Около больничной койки

Новость от медсестры о том, что к тебе заявился посетитель удивила не меньше, чем и вправду последующий после её слов двухмерный стук в дверь палаты с обеспокоенной фразой: «Можно войти?». Голос звучал с ноткой затаенной нервозности. Обладатель этого голоса со своим-то энтузиазмом должен взывать к чему-то значимому и великому, а не звать паршивых детей в столовку на завтрак. Ответа парню не последовало. Если бы тот решил не подавать признаки жизни, то сразу бы стало ясно, что теперь ты вынужден находиться в одном помещении с долговязым вожатым на пару с его несвязной болтовнёй. Кому-то другому ты не был бы важен даже на долю больше. Удивительно, что Дэвид вообще решил заявиться в больницу к нему после тех бед, которые он натворил в лагере. Выделил своё драгоценное время такому человеко-подобному, как Дэниел. Ведь всё-таки Дэвид большую часть времени не переставал думать и волноваться о бывшем со-вожатом, даже будучи зная о том, что он оказался психопатом-культистом. Вожатого терзали мысли о возможной недосказанности между ними, и искоренить подобную проблему всегда удавалось лишь разговором. Дэниел не ребёнок, с ним будет можно поговорить как со взрослым. Один разговор разделит два разных пути для каждого. И ничего лишнего. Однако сокрытого отвращения к культисту не было предела: мало того, что он подверг жизни детей опасности, оставив после себя липкий лиловый осадок, забыть о котором теперь было практически невозможно, так вдобавок Дэниел раскромсал ожидания Дэвида точно бело-девственную бумагу заточенным ножом. А ведь на первый взгляд вожатому он показался отличным коллегой и другом, а он, оказывается, умышленно пытался отобрать у того работу. Дэвид незаконно таил внутри себя злобу к ходячей катастрофе лагеря, но он бы точно не стал спорить насчёт того, что музыкальная дуэль у них была и вправду впечатляющей. — Я надеюсь ты не против, если я зайду… — вновь аккуратно прозвучал мелодичный голос, и Дэвид бесшумно закрыв дверь и проскользнул в палату, состоящую исключительно из белоснежного цвета. На его плечи лёг прохладный ветерок, будто он оказался в холодильнике, а глаза заболели от яркого света лампы. Находящийся здесь пациент удачно сливался с пугающе-больничным белым цветом помещения за счёт бледной кожи, волос и пижамы. Трудно было даже взглянуть на виновника неприятного осадка в жизни детей, но Дэвид предпочитал настойчиво решать всё прямыми словами, и мысли об отступлении не вздумывали всплывать. Он держал руки за спиной, будто там что-то находилось, а глаза то и дело бегали от одного места к другому, лишь бы не встретится взглядом с обладателем небесных глаз. А культист пугает даже в бездействии. Любого нормального человека введёт в ступор лишь своим стерильно-белоснежным видом, неморгающими глазами и хрустящей шеей. Его волосы, казалось, будто специально высветлены, такой нежно-пепельный блонд можно встретить только у альбиносов. Возможно, он и есть альбинос. А возможно он и вовсе не человек. Дэниел томно прикрыл глаза веками, не переставая смотреть лишь вверх, в одну точку. Его не колышело присутствие Дэвида, в любом случае он мог обойтись и без него. Однако... Дэниел лишь только делал вид, что ему абсолютно безразлично, и он уже давно понял, что приход вожатого было не предотвратить, его как всегда будет грызть чувство вины непонятно за что. Культист привык врать себе и окружающим за счёт того, что ему слишком часто приходится из себя строить нормального и доброжелательного человека, доказывать, что их «группа» совершенно нормальна. И только уже потом просвещать жертву в свой культ. — Я волновался за твоё состояние, но я всё равно не смогу простить тебе того, что ты пытался сделать с кэмперами и… Со мной, — тон Дэвида был мягким и успокаивающим, будто он не хотел кого-то напугать. Казалось, он заводит диалог не со своим ненавистником, а со своим другом. Его долговязая фигура неподвижно стояла посреди белоснежной больничной пустоты, но спустя несколько шагов остановилась у койки. Он оглянулся по сторонам, нашёл стульчик и придвинул его ближе к кровати пациента, сев на сиденье и смиренно положив большие ладони на свои красные коленки. Пакетик, ранее находящийся в руках Дэвида, теперь покоился на полу, где-то около его ног. Яркое освещение ламп заставляло прищуривать глаза, а молчание Дэниела лишь делало обстановку более напряжённой. Он даже не соизволил повернуть голову, и это не могло не обижать. — И я знаю, что ты не хочешь со мной говорить, ведь я «испортил твои планы», — Дэвид жестикуляцией показал кавычки, зная, что на него смотрит лишь только камера в углу помещения, — Но нам нужно это обсудить. — блеск во взгляде его больших выразительных глаз поблек, но надежда на лучший исход не уходила. Дэвид будто снова делал всё для себя, — Либо я оставлю небольшое количество еды и оставлю тебя в покое с надеждой на то, что мы больше не встретимся. Всё в твоих руках. О, из вожатого выходил неправдоподобный лжец, его можно было раскусить лишь единственным фактом против него. Если бы у Дэниела и вправду было всё в его руках, то он остался бы на намного больший срок в роли со-вожатого вместо одного блядского дня. Было трудно обращать всех против себя, зная, что на противоположной стороне будет находится очаровательный вожатый. Однако в любом случае Дэвид – не повод кидать в огонь все свои планы и оставлять религию, которая когда-то пролила свет на жизнь несчастного Дэниела. Им движет не желание работать с детьми из-за любви к ним, им движет желание убивать и посвящать себя всего культу. Благодаря молчанию Дэниела Дэвид был вынужден умолкнуть, погрузившись в мысли, из-за чего тишина в виде противных жужжащих звуков ламп резала слух. Вожатый физически закрылся, закинув одну ногу на другую и приняв задумчивую позу. Казалось, что он и вправду над чем-то размышляет, но таким образом он пытается спрятаться от Дэниела. Дэвид пытался осознать, что за подобие человека в данный момент лежит перед ним. Дэвиду некомфортно, он не чувствует себя в безопасности даже при наличии камер, и в эти долгие минуты мёртвого молчания он пытался бороться с накатывающей его паникой. Культист хоть и не видел физиономию посетителя, но он точно чувствовал тревогу в виде волн с его стороны. В голове вожатого невзначай всплыло множество «а что, если?». Думал о том, какая хорошая дружба могла бы выйти, если бы Дэниел и вправду пришёл в лагерь из-за любви к детям. Они бы точно могли общий язык. В голове Дэниела была лишь одна каша. Ему уже нужно было решать о том, куда он попрётся после выписки из больницы. Нужно было думать, какие ещё жертвы он сможет преподнести Зиимугу в ближайшем будущем. Но вместо этого в его мыслях засел лишь оптимистичный вожатый. Тишина длилась достаточно долго. Это было безнадежно. Уже давно обречённое на провал. Дэвид потянулся вниз за пакетом, чтобы потом молча всучить его пациенту и уныло скрыться за белой дверью, но голос культиста заставил ничего не выполнять из перечисленного. — Сейчас я не стану тебе врать, поэтому скажу только одно: — неземной голос Дэниела разрезал тишину в палате. Он чуть ли не перешёл на шёпот, однако его акцент на некоторые слова был слышен. Он соизволил повернуть голову в сторону Дэвида, наконец-то последний удосужился такой чести. Не прошло и дня до следующего нападения на лагерь, — Я не жалею о том, что сделал. Или пытался сделать. Верование в Зиимуга – это единственный ориентир в моей жизни, и для него я навеки покорный слуга. Тебе этого не понять. И ведь глупо было надеяться на то, что Дэниел всё-таки признает свой отвратительный поступок. Но Дэвид не будет Дэвидом если не попытается внести правки в человека, лишь бы тот смог измениться в лучшую сторону. Ведь для какого-то демона не обязательно травить, убивать детей и позже приносить их в жертву, верно? Можно же ведь обойтись без этого? Господи, да вожатый был готов растратить все свои знания психологии, лишь бы Дэниел больше не пытался бы навредить другим. Тогда бы не пришлось держать на него злобы. Как же Дэвиду от всего этого было досадно. — Однако… Наша совместная игра на инструментах мне понравилась больше всего из всего того, что было в моих планах, — если бы в помещении стоял говор других людей, то Дэвид бы не расслышал эти приятные слова собеседника. На лице вожатого расплылась нежная ухмылка. Наконец-то его игру на гитаре и пение оценили в позитивном ключе, — Ты хорошо играешь на гитаре, мне это нравится. Пока на лице Дэвида с каждой пройденной секундой можно было выделить и заметить тысячи ярких эмоций даже в момент такого напряжённого разговора, то лицо Дэниела выражало пустое и безразличное ничего, и даже его чистые небесные глаза поблекли. Отравление настолько повлияло на его ментальное состояние? Или это и есть настоящий Дэниел? — Я не особо разбираюсь в классической музыке, но думаю, что твоя игра на скрипке тоже неплоха. — вожатый смущенно почесал затылок, не переставая глуповато улыбаться. Ну и за какие злые деяния он вынужден ненавидеть Дэниела? Из-за того, что когда-то прибил надоедливого комара? Дэвиду на задворках подсознания хотелось закрыть глаза на ужасные поступки культиста, втайне от всех общаться и сближаться с ним, но как только подобное проскальзывало в его мыслях, то Дэйви не переставая ругает себя всеми обзываниями, которые только знает. К Дэниелу тянуло как к запретному плоду, своей загадочно-пугающей натурой и обманом он созывал к себе всех, кого только можно. В нём было столько прекрасных качеств, и какое же счастье бы было, если бы сектант направил их в более полезное дело. Да, это его жизнь, и пусть делает с ней что ему захочется, но возможно Дэвид и вправду не сможет понять идеологию его культа, и на этом этапе чувство эмпатии к Дэниелу неожиданно рассыпалось. Сколько не тянись к огню в надежде согреться, оно рано или поздно тебя обожжёт. — Знаешь, Дэвид, — зачарованно загорелся Дэниел будто свечка на подоконнике. Последующее предложение наверняка окажется отвергнутым, но культист не мог молчать. Он чрезмерно ценил откровенность и прямолинейность, и сам пытался быть таковым, — Мы бы могли стать хорошими друзьями. Стольким душам мы могли бы помочь через путь Вознесения. Мне как раз после выписки понадобился бы напарник, — Дэвид скривил лицо. Похоже, у обоих на друг друга были свои планы, и не один пункт не совпадал с чужим, — Но для тебя имеют значение лишь маленькие кожаные мешки, набитые мясом и костями. Ты слепо стараешься для пустого ничего. А мог бы направить свои амбиции в более полезное для всех русло. Удивительно, что каждый разглядел в друг друге потенциал. Один хочет поменять другого в лучшую сторону по его мнению. Но только Дэниел, судя по всему хотел использовать Дэвида в своих целях. Быть с ним хотя бы таким путём. Эгоцентризм культиста и вправду раздражал. А Дэвид хотел только для него лучшего. — Знаешь, — вожатому хотелось побыстрее свалить, ведь зачарованность постепенно сменилась на страх за свою жизнь. Но нужно было расставить всё по полочкам. Каждый думал по-своему, каждый симпатизировал друг другу, но лишь один хотел достучаться до другого. И это было трудно, — Я всегда был далёк от религиозных тем, и поэтому я не понимаю твоего стремления к... Как ты это называешь? — риторически спросил Дэвид, не хотя как-то не так назвать вещь и за это получить по полной программе, — Но чтобы наслаждаться жизнью не обязательно... Совершать преступления, — он никогда не мог смотреть человеку в глаза, когда говорит что-то значимое. И этот случай не был исключением, — Верование это не плохо, но не когда это касается других людей в плохом ключе. — вожатому казалось, что он говорит полный бред. Такой самостоятельный человек как Дэниел его слушать не станет. Мнения вожатого не спрашивали, тогда к чему вся эта открытость? Культист приподнялся на локтях, принимая полулежачую позу и показывая этим жестом заинтересованность в разговоре. Сегодня, оказывается, его самочувствие намного лучше. — Я смогу считать тебя другом лишь тогда, когда ты оставишь невинных детей в покое. А сейчас... Я не могу воспринимать тебя таким, пусть и хочется, — каким бы плохим человеком не была персона из круга общения Дэвида, он всё равно желал этой персоне всего лучшего и надеялся на то, что она встанет на правильный путь, и вожатый мог бы с этим помочь. Но походу только не в этом случае. Бирюзовые глаза Дэвида были наполнены разочарованием, он нервно прикладывал ладони ко рту. Дэниел пытался усвоить поступающую информацию, не пропуская мимо ушей каждое слово. Может, ему и вправду не нужна та жизнь, которую он спланировал на многие года вперёд? Как он дальше сможет убивать, зная, что симпатичный ему человек буквально отверг его из-за отвратительных деяний? Вновь повисшая между ними тишина рассеялась только тогда, когда послышался тихий шелест зелёного лонгслива. Дэниел вздрогнул от ощущения поверх своей ладони чужой, она была усыпанна веснушками и мелкими шрамами. Каждое движение и слово Дэвида было хрупким и осторожным, будто ранее проработанное тысячу раз. Вожатый, казалось, держит не человеческую руку, а дорогущую вазу, обладателя которой он не хотел расстраивать. — Ты мне тоже очень нравишься, Дэниел, — дистанцию выдерживать было всё труднее, зрительный контакт с каждой секундой набирал обороты напряжения. Голос в надрыве эмоций скакал от одной тональности к другой. Дэвид ближе наклонился к лицу сектанта, всё больше расплываясь в глупой улыбке. Запретный плод не переставал быть прекрасным и желанным, а культист всё никак не мог протолкнуть ни слова. — Но возвращайся только после того, как отречёшься от убийств. Сейчас ещё слишком рано. А Дэниелу хотелось сейчас, именно в этот момент, взять своё и жить с ним всю оставшуюся жизнь. Но тогда это нельзя будет назвать настоящим счастьем. Сектанту удалось познать лишь одно: он не достоин такого партнёра, как Дэвид, ведь он – воплощение всех лучших качеств человека. Сколько же придётся над собой работать, чтобы одним прекрасным днём объявиться в жизни вожатого совсем другим человеком. И тогда, может, Дэниел наконец сможет обрести покой без помощи совершения Вознесения. — Я буду ждать, сколько потребуется. Обещаю. — культист из-за раздумий и не заметил, как вожатый поднялся со стула и направился к выходу, невесомо поцеловав в лоб Дэниела на прощание. Он скрылся за дверью, перед уходом даже не обернувшись. Это было и не нужно. Дэвид уже достаточно налюбовался своим запретным плодом. Спустя несколько минут после ухода Дэвида Дэниел решил проверить, что же находится в пакете около его больничной койки. Небольшое количество фруктов, безлактозное мороженое и скромный букет белых нарциссов согрели душу культиста на ближайшие несколько месяцев. Может, ему и вправду в скором времени потребуется поговорить с Зиимугом насчёт отречения от жертвоприношений.