня не сможете! А вот здесь во взгляде доктора явно плескалась боль, хотя тон был, по-прежнему, ироничен. Кафе оказалось небольшое, уютное, расположенное на первом этаже здания старой постройки из красного кирпича, но не самое дешёвое, так что Цузуки волей-неволей пришлось согласиться на угощение, чтобы не остаться без единой иены в кармане. В тихой приятной атмосфере с приглушенным светом и негромкой, ненавязчивой музыкой, Цузуки смог наконец расслабиться и перестать нервничать. «Действительно, что это я дёргаюсь уже третий день, – удивился он сам себе, с аппетитом уплетая кусок бисквитного торта, пока доктор пил кофе. – Столько времени прошло, а я всё никак не успокоюсь. Это не Мураки, он не будет меня ни убивать, ни… соблазнять». – Итак, – произнёс Киришима, когда Цузуки расправился со своим десертом, – о чём вы хотели поговорить? – Вам не интересно знать, кто я? – полюбопытствовал Цузуки. За всё то время, что они провели здесь, доктор даже не пытался выяснить это. Хотя, как полагал Асато, любой начнёт волноваться и захочет узнать подробности, если вы ему скажете, что перед ним не-человек. – Очень интересно! – улыбаясь, ответил доктор. – Но я жду, когда вы просветите меня на этот счёт. – Он небрежно откинулся на спинку диванчика, рассматривая собеседника. Было похоже, что Киришима Рё наслаждается моментом, всей этой ситуацией, вместо того, чтобы быть в панике. Ему интересно. «Да, – подумал тут Асато, – такой, пожалуй, действительно способен вызвать демона из чистого любопытства. Он и сейчас не испытывает страха, а скорее исследовательский азарт». – Я – шинигами, – произнёс Асато, в свою очередь, внимательно глядя на доктора. Как он отреагирует? Что скажет? – Шинигами, – машинально повторил Рё. Глаза его блестели. – И вы не должны меня видеть, когда я нахожусь в призрачной форме. Но вы видели. – Я с детства вижу многое из того, чего не должен, – усмехнулся доктор, беспечно пожимая плечами. – Поэтому у вас интерес к этим съездам оккультистов? – Да, это одна из причин. – То, чем вы занимаетесь, опасно! – решительно заявил Асато. – Я хочу получить знания, необходимые мне, я не… – Это опасно! – вскричал Цузуки, разом меняясь в лице, и, кажется, даже Киришима оказался под впечатлением и удивлённо замолчал. – Этот путь не приведёт ни к чему хорошему, а цена может оказаться слишком высока! – То, что другие не видят того же, что и я, не означает, что я не могу использовать полученные знания во благо других. Разве это плохо? – примирительно произнёс доктор и улыбнулся, но улыбка в этот раз вышла какая-то не такая. То ли неуверенная, то ли виноватая. Он даже подался немного вперёд, пытливо заглядывая собеседнику в глаза. – Вы не понимаете, – взволнованно говорил Цузуки. Он вдруг понял: ему очень нравится этот доктор, и он должен уберечь его. Любой ценой! – Вы не понимаете: материи, в которые вы суётесь, могут быть опасными и непредсказуемыми. – Асато замолчал, отпил чай. От волнения у него пересохло во рту. Киришима слушал внимательно, но, как с раздражением думалось Цузуки, не осознавал всего того, что подразумевал его собеседник; как и тот, другой, он был уверен в собственном всесилии и бессмертии. – Я расскажу вам, – произнёс наконец шинигами, решив, что вреда не будет, да и… как-то не по себе ему было и, наверное, конечно, не стоит так вот запросто откровенничать с человеком, которого он знает третий день, но Цузуки чувствовал острую потребность выговориться, рассказать. А здесь, глядишь, это ещё и на пользу пойдёт. Доктор этот ведь действительно, как кажется, неплохой человек. И не обязательно выкладывать всё, можно подать это как историю, произошедшую с кем-то другим. «Да, точно, – подумал Цузуки, – с другим шинигами и с другим человеком». – Однажды один доктор, – начал он, осторожно подбирая слова, – тоже хирург, тоже увлёкся не тем, чем следовало. Он был успешен, талантлив и умён. И обаятелен, – добавил Асато, вспоминая Мураки и мягко улыбаясь. Ещё как обаятелен! Один взгляд на него, и мысли путались. И Асато уже не помнил, что хотел сделать, вместо этого влюблялся всё больше, хотя, с точки зрения любого здравомыслящего человека, это было ненормально – любить того преступника, которым был Мураки Кадзутака. Но он был не только преступником… – И он искренне хотел спасти всех. Понимая, что это невозможно, он прибёг к потусторонней силе и она… – Цузуки зябко повёл плечами. – Она свела его с ума. Дальше слова полились легче. Не называя имён и не вдаваясь в детали, которые могли смутить и его самого, и его слушателя, бог смерти вкратце поведал и про Нагасаки, и про то, что произошло на корабле, и про Киото. Рассказ получился немного сумбурным и, наверное, чересчур эмоциональным. Как бы давно это ни было, Цузуки помнил всё, словно вчера, и теперь снова переживал всё, когда-то случившееся с ними. – И вы убили его? – негромко спросил Киришима. Он выглядел задумчивым и печальным. – Вы слишком близко принимаете к сердцу судьбу этого человека. Как и всех, кого он убил. Вы всегда такой? – Да, наверное… – немного растерянно произнёс Асато. Тон доктора заставил его задуматься, а не сказал ли он лишнего? – Нет, не убил. На самом деле, это ещё не конец. Цузуки не планировал рассказывать дальше, но уже не мог остановиться. Он нервничал, и в груди нестерпимо болело. Шинигами не знал, чем занять руки, как успокоиться, и обхватил чашку с остатками уже остывшего чая, хватаясь за неё, как за ниточку, способную вывести его из ада. Заметив этот его жест, доктор спросил: – Может, заказать чего-нибудь ещё? – Нет, спасибо, – встрепенулся Асато, чувствуя неловкость. – Я… мне просто тяжело об этом говорить. Киришима понимающе кивнул и выдал совершенно неожиданное предложение: – Может, тогда чего-нибудь покрепче? Я даже составлю вам компанию. Цузуки посмотрел на сидящего напротив мужчину с удивлением: – А как же ваша работа? – Моя работа на сегодня окончена, – огорошил доктор. Голос его звучал глухо. – Что же касается всего остального… – Он с сомнением покачал головой: – Думаю, хуже не будет. Цузуки не очень понимал, что доктор имел в виду. Первой его мыслью было отказаться. Не то чтобы он боялся, что этот человек его опоит и что-то совершит. Просто ему это казалось неправильным. Но потом заметил тень усталости и даже изнеможения на лице Киришимы, который ещё совсем недавно казался воплощением силы и работоспособности. Сейчас от его жизнерадостности ничего не осталось. Возможно, доктор сам хотел выпить, чтобы расслабиться и забыть о чём-то неприятном. И Асато согласился, хотя какая-то шальная мысль и кричала ему о том, что встреча по работе медленно превращается в свидание, потому что… Потому что слишком вкрадчивыми были интонации доктора, пусть Цузуки и не понимал всего смысла, скрывающегося за ними. Потому что сидеть вот так с ним в успокаивающем полумраке кафе было донельзя приятно, как будто со старым знакомым. Дальше разговор давался богу смерти тяжелее. Намного тяжелее. Да, он многого недоговаривал, но додумывал, точнее вспоминал, снова вынимая из глубин памяти всё самое болезненное, но в то же время самое дорогое…***
Цузуки никогда не любил больницы. Так уж сложилось. Он слишком часто там бывал: слишком часто там умирали люди, да и сам не раз оказывался на больничной койке. Но в этот раз был другой случай. В больницу они отправились к свидетелю, а возможно, и к вероятному преступнику. Сектор был не их, но, услышав о появлении демона и довольно сильного, Асато с напарником помчались сначала в Киото (Ватари попросил помощи в этом деле), а оттуда в Токио, куда вели следы. По вине демона погибло около десяти человек, а единственный выживший, получил серьёзные травмы. И можно было предположить, что это сам заклинатель, против которого в итоге и обратилось вызванное им чудовище. Была и другая возможность: что за этим заклинателем стоит кто-то ещё, кто дёргает за ниточки. Но про неё Цузуки подумает позже, много позже. Тогда же они провели в столице несколько неприятных дней, мотаясь между местами, где были совершены убийства, и больницей, чтобы узнать, пришёл ли в себя свидетель-подозреваемый. Причём, напарники оба чувствовали себя не лучшим образом: во всех этих местах осталась аура демона, и мальчику, остро её ощущавшему, становилось дурно. Цузуки же для этого хватало лишь одного взгляда на размах развернувшейся трагедии. Полиция считала это делом рук особо опасного маньяка. Масштаб бедствия был такой, что даже СМИ запретили какие-либо фото и видеосъёмки, если только издалека. Из очень далёкого далека. Ибо от таких «живописных» кровавых картин выворачивало наизнанку даже бывалых следователей… Да что там говорить – даже собрать останки жертв, чтобы похоронить, уже было проблемой! Именно поэтому, впервые столкнувшись с подобным, Ватари заподозрил тут вмешательство демона. Потому как людям такое не под силу. На четвёртый или пятый день расследования, в очередной раз оказавшись в больнице, Цузуки почувствовал что-то странное. Как будто кто-то за ним наблюдает. Решив, что ему почудилось (после киотской лаборатории он, похоже, всё-таки заработал паранойю), Асато вернулся к работе. Пациент, по словам врачей, должен был вот-вот очнуться, а его показания были крайне необходимы. Но тут произошла ещё одна трагедия… Напарники отлучились буквально на пятнадцать минут, перекусить, но за это время их свидетель не только успел прийти в себя, но и выброситься в окно. Увы, тут уже без вариантов. И вот только тогда Асато пришла на ум мысль, что если это не сам заклинатель, сошедший с ума от преследования этой твари, то вполне возможно, им кто-то манипулировал, оставаясь всё это время в тени. Как выяснилось позже, Тацуми как раз в тот момент узнал, что доктор Мураки лежит в той же самой больнице (что само по себе нехорошо, а уж, учитывая обстоятельства, и вовсе подозрительно), но не успел сообщить напарникам, так как события стали развиваться быстрым и неожиданным образом. Благодаря эмпатии Хисоки, напарники вышли всё-таки на демона, которого Цузуки и уничтожил (удивительно, как при этом не спалил полгорода), однако надлежало решить ещё ряд вопросов, удостовериться, что демон был один, и больше жертв не последует, выяснить все обстоятельства и написать отчёт. И вот тогда-то одна из медсестёр в больнице и огорошила напарников, проболтавшись, что помимо одного, ненароком покончившего с собой, пациента, у них есть ещё один, внезапно пропавший. Тут и всплыло имя доктора Мураки, который, оказывается, всё это время был у них, что называется, под носом. – Это его рук дело, несомненно! – говорил мальчик, когда они вернулись в номер отеля. – Что с тобой? – спросил он, видя беспокойство на лице Асато. – Раньше я винил себя в том, что убил его… А теперь… – В том, что он выжил? Ты ни в чём не виноват! – категорично заявил Куросаки. – Или ты будешь винить себя в поступках каждого убийцы? Это прозвучало довольно резко, и Хисока сразу же пожалел об этом, как только увидел взгляд Цузуки. Хотя желания брать свои слова назад у него не было, если только смягчить. – Я… я… я… – совершенно смешался Асато. – Я пойду, пройдусь, – выдавил он тут. – Куплю что-нибудь. – И порывисто вылетел вон, прежде чем напарник успел что-либо сказать или сделать. Конечно, он не был виноват в том, что совершали другие: но в данном конкретном случае – был. Больше всего Цузуки упрекал себя за то, что первой его мыслью, когда он услышал имя доктора, было ликование, что тот жив. Осознание пришло лишь потом. Что если именно Мураки за всем этим стоит? То тогда он, Асато, повинен в том, что не удостоверился, что доктор действительно мёртв. Правда в тот момент он и сам хотел умереть… Цузуки бесцельно бродил по улицам. Волнение, возникшие в его груди при упоминании доктора, не желало покидать его. И хуже того, шинигами не мог дать внятное описание этому чувству, и чем оно вызвано. Ненавистью? Но как таковой ненависти он не ощущал. Если только к самому себе – но это уже привычка. Купив пирожных в кондитерской, попавшейся по пути, Асато решил, что пора возвращаться, пока мальчик не начал волноваться. Но тут, разглядывая булочки на витрине очередной пекарни, он увидел знакомое отражение в стекле. Сердце шинигами ёкнуло и куда-то упало. «Ками-сама, сделайте так, чтобы мне привиделось!» – мысленно взмолился он. Как себя вести и что делать при встрече с человеком, занимавшим в тот момент все его мысли, он не знал. Однако, когда Асато обернулся, наваждение никуда не делось: фигура доктора, одетого во всё белое, маячила в отдалении. Дальше Цузуки, уже не думая, метнулся к нему, пока видение не исчезло. Перешёл дорогу, расталкивая толпу пешеходов, миновал улицу. Мураки в это время тоже не стоял на месте, и Цузуки мог лишь надеяться, что сможет его догнать. Выискивая в толпе фигуру в белом плаще, Асато не заметил, как свернул в узкий проулок. Доктор был там, и Цузуки кинулся к нему, даже не задумываясь, почему тот больше не убегает, а, напротив, терпеливо дожидается в конце улочки. – Так это всё-таки ты?! – воскликнул Асато, оказываясь рядом и хватая доктора за ворот плаща. – Конечно, я. – Голос Мураки звучал приглушённо и как-то странно. А ещё доктор улыбался, но не как прежде. Здесь не было высокомерия и насмешки. Эта его улыбка была какая-то печальная и как будто неуверенная. И пока Цузуки пытался осмыслить это, доктор обнял его за талию. Шинигами дёрнулся, но недостаточно резво. А в следующее мгновение мир перед глазами изменился, исказился, как обычно бывает при телепортации. В небольшом проулке остался лежать лишь обронённый пакет с пирожными… Это была его ошибка. Асато понимал это. Опять он недооценил коварство Мураки. Очутившись в прихожей незнакомой квартиры, Цузуки кинул заклинание – самое простенькое, призванное оттолкнуть и сбить с ног всё ещё обнимающего его Мураки. Сразу после этого Асато попытался телепортироваться обратно или хотя бы вернуться в Мэйфу, но предсказуемо не смог. – Это квартира закрыта от внешнего мира барьером. И от загробного – тоже. – Как ни странно, но доктор не пытался подняться. Однако в тот момент Цузуки не задумывался над этим. Он решительно шагнул к Мураки. – Зачем всё это? – шинигами опустился рядом с доктором, снова хватая его за ворот одежды. – Ты понимаешь, что ты натворил? – Что именно ты имеешь в виду? – осведомился Кадзутака. Он был бледнее обычного и тяжело дышал. – Не притворяйся! – вскричал Асато, встряхивая доктора. – Ты убил кучу народа, только чтобы заманить меня сюда?! – Я не смог бы. Я был без сознания. Цузуки перестал трясти доктора и удивлённо уставился на него. – Что ты сказал? А как же демон? А как же тот человек, что выпрыгнул в окно? – Тот, кто выпрыгнул в окно, скорее всего, и есть ваш заклинатель, – негромко пояснил Кадзутака, слабо улыбаясь и качая головой, словно поражаясь недогадливости богов смерти. – Демон его, очевидно, спровоцировал, потребовал что-то, доведя до суицида. Я впитал чужую энергию, чтобы прийти в себя, – голос Мураки становился все слабее, и Цузуки вдруг осознал, что доктору совсем плохо. Тот ухватился за Асато, но не с целью удержать, как только что на улице, а чтобы не упасть. Сейчас он, очевидно, даже сидеть не мог без посторонней помощи. – Я просто хотел увидеть тебя, поговорить. Но… – Он уронил голову на грудь шинигами. Дыхание Мураки было горячее, как и сам доктор. Пребывая в полной растерянности, Цузуки всё же догадался снять с Мураки обувь, разуться самому и перенести доктора в другое место. Подняв Мураки на руки, он ощутил его нездоровую худобу, которую до этого успешно скрывали пиджак и плащ. Квартирка была совсем маленькая и состояла всего-то из одной комнаты, напрямую соединившейся с передней и совмещавшей в себе столовую, кухню и гостиную. Кровать же располагалась в нише за шторкой, которую при необходимости можно было опустить. Сама комната была узкой, вытянутой и сплошь заставленной мебелью так, что Цузуки с доктором на руках пришлось продвигаться очень осторожно. Помня о богатстве и образе жизни Мураки, нетрудно было догадаться, что квартира не его. Разместив Мураки на кровати, Асато, немного подумав, снял с него плащ, а заодно и свой. Доктор выглядел обессиленным и вполне походил на человека, только недавно находящегося на грани жизни и смерти. – Душно, – едва слышно проговорил Мураки, с трудом шевеля непослушными губами. Цузуки подорвался, распахнул окно, впуская внутрь свежий осенний воздух и, обернувшись к кровати, застыл от внезапного испуга. Доктор не шевелился. Объятый ужасными подозрениями, Цузуки приблизился, присел на краешек постели. – Эй, – он коснулся руки Мураки. Она была холодной, почти ледяной. Но пульс на запястье прощупывался, хотя и слабый. Асато показалось это странным – совсем недавно доктор был горячий, словно у него лихорадка, а тут вдруг… Мураки открыл глаза и что-то сказал, но шинигами не расслышал, так тихо звучал голос доктора. – Что? – он наклонился к самым губам Мураки. Тот протянул руку, пытаясь коснуться лица шинигами, но та бессильно упала, не дотянувшись. – Кажется, я просчитался… – Вот и всё, что услышал Асато, а потом доктор замолчал, закрыл глаза и больше не двигался. Да, он просчитался. Установление барьера, телепортация. Слишком много ушло энергии. Где-то следовало сэкономить. Но теперь… уже поздно. Кадзутака медленно погружался во тьму. Он уже почти не чувствовал своего тела, и каждый вздох давался с трудом. «Ещё немного, и я не смогу дышать», – это была едва ли не последняя связанная мысль доктора. Сознание спуталось, и всё тело заледенело от холода. Поэтому, почувствовав неизвестный источник энергии, Кадзутака неосознанно потянулся к нему, впитывая, втягивая силу, как измученный жаждой в пустыне, припадает к вожделенному роднику. Энергия была тёплой, сладкой. Она искрилась золотистым светом, хотя никаких красок или света в этой темноте не было, и не должно было быть. Но Мураки ощущал её именно так. Она обволакивала, согревала, возвращала в тело жизнь. Когда Мураки внезапно замолчал, Асато сразу понял, что произошло. Единственное, что он смог придумать – это припасть к губам доктора, надеясь, что его сила поможет. Мураки сам об этом как-то говорил, что лучше способ передать энергию – это поцелуй. Губы доктора были холодными, неподвижными, и некоторое время ничего не происходило, создавая у Асато неприятное ощущение, что он целуется с покойником. Но потом… отток энергии стал ощутимее. Асато чувствовал его как лёгкое покалывание в области сердца: неприятно, но терпимо. А затем доктор неосознанно обхватил бога смерти за шею, отвечая на поцелуй. Его язык проник в чужой рот, исследуя его. И шинигами одновременно почувствовал и шок, и смущение, и… что-то ещё. В общем, странно он себя почувствовал. Хотя неприятно ему не было. Мураки наконец открыл глаза, чтобы столкнуться с недоумением и испугом в глазах шинигами. Причём испуг этот не был ни наигранным, ни тем, до которого его доводил сам доктор своими поступками, нет, Цузуки искренне за него беспокоился. Кадзутака отстранился, с трудом уселся поудобнее, подложив под спину подушку, и, слабо усмехнувшись, спросил: – Цузуки, что ты делаешь? «Отличный вопрос, а сам ты что только что делал?» – мысленно подтрунивал над собой доктор. Краем сознания он прекрасно понимал, откуда эта энергия, но не смог удержаться от того, чтобы не углубить поцелуй. – Я… – Асато выглядел растерянным. – Ты умирал… и я… – Разве ты не хотел меня убить? – Ты забыл? Я хотел убить нас обоих, – неловкость момента развязала Цузуки язык. – Я считал, мы оба недостойны того, чтобы жить. – А не слишком ли ты самоуверен, чтобы решать, кто достоин жить, а кто нет? – с лёгкой иронией осведомился доктор. Он чувствовал себя значительно лучше и не смог воздержаться от подтрунивая. Всё-таки дразнить этого бога смерти он любил всегда. – Не больше, чем ты, когда решаешь, кому пересадить сердце, а у кого его отнять, – парировал Асато, и Мураки замолчал. Туше. – Я хотел убить нас обоих, – с горечью повторил Асато, – но в итоге выжил, а тебя бросил там умирать. Живого человека… в огне… – Он замолчал. От тяжёлых воспоминаний горло сдавливало спазмом. – Я не мог себе этого простить. Я… я просыпался по ночам от того, что ты являлся мне окровавленный, умирающий. Цузуки закусил губу, стараясь не разреветься. А Кадзутака тем временем размышлял. Так значит, это не Цузуки вытащил его из огня. Что ж, это было логично. Вот только кто бы мог подумать, что этот идиот будет оплакивать смерть своего врага, им же убитого? Ну да, он же хотел умереть вместе с ним. Похоже, Мураки попал в точку, когда говорил про двойное самоубийство. – Поэтому, когда я узнал, что ты жив, сперва обрадовался. И лишь потом понял, что ты снова убиваешь людей, чтобы привлечь моё внимание. И снова себя возненавидел. – Цузуки, тебе не в чем себя винить. И в данном случае, это всего лишь совпадение. Я уже некоторое время находился в коме. Я не мог говорить, не мог пошевелиться. Я ничего не слышал из того, что говорили врачи. Я мог лишь видеть, и то – искусственным глазом. Так что, видимо, тяжесть моего состояния была значительной. Но, возможно, благодаря именно этому, – он указал на свой механический глаз, сейчас не скрытый за сбившийся на бок чёлкой, – а может, благодаря моим магическим способностям, мой мозг до конца не умер, хотя, полагаю, и должен был. И когда я ощутил присутствие Куросаки рядом, единственного на тот момент человека, у которого было возможно позаимствовать энергию, я не мог упустить такой шанс. А учитывая то, что он твой напарник – тем более. Это означало, что и ты где-то рядом. А я очень хотел увидеть тебя! – Ты хотел поговорить, я помню, – глухо произнёс Цузуки, не зная, верить ему до конца или нет. Но вроде бы всё сходилось. – Хотел, – кивнул доктор. – Но теперь не знаю, что говорить. – Он слабо улыбнулся. – Я хотел попросить у тебя прощения, загладить свою вину. Но это, наверное, звучит глупо и бессмысленно? И жалко. А как же все те, кого я убил? У них я уже не смогу попросить прощения. Хотя в тот момент, я думал только о тебе. – Я был так зол тогда на тебя, – признался Асато. – Мария Вонг, девочки. Как ты мог?! – Точно с таким же укором он смотрел на него тогда, в Киото, точно такие же горечь, боль и непонимание были в его голосе сейчас. – Ты ведь был… ты ведь был не таким человеком, Мураки! После «Королевы Камелии», после того, как я видел Цубаки-химе, искренне в тебя влюблённую, я собирал о тебе информацию, расспрашивал твоих коллег, пациентов, даже экономку из дома Какёйна, что ещё застала в живых его жену. Все говорили о тебе, как совершенно о другом человеке, все знали тебя как совершенно другого человека! Как… как так может быть?! – с чувством вопросил Асато. Он всё также сидел рядом на кровати и неосознанно во время этой тирады схватил доктора за руку, сжимая её в своей ладони, словно ища помощи. Мураки не стал вырываться – эти касания были ему приятны. – Когда я принялся за киотское задание, я был намерен тебя остановить, заставить образумиться. Но сам… сам натворил ошибок и запутался, – со слезами в голосе закончил Цузуки. – Именно этого я и добивался, – негромко произнёс Кадзутака. – Сломать тебя, свести с ума. Я не слишком хорошо себя тогда контролировал. Не то чтобы я не понимал всего, что тогда творил. Но логические связи между моими поступками теперь от меня ускользают. Я словно был запрограммирован на подобные действия или одержим. Хотя… – Мураки пожал плечами, с сомнением покачав головой, словно и сам до конца пытался осмыслить произошедшее в Киото, – я понимаю, что это не оправдание. Он почувствовал усталость от того что так много говорил и решил помолчать. Всё, что он хотел, он сказал. Успел. В голове снова была муть. Это неудивительно, ведь буквально ещё вчера он был одной ногой на том свете. Доктор снова побледнел, и на этот раз это не укрылось от Цузуки. – Тебе плохо? – Да, немного. – Ох, я же тебя ударил заклинанием! – Асато сокрушённо схватился за голову. – Не думаю, что дело только в этом, – попытался успокоить его Кадзутака. Даже если и так, какой смысл снова заставлять его чувствовать свою вину? – Цузуки, я сказал, что хотел. Но, к сожалению, я не смогу сейчас снять этот барьер. – Зачем ты вообще его поставил? – А ты бы стал иначе меня слушать? Цузуки пристыженно засопел. – Нет, наверное. – Ведь его первым порывом было бежать. И если бы ему удался этот манёвр, получилось бы, что он опять бросил доктора умирать. – Я не смогу сейчас снять барьер, поэтому тебе придётся ещё немного побыть моим гостем. Позже, я попробую снова, – улыбка Мураки была мрачной, а глядел он куда-то в сторону, занимаемый какими-то мыслями или пытаясь справиться с новым приступом дурноты, – или он спадёт сам с моей смертью. Кадзутака не понял, когда лицо шинигами успело снова оказаться так близко. – Замолчи, – приказал Асато с внезапными обидой и злостью и, неожиданно обхватив лицо доктора ладонями, поцеловал его – страстно, отчаянно. Их языки сплелись в дурманящем танце, дыхание сделалось единым на двоих, руки доктора обнимали, притягивали ближе, а сердце в груди билось восторженно и часто. На этот раз отток энергии был ещё ощутимее, и кроме того, Цузуки, к своему стыду, почувствовал возбуждение. – Мураки, а чья это квартира? – разорвав поцелуй, спросил Асато, чтобы в очередной раз скрыть смущение. Вот о чём он только думает? – Моя, – ошарашил доктор ответом. – Но… – Цузуки не знал, что сказать. – Полиция сперва сочла меня случайной жертвой, – принялся объяснять Кадзутака. – Позже меня обвинили в неумышленном поджоге. Процесс я проиграл. Издержки на адвоката, издержки на дорогостоящее лечение, плюс я должен был выплатить весь причинённый ущерб. Учитывая непреднамеренность произошедшего, а так же тяжесть моих травм, мне дали условное. Однако из-за судимости я лишился работы, пришлось выставить особняк на торги. – Асато слушал, широко раскрыв глаза, понимая, что он не только бросил Мураки умирать там, в огне, но и стал невольной причиной его проблем, когда тот всё-таки выжил. Только вот доктор, похоже, ни в чём не собирался его обвинять. Но лабораторию сжёг-то он, то есть Тода, но призвал-то его он! – Дальше больше, – продолжал Мураки, и Цузуки с замиранием сердца понял, что это не конец. – Меня осудили за серию убийств. – Он криво усмехнулся. – Когда я оставлял прядь своих волос, чтобы пригласить тебя в Киото, я не ожидал, что обстоятельства сложатся таким образом, что у полиции будет шанс сравнить их с моим ДНК. Однако они сравнили. Меня не казнили лишь потому, что решили учесть мою безумную мать, моё детство и прочую подобную чушь. И казнь заменили весьма продолжительным сроком. Весьма продолжительным. – Мураки замолчал ненадолго. Всё-таки говорить так много ему было всё ещё тяжело. – Однако семьям убитых этого показалось мало – они настаивали на пересмотре приговора, они желали моей смерти, но проиграли. И тогда они решили избавиться от меня другими путями. Я не знаю, кто и кому заплатил, и как всё это было организовано, но меня должны были убить в тюрьме. – Поэтому ты… – в ужасе прошептал Цузуки. Они подходили к ответу на другой, не дающий шинигами покоя, вопрос: что делал Мураки в больнице? Доктор кивнул: – Я оказался в реанимации с тяжёлыми повреждениями. – И ты не воспользовался магией, чтобы защититься? – В тот момент я не был на это способен, – невесело усмехнулся доктор. – Для того чтобы оказать хоть какое-то сопротивление, нужны обе руки относительно целые. – Услышав это, Цузуки закатал рукава пиджака и рубашки доктора и увидел не до конца сошедшие следы от ожогов. Кадзутака тем временем продолжал. Начав говорить, он не мог теперь остановиться. Он признавался в своей слабости, открывал душу. Теперь было можно. Теперь, когда ничего уже не имело значения… – В особенности тяжело колдовать, когда четыре человека выворачивают тебе руки, прижимая тебя лицом к стене… Что ты делаешь? – спросил доктор, потому что Цузуки не ограничился рукавами и теперь расстёгивал пуговицы на его одежде. – Цузуки?.. – Я… я хочу видеть, – глухо проронил шинигами. Справившись с застёжками, Асато распахнул рубашку, обнажая грудь Мураки, и ахнул. Всё тело доктора было покрыто обширными гематомами. А там, где их не было, были заметны красные следы от ожогов. – Что они сделали с тобой? – Цузуки посетила новая страшная мысль, а потому его голос изрядно дрожал, хотя глаза полыхали злым огнём. – Всего лишь избили едва ли не до смерти. – Ты врёшь! – рявкнул шинигами. – Цузуки… – Кадзутака осёкся под взглядом бога смерти, а потом, улыбаясь, успокаивающе погладил его по колену. – Меня не насиловали, если ты об этом. Для этого они слишком боялись меня. Думаю, это и спасло мне жизнь. Если бы, помимо всего прочего, меня ещё и поимели бы четверо мужиков… вряд ли бы меня вообще откачали. Цузуки молча разглядывал тело доктора, на котором, по сути, живого места не осталось. Его не планировали убить быстро и просто – задушить там или свернуть шею. Нет, его собирались убивать долго и жестоко, наслаждаясь самим процессом. Он и так чудом выжил. – Что это? – шинигами имел в виду повязку на боку у доктора, крепившуюся пластырем. Приклеен он был немного криво и неаккуратно. Это наводило на мысль, что доктор накладывал себе его сам. – Швы после операции. Мне сломали рёбра. Полагаю, имело место смещение костных отломков и вот… пришлось их фиксировать. – Мураки помолчал немного, а потом признался: – Знаешь, Цузуки, когда они держали меня, обсуждая над моей головой, что бы со мной сделать, кажется, я понял, что ты чувствовал, когда я сам вжимал тебя лицом в татами, выкручивая руку. И не знаю, как далеко бы я тогда зашёл, не подоспей Ория вовремя. – Ничего ты не понял!.. – сдавленно прошептал Асато. – Цузуки?.. – Кадзутака ошеломлённо замолчал. Слёзы бога смерти катились по щекам и капали на обнажённую грудь доктора. – Это жестоко! – Асато даже притронуться к Мураки боялся, лишь сжал его ладонь в своей руке. Кадзутака слегка улыбнулся, глядя на этого шинигами. Да, это существо было поистине уникально, и дело вовсе в его родословной и свойствах его организма. Однако следующее, что говорил доктор, можно было расценивать как жестокие слова, да и тон его был острый как сталь: – А что бы сделал ты? – Асато непонимающе посмотрел на доктора, всё так же роняя тщетно сдерживаемые слёзы. – Когда примчался в Киото, что ты намеревался сделать? Как планировал остановить меня? – Я не знаю, – глухо пробормотал шинигами. Он действительно не знал, не имел никакого чёткого плана, a одного искреннего желания что-то изменить, как он теперь понимал, мало. Даже будучи наделённым огромной силой, ты не всегда в силах что-то изменить. Такой вот каламбур выходит. – А на корабле? Если бы я не отгородился от тебя пуленепробиваемым стеклом, что бы ты сделал со мной, а, Цузуки? Судя по твоему виду в тот момент, отделал бы не хуже этих. – Я бы избил, я бы и вылечил! – запальчиво воскликнул Цузуки, внутренне, впрочем, признавая правоту доктора: в том состоянии он и убить его был способен. – Ты не наделён целительскими способностями, в отличие от напарника, но тот бы и пальцем не пошевелил для меня. Как ты думаешь, Цузуки, почему я отдал ключи Ории? Почему позволил твоим друзьям найти нас? – Шинигами уставился в непонимании. Он этого не мог помнить, а коллеги упоминали лишь вскользь, создавая ощущение, что выбили эти ключи силой. Но правда заключалась в том, что и это было спланировано доктором. – Где-то в глубине я понимал, что и как я делаю, но не тешь себя напрасными надеждами – это было далеко от осознания неправильности и мук совести, – всего лишь признание их права отомстить мне за твою смерть. Если получится, конечно… Меня следовало остановить. И я давал такую возможность. – Это ужасно, – выдавил Асато, продолжая ронять слёзы, – платить жестокостью за жестокость. – Достоевская мораль плохо совместима с реальным миром. Шмыгнув носом, Цузуки вытер глаза и лишь сокрушённо покачал головой. Он не хотел соглашаться со словами доктора, но сама жизнь то и дело подтверждала их правоту. А потом Цузуки наклонился вперёд, обнимая Мураки, и Кадзутака почувствовал, как шинигами осторожно его целует сначала в уголок рта, потом шею, плечо, грудь. Асато осторожно и бережно касался его губами, то ли не сознавая, что делает, то ли пытаясь забрать себе чужую боль, всю без остатка. И – доктор не знал, в чём тут дело: в ауре шинигами или собственных эндорфинах, подскочивших от близости желанного тела, – боль и слабость отступали. – А сам ты не думаешь раздеться? – Вкрадчивый шёпот доктора заставил Цузуки встрепенуться и начать расстёгивать пуговицы своей одежды. Встретившись с насмешливым взглядом Мураки, гадающего, как далеко собирается шинигами зайти, Асато опомнился и, ойкнув, покраснел. – Что, Цузуки, возбудился от вида полуголого мужчины? – хохотнул Мураки, наслаждаясь ситуацией и видом сконфуженного Асато. Кадзутака протянул руку, мягко провёл по щеке бога смерти. – А что ты скажешь, мой ангел, когда узнаешь, что я спал с тобой в лаборатории? – Что? – опешил Асато. Мураки спешно убрал руку «Сейчас куда-то денутся всё милосердие и сострадание», – с тоской думал он, а вслух продолжил: – Ну, разумеется, а чем бы, ты думал, мы занимались там три дня? Чтобы взять образцы, провести все необходимые анализы и пустить тебя под нож – много времени не требовалось. – Не может быть! – Однако в голосе Асато, помимо недоумения, доктору послышалось и что-то ещё, похожее на восторг. Мураки нахмурился. Это ещё что такое? – Я думал, мне это приснилось! – Да, вероятно, – понимающе, кивнул Кадзутака. – Твоё состояние в тот момент было… Ты, и правда, странно воспринимал действительность. – Доктор замолчал на несколько мгновений, а потом прошептал, видимо только сейчас до конца осознавая произошедшие тогда: – Я тогда думал, что так проявляет себя твоя демоническая сущность. Но, оказывается, ты сам тянулся ко мне… Сам отдавался. И ты был просто великолепен! А учитывая твою энергию, что я поглощал в тот момент… Знаешь, Цузуки, – продолжал подтрунивать доктор, над красным как рак шинигами, – я всегда считал себя неплохим любовником, но чтобы трахаться с кем-то всю ночь – это было ново! Цузуки смутился ещё больше. О чём они вообще сейчас говорят?! Стыдоба-то какая! – Я думал, это очередной сон, – быстро произнёс бог смерти, прежде чем Мураки выдаст ещё какие-то шокирующие подробности. – О? – неподдельно развеселился доктор. – И часто я тебе снюсь? – Постоянно, – признался Асато. – Ха-ха! И тем же я занимаюсь в твоих снах? – Соблазняешь меня, конечно! Ответ был быстрым и неожиданным для обоих, и ещё больше повеселил Кадзутаку. Его ладонь скользнула Асато под рубашку, поглаживая торс шинигами. – И насколько успешно это у меня выходит в твоих снах? – игриво осведомился доктор. – У тебя это всегда хорошо выходит, – жарко прошептал Цузуки, и от этого голоса по телу Мураки побежало сладкое возбуждение. – О чём это ты думаешь? – лукаво поинтересовался он, а Цузуки снова залился краской, умиляя Кадзутаку ещё сильнее. – Н-ни о чём. – Вот как? Иди сюда. – Мураки потянул шинигами за руку, заставляя того приблизиться, почти лечь на себя. После чего завладел его губами. Цузуки не имел ничего против. Целоваться с доктором ему нравилось, к тому же он считал, что Мураки просто нужна ещё порция энергии, и подвоха не ожидал. А потому для Асато стало полной неожиданностью, когда ладонь доктора сжала его возбуждённый член. Цузуки застонал, разрывая поцелуй. – Ни о чём, говоришь, – усмехнулся Кадзутака. Он и сам был на взводе. – Цузуки, боюсь, в виду моего состояния, единственный способ разрешить нашу проблему – это если ты меня возьмёшь. – Я не могу, – жалобно протянул Асато. – Тогда получится, что я воспользовался твоей слабостью. – Я тоже воспользовался твоей в Киото. Ты хочешь меня. Я же не имею ничего против. – Но разве ты был до этого… ну это… снизу? – смущённо пробормотал Цузуки. – Не довелось как-то, – лёгкая усмешка скользнула по губам доктора. – Но я не против. И разве ты не хочешь отомстить за всё, что я совершил? За то, что брал тебя, не спрашивая твоего мнения? Разве после всего ты не ненавидишь меня? – Я не могу тебя ненавидеть. – Слёзы снова брызнули из глаз Асато. Он уткнулся доктору плечо. И тот обнял его обеими руками, успокаивающе гладя по спине. Прижимаясь к доктору, шинигами сбивчиво шептал: – Я никого не хочу ненавидеть. Тебя – тем более! Не понимаю, почему… но не могу. – Рыдания прорывались помимо воли. Сдержать он их не мог, как ни старался. – Я не понимаю! Блин, Мураки, ты же… можешь быть другим… Ты был другим когда-то. Как?.. Почему?.. Зачем? – Ну-ну, ладно, ладно, успокойся. – Кадзутака не ожидал настолько бурной реакции. Не ожидал, что чувства Цузуки так глубоки и прорвутся так внезапно, что шинигами будет взахлёб рыдать у него на груди. Но в целом его состояние можно было понять. Особенно в свете вновь открывшихся фактов о боге смерти. – Ну же, Асато, я уже весь промок от твоих слёз. Ещё немного, и ты и меня заставишь рыдать, а это слишком для меня, не находишь? – Немного успокоившись, Цузуки хмыкнул. – Я не могу тебе объяснить всего… Я и сам не всё понимаю. Я не знаю, что вело меня, заставляя совершать всё то, что я совершал. Безумие ли моей матери передалось мне или то, что я связался с тьмой, но я не мог уже остановиться. – Мураки вздохнул, поцеловал Цузуки в макушку. – Это не оправдание, нет. Я сам виноват в том, что произошло, что позволил чувству мести затмить мой разум. Моё теперешнее положение лишь следствие. Но я рад, что ты не испытываешь ко мне ненависти, – с улыбкой закончил Мураки. Доктор был живой, горячий, а не тот хладный труп, что являлся Цузуки в кошмарах. Осознание этого, вкупе со словами Мураки, заставило шинигами почувствовать облегчение. Словно камень с души упал. Полуобнажённые, они прижимались друг к другу, кожа к коже. Пульс стучал в бешеном ритме, а дыхание было жарким, возбуждённым. Они были слишком близко друг к другу, они слишком сильно вжимались друг в друга, и они были слишком взбудоражены, ошарашены тем, что уже произошло между ними, тем, что происходило сейчас, чтобы избежать того, что последовало дальше. Цузуки первым начал его целовать, а доктор тем временем стягивал с бога смерти и без того уже расстёгнутые пиджак и рубашку. А потом Асато сполз ниже, увлечённо, но бережно изучая губами израненное тело доктора, пока не добрался до пряжки его брюк. Немного стесняясь, но всё же не прекращая действий, Цузуки освободил возбуждённый член доктора и, скорее, повинуясь инстинкту, чем опыту, облизал головку, вобрал в рот ствол, заставляя Мураки выгнуться и застонать. Асато и сам заводился от того, что он делает. В брюках сделалось нестерпимо жарко и тесно. Пришлось избавиться и от них. После чего доктор изъявил желание научить Асато позе «69». А дальше было ещё лучше. Цузуки хотел всё сделать сам, чтобы Мураки не нужно было лишний раз шевелится, чтобы швы не разошлись, но доктор, видимо, насытившись энергией Асато, в какой-то момент подмял шинигами под себя и в ближайшие несколько часов уже не выпускал его из своих объятий…***
Сидя в уютном кафе, другой доктор внимательно слушал историю Цузуки, слегка посмеиваясь про себя над тем, как тот замалчивал или обходил пикантные моменты. Сам-то Киришима догадывался обо всём том, о чём бог смерти не договаривал. Потому что самое главное тот обозначил с самого начала: эти двое любили друг друга. Факт слегка пикантный, учитывая, что они оба были мужчинами, но не более того. В современном мире подобными отношениями уже нельзя было кого-либо сильно удивить. – Я не понимаю только одного, – заговорил Рё, стоило Цузуки ненадолго замолчать, – как ваш друг-шинигами мог влюбиться в доктора? Он ведь творил поистине ужасающие вещи! – Он тоже не знает, – прошептал Асато. Его пальцы коснулись керамической поверхности маленькой чашечки о-тёко, в которой подавали саке. – Доктор убивал в Нагасаки, убивал в Киото, а потом возвращался в Токио и спасал не меньше, чем убил, а может, и больше. Коллеги его уважали, пациенты – боготворили. Его друг и девушка – искренне любили, даже если и знали, о его поступках. Я не могу этого объяснить… – Он замолчал и допил своё вино. В голове немного шумело, но вряд ли дело было в алкоголе… – Я думаю, – заговорил Цузуки снова, – ему не следовало становиться врачом. Либо… следовало выбрать что-то отличное от хирургии. Что-то, где не нужно было бы стоять у операционного стола или сталкиваться с неизлечимыми заболеваниями… – Акушерство, что ли? – усмехнулся Киришима. – Офтальмология, например, – ответил Асато, серьёзно глядя на доктора. – Я уверен, он многого мог бы достичь в этой сфере. Вы знаете, он носил очки, и одного глаза у него не было. Точнее был механический, но это относилось скорее к потустороннему миру, чем к медицине. – Цузуки вздохнул. – Он видел слишком много смертей, и не мог ничего с этим поделать. Думаю, это и сломало его в итоге. – Асато обхватил пустую чашку двумя руками. Он ведь и сам чего только не насмотрелся. Сколько раз он сам был в полном отчаянье, почти на грани безумия? – Возможно, вы правы, – негромко произнёс Киришима, аккуратно извлекая о-тёко из рук собеседника и наполняя её снова. Он не смотрел на бога смерти, а тот, напротив, во все глаза уставился на доктора, словно увидел что-то необычное. Асато и сам не мог понять, что привлекло его внимание. Доктор, он не сказал ничего особенного, но его интонация… Почему-то казалось, что за ней сокрыто много больше, и он вот-вот поймёт, что, но… какая-то деталь по-прежнему ускользала от Цузуки. – Доктор всю жизнь противостоял смерти, – сказал Асато следом, – а в итоге влюбился в бога смерти. Как такое вообще возможно? Киришима не ответил, задумчиво созерцая поверхность стола, а Цузуки вдруг заметил, что чаша доктора пуста и хотел было налить и ему, как того требуют правила этикета, но Рё вдруг мягко остановил шинигами. – Мне уже хватит. И так это было явным излишеством… – Цузуки не стал возражать, хотя они выпили совсем немного. Но, кто его знает, может, доктор плохо переносит алкоголь? Даже приглушённого света кафе было достаточно, чтобы увидеть: Киришима Рё был бледен и, очевидно, нехорошо себя чувствовал. Асато уже хотел было осведомиться о его состоянии и предложить уйти отсюда, но не успел. – И что же было дальше? – вкрадчивым голосом спросил доктор. Весь его вид выдавал изнеможение, виденное когда-то богом смерти у другого доктора, и Цузуки, повинуясь какому-то странному дежавю, принялся рассказывать дальше…***
Проснувшись, Цузуки не сразу понял, где он, и подумал было, что ему всё в очередной раз привиделось. И лишь потом заметил незнакомую обстановку. В комнате было светло, и, судя по оживлённому шуму города снаружи, они проспали до утра. Из распахнутого настежь окна веяло уже не приятной прохладой, а откровенным холодом – солнце ещё не успело прогреть воздух. Сил закрывать окно после всего произошедшего между ними у Цузуки не было, и он ограничился лишь тем, что, укрыв их обоих одеялом, уснул рядом с доктором, решив подумать, что делать с этой ситуацией позже. А лучше никогда. Повинуясь иррациональному страху, Асато перевернулся на бок, чтобы увидеть доктора. Тот лежал тихо, не шевелясь, и лишь прислушавшись к его дыханию, Цузуки успокоился, убедившись, что Мураки жив. Поднявшись, шинигами всё-таки прикрыл створку, а потом вернулся к постели. Всё-таки следовало удостовериться, что с Мураки всё в порядке. Ведь подобные упражнения вряд ли были полезны для искалеченного доктора, хотя получалось, что Асато сам его на них и спровоцировал. Впрочем, было слишком мало шансов избежать подобного развития событий… Асато коснулся губами лба доктора. Вроде бы жара у того не было. Уже неплохо. Почувствовав прикосновение, Кадзутака с трудом разлепил глаза, выныривая из сна, но не чувствуя себя отдохнувшим. – Сколько времени? – поинтересовался он. – Уже утро. Как ты? Тебе нехорошо? – спросил Асато, видя бледность доктора. – Просто слабость. – Ох, прости! – воскликнул Цузуки. – Это моя вина. – Не думаю, – возразил Мураки. – Вчера я получил от тебя много энергии и чувствовал себя вполне сносно. Скорее уж дело в том, что совсем недавно я был в реанимации. – В таком случае, я знаю, что нам поможет, – улыбаясь, произнёс Асато и припал к губам доктора, остро ощущая отток энергии. Да, всё верно: доктор просто не успел восстановиться. А ещё Цузуки внезапно кое-что сопоставил из того, что Мураки ему вчера говорил, и его накрыло осознание: – Слушай, так получается, что ты сбежал не только из больницы, но и, по сути, из тюрьмы? – Получается, – усмехнулся Кадзутака, – но оно того стоило! Странно, что меня ещё не объявили в розыск. – Спи пока, – сказал Асато, поднимаясь. – А я в душ. А потом приготовлю завтрак и даже постараюсь, чтобы он был съедобным. – Оптимистично! – хихикнул Мураки. Как ни удивительно, Цузуки удалось ничего не спалить, не перепутать и приготовить что-то вполне съедобное. Правда, он и не стал особо экспериментировать, воспользовавшись самым простым рецептом. Мураки вышел из ванны, когда всё уже было готово, бледный и задумчивый, однако, по мнению Цузуки, выглядел он намного лучше, чем вчера. ...Они пили кофе за маленьким столиком, и Асато разглядывал комнату. Как он уже успел отметить вчера, она была совсем маленькой, содержала много мебели (больше, чем надо бы), видимо оставшейся от особняка и с которой Мураки не смог расстаться. Все поверхности покрывал хороший такой слой пыли, тут и там были разбросаны книги и журналы по медицине, под стопкой бумаг на комоде покоился ноутбук, и всё это тоже было пыльным и заброшенным. Ощущение запустения и печали посетило Цузуки. Здесь была вся жизнь доктора, всё, что от неё осталось, – и всё оно оказалось заброшенным и покинутым. Мураки лишился работы, дела жизни; лишился здоровья и свободы. «И всего этого лишил его я», – мрачно думал Асато, забывая, что по некоторым пунктам доктор и сам основательно потрудился. В какой-то момент незначительные темы для разговора закончились, а поднимать насущные вопросы было страшно – всё равно что ящик Пандоры открыть. Стремясь разбить гнетущую и пугающую тишину, вдруг повисшую между ними, Цузуки включил телевизор, мотивируя это тем, что вдруг там что-то скажут. Они пропустили начало новостного выпуска, попав на тот момент, когда рассказывали про странные убийства, произошедшие в Киото и Токио, и о том, что полиция в полном недоумении. Затем в кадре появилось знакомое здание больницы. – …кроме того, – вещал голос женщины, – прошёл слух об исчезновении тела пациента, скончавшегося накануне. Врачи скрывают имя и отрицают сам факт исчезновения, говоря всего лишь о недоразумении, которое скоро разрешится. – Тело выпавшего из окна заклинателя пропало! – воскликнул Асато в шоке. – Скорее всего, хотят скрыть факт самоубийства, – спокойно ответил на это доктор, – потому как следователям, возможно, покажется, что это не было самоубийством. – Либо… – произнёс Цузуки, сам пугаясь той мысли, что посетила его. – Либо ваш заклинатель не умер, – продолжил за него доктор. – Тогда это серьёзная проблема. Вы тело видели? – деловито поинтересовался он следом. – М-м, не успели… – Потому что вмешался я, – хмыкнул Кадзутака. – Лучше вам его поскорее найти. Не известно, каких ещё безумств он натворит. Это я тебе как эксперт по безумствам говорю! – добавил Мураки с горькой самоиронией. Дальше диктор перешёл к другим новостям, и Цузуки выключил телевизор: – О твоём побеге, видимо, уже рассказали, – произнёс он, жалея, что не догадался послушать новости раньше – это могло быть полезно. – Не понятно, почему они не ищут тебя здесь? – добавил он, ощущая какое-то неясное волнение. – Они же знают твой адрес. – Не понятно, – как эхо подхватил Кадзутака. Он был мрачен и о чём-то размышлял, очевидно, не слишком весёлом, если судить по выражению его лица. Неожиданный звонок в дверь заставил их вздрогнуть. – А вот и полиция! – воскликнул Асато, хмурясь и непроизвольно сжимая кулаки. Мураки несколько мгновений молча прислушивался к себе, а потом сказал: – Полиция не стала бы сперва пытаться пройти сквозь стену и, лишь наткнувшись на мой барьер, решить позвонить, – усмехнулся Кадзутака. – Так что, думаю, это твои друзья. Глаза Цузуки округлились, а потом он досадливо хлопнул себя по лбу. Ну да, он, конечно же, не подумал о том, что сейчас ищут не только доктора, но и его самого! Он вопросительно уставился на Мураки. Звонок повторился. – Иди, – великодушно разрешил тот, но улыбался доктор как-то грустно, – я изменю немного барьер, чтобы он пропустил тебя. Сейчас мне хватит на это сил. Асато кивнул и направился в прихожую. За дверью, которую он предусмотрительно прикрыл за собой, чтобы не пустить посетителей внутрь, обнаружились Хисока, Ватари и Тацуми. Вид у них был обеспокоенный и решительный. Видимо, если противник всё же вежливо не отопрёт, они собирались брать квартиру штурмом. – Ты в порядке? – тут же кинулся к нему мальчик. – Ты так внезапно пропал… И я подумал… Я опасался… – Мы решили, что тут замешан доктор Мураки, – сказал Ватари. Он выглядел виноватым – ведь это он втянул их в это дело. – Цузуки, что происходит? – потребовал ответа Тацуми, видя, что Асато неловко топчется на месте и молчит. – Я узнал, что Мураки лежит в той же в больнице, куда отправились вы с Хисокой, и поспешил к вам… но, видимо, опоздал. Что случилось? – повторил он свой вопрос, внезапно холодея от мысли, что произошло что-то ужасное. – Мураки замешан в этом деле? Цузуки покачал головой. – Мураки не при чём, – произнёс Асато тихо, глядя в пол и не двигаясь с места. – Но это ведь его квартира? – Его. – Цузуки не знал, что ещё сказать. Он не хотел ничего рассказывать друзьям. Подобная ситуация случилась не впервые в жизни. Но впервые это было что-то настолько важное для него; что-то, чего остальные не поймут и, скорее всего, осудят его! – Ты в порядке? – Тацуми неподдельно волновался за него. Асато это понимал и был признателен, но сейчас ему хотелось, чтобы все ушли. – Да. Всё хорошо. Это действительно квартира Мураки, но со мной всё в порядке. – Цузуки, что же всё-таки произошло? – спросил Хисока, совершенно сбитый с толку. Сбитый даже не тем, что обнаружил своего напарника в логове врага, а тем, что этот напарник старательно скрывает от него эмоции. – Я вышел в магазин и встретил Мураки, – просто ответил Цузуки, как будто бы это всё объясняло. Нет, конечно, это объясняло многое, но далеко не всё. – И? Что дальше? – воскликнул Хисока. – Что он тебе сделал? Остальные смотрели на своего коллегу в полном недоумении, понимая, что тот явно чего-то недоговаривает. – Ничего. Мураки находился без сознания всё то время, как происходили убийства, – терпеливо пояснил Асато. – Он не совершал того, в чём мы его подозреваем. – Это точно? – строго уточнил Сэйичиро. – Ты можешь выяснить это в больнице, – сказал Асато. Он не стал добавлять про тюрьму. Его друзья и так это выяснят, как начнут наводить справки. А озвучь он это сейчас, появятся лишние вопросы. – А ты? – Это уже Ватари спросил. Цузуки продолжал стоять спиной к двери, словно защищая владельца квартиры, и это было странно. Если только не… – Я останусь, – твёрдо ответил Цузуки. – Но как же так?! – ошеломлённо прошептал мальчик, а секретарь с учёным переглянулись со скрытым пониманием. Предположения этих двух шинигами, которыми они поделились друг с другом в тайне от Хисоки, только что подтвердились. Они подумали об этом спустя некоторое время после событий в Киото, видя душевное состояние их коллеги. Было глупо полагать, что шинигами пытался сжечь их обоих, обезумев от издевательств доктора. Чтобы он там ни говорил про «я считал себя недостойным жизни», логичнее всё же было предположить, что он влюбился в этого сумасшедшего маньяка – вот уж точно подходящий повод для двойного самоубийства… – Ты, что же, собираешься остаться в логове этого психа?! – возмущался тем временем Куросаки. – У меня ещё есть здесь дела. Со мной ничего не случится, – добавил Асато поспешно. – Мураки… он изменился. – Ты уверен, что для тебя это будет безопасно? – на всякий случай поинтересовался Ютака. Мальчик в это время смотрел на Асато беспомощным и растерянным взглядом, а секретарь молчал, сосредоточенно о чём-то размышляя и плотно сжав губы. Сейичиро думал о том, что опять опоздал… – Да, – ответил Цузуки. – Со мной ничего не случится. Извините, что заставил волноваться и не сообразил сразу сообщить, что я в порядке, но… Мне надо решить… все вопросы. – Да, между ними осталось ещё много чего, что надо было выяснить. – Что ты собираешься делать? – потребовал разъяснений Куросаки. – Мураки… он не способен сопротивляться? Это – твой барьер? И ты собираешься ему отомстить, наказать его? – Мураки уже наказан, – негромко обронил Асато и скрылся обратно в квартире. Да, доктор уже наказан. И наказал его он сам. Чёрным огнём Тоды. И теперь надо как-то исправлять ситуацию. Доктор, забыв про кофе, стоял у небольшого шкафчика, и в руке его был бокал с каким-то алкоголем. И, очевидно, довольно крепким. На вино это точно не походило. Услышав звуки чужого присутствия, Кадзутака удивлённо поднял глаза на подошедшего шинигами. На лице его была написана полная растерянность. Но и облегчение тоже. – Я думал, ты не вернёшься, – признался он. Выглядел Мураки по-прежнему не важно: бледный, измученный (внутренними переживаниями, в том числе), еле стоящий на ногах. «Интересно, – с тоской и болью думал шинигами, – а сам он сколько раз винил себя за то, что всё так произошло? Ведь всё могло быть иначе…» – Почему? Почему я должен был не вернуться? Мураки невесело усмехнулся, отводя взгляд и сосредотачивая его на сжатом в руке бокале: – Ну, ты возвратил меня с того света, успокоил свою совесть. Зачем бы тебе… – Идиот! – с чувством воскликнул Асато. – А спал я с тобой тогда зачем? – Я не знаю, – тихо произнёс доктор. Ну да, он и помыслить не мог, что его были способны любить даже после всего, что он совершил. – Скорее всего, – с горечью продолжил Кадзутака, – ты любишь мой, вымышленный тобой, образ, как Цубаки-химе… Доктор осёкся. Бог смерти шагнул к нему, и глаза его пылали так, словно он собирался избить Мураки. Но Цузуки лишь толкнул Кадзутаку назад, прижимая того к дверце стоящего тут же холодильника, и впился в его губы поцелуем. Бокал полетел вниз, разбиваясь, расплёскивая содержимое, а руки Мураки обвились вокруг бога смерти. – Я люблю тебя, придурка! – прорычал Асато, на миг отрываясь от доктора, с тем чтобы потом ещё долго от него не отрываться. Он не отдаст его больше. Никому не отдаст! – …Кадзу, тебе не больно? – спросил бог смерти, осыпая поцелуями лицо доктора. – Нет, – ответил тот, обнимая любовника за плечи и всем телом вжимаясь него… И не просто вжимаясь – Мураки всё уже уговорил Асато на этот раз побыть сверху и теперь… Ну, конечно, ему было больно. Но это такая незначительная мелочь по сравнению с тем теплом и лаской, которыми его одаривает шинигами. – Прости меня, Асато, – прошептал Кадзутака. – Что? – Цузуки подумалось, что он ослышался. – Не заставляй меня повторять, – глухо рассмеялся доктор. – Я столько всего тебе причинил и теперь… – Ох, заткнись, – воскликнул Асато и вошёл немного под другим углом, заставляя любовника застонать от удовольствия. – Слышать вот это мне нравится намного больше! Я лишь боюсь, как бы не разошлись швы, – признался он минутой позже. – Следы от операции не заживают совсем. – Не заживают, потому что я совсем недавно из палаты сбежал. – Но энергия… Мы же постоянно… – Ох, – простонал доктор, – сам заткнись и не отвлекайся! И Кадзутака притянул Асато для очередного поцелуя.***
– Ты представляешь, – с обидой в голосе говорил Асато, – он думал, что шинигами мог его бросить! В одиночку прикончив оставшееся саке, Цузуки немного захмелел и даже не заметил, как перешёл на «ты». – Бывает очень сложно поверить другому человеку, – ответил на это доктор. – Особенно когда привык никому не верить. Особенно когда этот человек тебя убил… – последнее он добавил много тише, и не было ясно, услышал его бог смерти или нет. – Ага, – энергично покивал Цузуки, – это то же самое, что любить маньяка и убийцу – невозможно, немыслимо и… закончится всё равно плохо… – Последняя фраза шинигами тоже прозвучала значительно тише, как будто он говорил с самим собой. Киришима сидел, откинувшись на спинку дивана, и рассматривал своего собеседника: тот, подперев голову рукой, слегка склонился над пустой чашкой. Воспоминания, очевидно, причиняли богу смерти боль. Но если бы он в тот момент мог видеть лицо доктора, то заметил бы боль и там. Взяв себя в руки, Рё попросил у официанта стакан воды, а после, достав из кармана пиджака пачку лекарств, проглотил сразу несколько таблеток. – А разве можно мешать лекарства с алкоголем? – обеспокоенно спросил Цузуки, заметив это. – А, – беспечно махнул рукой Киришима, – уже всё равно. Их взгляды пересеклись. И некоторое время ни один, ни другой не мог разорвать зрительный контакт. «Синие, у него синие глаза, – в очередной раз повторял про себя несчастный Асато. – Прекрати сравнивать!» – Очень сложно бывает поверить другому человеку, – повторил Рё, – ведь даже поверить себе, поверить в себя бывает неимоверно сложно, не так ли, Цузуки? «Мураки сказал бы так же», – отрешённо подумал бог смерти. Он был заворожен взглядом мужчины напротив. Он не понимал, не отдавал себе отчёта в том, что происходит, а потому всё, что он мог, это продолжать свою историю. Почему-то было важно довести её до конца, как будто это заклинание: произнесёшь его, и все твои желания сбудутся…***
– Кадзу, а кто вытащил тебя из огня? – Не помню, но полагаю, что это мог быть демон, с которым я когда-то заключил контракт. Если бы я умер в том огне, ему бы не досталась моя душа. Но… – Но? – Я больше не чувствую его присутствия. Какова вероятность, что, спасая меня, чтобы заполучить мою душу, он переоценил свои силы? – Вполне возможно, – ответил Цузуки. – Я спрошу потом у Тоды. Они не только занимались любовью тем днём и той ночью, но и говорили. Много говорили. Обо всём и ни о чём. И не могли никак наговориться. А потом снова любили друг друга, отчаянно и нежно, отдавая себя всецело, как будто частицы одного целого, которое боги разделили на две половины. А потому утро для них началось лишь ближе к обеду. – Как ты себя чувствуешь? – спросил Асато. – Отлично! Это была не ложь, а полуправда. Кадзутака действительно ощущал необычный подъём душевных сил, чего, к несчастью, нельзя было сказать о физических. Однако он был счастлив и, решив не обращать на слабость внимания, даже вызвался приготовить завтрак. Впрочем, очередной звонок в дверь и сегодня прервал их уединение. – Ну на этот-то раз это точно полиция, – пробормотал Асато и поднялся из-за стола. – Что ты собираешься делать? – поинтересовался доктор. – Я ведь бог смерти, – улыбнулся Цузуки. – Я изменю им воспоминания. – Осмелюсь предположить, что это идёт вразрез с твоими служебными полномочиями? – Мне всё равно! – воскликнул Цузуки. – Ты мой! Ты только мой! Доктор рассмеялся и добавил, с иронией глядя на любимого: – Я смотрю, кто-то вошёл во вкус! Это была правда: утром, когда Асато снова брал доктора, больше не было ни неуверенности, ни смущения со стороны шинигами. В свою очередь доктор не чувствовал себя слабым или униженным, как он бы чувствовал, будь он с другим. Они были равны, даже если кто-то из них отдавался другому. Шинигами лишь коротко поцеловал его в губы в ответ на это и отправился к двери. Но вместо ожидаемых слуг закона на пороге оказался секретарь Мэйфу. Вот только было ли это событие многим лучше? Вид Сэйичиро говорил об обратном. Он выглядел слишком взволнованным, слишком непохожим сам на себя. Выдержка явно ему изменила. Глаза смотрели с сочувствием, и Тацуми не знал ни куда деть руки, ни как начать разговор. – Что случилось? – спросил Асато, внутренне замирая. «Неужели, что-то с Хисокой?» – Цузуки, что между вами произошло… происходит? – Ты имеешь в виду?.. – фиолетовоглазый бог смерти красноречиво замолчал, краснея. – Тебя и доктора. Секретарь внимательно посмотрел на бывшего напарника и, как отметил Цузуки, боли в его глазах заметно прибавилось. Ответ на предыдущий вопрос и не требовался – всё было предельно ясно. Да, они с Ватари оказались верны в своей догадке. Видя, как переживал Асато из-за смерти доктора, можно было сделать все необходимые выводы. Дело вовсе не в том, что Цузуки ненавидел убивать, а в том, что убил человека, которого он любил. А он его действительно убил… – Цузуки, я должен сказать что-то очень важное… – Сейичиро замолчал. Это было тяжело. Слишком тяжело даже для него. Видеть тревогу во взгляде бывшего напарника и понимать, что дальше будет только хуже. – Я не знаю, как далеко у вас всё зашло… – Далеко, – ответил Асато. В голосе его прозвучала неожиданная твёрдость, даже вызов. «Похоже, он подумал, что я пришёл отговорить его, помешать им быть вместе, – подумал Тацуми и тут же поправил себя: – Впрочем, так и есть». – Ты не можешь запретить нам! – с жаром говорил Цузуки. – Мураки изменился, он больше никого не убьёт! – Ты прав, – вздохнул секретарь, – он больше никого не убьёт. – Пауза, повисшая, словно молот над наковальней. – Цузуки, его имя появилось в кисэки. – Услышав это, Асато онемел, сделал шаг назад, больно врезаясь спиной в дверную ручку, не сводя с Тацуми огромных от ужаса и понимания глаз. – Он умер три дня назад. Я был в больнице, я говорил с врачами: состояние доктора было критическим, а травмы, полученные им – фатальными, несовместимыми с жизнью, выздоровление было невозможно, несмотря на все усилия медиков. Я не знаю, почему он пришёл в себя… – Потому что там появились мы, – бесцветным голосом произнёс Асато, – и он выпил энергию Хисоки. – А потом… – А потом он пил мою… Всё теперь было понятно: и почему Мураки не искала полиция – его искали врачи, точнее его пропавшее тело; и почему раны не затягивались, хотя было передано столько энергии, а вместо этого доктору становилось всё хуже и хуже. Всё было ужасающе просто и понятно. – Цузуки, я пришёл за его душой. Асато кивнул, словно марионетка – лишь слегка качнулась голова в неживом жесте, а глаза застыли на одной точке, не видя ничего перед собой. Тацуми испытывал острое сочувствие к бывшему напарнику. Он не понимал, как тот мог влюбиться в подобного человека, но явственно ощущал его горе, и догадывался, что тот сейчас должен был чувствовать. – Прости. Цузуки снова кивнул. Его непослушные пальцы не глядя нащупали дверную ручку, которая всё так же упиралась ему в спину. Он с трудом развернулся – всё тело Цузуки одеревенело. Тацуми решил пропустить его вперёд. Секретарь видел, как сейчас плохо Асато, и понимал, что тот должен попрощаться с доктором. Однако в следующее мгновение фиолетовоглазый шинигами юркнул вперёд и захлопнул дверь перед носом Тацуми с удивительным проворством для человека, только что едва владевшего своим телом. Барьер доктора по-прежнему держался и пропускать кого-то ещё не спешил. Увидев бледного как смерть Асато, Мураки догадался, что случилось что-то крайне плохое, но не стал ничего спрашивать, даже не поднялся с места, терпеливо дожидаясь, когда любимый будет сам способен говорить. В квартире тем временем раздавался надрывный звук звонка или раздражённый стук в дверь и невнятные крики из-за неё. Барьер пару раз всколыхнулся, но устоял. – Ты, – слабым голосом начал Цузуки, но замолчал, не в силах продолжить. – Что? – осведомился доктор. Голос его был тихий и какой-то подозрительно понимающий. – Мы уходим отсюда! – внезапно выдал шинигами, заставляя Кадзутаку удивлённо распахнуть глаза. – Снимай барьер. Немедленно! Мураки так удивился жёстким приказным ноткам в голосе шинигами, что подчинился, даже не до конца понимая, что тот собирается делать. В два счёта Цузуки оказался рядом, схватив Мураки за плечи, поднял его на ноги. Прижав доктора к себе порывистым, отчаянным жестом, Цузуки телепортировался прочь из Токио. Никто не видел их неожиданного появления, когда они возникли напротив ворот Ко-Каку-Ро. Но это, скорее всего, потому, что в такое время улицы Гиона пустуют: жизнь здесь кипит после наступления сумерек. Ория встретил их неподдельным изумлением. – Мураки?! – воскликнул он, роняя трубку. Когда слуги сообщили ему о приезде доктора, он не поверил, решив, что они что-то перепутали. Ведь он точно знал… Впрочем, наличие рядом с другом бога смерти перечёркивало это знание. – Мибу-сан, я могу доверить вам жизнь Мураки? Вы сможете его защищать некоторое время? Мне надо… – Разумеется, – выдержанно ответил самурай, с любовью обнимая свою катану. Объяснения и причины ему были не нужны. – Асато, что происходит? – всё же решился спросить доктор. – Ты умер… – выдавил шинигами и замолчал испуганно. Следовало признать эту правду. Мураки тяжело вздохнул: – Я подозревал, что это может быть так… Мибу при этих словах тоже не удивился. Он звонил в больницу. Ошибки быть не могло. А вот у бога смерти, похоже, было своё мнение на этот счёт и свой план. И самураю было всё равно, с чем или с кем ему придётся столкнуться, если речь шла о благе друга. – Я не позволю этому случиться! – решительно воскликнул Асато. – Я знаю, что делать. Я знаю, к кому обратиться! – Он обернулся к доктору. – Жди меня здесь. – А потом впился поцелуем в его губы, наплевав, что они не одни. – Я понимаю, конечно, что здесь бордель, – бесстрастно усмехнулся Ория, – но надо бы и совесть иметь! – Это нужно, чтобы поддержать его силы, – попытался оправдаться раскрасневшийся Асато, смутившись под ироничным взглядом самурая. – Да знаю я! Вали уже. И предоставь всё мне! – Мибу удобнее перехватил меч. – Никто и пальцем не тронет Мураки! Асато благодарно кивнул самураю и исчез. Замок Свечей, так сильно пугавший его раньше, теперь стал для Цузуки Асато островком надежды. «Граф способен помочь, – размышлял шинигами. – Это в его власти». Ватсон был крайне удивлён столь неожиданному гостю. – Граф сегодня никого не планировал принимать, – с сомнением произнёс зомби, памятуя впрочем, что этому посетителю его хозяин всегда рад. – Мне нужно его увидеть! – горячо вскричал Асато. – Срочно! Это в прямом смысле вопрос жизни и смерти. Доложите ему! Однако докладывать никому ничего не пришлось. Привлечённый шумом, владелец замка сам уже спустился в вестибюль. – Кто там, Ватсон? – И, увидев Асато: – О, Цузуки, какая неожиданность! Шинигами рванул к нему, едва не сбив маленького зомби с ног. – Хакушаку, мне нужна ваша помощь! – Что случилось, мой мальчик? – Хотя подлинных эмоций видно не было, голос Графа звучал благосклонно. – Вы помните доктора Мураки? – Как я могу забыть человека, похитившего тебя? – А вот здесь благодушие пропало. Цузуки слегка растерялся. Кажется, он не с того начал. – Он умирает, – сказал Асато, прямо глядя на маску. – Вернее, он уже умер. Но он… Граф, я люблю его! Вы же можете?.. Я знаю, что вы можете! – в запале говорил шинигами. Если поначалу он не знал, что сказать, ты теперь слова лились потоком. Он спасёт доктора – он знает, что предложить! – Помогите мне, прошу вас! Я заплачу! Я отдамся вам – вы ведь этого всегда хотели? Цузуки принялся прямо тут расстёгивать пуговицы рубашки, невзирая на присутствие зомби, у которого от этой сцены челюсть едва не повстречалась с полом. – Мальчик мой, – ладонь Графа легла на пальцы бога смерти, пытающиеся совладать с очередной пуговицей, – успокойся! Ватсон, – властно обратился он к дворецкому, – принеси нашему гостю чаю и желательно с чем-нибудь успокоительным. Цузуки переволновался. – Когда Ватсон удалился, руки-перчатки легли на плечи шинигами. – Цузуки, послушай меня. Свеча доктора, что должна была погаснуть несколько дней назад, продолжает гореть, но! – Граф голосом выделил последнее слово, заметив отблеск надежды, промелькнувший в глазах Асато. – Но она должна погаснуть. И доктор умрёт. – Но как же так? – ошеломлённо произнёс Асато. – Вы не можете так со мной поступить! Это несправедливо! – Таковы законы мироздания. – Вам мало что ли? – обиженно всхлипнул шинигами. – Что мне ещё для вас сделать?! Хотели меня? Так берите! – Цузуки! – прикрикнул Граф и даже, чуть сильнее сжав плечи Асато, встряхнул его. – Люди должны умирать. Тут ничего не поделаешь – Но… но… – лепетал несчастный бог этой самой смерти… – Но… но… Он же может стать шинигами! – Внезапная идея осенила его. Точно? Как он раньше не подумал? Это ведь так просто! – Имени доктора Мураки нет в списке будущих шинигами. – Но почему бы не внести его туда? Мураки магический одарён, и у него есть шики! – Цузуки, – в голосе Графа промелькнуло сострадание, но всё остальное он говорил непреклонно, – я сочувствую твоему горю, но Мураки должен умереть. Асато почувствовал, как земля уходит из-под ног, а весь мир перед глазами куда-то исчезает, испаряется. Но это были лишь слёзы, что застилали ему взор. – Это… это нечестно! Несправедливо! Почему вы отказываете мне в этом?! – вскричал Асато. – Цузуки! – повышая тон, рявкнул Граф. – Этот мир не создан для удовлетворения твоих капризов! – И тут же пожалел о сказанном. Не о смысле, а о том, что следовало действовать как-то иначе, более мягче. Шинигами, закрыв лицо руками, разразился горькими рыданиями. – Мальчик мой, – Хакушаку привлёк бога смерти к себе, прижимая к груди, позволяя тому выплакать свою боль, своё горе, крепко его обнимая. Плечи шинигами крупно вздрагивали, пальцы вцепились в невидимый камзол Графа. Это был конец. Конец всему. Асато не знал, что делать. Не знал, как жить дальше. – По…почему? – всхлипывал он, глотая слёзы и давясь рыданиями. – По-чему вы не… не хотите мне по-помочь? – Дело не в том, чего я хочу, чего нет, – успокаивающе говорил Граф. Ладонь его гладила шинигами по голове, словно маленького ребёнка. – Не всем нашим желаниям суждено исполниться. Так устроен мир. И подумай о своих друзьях. Как они будут себя чувствовать, если Мураки станет одним из них? Это для тебя он тот, кого ты любишь. А для них? Человек, который похитил, мучил их друга. Человек, который убил одного из них. – Асато непроизвольно вздрогнул, вспоминая про мальчика. – Он убил многих. Как быть с ними? Они тоже чего-то хотели, о чём-то мечтали. У них тоже были те, кто их любил, кто оплакивал их смерть. Как быть с этим? Это ведь тоже несправедливо. Разве нет? – Несправедливо, – прошептал Асато. Слёзы по-прежнему текли по его щекам, и шинигами казалось, что остановить их уже невозможно, но рыданья утихли. – Весь этот мир несправедлив… – Ты не можешь так говорить, – мягко возразил владелец замка. – Ты не знаешь этого. Ты не можешь этого знать. Однако… люди должны умирать. Это та истина, которую ты должен был усвоить давным-давно. Но придётся тебе выучить этот урок сейчас. Существуют законы мироздания, которые никто не в силах менять под себя. – Я не хочу жить без доктора, – обречённо выдавил Асато. – Это шантаж, – поморщился Граф. – Пустой, глупый и недостойный шантаж. Ты сам поймёшь это, когда успокоишься. Послушай, Цузуки, – Граф отстранил его от себя. Перчатки принялись стирать слёзы с лица бога смерти. – Я даю вам время: двадцать четыре часа, до завтрашнего полудня. Потрать его с умом. Вас не будут искать, вам не будут мешать. Но потом, – Хакушаку выдержал паузу, – потом ты сам заберёшь его душу. – Асато снова всхлипнул, замотал головой. Слёзы опять выступили у него на глазах от острой жалости к себе, к доктору. – Цузуки, – требовательно произнёс Граф, – посмотри на меня. – Асато поднял глаза, заглядывая в прорези маски. Ему сейчас казалось, что он видит там отблеск человеческих глаз, печальных, но строгих. – Люди должны умирать. А ты должен смириться. – Граф легонько поцеловал Цузуки в лоб. – А теперь ступай. В этот момент появился Ватсон с чашкой ароматного напитка, но Асато мрачной тенью проскользнул мимо, покидая замок. – А как же чай? – вопросил зомби пустоту. – Ничего, – тихо произнёс Граф. – Я выпью. Мне… и самому сейчас не помешает. И, даже не видя лица, любой услышал бы сейчас нотки неподдельной печали и боли в голосе владельца Замка Свечей… Увидев зарёванное лицо бога смерти, Мураки и Ория всё поняли без лишних слов. Они сидели на татами, коротая время за саке, и лица их были хмурыми. «Прямо поминки», – подумал Асато и присел рядом. Владелец Ко-Каку-Ро тут же протянул ему наполненную чашку о-тёко. Залпом опрокинув в себя содержимое и даже не почувствовав вкуса, Цузуки сказал: – Ничего не вышло. Но, – глаза его пылали, – я не собираюсь сдаваться. Мураки, мы ведь можем просто сбежать, исчезнуть! Моя сила и моя энергия – их с лихвой хватит на двоих. Мураки? – неуверенно произнёс он, посмотрев на доктора. Рука держит чашку, взгляд спокойный, сосредоточенный, на лице – тень печали. Мибу смотрит тоже с пониманием. И это совсем не нравится Цузуки. – Асато, – глаза доктора глядели на шинигами с любовью, но в голосе не было надежды, – хватит. Давай остановимся. – Но… – неверяще прошептал Цузуки. – Нельзя сделать мёртвое снова живым. Увы, я как врач и маг слишком хорошо это знаю. – Мибу напротив доктора грустно усмехнулся. – И я всегда это знал, даже когда пытался оживить брата. Давай остановимся на этом. – Мураки улыбается, и от этой улыбки одновременно и тепло, и нестерпимо болит в груди. – Ты уже спас меня. Ну, что же ты, – Мураки отставляет чашку в сторону и, присаживаясь рядом с шинигами, обнимает его, а тот роняет слёзы доктору на грудь. – Ну-ну, я снова весь промокну, – улыбается Кадзутака и невесомо целует любимого в висок. – Сколько мне осталось? – Сутки. Граф дал нам время до полудня, – всхлипывая, отвечает Асато. – Тогда давай не будем его терять. Киото – очень красивый город. В прошлый раз у тебя от него остались не самые лучшие воспоминания. Давай создадим другие. Цузуки поднимает на доктора глаза, красные, воспалённые от слёз, и кивает. Потом смотрит на Орию и неожиданно кланяться ему, потом говорит, обращаясь уже к доктору: – Попрощайтесь. Завтра, в полдень, я заберу твою душу. – Он говорит это твёрдо, больше не ропща и не сетуя. И без слёз. Люди должны умирать. И это тот урок, который рано или поздно придётся выучить всем нам…***
Прошло не меньше часа. Цузуки задумчиво вертел в руках опустевший кувшинчик из-под саке. На самом деле выпитый алкоголь давно уже выветрился из его головы. Но он всё равно, будто бы пьяный – слишком много говорил, опьянённый воспоминаниями, болезненными и сладкими в тоже время. С тех пор минуло больше тридцати лет, а он помнит всё, как будто это было вчера. – Они провели незабываемый вечер и бессонную ночь в Киото, – говорил он, – вернувшись в Токио лишь под утро. В полдень, как и было, оговорено, бог смерти забрал жизнь доктора. – Цузуки замолчал. Да, он помнил это слишком хорошо. Особенно те три слова, что сказал ему Мураки перед тем, как умереть. С тех пор всё переменилось. Те несколько дней изменили всю жизнь Асато. Как и его самого. Он сам из тихого, не обременённого работой, Кюсю попросился в перенаселённый Канто, переполненный жителями и, как следствие, смертями и сложными загадочными расследованиями. Он по-прежнему трепетно относился к каждой жизни, но стойко встречал и каждую смерть. Он всё так же сочувствовал всем, к кому приходил, но больше не просил отменить роковую дату. Люди должны умирать. Он помнил это. Хотя по-прежнему и просил при необходимости немного отсрочить время ухода, споря каждый раз с Графом непреклонно и решительно. Хакушаку вообще первое время не знал, что делать с новым Цузуки. На все заигрывания он либо не реагировал, либо просил «убрать руки и не маяться дурью», пока Граф наконец не осознал, что дразнить его стало бессмысленно. И что Асато всё прекрасно понимает: и про неизбежность смерти, и неотвратимость рока, но изменять своим принципам не намерен. Ведь если он и есть тот самый «рок», то может иногда и пойти навстречу, потому что, несмотря на всю неизбежность, своё будущее мы строим сами, как и отвечаем за последствия своих ошибок. Это он тоже усвоил. – Цузуки просто повзрослел, – сказал как-то раз Хакушаку шефу Коноэ, тоже обеспокоенному внезапными переменами в Цузуки. Другой доктор, Киришима Рё, сидел напротив него, опустив глаза, однако он внимательно слушал собеседника, а потом спросил негромко: – А тот бог смерти до сих пор помнит того доктора? – Да, – ответил Асато и добавил быстро: – Думаю, что да. – Всё-таки он не говорил, что это произошло с ним. – Думаю, он не переставал любить его всё это время. Пусть это звучит глупо и мелодраматично. Доктор поднял глаза на шинигами, взор его был сосредоточенным, задумчивым и немного печальным, как если бы услышанная история глубоко его тронула. Хотя Цузуки особых подробностей и не озвучивал, лишь вспоминал. Когда Киришима заговорил, голос его звенел от сдерживаемого волнения: – История за историю. Я тоже кое-что вам расскажу, Цузуки-сан. – Он уселся поудобнее, поставив локти на стол, сплёл пальцы перед собой. – Я родился во вполне счастливой и обеспеченной семье потомственных врачей. У меня есть старшие брат и сестра. Брат – фармацевт, а сестра – педиатр. И я тоже пошёл в медицину, как и мечтал с самого детства. Стать, если не лучшим, то одним из лучших, как и мой отец. Вот только беды и болезни не обходят стороной и врачей. Когда я заканчивал университет, у отца диагностировали рак, и через год он умер. Ничто не помогло. Я уже практиковал как хирург, но вместе с этим я, не жалея себя, стал изучать онкологию. Отца я, конечно, не смог бы вернуть, но вот в чём беда: в том же году, когда я лишился отца, тот же самый диагноз был поставлен и матери. – Цузуки вздрогнул, услышав это. Поистине роковое стечение обстоятельств! – Я везде был первым, был лучшим, но ни я, ни кто-либо другой не смогли её спасти. – Киришима замолчал, горестно и устало вздыхая. Голос его был полон сдерживаемых эмоций, когда он говорил дальше: – И даже то чудодейственное, почти революционное средство против рака, о котором я вам рассказывал, – это никакая не панацея. Оно должно использоваться в комплексе с традиционными видами лечения, такими как химия или облучение, но даже так оно всё равно не способно спасти всех… Костяшки пальцев доктора побелели от того, с какой силой он их сжимал под наплывом воспоминаний. Наверное, и сам Асато совсем недавно точно также стискивал в руках чашку. Цузуки очень хотелось прикоснуться к доктору, сказать, что он понимает его боль, его печаль. Что-то неуловимое по-прежнему влекло его к Киришиме. Но вот так вторгаться в личное пространство человека, которого он знает третий день, было некрасиво. – И потому, – продолжал доктор глухо, – я обратился к тому, во что никогда не верил, что всегда считал выдумками и шарлатанством. И неожиданно оказалось, что я обладаю силой, способной вызывать демонов… – Нельзя этого делать! – громче, чем следовало бы, воскликнул Цузуки, и доктор застыл, безмолвно взирая на шинигами. В его взгляде не было раздражения или негодования, лишь неподдельный интерес. – Нельзя прибегать к таким материям, – с жаром говорил Асато, слегка понизив тон, – иначе они сведут с ума, затянут в свои сети. Демоны очень хитры и коварны! – Вы с таким искренним участием принимаете судьбу любого случайного знакомого? – с лёгкой ироничной улыбкой поинтересовался Киришима, и Цузуки опешил – такими знакомыми показались ему эти интонации. – Вы… вы кажетесь мне неплохим человеком, – слегка сбивчиво принялся объяснять он. Нет, всё-таки тот сон, что привиделся ему накануне этого дела, совершенно выбил его из колеи: ему приснился Мураки, живой и улыбающийся. Вот поэтому он и думает теперь постоянно о нём. – Я чувствую, что должен предостеречь вас. Спасти… – он едва не сказал «спасти, как не успел спасти его», но вовремя спохватился. – Я не собираюсь совершать ошибок, – всё так же улыбаясь, произнёс Киришима и добавил внезапно изменившимся тоном: – Больше не собираюсь. Я ведь не совершил ничего предосудительного, не так ли? – Вы не понимаете, – не унимался шинигами, – это не те силы, с которыми можно так просто играть! – А если у меня была вполне безобидная цель? – миролюбиво осведомился доктор, и пыл Асато немного поулёгся. Он мог понять Киришиму: как и Мураки когда-то, он стремился всех спасти, но, как и предшественник, выбрал не тот способ. – Какая, например? – Например, встретить кого-то, вроде вас, Цузуки Асато-сан. – Ответ этот поразил шинигами, и он изумлённо замолчал, не сводя с доктора глаз. – Я ведь ещё не завершил свою историю, – очаровательно улыбнулся он, пока Цузуки всё силился вспомнить, когда он успел назвать Киришиме своё полное имя. – Впервые вызвав демона, я испытал не только невероятный эмоциональный шок от осознания, что это возможно, что я способен на это. Одновременно с этим я кое-что вспомнил. Это был не первый демон, вызванный мной: когда-то я уже совершил нечто подобное. – Голос доктора сделался вкрадчивым, глубоким, Асато заворожённо слушал его, затаив дыхание. – Когда-то очень давно, я начал жаждать силу, и при этом был ослеплён мелкими страстями, что не позволили мне увидеть самое главное. А потом… – доктор помолчал, внимательно вглядываясь в Цузуки, – я встретил бога смерти, которого едва не убил… – Сердце Асато подскочило и забилось сильнее. Могло ли это быть? Он застыл, как изваяние, не зная, чему верить, боясь желаемое принять за действительное. Видя эту оторопь бога смерти, Киришима продолжил: – Ты родился в тысяча девятисотом году, умер – в тысяча девятьсот двадцать шестом. А началось всё с того, как я – другой я – увидел твою чёрно-белую фотографию. Асато в изумлении вскочил на ноги. – Мураки? – прошептал он. Доктор проникновенно смотрел ему в глаза и улыбался: – Ты помнишь мои последние слова? – Киришима поднялся следом, не разрывая зрительного контакта. – Я найду тебя. – Я найду тебя. – Цузуки прошептал это одними губами. Голос не подчинялся ему. Хотелось смеяться и плакать одновременно. Хотелось броситься на шею. Но было боязно, что всё это сон или бред белой горячки, до которой допился с горя. На мгновение доктор уверенно сжал дрожащие пальцы бога смерти, и Цузуки словно током прошибло – так знакомо было это касание. – Пойдём отсюда, – прошептал доктор и, отвернувшись, позвал официанта, чтобы попросить счёт. До самого кабинета Киришимы они не произнесли ни слова и, даже когда дверь за ними наконец закрылась, и они остались в тишине и уединении небольшой опрятной комнаты, долго ещё безмолвно глядели друг на друга. – Могу я коснуться тебя? – негромко произнёс доктор. И, не встречая возражения, придвинулся ближе, его пальцы притронулись к щеке шинигами. – Мураки, это ты, это, правда, ты? – Асато в ответ ухватился за полы пиджака Киришимы, притягивая того ближе. – Честно признаться, я и сам до конца не верю, но… Это действительно я. Изначально у меня, конечно, была несколько иная личность, но, вернув себе память, я отчасти вернул и её. С внешностью, прости, – рассмеялся доктор, – ничего поделать не могу, если только волосы перекрасить. – Нет, не надо… пока, – смущённо, растерянно и немного ошеломлённо пробормотал Цузуки. – Я… я видел тебя три дня назад во сне… И теперь никак не отделаюсь от мысли, что всё ещё сплю. – Тебе нужны ещё доказательства, – улыбнулся Киришима. – Тогда иди сюда. Запустив одну ладонь в каштановые волосы, доктор припал к губам бога смерти. Да, ошибиться было невозможно: целовался он как и прежде. И Асато не в силах был унять возникшее ликование, от которого, казалось бы, сейчас сердце выпрыгнет из груди. Как и слёз, хлынувших тут же. – Я… не знал, – рыдал Асато, спрятав лицо на груди доктора. – Я не думал… Я не знал, что думать… Я искал тебя… Ждал и не верил… Но продолжал искать. Руки ласково и бережно гладили его по волосам, по спине, успокаивали. – Я ведь обещал. А когда я нарушал обещания? – Ты мне миллион роз когда-то обещал подарить! – капризно напомнил Асато. Оба рассмеялись. Рыданья были забыты. – Ну, раз обещал, подарю, – прошептал доктор, осушая поцелуями слёзы. – Возможно, хоть на этот раз меня сделают шинигами, – неожиданно серьёзно добавил он, заставляя Асато отстраниться и пытливо вглядываться в его лицо. – Почему ты говоришь об этом? У нас ещё вся жизнь впереди. Доктор не улыбался. Взгляд его был спокоен, но что-то в нём не понравилось Цузуки. – Асато, у меня плохая наследственность… – начал Мураки, но шинигами пылко перебил его: – Но ты не знаешь наверняка! Никто не знает! – …и у меня рак, – невозмутимо закончил доктор, а Цузуки впал в холодное оцепенение. – Опухоль мозга. Неоперабельная. – Слова звучали как приговор. – Это… – онемевшими губами прошептал Асато. Так же не бывает! Так не должно быть! – Это неважно, – твёрдо произнёс сам Мураки. – Я не знаю, сколько мне осталось. Но я найду тебя. Снова и снова. И снова! Сколько потребуется. Время не имеет значения. – Да, – прошептал Асато, обнимая доктора. Пока один из них бессмертен, а другой всегда будет следовать зову своего сердца, время действительно не имеет значения.