Ложь во благо

Духота в раздевалке и раньше давила на голову, но сегодня она особенно сильно мешала дышать. Слава ловит воздух, опустив голову и отвернувшись от команды. Тюкавин рядом на него никакого внимания не обращает, листает что-то в телефоне, закинув ногу на ногу. Галдёж за спиной не прекращается, несмотря на тяжёлый матч. Каждый шныряет туда-сюда, желая как можно быстрее вымыться и уехать, чтобы самостоятельно обдумать начало сезона. Все разборы завтра, а сегодня можно немного расслабиться. Начало положено. Может не самое удачное, но могло быть и хуже. Но Славе от этого легче не становится. Он отбегал практически целый матч и ноги жутко гудят. Словно и не было этих трёх с половиной недель усердных тренировок. Ему кажется, что стоит коснуться головой подушки, так он тут же заснёт настоящим мертвецким сном и проспит целую вечность. Хотя не плохая такая перспектива, да и Грулёв совсем не против. Особенно если под боком будет Антон. При мысли о Шунине приятные мурашки бегут по спине, заставляя Славку вздрогнуть. Он непроизвольно косится на место вратаря, но то лишь завалено вещами, а самого мужчины нигде не видно. У него сегодня тоже вышел не самая лёгкая игра: пришлось похлопотать во втором тайме, когда силы из-за отсутствия замен уже были на исходе, и тяжело было держать высокий прессинг. Особенно если брать в расчёт то, что проблема с линией защиты никуда не делась и не испарилась к началу сезона. — ... Ну это же не справедливо! Ты согласен? — возмущается Костя, дуя губы. Слава дёргает головой, смахивая пелену и обращая свой взгляд на друга. — Прости, что ты сказал? — Я говорю, почему Комличенко? У нас вон Фома весь матч отбегал и не меньше стыков выиграл. Или Смолов! Как он обыгрывал сегодня. Да даже ты! — За «даже» отдельное спасибо, — с усмешкой фыркает Грулёв, стягивая игровую футболку. — Я же не с таким посылом... — Да я понял, — выдыхает устало парень и снова бросает на раздевалку взгляд. Оказывается не один он такой замученный. Арсен притих и сидит, уткнувшись лбом в стенку собственного шкафчика. Рядом с некоторыми игроками кружат медики, расспрашивая о самочувствии. Фома так и вовсе задремал, держа в руках телефон. Для него это в разы тяжелее, потому что груз ответственности добавляет капитанская повязка, которая досталась ему на этот сезон. Честно сказать, Слава так и не понял, что произошло и почему повязку отдали Данилу. Антон, который в начале тренировочных сборов заявлял о желании сохранить капитанство за собой, вдруг отошёл на второй план и без каких-либо вопросов отдал это место Фоме. Его пытались расспросить, но он либо отнекивался, либо отшучивался. Но вот сам Грулёв чувствовал тут что-то неладное, но не мог определить, что именно тут не так. — Ты тоже вот сегодня гол забил, — не унимается Тюкавин. Каждый раз, когда приз «Лучший игрок матча» получает кто-то не из команды, Славе приходится выслушивать эту нудящую исповедь и недовольства. — Могли бы и тебя оценить! Ты и на верхах сегодня был хорош. — Тоже мне гол, — хмурится Слава. — Вот если бы с центра поля сам протащил, да ещё и обыграл нескольких защитников, а потом забил в чистую девяточку, тогда был бы гол. А это так. Ногу под пас подставил. — Но и ногу подставлять правильно тоже надо уметь, — раздаётся за спиной почти мурчащий голос Антона. Грулёв вздрагивает и мягко улыбается, когда тень становится больше, и он спиной ощущает тепло чужого тела. — Я, пожалуй, пойду... э-э, — Тюка поднимается с довольной улыбкой. — Арса разбужу. А то он, кажется, там что-то залип. Костя тактично ускользает и оставляет их наедине. Потому что знает, как им это важно. Антон молча приобнимает Славу, утыкаясь носом в его тёмную макушку. От него всё ещё пахнет травой и пóтом после игры, а ещё любимым кофе. Мужчина усмехается: этим запахом пропитались все вещи и весь их дом. Сейчас невыносимо тянет туда. Но они продолжают так стоять. Слава позволяет себе расслабить напряжённые плечи и откинуть голову на влажное плечо Шунина, пока крепкая ладонь скользит по его обнажённому торсу, останавливаясь там, где резинка шорт пережимает кожу. Пальцы нежно поглаживают живот ниже пупка, скользят слегка под ткань, оглаживая следы от резинки. Слава выдыхает шумно, ощущая то, как по организму прокатывается приятная волна слабого возбуждения. — Давай дома закончим, — сипит мальчишка, всё так же улыбаясь. — Не дотерплю, — Антон целует в шею мягко, но в противовес словам чуть отстраняется, присаживаясь на лавку, и тянет к себе Славу. Тот с удовольствием пристраивается рядом, утыкаясь носом в шею. — И вообще-то ты мне обещал дома не напрягаться. Забыл уже? — Боже, с защиты диплома прошло три недели. Я уже достаточно отдохнул. — Твои круги под глазами с тобой не согласятся, — Шунин ласково приподнимает чужую голову за подбородок, чмокает в нос и нежно оглаживает щёку. Слава готов растаять в этих прикосновениях. Он не тот человек, кто будет демонстрировать отношения на публику. Каждый раз интервью даются ему с большим трудом, а при любых других съёмках он старается спрятаться где-нибудь в толпе. Но когда Антон так касается, он готов плевать на всё то, что происходит вокруг. Пусть будут камеры, лишь бы не оставлял. Поэтому так ластится к рукам, целуя мозолистую внутреннюю сторону ладони, вспоминая, сколько раз он целовал эти пальцы или чувствовал их в себе. Снова накатывает слабое возбуждение, которое начинает скапливаться внизу живота. Их идиллия развеивается, когда в раздевалке снова появляется Йоканович. Он переговаривается со своим тренерским штабом, а потом разворачивается и останавливается прямо напротив них. Грулёву кажется, что он впервые видит настолько нахмуренный взгляд Славиша. Это заставляет напрячься и опустить глаза в пол. Сердце внутри бьётся быстро-быстро, но его внимание резко переключается на то, что рука Антона опускается ниже на плечо, прижимая ближе. Взгляд невольно скользит по лицу мужчины. Тот напряжён, смотрит куда-то в сторону, не на тренера. Но кажется, что между ними сейчас разворачивается немой диалог, в котором Йоканович остаётся ни с чём и просто уходит, оставляя после этой сцены неприятный осадок. — У вас какой-то конфликт? — тихо интересуется Слава, продолжая смотреть на Антона. Тот в один момент снова меняет напряжённость на добрую и нежную улыбку. Он мягко обхватывает руками голову, тянет чуть на себя, целуя в лоб и тихо приговаривая: — Нет. С чего ты взял? — Ну... Он так на тебя... на нас косился. Точно ничего не произошло? Но Шунин лишь отрицательно мотает головой и поднимается на ноги, доставая с верхней полки полотенце для душа и пихая его в руки мальчишке. — Тебе просто показалось. Он переживает. Игра была тяжёлой. Он устал. Все мы устали. Так что давай дуй мыться, а я соберу наши вещи. И поедем домой отдыхать. — Пить печенки и есть чай? — специально коверкает Слава, улыбаясь с прищуром и цепляясь за другой край полотенца. — Именно так, солнце, — Антон легонько чмокает в губы и подталкивает Славу к душевой. Когда парень скрывается за дверьми, Шунин и правда принимается за его вещи, аккуратно складывает их в рюкзак. Знает же, что тот обязательно поторопится и закидает всё как попало, а потом не сможет найти зарядник для телефона. Когда с мелочью покончено, мужчина отставляет сумку и чуть разворачивается, только сейчас замечая рядом с собой Фомина. — Господи, Фома! — испуганно делается в сторону Антон. — Ты из-под земли вырос что ли?! — А что мне к тебе гонцов с посланием отправлять, перед тем как подойти? — фыркает Данил, присаживаясь на край скамьи. Он смотрит из-под своих длинных ресниц чуть напряжённо, поджимая губы. Он явно чем-то недоволен. — Ты ему не сказал? — О чём ты? — хмурится мужчина, расправляя помятый спортивный костюм Славки. — Я о том разговоре с тренером. Когда капитанская повязка ко мне перешла. Антона словно током ударило. Он вздрагивает, замирая на месте. Взгляд бегает по стенке, а руки с силой сжимают грязную футболку, которую нужно отдать в стирку сегодня. Да и свои вещи тоже нужно отдать. Но эти мысли кажутся такими мелочными и неважными на фоне той темы, которую затронул Данил. О том разговоре между первыми игроками команды и тренерским штабам никто даже не подозревает. Поэтому смена капитана так и осталось шокирующим фактом, который уже не изменить. Но не для тех пятерых игроков, что присутствовали там. Их вызвал тренер для обсуждения некоторых внутренних моментов. В ходе разговора он попытался выставить рамки работы и общения внутри команды. Только вот это противоречило всему тому, что уже было. — Вы хотите всё сломать, — прямо говорил Антон, не опуская взгляда. — Мы строили эти отношения несколько лет независимо от тренеров и игры. Вам придётся с этим смириться. И с тем, что мы больше чем, просто команда. Это не было конфликтом, нет. Но Фомин, один из игроков, которого вызвали на этот разговор, прекрасно видел, как между Шуниным и Йокановичем напряжение нарастало с каждой минутой. Они отстаивали свои принципиальные идеи: Антон стоял горой за команду, а тренер желал построить ту модель, которую видел. Это стало главным камнем преткновения. В итоге Славиша всё же пошёл на уступки. Но вратарю это стоило капитанской повязки. Тогда Шунина это подвергло в шок. Он не ожидал этого. Но с каждым днём понимал, что может быть так будет даже правильнее. Сколько он уже в этом клубе? Десять лет? Двадцать? Всю жизнь? А капитанская повязка была у него бессменно с того самого сезона в ФНЛ. Только вот он не вечно будет в команде, организму уже тяжело играть полностью на протяжении всего сезона. Он прекрасно понимает, что в какой-то момент придётся уйти, не оглядываясь. И может быть смена капитана сейчас — это верное решение, несмотря на то, что ему было обидно. И больно. Ему было больно. В конце концов, он тоже живой человек. Но смена капитана, человека, который является связью между тренером и командой, пойдёт на пользу всем. К тому же у Фомина отношения с новым тренером не такие натянутые получились. Да и ему самому это сейчас нужно. — Это его встряхнёт, — признался как-то Слава, когда эмоции поутихли. — Та игра со Спартаком практически его сломала. А это новый вызов. И именно Славка оказался голосом разума. Он смог найти нужные слова, которые успокоили, подбодрили, избавили от накатившей тоски. Не знал всего, но и не стал докучать, решив, что в отношениях должно оставаться место для чего-то личного. Однако Антон, смотря в эти тёмные счастливые глаза и целуя эти губы, прекрасно понимает, что все жертвы были ненапрасными. — Он ведь всё равно узнает о том, что произошло, если вы так и дальше продолжите метать друг в друга молниями, — устало выговаривает Данил, подпирая подбородок рукой. — И если он узнает это не от тебя, то от кого-нибудь другого. — От кого? — Ну, например, от Тюки. Он же тоже там был. Его-то точно ничего не сдержит о того, чтобы рассказать правду. Странно, что он всё ещё этого не сделал. — Я попросил его молчать, — признаётся Шунин, делая вид, что не замечает удивления в светлых глазах. — Так что от него Слава точно ничего не узнает. — Это вообще того стоило? — спустя минуту спрашивает Фомин, поднимаясь на ноги. Может быть, ещё год назад он никогда бы не пошёл на такое. Но сейчас Антон понимает, что сделал всё правильно. Между командой и капитанством он выбрал первое. И лишился меньшего. — Парни бы не смогли нормально функционировать по той схеме, которую нам предложили. Может быть мы, — Антон делает указательным пальцем круг в воздухе, обозначая под этим «мы» себя и Фому, — смогли бы. Но не остальные. Варела и Лаксальт и так многим пожертвовали, чтобы остаться. А эти ограничения склонят их к тому, чтобы уйти. В таком же положении Моро и Себа. А наша молодёжь? Они рвутся в основу, зная, что здесь их примут как родных, а не просто как очередных игроков. А что насчёт Кости и Арса, м? Даня фыркает, усмехается слабо, бросая взгляд на Тюкавина и Захаряна, который опять что-то не поделили. Их гиперактивности можно только позавидовать. — Эти два кролика не смогли бы долго конспирироваться и когда-нибудь их поймали, — продолжает Шунин. — А это лишние проблемы. Да и я... Слишком много испытал и прошёл, чтобы не иметь возможности просто держать любимого человека за руку при команде, которая и так всё знает. Так что выбор был очевиден. Тут даже Фомину возразить нечем. Он только кивает и выдыхает шумно, чувствуя себя глупо из-за того, что поднял этот вопрос, который они вроде бы и так обсудили. Но просто капитанская повязка ощущалась на руке всю игру так... странно. Как будто его поместили в какую-то симуляцию и всё вокруг нереально. Наверное, все в команде прибывают в таком же состоянии. Всегда тяжело принимать что-то новое. — Не напрягайся ты так, Фома, — ладонь вратаря ложиться на светлый затылок, чуть сжимает шею, разминая напряжённые мышцы. — Ты будешь хорошим капитаном. Команда тебя поддерживает и это самое главное. Тяжесть с плеч не падает, но дышать становиться определённо легче. Он слабо улыбается и ковыляет в сторону своего места, наконец-то снимая с плеча повязку. Когда Антон заканчивает со своими вещами и переодевается, Грулёв, распаренный и усталый, буквально выползает из душевой, зевая через раз. А заметив собранные вещи, то не сдерживает благодарной улыбки. Приятное тепло разливается по груди и мужчина тянет руки, чтобы обнять Славку. От плохого настроения после не очень удачного начала сезона не остаётся и следа. Лёгкую горечь перебивает поцелуй, который Слава дарит, оказавшись в объятьях. Улыбка расцветает на губах от запах собственного геля для душа, который ударяет в нос. Не сдерживает, чмокает тёмную макушку, там, где волосы ещё чуть влажные. А после, когда они спускаются на парковку, стягивает с себя кофту, протягивая её парню. — Зачем? — непонимающе спрашивает Слава, укладывая вещи на заднее сидение. — Я же тебя знаю, — улыбается слабо Антон. — Ты уже минут через десять задремлешь и начнёшь замерзать. Накинь лучше сейчас на плечи, чтобы потом мне тебя не тормошить. Если что, то плед на заднем есть. След от очередного поцелуя в благодарность застывает на губах, а через мгновение Славка уже кутается во вторую кофту, уживаясь на переднее пассажирское сидение. Практически тут же по салону раздаётся радио, по которому передают прогноз погоды. И от этого становится совершенно уютно и всё вокруг становится таким незначительным, не важным. Если и стоит скрывать болезненную правду, то только ради этого. Ради счастья.