I wanna be alone Alone with you Does that make sense? I wanna steal your soul And hide you in my treasure chest(1)
Запах свежей крови. Истошные крики вперемешку с завываниями голодного зверя обволакивают ушные раковины, заползают прямо в мозг и оседают там. Стоит Дилану вырвать левую руку из пасти чудовища, как его ноги предательски подкашиваются, он с глухим стуком падает на пол. То ли от испуга, то ли от нестерпимой, звенящей боли он снова заливается криком, теперь больше похожим на мольбы. Скверна, чернотой разливающаяся от запястья – места укуса – жжет, да так, что Дилану кажется: еще секунда и кровь начнет закипать в проступивших венах. Это чернота пугает его, и парень на самом деле готов на все, лишь бы ее не видеть. Найдя в себе силы говорить, он обращается к застывшему от страха Райану и все тем же криком умоляет его: – Блядь! Останови это! Режь руку! Отрезай! Прошу тебя… Отрезай! Боже, Райан, сделай что-нибудь… Сумев выхватить из этой вереницы пугающих звуков своя имя, Райан приходит в себя, но удушающая тревога не спешит его отпускать. Алой лентой струится кровь из чудовищных ран, оставленных острыми клыками, багровеют половицы под его другом, и запах сырой земли, поднимающийся из щелей между ними, перемешивается с запахами крови и пота. В глубине души Эрзалер надеялся, что всего лишь уснул дома перед телевизором, смотря какой-нибудь очередной фильм ужасов, а может и вовсе задремал в наушниках, слушая подкасты о чем-то мистическом и совершенно точно не существующем. Но суровая реальность чудовищным рыком неизвестной твари, все еще блуждающей по крыше радиорубки, возвращала его обратно, в самый эпицентр ада. Ему было по-настоящему страшно. Страшно от осознания, что он не может пошевелиться из-за леденящего душу ужаса, от осознания, что он не может вернуть контроль над ситуацией и защитить того, кто ему дорог, того, кто сейчас в этой защите нуждался больше всего. И в горле застряла паника. Дилан не злился на Райана из-за его бездействия, он прекрасно видел, что тот волнуется и потому, превозмогая саднящую, но уже не такую сильную боль, старался привести его в чувства, правда перестать истерично кричать не мог – сам был напуган до смерти. – Райан… Эй, чувак… Инфекция, – показывает он почерневшую руку, – пожалуйста… Это очень больно. Жжется. Разбивая оковы тревоги, парень припадает к корчащемуся от боли другу и ели сдерживает себя, чтобы не сойти на ответный крик, ведь распалять пострадавшего ещё сильнее не хочется. Бережно касаясь дрожащими руками поврежденного места под шипение Дилана, он осматривал почерневшие вздутые вены. Кожа в этом месте словно была обуглена, и Райан то и дело неверяще поглядывал на Линайви, словно тот мог дать ему разумное объяснение. И не только чернеющей, кровоточащей ране, но и всей этой чертовщине, происходящей с ними. Объяснений, конечно, не последовало. – Она распространяется! Пожалуйста, режь руку! Умоляю! Останови ее… Эрзалер чертыхнулся, прикинув, что отрезать придется в лучшем случае до середины предплечья. – Да ты охуел? Я ни за что не стану отрубать тебе конечности. – Да, да… – шипит Дилан, сжимая рану, чтобы хоть как-то остановить алый фонтан. Разумеется, Райан бы не стал этого делать. – Блядь! Ебучий провод. Воткни его, давай! Боль понемногу отступает, а может Дилан просто к ней привык, но вместе с тем приходит осознание, что они все еще не одни. И лучше бы им поторопиться, иначе дело не обойдется одной лишь поврежденной конечностью. Вдруг эта зубастая тварь сейчас выбьет окно или вовсе проломит крышу в поисках еще одной порции человеческой плоти. – Что дальше делать-то? – втыкая провод в радиоприемник, он мысленно молится всем богам, чтобы Дилан не отключился прямо сейчас – настолько болезненно тот выглядел. – Кнопка. Нажимай. И от пронзительного высокочастотного звука становится больно. Райан подбегает к окну, закрыв уши, и различает в нем силуэт убегающего зверя. Он позволяет себе облегченно выдохнуть. – Чел, как же ты крут. Дилан в ответ лишь тихонько смеется, на большее сил у него не осталось. Пару минут оба просто молчат, стараясь переварить весь этот необъятный ужас, а сердцебиение и тяжелое отрывистое дыхание заполняют всю радиорубку. Тревога отступает, но ровно до тех пор, пока взгляд Райана не падает на красное пятно, крупными густыми каплями застывшее на деревянном полу. – Ох, дружище! Потерпи, сейчас… Я… – Эрзалер бормочет и мечется из стороны в сторону, изо всех сил пытаясь вспомнить, где же он видел нечто похожее на аптечку. Дилан согласно кивает и снова устремляет взгляд на руку. Он громко охает, не различив на ней прежнего черного пятна. Он знает: оно точно не рассосалось само по себе и не исчезло, наоборот, пошло дальше и глубже. Кажется, он до сих пор ощущает его жжение, но теперь совсем слабо.I don’t know what to do To do with your kiss on my neck I don’t know what feels true But these feels right, so stay a sec Yeah, you feel right, so stay a sec(2)
– Ну, как себя чувствуешь? – почти шепотом проговорил Райан, потупив глаза в землю, когда они, ютясь вдвоем на одной узкой тропинке, едва освещенной лунным блеском, возвращались к Кейтлин и остальным. Заставить себя выйти из радиорубки прямиком в ночную неизвестность было сложно. Озлобленный зверь, испугавшись зацикленных высоких частот, вряд ли бы вернулся к ним в скором времени, но у парней не было ни малейшего представления о том, сколько подобных неизвестных существ блуждает на территории лагеря, и, как сказал Дилан ранее, не было также ни единой гарантии, что ружье Криса Хэкетта, которое Эрзалер взял с собой «на всякий случай и только потому что Дилан его очень хотел» помогло бы им. И, как назло, в случае повторного нападения еще раз провернуть идею с оглушающим звуком у них бы не вышло – динамик радиоприемника вышел из строя. Бросить друзей они тоже не могли, совесть не позволяла: случись что-нибудь подобное с ребятами, укрывшимися в одном из деревянных домиков, – исход ситуации был бы плачевным. Кейтлин безусловно была боевой и сильной девушкой, но вряд ли бы смогла в одиночку защитить себя и двух пострадавших друзей – Ника и Эби. Несколькими часами ранее они уже успели встретиться с этой тварью и чудом остались в живых, хотя Эби, конечно, повезло гораздо больше. Опомнившись, Дилан постарался ответить обеспокоенному другу как можно спокойнее: – Живее всех живых. А ты как? Не сказать, что у него получилось. Губы все еще подрагивали, и сам он продолжал невольно трястись как осиновый лист на ветру. Дышал он отрывисто и тяжело, изо всех сил сдерживая накатившие горькие слезы, и искренне боялся, что Райан увидит его таким – разбитым и напуганным. Маска беспечности слетела с его лица и вдребезги разбилась о пол радиорубки, и потому Линайви чувствовал себя как никогда обнаженным и беззащитным. К таким откровениям, даже если с Райаном, он не был готов. Но от пытливого взгляда Райана мало что могло быть утаено. Каждой клеточкой тела он ощущал напряжение между ними, что с каждой миллисекундой разрасталось все больше. От горестных раздумий становилось тошно: еще каких-то полтора часа назад они наслаждались компанией друг друга и хмелевым вкусом легкого флирта, а сейчас оба понуро плелись в кромешной темноте, боясь что-нибудь произнести вслух, как два совершенно чужих друг другу человека. И отчасти это было правдой – парни действительно предстали друг перед другом без масок и напускной уверенности, такими, коими были на самом деле. Эрзалера ничуть не смущала чрезмерная чувствительность Дилана, которую тот так усердно старался ото всех спрятать, наоборот, он находил эту его черту довольно милой. Такой Дилан ему нравился гораздо больше. Однако видеть друга мертвенно-бледным и чертовски подавленным, видеть его лживую, натянутую улыбку было сродни смерти. Неимоверно хотелось его подбодрить. Но как? Что Райан должен сказать? И должен ли вообще? Он не был уверен. И тысячи подобных вопросов безжалостно терзали его голову. Но решившись наконец разрушить уже пошатнувшуюся стену между ними, которую сам Райан однажды воздвиг, парень остановился. – Эм… Чувак, ну… Посмотри на меня. Одну руку он положил на левое плечо, футболка в этом месте была особенно пропитана кровью, а другой бережно коснулся дрожащего подбородка, заставив Дилана поднять глаза. Линайви стоически терпел адскую головную боль, но шанс того, что он вот-вот даст слабину и разрыдается, возрастал с каждой секундой, с каждой вибрацией, исходящей от его тела и передающейся подушечкам пальцев человека, что сейчас так нежно, с особым трепетом, его касался. Разумеется, Райан был ему небезразличен. Эрзалер внимал его дрожи, а перспектива быть разорванным на куски неизвестной мерзкой тварью казалась ему гораздо менее страшной, нежели перспектива увидеть слезы отчаяния самого теплого и оптимистичного человека в этом проклятом лагере. Поджимая губы, Дилан продолжал пилить его своим отрешенным взглядом, как бы умоляя: «Пожалуйста, не смотри на меня так жалостливо». – Друг, – Райан никогда не был силен в ободряющих речах, – пожалуйста, послушай: я понимаю, как тебе тяжело сейчас. Поверь, я чувствую то же самое. Но мы молодцы, ведь так? Мы только что прогнали блядское чудовище, – большим пальцем он аккуратно поглаживал холодную щеку, ладонью чувствуя, как дыхание Дилана становится ровным и глубоким, – не знаю, что и делал бы без тебя. Мы должны взять себя в руки, вернуться к ребятам, попытаться обезопасить себя на случай, если эта зубастая хуйня захочет снова нас навестить. И пусть я еще не до конца понял, что происходит, я уверен, что мы справимся. Сейчас не время унывать, да? Каждое слово давалось ему тяжело. Хотелось зашить свой рот раз и навсегда – настолько своя речь казалась ему глупой. Но заметив, что бриллиантовый блеск в темных глазах пропал, а собственные руки больше не ощущали чужой дрожи, Райан выдохнул с облегчением. – Я… Так, да, ты прав. Прости… Я просто… Ладно, я немного смущен тем, что услышал от тебя такие слова, – осмелился ответить зардевшийся Дилан (как же ему повезло, что в темноте залитых краской щек было невозможно различить), – спасибо. Эрзалер очень хотел донести, что в прежнем беззаботном и вечно жизнерадостном Дилане в их общении больше нет необходимости, и парень может позволить себе быть настоящим ровно так же, как и Райан позволил себе быть открытым, но терять дух им точно не стоит. Черт, слова так малоемки, а сказать нужно так много… А Линайви все понял, и был ему очень благодарен. – Ты сейчас такой очаровательный, – шепотом отозвался Дилан, искренне наслаждаясь успокаивающими прикосновениями. – Э… В каком это смысле? – Прости, не могли бы мы обняться? Этот вопрос – хороший удар по лицу для Райана. Сейчас не самое лучшее время для обжиманий, так думалось ему, но раз слова не могут выразить все чувства и помочь разделить переживания двух людей, связанных общим горем, может быть, сможет тело? Но почему же это кажется чем-то более интимным, чем их поцелуй у костра? – Да, конечно. Без проблем. Эрзалер за секунды сократил расстояние между ними, и парни робко соприкоснулись телами: Линайви нежно обвил руками напряженную шею и страдальчески припал к его груди раньше, чем успел об этом подумать, а Райан в свою очередь, взволнованный теплотой этих прикосновений, поймал себя на мысли о том, что его собственное сердце начало биться быстрее и громче. Он мягко поглаживал его спину и голову, стараясь дышать как можно ровнее и спокойнее, будто одно неверное движение – и Дилан исчезнет, настолько уязвимым он казался в эту секунду. – Я испугался, что мы… – Понимаю, но сейчас все хорошо… Вроде как. Нужно поспешить, Кейтлин должна обработать твои раны по-человечески, – Райан виновато посмотрел на неумело наклеенные пластыри. Прежде чем отстраниться от Райана, Дилан неосознанно очертил носом яремные вены, наслаждаясь сладковатым ароматом струящейся по ним крови. Он чувствовал каждой клеточкой тела эту неутолимую, животную жажду.