luxury few can afford

— Красавица, — присвистывает Игорь восхищенно. — Вот это да, сразу видно, мощь. За такое не жалко отвалить несколько лямов. Сколько лошадиных сил под капотом? — Игорь. Это джакузи. Не внедорожник. Олег может звучать сколько угодно долготерпимо и великомученически, но Игорь видит краем глаза, что он улыбается, той хорошей, расслабленной улыбкой, которую Игорь не видел первые пару месяцев после их знакомства и которая пробила ему навылет подреберье, когда он заметил её в первый раз. А значит, всё не зря. В ванной хром, стекло и черный мрамор. На стене панно, выложенное мозаикой, какие-то фигуры, похожие на античные фрески, но ничего конкретного Игорю не вспоминается, зато вспоминается бассейн детской спортивной школы, в которую он ходил на карате. Весь пентхаус похож немного на музей, тут чертовски чисто, мебель дорогая, по углам стеклянные кубы, в которых заперты фарфоровые тарелки и обломки статуй. Игорь наметанным ментовским взглядом выцепляет в этом крохотные личные черты. Брошенный на диване плед. Фотографию с бледным испуганным Разумовским в окружении крошечных воспитанников детского дома Радуга в рамочке на столике. Стопку книг с золотистым тиснением на корешках. Шампунь малиновый «без слез» в душевой кабине, и две мочалки, жесткую черную и кремового цвета в форме большой варежки. Здесь живут — двое. Живут вместе, сплетенные в один клубок, семейные узы без штампа в паспорте. Это не суют под нос очевидно и наигранно, но это нельзя игнорировать, и это Игорю не нравится, потому что обычно он предпочитает об этой маленькой детали забыть. Нет никаких вторых (хотя, если так считать, то это он — второй, а рыжий — первый) партнеров. Есть он, есть Олег, есть шава после тренировок и прогулки по набережным; к кому Олег уходит после — его личное дело. Предупредил — и ладно. Но если бы Олега это устраивало. Игорь его насквозь видит: истории из детства всегда заканчиваются на том, что Серёжа самый лучший, планы на выходные всегда озвучиваются как бы мимоходом на-двоих — мы с Серым думали, мы хотим, мы поедем... В последнее время стало хуже: к этому «мы» добавились пристальные взгляды, как бы намекающие, что можно найти и третье место. Если Игорю вдруг будет интересно. Как насчет выставки ретро-автомобилей в Кронштадте? Может быть, придешь на презентацию — там будет фуршет? Хочешь со мной в казино? Здорово! Кстати, Серёжа тоже пойдет. Игорь уклонялся, отмалчивался, демонстрировал лицом пассивное недовольство, но, в конце концов, нельзя бегать вечно. И однажды, когда Игорь после смены отмокал в ванной, а Олег просто сидел рядом на табуретке и разминал ему плечи (и в этом не было ничего сексуального, даже если оба были без трусов, но было что-то такое, что заставило Игоря крепко зажмуриться и подумать осторожно, что он хотел бы так если не всегда, то сколько получится), прозвучало это, коронное: «Приходи ко мне как-нибудь? У меня есть джакузи, там пузырьки и гидромассаж, лучше, чем в санатории». И потом, когда Игорь не срезал сразу, придумав очередной рабочий завал и непереносимость сантехники с искусственным интеллектом: «Серёжа может присоединиться, но ты просто уйдешь, если будешь против компании. Ага?» Если бы Олег этого не сказал, если бы попытался неуклюже прикрыть свой план столкнуть любовников лицом к лицу, Игорь бы отказался сразу. Но эта честность и то, как мягко Олег это сказал, его подкупило. И он кивнул, задевая подбородком высокую пенную шапку, а на следующий день сам написал в смс: ну что, когда пойдем смотреть твою джазкузю? Ну, вот она — джакузи. Олег показывает главное, как включить, как настроить, где тут радио («а вибратор есть? — в джакузи нет, но могу принести». Игорь не отвечает). Проводит по спине кончиками пальцев, целует под ухом и говорит: — Развлекайся. Ни в чем себе не отказывай, там где-то лежат бомбочки, Серый угорает по такой срани. Я пока ужином займусь. — И не залезешь со мной? — Игорь оскорбленно (нет) складывает руки на груди. — То есть это все не было планом специально для того, чтоб посмотреть на мой голый зад? — Я могу посмотреть на твой голый зад когда захочу и без таких ухищрений, — хмыкает Олег, и он чертовски прав, Игорь готов как пацан выпрыгивать из штанов с первого намека, но нечего этим так гордиться. Так что Олег оставляет его одного. Игорь пускает воду погорячее набираться до самого верха, снимает и складывает одежду, потому что бросать её кучей на пол, как сделал бы дома, здесь кажется кощунством. Позволив высунуть нос внутренней ищейке, осматривает шкафчики. В том, что за зеркалом, находит длинный ряд коробочек с заковыристыми названиями, всякие «-памы» и «-тропы», и эту дверцу решает прикрыть — не его дело. Зато находит отряд желтых уточек в другом ящичке, и набор со всякими щипчиками и пилочками, похожий на саквояж хирурга прошлого века, и, да, бомбочки, тьма их, разных цветов и форм, в шуршащих пакетиках со штампом «no animal testing». Он выбирает две, вкусно пахнущую клубникой и другую, блестяще-золотую, оставляющую глиттер на пальцах и на полу по ходу движения Игоря через ванную. В воде они медленно вращаются, как настоящие планеты в крошечном микрокосмосе одной отдельно взятой ванны, распуская вокруг себя красно-золотые спирали. Горячая вода ощущается как блаженство. Игорь не может вытянуть ноги полностью, но объема джакузи хватает, чтобы он удобно сел и широко расставил колени, а на бортике есть специальная мягкая подушечка (четыре, по одной в каждом углу), на которую он может откинуть голову. Удобнее, чем в ванной. Почти неприлично. Если бы ему предложили такую взятку, он бы согласился и ему не было бы стыдно. С его службой у него нет времени на релакс, массажи и йогу, у него даже не всегда есть время помыться — не воняет и ладно; принять ванну это образец редкой роскоши в его жизни, и Олег это знает. Поэтому и подкупил именно так. Внутри от этой мысли почти теплее, чем снаружи от подкрашенного в красно-золотой кипятка. Он закрывает глаза и позволяет себе скатиться в полудрему, в которой мысли про Олега смешиваются с клубничным запахом почти-как-летом-на-даче. И это так хорошо, или, может, он чувствует себя так безопасно, зная, что Олег снаружи, что он совсем не вслушивается в звуки в чужой квартире. Поэтому, когда открывает глаза и видит перед собой рыжего, сон от неожиданности как рукой снимает. — Интересный выбор, — говорит рыжий, приятно улыбаясь. — Гриффиндор? Сергей Разумовский собственной персоной. Игорь был готов к встрече. Хорошо, пытался быть готовым. Готовил себя всю неделю. Придумывал темы для разговоров за ужином, которые не будут крутиться вокруг того, как охуенно приятно член Олега ложится на язык и как классно трахать его со спины и смотреть, как шевелится часть тату, заходящая на лопатки. Топ-десять самых известных картин Эрмитажа погуглил. Он не ожидал, что Разумовский застигнет его голым и безоружным. — Массачусетский технологический, — отвечает Игорь, не растерявшись (хотя он, конечно, растерян). Разумовский негромко смеется. Стягивает с шеи галстук (он в строгом костюме, черный пиджак, молочно-белая рубашка, дорогие часы на запястье). — Не помешал? Я правда не хотел будить, но... Игорь пожимает мокрыми плечами. — Я не спал. Просто задумался. — Хорошо. Тогда, если позволите... Он снимает часы и расстегивает манжеты. Скидывает и вешает на специальные плечики пиджак. Расстегивает ремень в брюках. Игорь наблюдает за ним из-под ресниц, стараясь не выдавать то, как просчитывает его действия, пытаясь понять, чего Разумовский хочет. Помыть руки? Причесаться? Бросить одежду в стиральную машину? Даже если бы он собрался поссать — толчок стоит поодаль, за невысокой стеной, как в камере, только с облицовкой черным мрамором, — Игорь бы не сильно удивился, потому что у него манеры не лучше, а он вырос в приличной семье, не в детдоме. Но вот Разумовский снимает трусы, потом, последними — трогательные носочки с желтыми крысами из того аниме, и тянется потрогать воду в джакузи тонкими пальчиками. Потом опускает в воду изящную белую ножку. Пока Разумовский усаживается, Игорь получает возможность рассмотреть его целиком. Длинные, почти безволосые ноги. Пах с почти черными, но все равно отливающими рыжиной волосами — аккуратно подстриженными ровным треугольником. Толстенький розовый член, на вид не слишком длинный, но, как говорится, не суди, пока не встал. Живот — на вид не такой мягкий, как Игорь ожидал бы от айтишника, не встающего из-за стола, неужели Олег следит за его физподготовкой. Немного рыжих волос на груди, веснушки на плечах и предплечьях. Широкая шея и квадратная челюсть — на фотографиях в журналах не так заметно, объем скрадывают длинные волосы и объемные воротники рубашек. Красивый, мраморный, изящный, такая фарфоровая статуэточка, лучше бы смотрелся не главой корпорации, а томным любовником главы, не вылезающим из шелковых халатов и тигриных шкур. Вообще ничего общего с Игорем, и это немного напрягает, но при этом и успокаивает. Меньше поводов сравнивать. Разумовский тоже вытягивает ноги как может, потом удовлетворенно вздыхает и тоже ложится головой на бортик джакузи, но не так, как Игорь, затылком на подушку, а щекой на подставленный вместо подушки локоть, и смотрит на Игоря из-за этого снизу вверх, хотя они сейчас вроде бы на одном уровне. — Нет ничего лучше горячей ванны после ужасного рабочего дня, да? Меня зверски выматывают эти встречи с главами отделов. Они все время чего-то хотят, задают вопросы... не понимаю, за что я им плачу? Может, мне самому уже контролировать все процессы? — он жалуется на это так обыденно, как будто Игорь каждый день слушает про его рабочие проблемы. Игорь осторожно кивает. Эмоцию «все долбоебы, один я знаю, как надо» он понимает хорошо. — Вот должен был еще делать ревью по итогам месяца — мы там внедряли новую систему учета рабочих часов... ой, я просто сбежал пораньше. Сказал ассистентке: Марго, если меня будут спрашивать, я уехал в Таиланд. Всем можно дауншифтить, а мне нет, что ли? — он смеется, Игорь согласно улыбается, даже если не слишком въезжает в шутку, просто из вежливости. Если не опускать глаза ниже лица, можно забыть, что он сидит рядом совсем голый. Игорь, конечно, сразу после этой мысли быстро опускает. Вода из-за бомбочек не до конца прозрачная, Разумовский сквозь нее розоватый, а когда покачивает красивой ножкой, вызывает золотистые глиттерные завихрения. — А как ваш день прошел? Поймали много преступников? — Можно на ты, — говорит Игорь, просто потому что странно быть на «вы» с человеком, который сидит рядом с тобой абсолютно голый. — Да нет. Обычный скучный пятничный день. В основном работал с бумагами. — Я думал, опера заняты тем, что бегают по городу и допрашивают информаторов? — Да, но... всякое же бывает, — Игорь немного сбивается с мысли под внимательным взглядом нежно-голубых глаз. — Следаки же тоже не будут чисто на слово верить. Нужно все записать, где взял инфу, откуда... у меня одних диктофонных записей на несколько дней расшифровки, буду вот... — У Вместе есть одна замечательная разработка, мы собираемся внедрить ее в нашу систему диалогов — возможность расшифровывать аудиосообщения в текст, — оживляется Разумовский. — Вам нужно попробовать применить её в работе. — Можно на ты, — повторяет Игорь механически. — Эээ, да, попробую. — Обязательно попробуйте. Олег столько жалуется на ваши постоянные переработки, это же не дело. Да я и сам вижу. У вас даже сейчас плечи напряжены, — он протягивает руку, — Вы позволите? Игорь медленно кивает; но Разумовский не вцепляется в его плечи, как мог бы сделать Олег, он тянется через Игоря и нажимает на пару кнопок, и вдруг в спину Игорю бьют ощутимо сильные струи воды. Красно-золотая взвесь в джакузи начинает бурлить. — Приятно, да? — усмехается Разумовский. — Гидромассаж. Так я спасался, когда Олег был в отъездах. Вы опуститесь немного ниже, чтобы било по плечам, поверьте, эффект волшебный... вот так, да. Сейчас бы еще шампанского. Хотите шампанского? Ответ Разумовскому не интересен. Он вылезает из джакузи, открывая взгляду бледные ягодицы — Игорь не пялится нарочно, но взгляд сам скользит в ложбинку между и ниже, туда, где между ног видны яйца, на вид какие-то невыносимо трогательные (во всех смыслах); прямо босиком и не вытираясь, оставляя за собой влажные следы на дорогущей плитке, выходит из ванной. У Игоря есть примерно тридцать секунд, чтобы перевести дух и подумать, что за срань происходит, но упругие струи гидромассажа так приятно долбят по напряженным мышцам, что он просто отказывается морочить себе голову. Оказывается, он успевает закрыть глаза, и снова открывает их, когда слышит плеск. Разумовский усаживается в джакузи, поджав под себя одну пятку — член слегка покачивается во взволнованной движением воде, Игорь правда старается не пялиться, — и протягивает Игорю бутылку. — Извините, не нашел бокалы. Из горла не побрезгуете? — это почти смешно, было бы чем брезговать, он питается шавермой с вокзала. Нос щекочут пузырьки шампанского и мощный клубничный запах. Оказывается, что Разумовский сел ближе, чем в первый раз, теперь его острая коленка задевает Игоря под водой. Игорь не отодвигается. — Нравится? Это наше с Олегом любимое. — Я обычно не пью. — Такое или вообще? — Вообще. — Понимаю. Такая служба, — Серёжа серьезно кивает. Игорь не говорит, что не хочет приучать себя к простому способу отключиться от проблем, потому что, действительно. Такая служба. — Нужно всегда быть начеку... это со службы? Чуткие пальцы проходятся по круглой блямбе на плече — предельно осторожно и от этого почти щекотно. — Да. Пулевое. — У Олега тоже такое есть. — Я видел, — Игорь кивает и замирает, когда пальцы подушечками скользят от плеча по груди, чтобы остановиться на тонком кривом шраме. — А это? Тоже со службы? Похоже на нож. Это был нож? Такое невинное любопытство, как будто пальцы не обводят шрам по кругу, лаская — иначе не скажешь, — разгоряченную мокрую кожу. — Не нож, — Игорь на мгновение прикрывает глаза, и за это мгновение Разумовский успевает передвинуться еще чуть-чуть ближе, почти укладывая голову на плечо; согнутое колено лежит у Игоря на бедре, так спокойно, как будто они старые друзья, которым не впервой делить одну ванну. — Бритва. — Не говорите мне, что так неудачно побрили грудь. — Нет. Дрался с одним субъектом. Он бритвой резал девчонкам красивые лица, — Игорь давит в себе ухмылку, когда видит смену эмоций в широко распахнутых синих глазах: тут и удивление, и ужас, и жадное любопытство, и даже что-то, похожее на восторг. — Не все же в отделении с бумажками сидеть. — Захватывающе. Больно было? — Не очень. Бритва была острая, я даже не сразу заметил, что меня резанули. Вот куртку было жалко, — речь Игоря замедляется одновременно с тем, как любопытные пальчики спускаются ниже. Обходят влажный сосок, едва пощекотав прикосновением, замирают на прессе повыше пупка: — Какой твердый... у Олега не так... — У нас разное телосложение, — хрипловато объясняет Игорь. Не говорить же, мол, я ради этого в качалку бегаю и жру сплошной белок. Чтоб Олег на этом прессе стирать мог. Ну, вон, теперь еще всякие рыжие с внешностью супермоделей восхищаются, тоже неплохо. Разумовский, кажется, искренне залипает — пальцы поглаживают по кругу, слегка надавливая, ощущаясь под водой немного странно, как будто Игоря решила погладить загадочная бестелесная сущность. Странно — но хорошо. — А этот? Ну этот-то от ножа? Потерявшийся в мареве Игорь опускает взгляд. В красноватой воде видно, что пальцы сместились вбок и теперь водят вдоль рубца, почти незаметного внешне, но грубоватого под пальцами. — От ножа, — Игорь сглатывает, и вместе с Разумовским смотрит ниже, на привставший от таких бесстыжих поглаживаний член. — Большой, — задумчиво говорит Разумовский. — Бывают больше, — отвечает Игорь. Они не про шрам, конечно. — Олег об этом не говорил. — Про... размеры? — звучит как диалог из сумеречной зоны. — А должен был? — Про глаза говорил, про ноги говорил, про разряд по шахматам говорил, а про размеры — не говорил, — пальцы, оставив в покое рубец, перебираются еще ниже, по бритому лобку к деликатно оставленной поросли над основанием. — Я так подумаю, что он вас любит за душу или вроде того. — Я же уже сказал, давай на ты, — голос садится на несколько тонов. Игорь даже не пытается это скрыть: свидетельство его интереса у Разумовского буквально в руках. — Мы тут все-таки не по работе. — Но на брудершафт не пили. — Так принеси бокалы. — Можем и без них, — Игорь уже не удивляется, когда Разумовский рывком приподнимается, пустив по поверхности воды шумные волны, и перекидывает через его бедра колено. Несколько мгновений он возвышается над ним, мокрый, но не жалкий, как часто бывает с мокрыми людьми, а удивительно красивый даже так, с липнущими к лицу потемневшими рыжими прядями. Игорь не знает, что такое Разумовский высматривает в его лице, и уже почти спрашивает; но тут он тянется за бутылкой, делает большой глоток и наклоняется, прижимаясь губами к губам. Когда Игорь открывает рот, чужой язык проникает внутрь вместе с глотком колючего от пузырьков шампанского. Поцелуй получается сладкий и довольно нежный, Разумовский не трахает рот сразу, как делает Олег — только успевай глотать воздух в перерывах, — а лижется ласково, скользит кончиком языка по нёбу, пощипывает губы, прихватывая своими. И если мозг Игоря пока что обрабатывает информацию, то тело прекрасно понимает, что к чему; поэтому ладони проходятся по ногам от острых коленок, сжимают бедра, и он с силой притягивает Разумовского к себе, заставляя сесть и плотно прижаться. Так они оказываются почти на одном уровне, смотрят глаза в глаза. Дышат — тяжело. Разумовский сладко облизывается. — Теперь на ты? — уточняет Игорь хрипло. — Теперь на ты, — соглашается Разумовский и целует второй раз, и стонет в этот поцелуй, когда Игорь прижимает к себе еще крепче, зажимая между животами привставшие члены. Получается беспорядочно, но прикольно. Розоватая вода плещется вокруг них, иногда выплескиваясь на кафельный пол, пузырьки бурлят в джакузи и на языке с привкусом шампанского. Клубничный запах кружит голову не хуже дыма от косячка. Всё так сладко, как ебучие кремовые пирожные, которые Олег обожает, хоть и не признается. Интересно, думает Игорь, пока тело действует само — интересно, с ним всегда так? Как взбитые сливки с клубникой, шампанское из горла и блестки на мокрой коже? Это то, чего Олегу не хватает в Игоре с его простецкой квартирой и дырявыми носками? Это не так обидно, как можно подумать. Нельзя же сравнивать кремовые пирожные и жареную картошку. Можно под настроение объедаться и тем, и другим. Разумовский не дает додумать мысль — выгибается и стонет, когда Игорь как-то правильно гладит, такой отзывчивый, не сравнить с Олегом, из которого каждый стон нужно тащить клещами (но это тоже оказывается приятно, Разумовский рассыпает свои охи и ахи так щедро, что можно почувствовать себя богом секса за считанные минуты); он приподнимается и опускается снова, и на этот раз член Игоря прижимается к его ягодицам, а Разумовский, очевидно, этого и добивавшийся, только прикусывает губу и вертит бедрами, устраиваясь удобнее. Игорь удерживает его на месте, не давая ерзать, вместо этого двигает бедрами сам, и по тому, как Разумовский довольно вздыхает, уже может представить другие вещи, которые ему бы замечательно понравились — что там насчет розовых отпечатков ладоней на белой заднице? Немного оттянуть ягодицу, чтобы член гладко скользнул между — Разумовский снова стонет, Игорь довольно улыбается. — Хочешь? — Черт, спрашиваешь, — выдыхает Разумовский ему в губы. — Я сегодня так всех драл, я заслуживаю, чтобы теперь отодрали меня. — Смазка? — Может, так? — Это с Олегом будешь так. А со мной надо со смазкой, — он прикусывает ключицу и потом все-таки шлепает по бедру над водой. — Давай, тащи. Разумовский расплескивает, кажется, половину воды из джакузи, когда выбирается наружу. Снова шлепает по полу, босой и мокрый, с торчащим нежно-розовым членом, который он рассеянно трогает пальцами, пока ищет в шкафчиках запасной тюбик лубриканта; Игорь наблюдает за этим, лениво надрачивая кулаком по всей длине, вверх-вниз, особенно когда Разумовский наклоняется, чтобы выдвинуть нижний ящик под раковиной. Он возвращается с тюбиком и с фиолетовым блестящим шариком, который держит в ладони, как фэнтэзийный волшебник магическую сферу — от шарика одуряюще пахнет виноградом, упав в воду, он пускает вокруг себя мерцающую спираль. Когда Разумовский берет Игоря за лицо, чтобы повернуть к себе и поцеловать, он мажет по щеке аметистовой пылью с пальцев. Натягивать его на член — сплошное удовольствие. То, как он откидывает голову, как стонет глубоко самым горлом, как цепляется за плечи; как затихает, привыкая, и шепчет «реально большой, боже, и Олег молчал» (конечно, размер не главное, но Игорю приятно); и как легонько приподнимается, когда оказывается готов — только намеком на то, что можно двигаться, но не делая движение сам, потому что слишком принцесса, видимо, чтобы скакать на чьем-то члене — но, к счастью, в этом Игорь готов помочь. Вверх-вниз. Разумовский легкий, как перышко, особенно в воде, и охуенный, как люксовое порно. Переливчатая разноцветная вода плещется и бурлит вокруг, создавая чувство полной нереальности — не жизнь, а кадр из мультика про Русалочку, и ему на коленки свалилась всамделишная Ариэль. Барельефные мужчины без лиц наблюдают за ними со стен и, кажется, одобряют. — Нравится? — Ммм-хммм, — Разумовский жмурится и постанывает. Игорь гладит его по бокам, по подрагивающему животу, натягивает на себя сильнее и отпускает, и тоже жмурится, когда Разумовский сжимается, с каждым разом немного приближая к грани. Когда он кончает, под веками вспыхивают и переливаются мерцающие спирали. — Ооо, — стонет Разумовский, сначала довольно и потом разочарованно. — А мне... — Сейчас, — обещает Игорь; выскальзывает из него обмякшим членом — струйка спермы вытекает и медленно закручивается в перламутровую спираль на поверхности, смотреть на это и стыдно, и приятно; снова входит в него двумя пальцами, и на этот раз не растягивает, а просто двигает быстро, пока не задевает так, чтоб Разумовский дернулся и захныкал, и после этого массирует здесь уже настойчиво, делая крошечные паузы, в которые Разумовский еле успевает вдохнуть. Член Разумовского подрагивает так близко от лица, что Игорь мог бы в теории изогнуться и попробовать его лизнуть — из-за бьющих в нос запахов искусственных фруктов кажется, что и Разумовский должен быть на вкус сладким, как конфета, и оставлять за собой след из блесток. Он тоже кончает быстро — не глиттером, но горячо и по большей части, Игорю на грудь. Игорь рассеянно смывает семя в воду. Разумовский — устраивается у него на коленях, поджав ноги, и целует долго и вдумчиво. — Вода остывает... — Угу. — Ой. У тебя тут еще шрам, — Разумовский с любопытством ощупывает левое плечо. — Угу... — Игорю слишком лень шевелиться и объясняться, так что он просто расслабляется под приятной тяжестью тела на коленях, под бьющими в спину струями гидромассажа, под запахами и пузырьками подкрашенной теплой водички. /// — Как ощущения? — спрашивает Олег, не отвлекаясь от плиты. — Охуенная джакузи, десять майоров из десяти рекомендуют, — рапортует Игорь. На нем трусы и длинный, в пол, тигровый халат с уродливой меховой опушкой, который Разумовский принес из спальни, заявив, что пока у него нет больше ничего подходящего Игорю размера, а надевать джинсы сразу после такой расслабляющей процедуры — это кощунство. Халат приятный к телу, мягкий и теплый, и Игорь даже подумывает, не спросить ли Разумовского, не может ли он прихватить его домой. Вот так и начинается падение в разврат и декаданс: по одному халату за раз. Олег косится на него заинтересованным взглядом, но ковшик с белым соусом на плите занимает девяносто девять процентов его внимания. Долбанные комочки, или что там Олег разбивает венчиком с такой тщательностью. Игорь уже научен под руку не соваться. — Стоит того, чтоб вернуться? — Ммм, может быть? Раз в год, как в отпуск. — Не чаще? — Может быть, чуть-чуть чаще. — Раз в неделю. — В полгода. — В две недели. — В месяц. — В две недели. — Надоем же. — Никогда, — у Игоря что-то сжимается в сердце, и желание шутливо препираться пропадает. Один-ноль в пользу Олега. — Как вкусно па-ахнет! — звонко тянут из коридора. — Олег, я могу доставать вино? — Рано! — Уже достал! И открыл! Олег закатывает глаза, смотрит на Игоря с тем знакомым любяще-виноватым ну-что-с-него-взять, с каким дядь Федя иногда смотрит на важных шишек из Москвы, перед которыми Игорь что-нибудь опять отчебучил. Разумовский протискивается мимо, чмокает Олега в щеку, и, когда Олег чуть-чуть к нему поворачивается, еще раз в губы. А потом Олег улыбается — снова вот так, болючим ударом под дых, только еще откровеннее. Кажется, Игорю только что был разблокирован новый уровень довольствия Олега: Олег, у которого наконец-то все дома. Вот мудак, думает Игорь с невыносимой нежностью. Мог бы так и сказать, а не заманивать на ванну со свистелками и перделками. — Вижу, вы уже познакомились, — Олег не выделяет это вижу никак особенно, но Игорь с Разумовским оба тянутся запахнуть халаты, — но, во имя формальностей: Игорь, это Серёжа, мой партнер. Серёжа, это Игорь, мой парень. — Очень приятно, — отвечают они хором, скалясь каждый во все тридцать два, и вежливо пожимают руки.