***
— Гермиона, послушай, — он ласково проводит рукой по ее щеке, собирая скатившиеся с карих глаз слезы. — Ты должна уйти. Она мотает головой в отрицании. Прикусывает губу, когда из нее вырывается всхлип. Не хочет отпускать его. Лишь это удерживает. Не Орден. Не победа. Он. Драко улыбается, смотря на нее. Обхватывает за щеки и толкает на себя. Гермиона падает в его объятия. Хватается за его плащ, врезаясь ногтями в черную кожу. Всхлипывает, слушая биение его сердца. Это невыносимо. Оставлять его здесь. Приходить, зная, что оставишь. Ведь ей нужно. Она не говорила ему. Это бессмысленно. Это невозможно. Не сейчас. Не здесь. — Тише, тише, — шепчет он в кудрявую макушку, когда слезы скатываются по аристократически бледным щекам. — Все будет хорошо, Гермиона. Он проводит руками по ее спине. Прижимает ближе к себе. Вдыхает аромат ее волос, чтобы запомнить навсегда. Потому что он останется. В любом случае останется в логове врага, играя в союзника. Опасно, но он уже давно в таком положении. Три года как. — Микки будет с тобой, — говорит он, пока она плачет на его груди, — Она твоя. Только ты можешь ей управлять, — только она, потому что никто не знает, что может произойти с ним. И если… если случится, что его поймают, он не должен иметь возможности найти ее. — Я приду за тобой, как только все закончится, — возможно никогда так и остается невысказанным, но они оба это понимают. — Я найду тебя, чтобы не случилось. Слышишь, моя хорошая.***
Гермиона никогда не думала, что отпускать кого-то может быть настолько сложно. Не думала, что это будет самым страшным действием в ее жизни. Просто оставить его там, сказав простое «Я люблю тебя», сквозь улыбку, и получить точно такую же в ответ. Это когда сердце разрывается на маленькие частички, но ты все равно делаешь шаг назад, потому что так нужно. Потому что понимаешь, что ты должна идти не только ради себя, но и малыша, что уже живет внутри тебя. Понимаешь… и поэтому уходишь. Хочется кричать. Но так нужно. Ты убеждаешь себя в этом. И каждый вечер перед сном ты будешь просить Бога о том, чтобы он выполнил свое обещание и пришел за тобой. А ты никогда не верила в Бога. Их путешествие с Микки занимает около дня, когда они наконец аппарируют на окраине леса и дальше вперед, ведь антиаппарационный щит наложен на километры. Самое безопасное место. Так он это назвал. Небольшой домик в лесу между горами и озером, где-то на севере Канады. Здесь холодно. Особенно сейчас, когда на дворе наступает октябрь. Здесь два этажа. На втором лишь две небольших комнаты, двери которых друг напротив друга. Она выбирает правую, из нее вид прямо на горы и озеро. Внизу гостиная, кухня и столовая, объединенным в одно пространство с камином справа. У дальней стены еще одна комната и ванная. Места мало, но ей многого и не нужно. Она находит себя на мягком диване, сидя напротив горящего камина, над которым висит картина с пейзажем, в ее руках кружка горячего чая, что успела приготовить Микки. Она посередине ничего. Это страшно.***
— Госпоже что-нибудь еще нужно? — спрашивает эльфийка в цветном свитере и странных штанах. Если бы у нее было настроение, она бы рассмеялась от вида этого создания. — Спасибо, Микки, мне ничего не нужно. Это странно. Просто сидеть и общаться с эльфом. Ей тоже нечего делать. Вся работа по дому давно закончена, а новую просто не найти. Не здесь. Не сейчас. Уши эльфийки опущены, и она сидит в кресле перебирая пальцами. — Микки, не знаешь, тут есть шахматы? Гермиона никогда не играла в шахматы. Лишь смотрела, как это делали мальчики, сидя в углу Гриффиндорской гостиной или в Большом зале. Она никогда не умела этого делать. Поэтому, когда через десять минут Микки ее выиграла, Гермиона рассмеялась. Впервые за долгое время.***
Любить Драко Малфоя никогда не было просто. Это всегда было похоже на американские горки, пока она не научилась это делать. Это было ее выбором. Остаться с ним до самого конца. Быть рядом, когда он нуждался в ней. Любить его стало ее необходимостью. И она знает — эта любовь никогда ее не оставит. Он забрал ее сердце. Так же, как и его теперь хранилось у нее. Бережно укрытое ее теплом. Засыпая, когда она уже больше не могла держаться, Гермиона думала о нем, надеясь, что они смогут встретиться во сне. Хоть так… Она целовала кольцо, что он оставил ей перед уходом, и лишь тогда позволяла слабости взять свое и унести ее в блаженный сон.***
— Когда все это закончится, Гермиона, ты выйдешь за меня? — Да! — просто и легко. Он не надевает кольцо ей на палец вместо этого вкладывает в ладонь и целует в лоб. И лишь затем делает шаг назад.***
И каждую ночь они засыпали с мыслями друг о друге находясь за тысячи километров.***
— Мисс, с вами все в порядке? Нет, с ней не все в порядке. Она почти ничего не может есть. Токсикоз сыграл с ней плохую шутку. Она сидит облокотившись спиной о плитку, смотря перед собой на эльфийку, что внимательно глядит на свою хозяйку большими глазами. — Я беременна, Микки, — тихо произносит она, смотря, как глаза эльфийки расширяются, и она прикладывает ладони ко рту, от шока. — Как же… как? Хозяин Драко. Это же… Мисс… — лепечет Микки, быстро ходя из стороны в сторону, когда осознание приходит к ней. — Он не знает, — наконец вставляет она. — Но… но. Но как же. Мисс! — Все хорошо, Микки. Правда, — слабым голосом говорит она и отводит глаза в сторону.***
И по законам всех жанров — это не так. Невозможно быть в порядке, когда в твоей жизни происходит такое. Непостижимое. Обволакивающее в объятия страха и призывающее к себе. Гермиона не замечает, когда приходит Рождество, а затем и Новый год. Жизнь в их небольшом домике почти не изменяется. Единственное, что терпит изменения ее живот. Она лежит на кровати, смотря, как солнце скрывается за горами, унося с собой еще один светлый день, и гладит рукой живот, скрытый мягкой тканью цветного свитера, который связала Микки. Сегодня она узнала, что ждет девочку. Их с Драко малышку.***
— Ты уверена? — Да, мисс, это простое заклинание. Микки кладет свои руки на округлый живот и что-то шепчет себе под нос, пока над животом не появляется цветная картинка, похожая на ребенка. Она розовая. Бледная, но Гермиона видит очертания малышки, что зависли над ее животом. Это реально. Прямо здесь. Она плачет. Плачет от осознания, что его нет рядом. Что он не знает. Что… — Девочка, — шепчет сквозь слезы Гермиона. — У хозяина будет дочка, — радостно произносит Микки, и Гермиона замечает, что та тоже плачет. Наверняка для нее это тоже тяжело.***
Несмотря ни на что, жизнь всегда идет дальше. Она не останавливается на одном человеке, продолжая дальше свое течение. Для кого-то она идет слишком быстро. Кто-то успевает устать от ее медленной скорости. Когда ты ребенок, тебе кажется, что жизнь — она вечна. Минута занимает час. День занимает месяц. А месяц похож на целый год. Но когда ты взрослый, жизнь становится быстрее, и ты уже не замечаешь ее скорость. Это страшно. Осознать, что все прошло. Особенно, когда один день похож на другой. Ты просто не замечаешь. Иногда это хорошо. Ты просто не замечаешь, что с последней встречи прошло уже несколько месяцев. Помнишь, как будто это было всего лишь вчера. Что не было этих месяцев боли и страдания. Потом ты привыкаешь. К такой жизни какая есть. Она приспосабливается под тебя, оставляя все вокруг другим. Преследует твой ритм и замирает вместе с тобой. Ты не замечаешь, как тает снег под ногами от палящего солнца, но в один момент, твоя кожа чувствует тепло, и ты поднимаешь глаза, щуришься, когда смотришь прямо на звезду, что обволакивает светом.***
Солнце только начало подниматься на горизонте, встречая новый день ласкового мая, когда она проснулась от боли внизу живота. Гермиона открыла глаза лишь для того, чтобы увидеть мокрое пятно под собой. — Микки, — сразу кричит она, и домовой эльф тут же появляется рядом. — Началось. Такие простые слова, что привели к полной неразберихе и страху. Боли, что пронзает насквозь спину, не позволяя пошевелиться. Ее крики, что наполняют леса вокруг дома, от боли и растяжения. Мантра Микки, что все будет хорошо, и она со всем справится. Кольцо, что впивается в ее ладонь, обозначая его присутствие хоть так. Семь месяцев. Он так и не пришел. Значит одно, все плохо. Сколько так продлится? Она не знает. Микки тоже. Они слишком далеки от магии. Слишком…***
Рождение ребенка одно из самых страшных событий в жизни женщины. Когда ты не понимаешь, что от тебя хотят и что нужно делать. Боишься расслабиться и довериться собственным инстинктам, ведь женщины рожали на протяжении десятков тысячелетий. Значит, и ты сможешь. Это необычно. Давать жизнь маленькому существу, которое жило в тебе на протяжении девяти месяцев. С которым ты разговаривал по ночам. Делился своими страхами и болью. Рассказывал, как страшно тебе стать матерью. Страшно, что ничего не выйдет. Первые толчки, когда до тебя доходит осознание, что это все реально. Натяжение кожи на животе от маленьких ножек или ручек. Толчки в спину и боли в органах, когда маленькому жителю захотелось перевернуться. Чувствовать его внутри себя по-другому. Ты привыкаешь к этой полноте, которую заполняет нерождённый ребенок. Привыкаешь к нему. Пока он не собирается выйти наружу самым болезненным путем из всех возможных. Говорят, что роды по боли можно приравнять к горению заживо. Гермиона никогда не горела, но вот Круцио на себе испытывала. И она точно может сказать, что роды равносильны Круцио Лейстрендж. Это больно. Феерически. Ощущение часа превращается лишь в пару минут реальности. Когда ты думаешь, что все закончилось, оказывается это даже не середина. К концу ты выдыхаешься. Когда ты говоришь простое «Больше не могу», на последнем дыхании, тогда все и происходит. Это простое невозможно обретает новый смысл, когда ты делаешь последний рывок. И он действительно становится последним. Организм знает, что ты больше не выдержишь. И наконец он появляется. Синий. Весь в крови. Кричащий. Вопящий на краю твоего сознания. Когда твои глаза наконец прикрываются, потому что все закончилось. Даже солнце уже давно зашло за горы, когда она наконец видит этот скукоженный комочек, и плачет.***
Гермиона держит ее в своих руках, сидя на кровати. Она сидит так уже несколько часов, смотря как ее малышка спит в руках, обернутая в мягкий плед и пеленку. Микки сидит рядом на коленях, смотря на маленькую хозяйку. — Как вы ее назовете? — наконец спрашивает Микки. Гермиона отрывается от милого лица девочки и смотрит на эльфийку. Прикусывает губу, потому что не знает. Она надеялась он будет рядом. Это им нужно выбирать имя для их дочери. Воспоминания о нем заставляют глаза наполняться непрошенными слезами. Она сглатывает. — Я… я не знаю, Микки, — на выдохе произносит Гермиона. — Я… Я так и не… А что ты думаешь? — она спрашивает ее. Перебивая собственные мысли, и смотрит на девочку, что потихоньку начинает просыпаться. Ее волосы белые. Их совсем немного, но Гермиона уже может видеть, что те немного завиваются. Это так странно. Малышка наконец открывает свои глаза, и в полной мере смотрит на Гермиону. Ее глазки темно-серые, как и у почти всех новорожденных, но Гермиона знает, что ее глаза будут как у отца. — Микки не знает, мисс. Микки никогда не думала, — тихим голосом произносит эльфийка. Гермиона прикусывает губу, смотря на малышку. Играть в гляделки с ней, безумно непривычно. Она живая. И Гермиона чувствует, будто та все понимает. Впитывает в себя все как губка. — Как ты думаешь? Как бы хотел Драко назвать свою дочь? — Микки не знает, но, наверное, Господин Драко, назвал бы своего ребенка продолжая традицию семьи Блэк. — В честь созвездия? Микки кивает. — Или звезды. Любого астрономического объекта. Гермиона смотрит на малышку. Девочка куксится, начиная плакать, и Гермиона тут же дает ей грудь. Это естественно. Будто она делала это всю жизнь. Она чувствует пухлые губки, обхватившие ее сосок. Как она сжимает его. Чувствует… Чувствует. — Марселла, — говорит она через пару минут. Так просто, что так должно было быть. Марселла — в честь планеты, названной в честь Римского бога войны. Ее маленький воин, который будет жить в лучшем мире. Ее папа об этом позаботится. Мама тоже… — Маленькая мисс Марселла, — восторженно проговаривает Микки, обхватывая свои уши и прижимая их к щекам. — Микки нравится. Гермиона усмехается. — Добро пожаловать в мир, Марселла Астра Малфой.***
Однажды Драко показал ей, что значит кого-то любить. Доказал, что она способна чувствовать, и Гермиона отплатила ему тем же. Ее любовь к Драко не похожа на то, что она ощутила, впервые взяв Марси на руки. Она совершенно другая. Мягкая и теплая. Окутанная светом, в котором нет и намека на тьму. Любовь — она разная. Испытать ее всю. Прочувствовать все ее грани, это самое необычное чувство в жизни человека. Для каждого она своя. Не похожая на остальное. Она приносит боль. И приносит спокойствие. Забирает душу и наполняет сердце. Любовь многогранна. На французском она «amour», но приставив к ней «моя» можно получить «m’amour», что звучит как мамур. И если не особо зацикливаться на этом, то можно никогда не заметить, что мамор звучит почти также, хоть и означает «моя смерть». Драко показал ей, что любовь способна на все. Гермиона же доказала ему, что он заслужил быть любимым. Ею. Они оба знают, что за свою любовь готовы умереть. Навечно быть похороненными рядом. И неважно, есть ли Рай или Ад. Существует Бог, или что-то закулисьем смерти. Их ждет свобода. Место, где только он и она. Место для них. Их любви. И. Смерти.***
— Как думаешь, Микки, что там происходит? — спрашивает Гермиона, сидя на траве подле озера и держа на руках месячную малышку. Марси ровно месяц. В его день рождения. Солнце печет ей голову, но она не обращает на это внимание. Вдыхает глоток свежего воздуха, что ветром разносится по округе. Эльфийка сидит рядом, согнув колени к груди. — Микки не знает. Микки не может связаться с хозяином. Микки нель… Гермиона все это знает. Сидит и смотрит на крошечную девочку в своих руках. Ее глазки открыты и сейчас видно, что они разные. Гетерохромия. Правый глазик серый, как и ее отца, а вот левый медовый. Ее. Платиновые волосики выросли и теперь завитками лежат на маленькой головке. За все это время, Гермиона ни разу не покидала место их обитания. Ждала. Ждала, что возможно он придет. Микки выбиралась в ближайший город каждый месяц, и даже смогла привести в одно из таких путешествий фотоаппарат и детскую одежду. В Канаде все спокойно. Никто не знает, что происходит за закрытыми дверьми Великобритании. Никто не знает, чем занимаются Пожиратели Смерти. Никто не знает… Она не знает. — Как думаешь, он жив? Вместо ответа Микки делает глубокий вдох, от страха. — Я думаю, что да, — не дожидаясь Микки отвечает она на свой же вопрос, — Он обещал. Он… должен жить. Он… — она смотрит на девочку в своих руках. Приподнимает ее и целует в пухлую щечку.***
Это выматывает. Жить в ожидании того, что возможно никогда не случится. И Гермиона устала. Устала просыпаться в ночи от детского плача, что раздается рядом в кровати. Устала кормить ее молоком, каждые три часа. Устала справляться с этим всем в одиночестве. Иногда она оставляет Марси Микки и уходит. Идет по берегу озера сквозь лес. И когда уходит достаточно далеко, то кричит. Падает коленями на твердую почву, порой царапаясь о камни и корни. Она плачет так, что потом дерет горло. Кричит, что ненавидит все это. Кричит. Кричит. Кричит… содрогаясь от слез и боли. Без него. Она знает, что это был единственный выход. Она не могла. Не могла подвергнуть себя и малышку большей опасности. Не могла оставаться там, когда в любой момент ее могли убить. Не могла больше сражаться. Но она не сдалась. Ее битва здесь намного сложнее, чем там — в Британии. В этой, она совершенно не знает, что делать. Это все... слишком новое. Непонятное. Ее жизнь — одно сражение.***
Первое слово, что говорит Марси: «папа». Ей семь месяцев, и она сидит на полу перед камином в зеленом теплом свитере, пока Гермиона рассказывает любознательной малышке истории о ней и Драко. У нее нет ничего, чтобы показать Марси, как он выглядит, но она рассказывает. Показывает на ее волосы, и говорит, что у Драко такие же. Показывает на свои и говорит, что у нее тоже вьются. Это от нее. Марси еще совсем маленькая, но кажется все понимает. Смотрит на нее своими разными глазками, держа во рту пыльно розовую круглую пустышку и причмокивая. Микки сидит рядом на диване, разбавляя рассказ Гермионы детскими историями из жизни Драко, которого она помогала воспитывать. Гермиона не замечает, когда начинает плакать после очередной истории о Драко. Как он, будучи пятилетним мальчиком, гонялся за эльфами, а те чтобы маленький хозяин их не догнал — аппарировали. Мистер и Миссис Малфой с этого только смеялись. Это происходит быстро. В тот момент, когда Гермиона говорит простую фразу, проводя рукой по кучерявым волосикам: — Папа любит тебя, Марси. В этот момент, девочка вытаскивает пустышку изо рта. Внимательно смотрит на свою маму. Улыбается беззубой улыбкой и открыв рот мямлит детское: — Па-пя. В этот момент ее сердце останавливается. Она смеется. Громко. На грани истерики. Микки неожиданно достает камеру и начинает снимать. Как и много раз до этого. Гермиона прикрывает рот рукой. Хватает девочку, что смеется, и прижимает к своей груди. — Правильно, Марси. Папа. — Пя-пя. Гермиона смотрит в камеру и плачет. Детское «папа», которое значит всю жизнь.***
Наша жизнь прекрасна. В ней есть взлеты и падения, но она прекрасна. Она не может быть все время одинаковой. Не может приносить лишь счастье. Потому что тогда... люди совсем разучатся его замечать. Ей требуется больше года в одиночестве небольшого домика в горах Канады, чтобы понять, как она любит эту жизнь. Такой, какая она есть. В ее мелочах. В созвездии Дракона, что она наблюдает почти каждый вечер в зимнем Канадском небе. В простоте солнца, что сверкает благодаря снегу в горах. В первых попытках стоять, когда Марси опирается о кровать и встает, смотря на нее снизу. Гермиона радуется детскому смеху, которым теперь заполнен дом, как только Марси стала старше. Радуется готовке с Микки, пока Марси сидит в деревянном стульчике и играет с тестом. Осознание жизни странная штука. Как только ты научился это делать, ты продолжаешь. Жизнь словно наркотик проникает в твое тело, наполняя его теплом и свежестью, что разносится по кровеносным сосудам. Жизнь — наркотик. И на нее подсаживаются. Ты начинаешь ценить самые маленькие моменты, которые раньше никогда не замечал. Ты думаешь, что могло быть по-другому, но это уже не так сильно ранит тебя, потому что ты понимаешь, что то, что у тебя есть сейчас, ты ни на что не променяешь. А у нее есть много. У Гермионы есть Марселла. И оказывается. Ей этого достаточно. Она уже не ждет его. Не засыпает с мыслями о нем. Но несмотря ни на что, он всегда рядом. В ее сердце. Потому что, даже если разумом она не ждет его, сердце всегда будет принадлежать ему. И кольцо, что никогда не покидает цепочку на груди. Драко Малфой всегда будет с ней. В ее воспоминаниях. Сердце. Но она больше не будет жить день ото дня, ожидая, что он наконец появится на пороге. И как только она это приняла, жизнь стала проще. Мы умеем все, кроме того, что действительно важно. Почти никто из нас не умеет просто жить. Жить! А ведь именно это — самое главное.***
Она держит в своей руке маленькую ладошку своей девочки. Гермиона идет, согнувшись немного в спине, чтобы Марси было удобно. Малышка переставляет свои ножки в детских сандалиях по черной земле, периодически загребая грязь на серую обувь. Гермиона не обращает внимания, помогая Марси идти вперед. Она делает это уверенно, хоть иногда и заваливается на левый бок. Эти двое идут по лесу, по одной из троп, что за год появились благодаря Гермионе и Микки, которые их сделали, почти каждый день ходя по одним и тем же маршрутам. Эта идет вдоль озера. До еще одной небольшой полянки, пока не утыкается в речку, что берет свое начало в этом озере. Когда Марси устает идти сама и начинает капризничать, Гермиона берет ее на руки и идет вместе с ней, посадив на талию. Марси периодически крутит головой и что-то лепечет на своем языке. Она стала слишком разговорчивой после годика. Дорога до речки занимает около получаса, и когда они приходят, Гермиона сажает малышку на камни, которыми усыпан берег. Достает из сумки печенье и дает ей, присаживаясь рядом. Марси сразу хватает печеньку и откусывает большой кусок. Гермиона смотрит на нее с небывалым умилением. Ее малышке уже год и два месяца. Она совсем большая. И это их последнее лето в этом домике. Гермиона сама так решила. Они не могут больше здесь оставаться. Не могут больше ждать. Она должна жить. Ради нее. Найти работу. Новый дом. Устроить Марси в садик. Где-нибудь в небольшом городке неподалеку, оставив ему письмо. На всякий случай. Закончив с печенькой, Марси начинает играть с камушками. Кладет друг на друга или кидает ближе к речке. Гермиона прикрывает глаза, слушая удары камня о камень и звуки журчащей воды, что бьется о большие камни и быстрым потоком мчится вниз. Речка в ширину метров двадцать и глубину около двух метров с кристальной водой, рыбой, что иногда выпрыгивает из воды, и холодным течением. — Ма-ма, — проговаривает Марси уже почти четко. Гермиона открывает глаза и смотрит на девочку. Малышка встает на камушках и нетвердой походкой направляется к матери, хватаясь за тут же протянутую Гермионой руку. Подойдя к маме, она плюхается ей на ноги, и Гермиона прижимает ее к себе. — Что такое, Марси? — Смотли, — она поднимает глазки на Гермиону, а потом протягивает ручку, вытянув указательный пальчик в направлении дальше по реке. Гермиона смотрит туда, куда указывает Марси. — Это кто? — невинным голоском спрашивает девочка. Гермиона смотрит, как на другой стороне речки в пятидесяти метрах от них, остановилась огромная лосиха с маленьким лосенком. Они, видимо не заметив Гермиону и Марси, спокойно подошли к реке и стали периодически пить. — Это лоси, малышка. — Мама и машыш? — Да, — Гермиона проводит рукой по платиновым волосам и целует в макушку, — мама и малыш. Лосиха с лосенком заходят в воду и идут вниз по течению реки. Пока Марси тихо сидит у Гермионы на ногах и во все глаза смотрит за этим поистине удивительным зрелищем. В свои год и два месяца Марси видела множество животных и птиц, что иногда появлялись вблизи их домика. Некоторые приходили единожды, некоторые пару раз. От некоторых Гермиона пряталась в доме, а некоторых могла даже погладить. Марселла наблюдала всегда издалека. Слишком маленькая, чтобы запоминать все, что видит, Марси радовалась каждому животному как в первый раз, смотря на мир полными доверия и интереса глазами, что на солнце переливались от шоколадно-медового к ледяному серому.***
Если ты берешь на себя ответственность за другого, выполняй все самостоятельно. Не вешай эту заботу на других, даже когда понимаешь, что тебе это почти не под силу. Драко хотел спасти Гермиону. И он спас. Так как сумел. Бросив себя под сталь тирании и боли. Он подставил себя и сражался за нее. Ради нее. Чтобы вернуться к ней. Чтобы выполнить обещание. Потому что они: «навсегда» и «навечно».***
По дороге к домику они проходят через поляну, на которой уже созрела черника. Гермиона останавливается. Приседает рядом с кустиком ягод на колени, держа за руку Марси. Она аккуратно берет маленькую ягодку пальцами и отрывает ее с ветки. Раскрывает ладонь, показывая малышке. — Это черника, Марси. Помнишь, мы с Микки готовили черничный пирог. Это те ягодки. Маленький пальчик натыкается на ягодку в руке матери, и девочка широко улыбается. — Тюфно, — смешно выговаривает малышка, и Гермиона смеется. — Вкусно? Да? — у нее вырывается очередной смешок. — Хочешь? Марси кивает и открывает рот, чтобы мама дала ей ягодку. Через пару минут детские пальчики все измазаны в синий цвет от количества ягод, что в них побывали. Они смеются, сидя посередине кустов с черникой, поедая ее через раз. Их языки такие же синие, как и ягоды. А у Марси вымазаны еще и щеки. Гермиона пытается вытереть ее, смочив пальцы слюной, но натуральная ягодная краска почти не поддаётся. Марси гримасничает и уворачивается, когда мама пытается сделать так еще раз.***
Счастье жизни в мелочах, на которые никогда не обращаешь внимания. А ведь они, единственное, что имеет значение.***
Солнце скрывается за облаками, периодически выглядывая цветной полосой сквозь деревья. Оно не щипает своим теплом и не заставляет прикрывать глаза. Гермиона идет по тропе, держа в руке маленькую ладонь дочери, периодически помогая той подняться, когда маленькие ножки цепляются за корни деревьев или проваливаются в неглубокие ямки. Марси хорошо говорит в свои год и два, но вот уверенная ходьба по лесу, пока, явно не ее лучшая часть. Хотя и пошла она относительно рано. В девять месяцев перебирала своими ножками по деревянному полу гостиной. От дивана до кухонного стола и обратно. Это все есть на камере. Все их важные моменты запечатлены на фото и видео. Гермиона всегда говорила, что это для нее. На самом деле — для него. Они подходят к дому, и Гермиона надеется, что Микки уже вернулась из города с нужными продуктами и новой одеждой для малышки. — Осторожно, — говорит она, замечая, что Марси собирается наступить на камень. Девочка останавливается и лишь тогда смотрит под ноги. Поднимает глаза на маму, и Гермиона улыбается. Они обходят этот камушек, когда она поднимает взгляд на дом и видит. Видит… Она моргает пару раз, выпрямляясь в спине так, что Марси приходиться поднять высоко свою ручку. Малышка смотрит на маму во все глаза, не понимая, что случилось, пока сама не переводит взгляд на их домик. Кто-то сидит на крыльце. Она не знает, кто это, но, кажется, мама знает. Белые бровки хмурятся, когда Марси снова смотрит на маму. По ее щекам текут слезы. Много. Она пытается сжать мамину руку, чтобы поддержать мамочку, но ничего не выходит. Незнакомец встает с их лестницы и останавливается, не делая и шага вперед. Марси смотрит на него. Изучает. — Па-па? Гермиона слышит это простое слово, слетевшее с губ малышки, и падает. Ударяется коленями о мягкую поверхность земли. Плачет, пока крик утопает внутри. Драко. Драко… Драко! Это… он… он пришел… он… Он нашел их. Д-драко. Ее Драко. Она не знает, когда он подбегает к ней. Не замечает, когда его руки обхватывают ее тело, а губы касаются макушки. Замечает лишь его тихое: — Я нашел тебя. Я пришел за тобой. Моя Гермиона. Моя хорошая. Глаза застилает пленка, но даже через эту мутность она видит его глаза. Серые. Кристальные. Она выпускает руку дочери и хватает ладонями его лицо. Внимательно смотрит. Пронзает насквозь. Чувствует шероховатость от щетины, что он не брил пару дней. Впалость скул, что так и осталась с шестого курса. Она смотрит на него. Моргает пару раз, пытаясь понять, что он не видение. Что это он. Он стоит на коленях перед ней. Здесь. Рядом. Всхлип вырывается из нее, когда маленькие ручки обхватывают ее плечо. Она быстро переводит взгляд на Марси, что смотрит на все слишком взрослым взглядом. Гермиона опускает руки, встречаясь взглядом с серыми глазами. Он улыбается. Слабо. Неуверенно. Гермиона прикусывает губу, когда Драко говорит тихое: — Привет... Марси смотрит на маму, и та кивает головой. — Ивет, — тихо отвечает малышка все еще держась за маму. Драко усмехается, смотря на девочку с цветными глазами и платиновыми волосами. Осознание приходит к нему быстро. Молниеносно. — Ты… — она кивает, потому что слова не нужны. Причина. На все есть причина. Драко кладет ладонь ей на затылок и, слегка надавив, тянет на себя. К себе. В свои объятия. А Гермиона падает. Теперь можно. Теперь не будет больно. Теперь все закончилось. Теперь… Он держит ее правой рукой за плечи, пока Гермиона хватается за него, прижимаясь головой к груди. Драко смотрит на малышку, что все еще стоит рядом. Она такая маленькая. Такая… его. Драко протягивает к ней левую руку, боясь обнять, но девочка сама делает неуверенный шаг вперед, врезаясь в грудь отца, рядом с мамой. Он проводит рукой по их волосам, и целует в макушки. Сначала Гермиону, потом малышку. — Все будет хорошо, — говорит он уверенно, зная, что для них все только начинается. Его «я найду тебя» больше не понадобится, потому что он никогда их больше не оставит.***
И когда мы больше не можем ждать, когда наши силы на пределе, лишь тогда, жизнь дает нам то, в чем мы так нуждались. Или лучше. Ведь жизнь всегда на нашей стороне. Правило, которое мы забываем…