***
Однажды ночью, возможно, через год после заключения соглашения, Дик получает ножевое ранение во время патрулирования. Шальной нож, которого Дик не сумел полностью избежать, сражаясь сразу с тремя противниками. Не слишком страшная рана, правда, по сравнению с тем дерьмом, которое ему довелось пережить. Справившись с этим, он расправился с мужчинами, надел на них наручники и оставил их полиции, а затем вернулся домой. В последние дни он привык сам заботиться о своих ранах, поэтому он подавил боль и справился с повреждением, наложив себе швы. Он даже успел принять душ, чтобы смыть с себя кровь и пот этого вечера, проглотил несколько обезболивающих, а затем рухнул в постель и почти сразу же потерял сознание. Когда он просыпается спустя неизвестно сколько времени — достаточно долго, чтобы за синими занавесками на окнах вместо черноты ночи пробивался солнечный свет, — он чувствует, что рядом с ним на кровати лежит другой человек. Это вызывает панику, его грудь сжимается, он не может остановить сбившееся дыхание, когда чувствует, что рука обхватывает его задницу, а три пальца грубо входят и выходят из его отверстия. Он пытается приподняться, но ему это не удается, его разум затуманен обезболивающими препаратами и болью, мысли путаются, конечности бесполезны. Между его ног протискивается тело, пальцы в его заднице убираются, но две большие руки тут же оказываются на его бёдрах, раздвигая их, чтобы освободить место для вторгшегося. От страха у Дика перехватывает горло, и ему гораздо труднее, чем следовало бы, заставить себя открыть глаза, моргая от ужаса на человека, который ворвался в его квартиру, в его комнату, уже напал на него… В полумраке спальни на него смотрит один строгий голубой глаз, знакомое лицо с холодным выражением. Этот взгляд жёсткий, злой даже, и от этого Дик падает совершенно неподвижно в шоке. Он не может ничего сделать, кроме как смотреть на Слэйда, когда тот поднимает бёдра Дика на свою широкую талию и тянет голую задницу Дика к себе на колени. Звук, который издаёт Дик, не более чем придушенный вой, когда он чувствует, как головка члена Слэйда прижимается к его отверстию, требуя проникновения с таким знакомым отсутствием осторожности. Воздух выдавливается из лёгких Дика, когда большой член мужчины проникает внутрь, оставляя Дика с растерянностью, страхом и болью. — Слэйд, — хрипло выдохнул Дик. Его руки слабо шарят по простыне, голова откидывается назад, когда Слэйд грубо толкается вперёд, проталкивая себя до упора в проход Дика. Это обжигающе, подавляюще, всё, что он привык ассоциировать со Слэйдом, но почему-то всё ещё удивительно. Потому что он был… он был без сознания. Слэйд пришёл в его комнату, на его кровать и трогал его, пока он был без сознания, не дожидаясь ни слова разрешения, не заботясь… Но это... Это не должно удивлять. Слэйд никогда не был таким. Он… требователен. Он получает то, что хочет. Он пробивает все стены, границы и защиту Дика, напоминает ему обо всём, что Дик ему должен, напоминает о простой цене, которую Дик должен заплатить… Слэйд трахает жёстко и быстро, как и всегда. Его губы выгибаются назад от зубов, как будто он… злой, и Дик может только втягивать воздух изо всех сил, раскачиваясь взад-вперёд на кровати, пока Слэйд использует его. Широкая ладонь ложится на бок Дика, вызывая вспышку боли и шипение между зубами Дика. Только через минуту в бреду он осознаёт, что рука Слэйда лежит поверх повязки, на ножевом ранении. Изгиб его губ становится глубже. Жестокость его толчков усиливается. Его рука впивается в плоть Дика. Дик скулит от пылающей агонии, инстинктивно извиваясь так, что это только усиливает боль. — Слэйд, — умоляет Дик, одной рукой пытаясь обхватить запястье Слэйда, но его сила совершенно не соответствует силе мужчины. — Слэйд, пожалуйста… — У нас были планы на сегодня, птичка, — говорит Слэйд. Его голос — низкий, ровный рокот, и от него по позвоночнику Дика пробегают мурашки. Он трахает сильнее, все пальцы впиваются вместе. Это заставляет Дика всхлипнуть, боль слишком сильна. — И всё же ты лежишь вот так, бесполезный и не в состоянии сделать ничего из того, что я от тебя хочу. Так что, полагаю, мне придётся просто взять это. Это наказание, с отчаянием осознаёт Дик. Слэйд никогда не был приятным человеком, но то, как он причиняет ему боль сейчас — это выходит за рамки обычных игр, потому что так и должно быть. Это разъярённый Слэйд учит Дика, что происходит, когда он — пусть даже ненамеренно — нарушает правила. Наказывает его за то, что он отобрал у Слэйда его любимую игрушку. Дик никогда не питал иллюзий относительно того, каким человеком является Слэйд, по крайней мере, не после этого первого дня. После того, как всё хорошо началось. Не после того, во что это превратилось. И не после того, что было потом. Но то, что ему не застилали глаза, не означает, что у него не было какого-то уровня, очевидно. Потому что он никак не ожидал такого уровня жестокости. Возможно, ему следовало бы. Слэйд никогда не скрывал, как он видит Дика, в конце концов — собственность. Что он сказал в ту первую ночь? О, да; он назвал Дика одной из своих вещей. Почему он должен ожидать каких-то границ, если для этого человека он всего лишь предмет? Маленькая красивая птичка в позолоченной клетке. Летает в тепле и безопасности, потому что он позволяет ей это. Дик больше не пытается умолять. Он не может удержаться от слёз, но изо всех сил отворачивает лицо и зажмуривает глаза, хныча под силой нападения Слэйда, крича и царапая простыни, когда чувствует, что что-то рвётся. Слэйд, входящий в него, уже стал привычным ощущением. Как и то, как мужчина впивается зубами в шею Дика, оставляя на его коже ещё одну метку, которую видит весь мир. Клемо, ясное как день. Постоянный знак его собственничества. Слэйд выходит из него медленно и почти нежно. Его рука на боку Дика становится мягче, обхватывая рану, а не царапая её. Его кожа на ощупь влажная; он разорвал швы Дика. Дик теряет сознание от этого, тяжело дышит и смотрит на стену, зрение расплывается от слёз. Слэйд целует оставленный им укус, его борода царапает это место, заставляя Дика вздрагивать. Такая маленькая искорка боли, сравнительно, и всё же так трудно с ней справиться. Кровать опускается, когда Слэйд встаёт с неё, и Дик не может сдержать всхлип, который вырывается из него, когда его бросают. Он чувствует себя грязным и использованным, ему больно, и он не может пошевелить ни единым мускулом, даже чтобы прикрыться от холодного утреннего воздуха. В голове у него полный бардак — он рад, что Слэйд ушёл, потому что это значит, что всё кончено, но жаждет его общества, потому что не хочет оставаться один. Но Слэйд вскоре возвращается. Он садится на край кровати, и Дик смотрит на него сверху, пока тот осторожно протирает тёплой влажной мочалкой бок Дика, убирая кровь, пролитую на кожу. Затем следует укол иглой, от которого Дик вздрагивает, а затем — распространяющееся, прохладное онемение местного анестетика. Дик видит, как Слэйд поднимает иглу и нитку, а затем возникает странное, но знакомое ощущение безболезненного стягивания, когда его рану зашивают. И Дик смотрит на сосредоточенное выражение лица Слэйда, не в силах сделать что-либо ещё. — Я не люблю, когда кто-то причиняет вред моим вещам, — пробормотал Слэйд, когда закончил и закрепил повязку на месте. Одна его рука ложится на больное место, мягко прижимая его, а другая крепко сжимает шею Дика. Его взгляд фиксируется на Дике, серьёзный и суровый, останавливающий воздух в лёгких Дика, но больше не злой. Это с облегчением наполняет грудь Дика. — Этого не допускается, ты понял? Дик молча кивает; другого ответа быть не может. Слэйд кивает в ответ, и его рука поднимается вверх, чтобы провести по волосам Дика. Это нежное прикосновение убаюкивает Дика, и он снова теряет сознание, даже когда этот суровый взгляд остаётся прикованным к его собственному. Дик продолжает смотреть на него, пока чернота не затягивает его.***
На двухлетнюю годовщину договоренности со Слэйдом мужчина приглашает его на хороший ужин. Это не первый раз, когда они встречаются вместе, но всё же это достаточно редкий случай, чтобы это было в новинку (в конце концов, никто не водит парней, которых содержат, на свидания). Слэйд — достаточно приятная компания, на самом деле, когда он не использует Дика. Острое чувство юмора и ум, непринужденное чувство расслабленности, которое, спустя некоторое время, находит отражение у самого Дика. Он действительно чувствует себя… хорошо. Даже весело. Слэйд даже не прикасается к Дику, ограничиваясь несколькими прикосновениями своей руки к руке Дика, не нарушает тот маленький приятный пузырь, в котором они проводят время. И поэтому Дик делает всё возможное, чтобы игнорировать всё остальное, что касается их… отношений, и не спрашивает, где, по мнению жены Слэйда, он находится, не спрашивает, какой смысл во всём этом, когда нет никаких иллюзий относительно роли Дика в жизни Слэйда. Он просто пытается позволить себе насладиться этим редким событием. После того как они заканчивают есть, Слэйд оплачивает счёт, не моргнув и глазом, несмотря на то, насколько высоки были цены на все, что было в меню, насколько высоким должен быть этот счет. (Не то чтобы это должно удивлять Дика, учитывая, сколько Слэйд платит за него. Что такое один шикарный обед, если сопоставить его с квартирой и всем остальным?) Затем он приглашает Дика на десерт, и рука, которую он кладёт Дику на спину, кажется ему не пугающей, как обычно, а поддерживающей. Он спрашивает о жизни Дика, о работе, которую Дик начал несколько месяцев назад в качестве администратора в местной гимназии… (В девятнадцать лет устроиться на работу было гораздо проще, чем в несовершеннолетнем возрасте, хотя и с немалыми трудностями. Большую роль в том, что он получил работу, сыграл тот факт, что человек, управляющий спортзалом, видел, как он и его родители однажды выступали. Это означало, что она готова смотреть сквозь пальцы на отсутствие у него опыта работы в подобной роли, на то, что он бросил колледж. Она приняла его, и Дик навсегда благодарен ей за это по целому ряду причин, наименьшая из которых — более высокая зарплата). …и о его цели стать там инструктором, поскольку там проводятся занятия по гимнастике, и Дик считает, что он мог бы стать хорошим преподавателем, особенно по предмету, который он любит. (Одно время Дик подумывал о том, чтобы поступить в полицейскую академию. Но он мог только представить, что подумает Слэйд о том, что Дик намеренно выбрал работу, которая подвергает его опасности, и какова может быть реакция мужчины на это. К тому же его мучил образ того, что ему придётся арестовывать проституток, — как это было бы неправильно, как лицемерно. Дик может и не стоит на углу улицы, но он не питает иллюзий относительно того, чем занимается со Слэйдом. А мысль о том, чтобы наказывать других за действия, которые совершает он сам, вызывала тошноту в желудке). В целом, это довольно приятный вечер. Это не мешает чему-то пустому подниматься внутри него, когда Слэйд трахает его на заднем сиденье своей машины в переулке за его домом, когда всё закончилось.***
Довольно часто Слэйд покупает ему вещи. В большинстве случаев они носят сексуальный характер. Он покупает Дику игрушки. Как те, которые он хочет, чтобы Дик использовал, пока он один, так и те, которые предназначены для того, чтобы Слэйд немного позабавился с ним. Он покупает Дику одежду; иногда настоящую одежду, всегда качественную и удобную, которую Дик может носить, выходя в свет, а иногда это нижнее белье, которое обтягивает тело Дика, или просто трусики. Вещи, от которых у Слэйда темнеет в глазах, когда он видит в них Дика. Иногда он покупает Дику украшения, и, похоже, ему нравится трахать Дика с одним из своих причудливых ожерелий, болтающихся у него на шее. Однажды внезапно купил ему новый телевизор, отмахнувшись от протестов Дика, что старый был в полном порядке. Купил ему машину по прихоти и ухмыльнулся, увидев ошеломленное выражение лица Дика, прежде чем притянуть его к себе и поцеловать до синяков. На его двадцатый день рождения Слэйд покупает ему еженедельный тайм-слот в школе трапеций Бладхейвена. Это время полностью принадлежит Дику, нет занятий, не с кем соревноваться за место. Только Дик, трапеция и обязательный по закону наблюдатель на земле далеко под ним. Впервые за долгое время Дик по-настоящему благодарен Слэйду, нет кислой горечи на языке, которую он вынужден проглотить. Нет пустоты из-за жизни, которую он выбрал — потому что это он, он выбрал это, он не должен быть так чертовски расстроен этим, когда он выбрал это — это просто. Это просто хорошо. Это что-то удивительное. И он делает всё возможное, чтобы выразить Слэйду свою благодарность.***
Жизнь продолжается, не считая его жизни «вместе» со Слэйдом. Брюс обретает, — теряет и снова обретает — нового Робина. Дик и Титаны становятся сильнее, больше, к ним присоединяются новые члены. Сражаются и побеждают, теряют и находят друзей, оплакивают смерть и празднуют рождение. И иногда Дик задумывается. Задумывается о том, что было бы, если бы он разорвал свой договор со Слэйдом. Прошло уже три года, и Дик стабилен, в той степени, в какой не был, когда всё это началось. Во-первых, он уже взрослый, что само по себе даёт миллион преимуществ, но он также… находится в лучшем положении. Они с Брюсом помирились, он проводит больше времени с друзьями, на него смотрит Робин, который испытывает стресс. Как будто у него есть настоящая жизнь, впервые с тех пор, как его выгнали из поместья, есть полноценная жизнь, которая ждёт его за пределами того, что даёт Слэйд. Это просто… заставляет Дика задуматься, сможет ли он сделать это. Должен ли он это сделать, после всего, что дал ему Слэйд. Что если он стабилен только потому, что Слэйд обеспечивает его почти всем, и его жизнь может разлететься на куски, если он покинет эту безопасность. В конце концов, в течение трёх лет своей жизни ему не приходилось по-настоящему беспокоиться о вещах нормального человека. Беспокоиться о геройском дерьме, конечно, но не об управлении своей жизнью. Ни о счетах, ни о квартире, ни о чём-либо ещё. Он вообще способен на это? Не похоже, что у него много денег, и уж точно недостаточно, чтобы содержать себя. По крайней мере, не очень хорошо; и уж точно не на том уровне комфорта, к которому он привык, пока Слэйд был его… благодетелем. И он уже не тот маленький испуганный мальчик, каким был, когда впервые пришёл в дом Слэйда. Он не равный в их отношениях, дисбаланс сил никогда не перестанет быть очевидным, но он стоит на гораздо более прочных позициях, чем раньше. Он не чувствует себя ребёнком, которому всё по плечу, грязной игрушкой, которую нужно сломать. Просто такова жизнь. И это, по правде говоря, неплохая жизнь. Однако его лучшие чувства по поводу их соглашения не мешают ему задаваться вопросом. Не больше, чем когда Корианд’р улыбается ему, и он думает, а что если.***
В это время события, приводящие к концу света, стали привычными, настолько привычными, что стресс от них теперь сопровождается немалой долей обострения. Злая версия себя здесь, злодей, намеревающийся взорвать мир там — всё это смешивается вместе, всё это вызывает головную боль в висках Дика, когда им снова приходится справляться с кризисом. На этот раз это инопланетянин, который хочет подчинить себе человечество. На этот раз головная боль Дика в основном вызвана раздражением из-за того, что им приходится объединяться с некоторыми злодеями. Он относится к этому нормальнее, чем некоторые из его коллег-героев, но это всё равно раздражает, когда он смотрит через комнату и видит, что среди них сидит кто-то вроде Лекса Лютора, предлагающего своё мнение, как будто он не худший из худших. Но Дик понимает: помощь им не помешает, и он знает, что у них нет стимула предавать их — эти люди могут устроить хаос и раздор, могут даже захотеть захватить мир, но они точно не хотят, чтобы к ним пришли инопланетные диктаторы и правили ими. Это может быть только из корыстных побуждений, а может быть и из заботы о том, что случится с человеческой расой, но это не имеет значения — какова бы ни была причина, они могут доверять злодеям, что те сыграют свою роль. В целом, всё проходит… не ужасно. Это долгий и изнурительный путь, по дороге они теряют несколько человек, смерть которых тяжело отзывается в нутре Дика, но они всё равно побеждают. Они снова победили тех, кто пытался захватить их. Ура. (Он будет более воодушевлен после двенадцати часов сна). Они собрались в последствии, все развалились на стульях, столах и диванах, понемногу рассказывая о том, что произошло, делясь ущербом, пытаясь убедиться, что они действительно получили всё. Бэтмен руководит всем этим, потому что, конечно же, руководит, и Дик не может не улыбнуться, когда Супермен начинает разносить кофе, а тот добродушно закатывает глаза, когда несколько человек спрашивают, нет ли у него чего-нибудь покрепче. Дик отказывается от кофе — всё ещё надеясь, что скоро заснёт, и не желая вводить в организм стимулятор — но пользуется возможностью праздно оглядеть собравшуюся толпу. Он инстинктивно проверяет своих друзей и семью, и даже находит в себе силы оглядеть некоторых злодеев. В конце концов, не все из них исключительно злые люди, и они сражались на их стороне — это что-то да значит. Прислонившись к стене немного дальше по комнате от Дика, стоит Дефстроук, его руки свободно сложены на груди. Его язык тела открытый, но скучающий, когда он слушает Бэтмена и остальных, и он принимает чашку кофе, слегка наклонив голову в знак благодарности. Его костюм немного окровавлен, на материале есть пара разрывов, но раны, очевидно, уже почти зажили. Он будет в полном порядке, и Дик рад этому; чаще всего Дефстроук может быть занозой в заднице Дика, но это чувство обоюдное, и в тех редких случаях, когда им приходилось работать вместе — например, сегодня, — они делали это хорошо. Он не такой уж ужасный человек, по сравнению с некоторыми другими. Сверхмощный наёмник, но не откровенный злодей. Тот, кто не раз прикрывал Дика. Пока Дик наблюдает, Дефстроук свободной рукой дотягивается до своей маски и начинает стягивать её, заставляя Дика поднять брови. Личность наёмника является тайной, и хотя он никогда не заботился о сохранении тайны так, как это делают герои, это не меняет того факта, что они не знают, кто он такой. Но всё же это не большая постановка. Комната не застыла в ожидании, когда они затаив дыхание увидят, как выглядит печально известный наёмник под оранжево-чёрной оболочкой. Сейчас это не самое главное в списке их приоритетов, но даже если так, никто из них не думает, что это что-то изменит. Дефстроук избежал поимки и заключения в тюрьму, потому что он слишком хорош, чтобы кто-то из них мог его удержать, и знание его имени вряд ли что-то изменит. Никто из них не ожидает, что у него есть какая-то большая слабость, и тот факт, что он так непринужденно снимает маску, показывает, как мало его это волнует. Секретная личность всегда была лишь вещью, которую можно иметь, а не необходимостью. Так что на самом деле это просто смутное любопытство, которое испытывает Дик, отстранённый интерес наконец-то увидеть лицо Дефстроука после столь долгого противостояния с ним. Мужчина поднимает кофейную чашку ко рту, когда материал его маски отделяет её, и продолжает тянуть вверх и вверх, чтобы показать всё свое лицо. И тут земля уходит из-под ног Дика. Он знает это лицо. Он знает эту белую щетину, прямой нос и голубые глаза. Слэйд Уилсон, человек, который менее двадцати четырёх часов назад прижал Дика к кровати в квартире, за которую он платит, с его членом в заднице Дика, твёрдым и быстрым, взглянул на него и ухмыльнулся. Он делает длинный глоток своего кофе, забавляясь, самодовольный и знающий, ох как знающий, и Дик… Дик не может… Последние три года своей жизни Дик принадлежал Слэйду Уилсону. Он позволял этому человеку трахать себя в большем количестве мест и позиций, чем можно себе представить, жил в своём маленьком грёбаном любовном гнёздышке и делал себя доступным, лёгким и послушным. Он следовал правилам Слэйда. Он позволил этому человеку диктовать ему свою жизнь и быть его грёбаной игрушкой, и всё это для того, чтобы у него был способ выжить, способ жить в комфорте, способ, который не включает в себя бегство обратно к Брюсу с хвостом между ног. И Слэйд — это Дефстроук. Слэйд — это… Слэйд — это Дефстроук, и Дефстроук уже много лет знает, кто такой Дик, а значит, Слэйд всегда знал, с самого начала он знал… Дик начал чувствовать себя неважно. Он сосредоточился на дыхании, его глаза устремлены в пол. В ушах звенит, мир отдаляется. Он знает, что такое приступ паники, и отчаянно пытается подавить его, держать себя в руках. Он не может потерять себя здесь, не может — он должен держать себя в руках. Другого выхода нет. Кажется, что вся встреча тянется целую вечность. Дик не слышит ни слова из того, что говорят, и даже не видит комнату вокруг себя. В его голове прокручивается каждое взаимодействие со Слэйдом, и он чувствует, что его сейчас вырвет, когда ищет любые признаки, любые моменты, по которым он должен был понять, что человек, которому он позволял трахать себя, на самом деле его враг. Все те случаи, когда он получал травмы во время патрулирования, чёртовы ножевые ранения, то, как Слэйд никогда не спрашивал, что случилось. Он никогда не спрашивал, когда у Дика были синяки или побои. Он был только… раздражён. Иногда злой, если рана была достаточно серьёзной. Но он никогда, блядь, не спрашивал. Дик всегда был… боже, он был на самом деле благодарен ему за это. За то, что ему никогда не приходилось придумывать никаких оправданий, не приходилось пытаться убедить человека, который знал его досконально, что его травмы — это не то, чем они были на самом деле. Он был так рад, что Слэйда, похоже, не волновало, что стало причиной травм, только то, что они вообще были у Дика. Каким же он был грёбаным идиотом. Слэйд не спрашивал, потому что знал. Чёрт, да он, блядь, даже сам мог оставить некоторые из них! Он… он называл Дика птичкой с самой первой встречи. Дик просто подумал, что это связано с тем, каким юным и хрупким он казался этому человеку. Он не думал… Придурок, идиот, тупой ёбаный имбецил. Как он мог быть таким чертовски наивным? В тот момент, когда Брюс, кажется, склоняется к тому, чтобы отпустить людей, Дик оказывается за дверью, нетвёрдые ноги несут его так быстро, как только могут. Его дыхание сбивается и вырывается из лёгких, зрение то приближается, то отдаляется. Всё, что он может делать, это ставить одну ногу перед другой и идти прочь, прочь, прочь. Каким-то образом ему удаётся вернуться домой, и тогда он стоит посреди своей гостиной и тупо смотрит по сторонам. Это место, эта квартира, в которой он жил последние три года своей жизни. Это место оплатил Дефстроук, оплатил деньгами, заработанными убийствами людей, преступлениями, которые Дик всегда изо всех сил старался предотвратить. Дефстроук убил кого-то и купил Дику красивые трусики, чтобы тот носил их, пока он нагибает его и жёстко трахает. Дефстроук забрал жизнь и подарил Дику блестящую новую машину, чтобы тот потом наслаждался сексом в знак «благодарности». Дик жил жизнью, оплаченной кровью и смертью, и даже не подозревал об этом. Он не знает, как с этим справиться. Он не знает, что с этим делать. Дик слышит, как жужжит его телефон, лежащий на столе в гостиной. Долгое время он смотрит на него, его тело не реагирует, а затем он почти машинально поднимает трубку и проверяет сообщение. Вероятно, Тим или Донна проверяют его, раз он так быстро ушёл. Может быть, Кларк, или даже Брюс… «Слэйд» говорит ему экран, и воздух словно высасывается из лёгких Дика. Это текстовое сообщение, длиной всего в одно короткое предложение: «Я приду в 2 часа дня.» Взгляд на время говорит Дику, что это через пять часов, и часть его чувствует истерическое желание рассмеяться; даже после разоблачения, даже после того, как всё изменилось навсегда, Слэйд всё ещё придерживается того, чтобы предупреждать Дика по крайней мере за пять часов до своих визитов. Он… Дик просто… блядь. Он понятия не имеет, что он должен здесь делать. Он хочет сказать Слэйду — Дефстроку, боже, — чтобы тот отвалил, но его пальцы не двигаются, чтобы сделать это. Он пялится на экран телефона, пока тот не потемнеет, а затем смотрит ещё, не в силах пошевелиться. Его голова неподвижна. Он хочет удариться ею о стену и стереть из памяти последний час. Стереть последние три года. Проходит время, он не знает, сколько. В какой-то момент ему удается опуститься на диван, сесть на него и тупо уставиться в стену. Он должен… что-то сделать. Он должен что-то сделать, что угодно, но он… он не может. Он не может ничего сделать, кроме как сидеть совершенно неподвижно, пока его разум звенит от онемения, а тело бушует, пульс колотится, а дыхание слишком сильное и быстрое. Последние три года своей жизни Дик принадлежал Дефстроуку Терминатору. Как он должен справиться с этим? Его пугает, когда он слышит, как открывается дверь. Он моргает на часы на стене и видит, что на них проклятые 14:00. Он провёл пять часов — как, распадаясь? А теперь… теперь Слэйд здесь. Повернув голову, Дик видит, как в комнату входит Слэйд. Мужчина одет нормально, и Дик почти не может этого понять, не после того, как увидел его в костюме Дефстроука. Как он может стоять здесь в джинсах и футболке, когда всего пять часов назад у него на бёдрах висели пистолеты, а к спине был пристегнут огромный меч? Как он может выглядеть так непринужденно, когда Дик трещит по швам? Уголок рта Слэйда кривится в ухмылке, когда он останавливается на краю дивана, наблюдая за Диком довольным взглядом. Дик всё ещё в костюме Найтвинга, всё ещё вооружен, и всё же он чувствует себя таким голым. Он не… он должен… что, чёрт возьми, он должен делать? — Ты здесь, — говорит Слэйд с довольным видом. — Ты — Дефстроук, — тупо говорит Дик. — Ты всегда был… Ты всегда знал… Он прерывает себя, опуская взгляд к полу. Он не может смотреть на Слэйда, не может перестать представлять себе все те случаи, когда он противостоял Дефстроуку на поле боя. Все те разы, когда Слэйд трахал его в этой квартире. Как часто эти случаи происходили быстро друг за другом, словно Слэйд знал, что он захочет трахнуть его после боя с ним, знал, что ему понравится драться с Диком через несколько часов после того, как он завалил его на матрас… Как он, должно быть, веселился за счёт Дика. — Всегда, — подтверждает Слэйд. Дик слышит ухмылку в его голосе. — С первого дня, когда я увидел твой маленький профиль в интернете. С первого… Конечно, правильно. Не было ни малейшего шанса на то, что Слэйд случайно начал подстраиваться под стримы Дика. И, блядь, его грёбаное имя пользователя, насколько же Дик полным и абсолютным идиотом? — Зачем было проходить через этот фарс? — спрашивает Дик. Он хочет злиться, он хочет сделать хоть что-то, но он просто… оцепенел. Как будто его тело достигло такого уровня паники, что больше не могло с ней справиться и отключилось. Слэйд подходит ближе, берёт подбородок Дика между большим и указательным пальцами, чтобы приподнять его лицо. От этого прикосновения Дик вздрагивает, но не сопротивляется, а тупо смотрит на человека, который играет с ним уже три года. — Потому что я хотел тебя, — говорит ему Слэйд, всё ещё с этой проклятой ухмылкой на лице. — Потому что идея обладать тобой, владеть тобой, приносила мне удовольствие. Потому что заставлять тебя садиться на мой член было чертовски приятно. А заставлять тебя просить мой член — ещё лучше. Ты выглядишь чертовски великолепно, когда плачешь и отчаиваешься, малыш. Тем более, когда ты лежишь на простынях, которые я тебе купил, в игрушках, за которые я заплатил, в квартире, которую я тебе подарил. Дик отворачивает голову, сглатывая тошноту. Личная шлюха Дефстроука. — Ну же, — говорит Слэйд, тоном наказывающего, проводя пальцами по волосам Дика, отчего Дик вздрагивает, — это не должно что-либо поменять, птичка. Смех, вырвавшийся у Дика, наполовину смех, а наполовину что-то похожее на всхлип. Он поднимается на ноги и отступает на пару шагов, чтобы оставить между ними некоторое расстояние. Но ему от этого не становится легче. — Не должно что-либо поменять? — недоверчиво спрашивает Дик. Что-то горячее поднимается в нём, и он отчаянно тянется к этому, устав от оцепенения, желая гнева, даже если он погряз в отчаянии. — Не должно что-либо поменять? Ты что, шутишь? Это меняет всё! Я не позволю тебе… я не буду продолжать это с тобой, зная, кто ты! Неужели ты всерьез думал, что я так сделаю? — Да, — с готовностью отвечает Слэйд, выглядя совершенно не обеспокоенным агрессивностью Дика. — Я думаю, что так и будет. И знаешь почему, птичка? Он начинает приближаться к нему. Когда он оказывается в пределах досягаемости, Дик наносит удар, который Слэйд отбивает в сторону, и уворачивается от последующего удара Дика. И вот они сражаются, и Дик испытывает облегчение, потому что это он может сделать. Это Дефстроук, он — Найтвинг, он сражается с Дефстроуком с пятнадцати лет. Это та часть, которую не нужно менять, а не другая сторона. Вот что важно. Он никогда не позволит Дефстроуку использовать его снова. Но он небрежен в эмоциях, всё ещё вне равновесия, и это не позволяет ему сравниться с Дефстроуком Терминатором, даже с человеком в обычной одежде. Удар сзади почти сбивает Дика с ног, голова кружится, и руки Слэйда прижимают его к стене, сдерживая рывки Дика, как будто это пустяк. Он задирает руки Дика над головой, оба запястья зажаты в одной из больших ладоней Слэйда, пальцы мужчины впиваются так сильно, что больно даже сквозь армированный материал перчаток Дика. Он раздвигает ноги Дика и проскальзывает между ними, чтобы лишить Дика любого сопротивления, а затем наваливается на него, выбивая воздух из лёгких Дика, когда Слэйд всем телом вдавливает его в стену. — Ну же, — говорит Слэйд, касаясь губами виска Дика, теплое дыхание омывает его кожу, — ты не ответил на мой вопрос. — Отпусти меня, — говорит Дик сквозь стиснутые зубы, бесполезно дёргаясь против хватки Слэйда. Это вопринимается странно — сражаться с ним. Он сражался с Дефстроуком годами, а тут Слэйд прижимает его к себе, в таком положении Дик бывал уже много раз. И он не должен драться со Слэйдом, он просто не дерётся со Слэйдом. У них есть договоренность, Слэйд получает от Дика всё, что захочет… Просто. Это странно — бороться, теперь. И он совершенно ненавидит себя за это чувство. Рука Слэйда обхватывает его запястья сильнее, и Дик не может сдержать придушенный звук боли, чувствуя, как скрежещут его кости — сверхчеловеческая сила Дефстроука выходит на первый план. Он всегда считал Слэйда довольно сильным, но он никогда… не думал, что это на уровне мета… Слэйд никогда… — Хорошо, я отвечу за тебя, — говорит Слэйд скучающим голосом, как будто эти процедуры ему надоели. Как будто Дик не видит садистского удовольствия, светящегося в его глазах. — Ты собираешься сохранить статус-кво. Ты останешься в этой квартире и будешь принимать все подарки, которые я тебе дарю, станешь доступным, когда я захочу, раздвинешь свои прелестные маленькие ножки и будешь умолять меня трахнуть тебя, если я этого захочу. Ты позволишь мне продолжать трахать тебя, когда и где я захочу. И ты сделаешь это, потому что у тебя нет другого выбора. Он наклоняется ближе, зубы скребут по челюсти Дика, заставляя его напрячься, что вызывает лишь тихий смех Слэйда. — А что ещё тебе делать, малыш? — пробормотал Слэйд, его улыбка пробежала по щеке Дика. — Собираешься бежать к папочке? Рассказать ему, как ты зарабатывал на жизнь последние три года, как финансировал свою привычку героя? Расскажешь своим друзьям, что был маленькой шлюшкой Дефстрока, которую брали по вызову? И даже если тебе удастся сохранить всё это в тайне, что ты будешь делать? У тебя нет денег, твоя работа не платит тебе достаточно, чтобы содержать тебя, потому что ты никогда в этом не нуждался. Тебе некуда идти, потому что твоя гордость не позволит тебе попросить помощи у Мыши или у кого бы то ни было, особенно когда причина, по которой тебе нужна помощь, наполняет тебя мучительным стыдом. Может быть, ты вернёшься к дрочке на камеру для незнакомцев в интернете? Но, опять же, это ведь тоже тебя не поддержало, не так ли? Нет, тебе нужны были мои деньги. Тебе всё ещё нужны мои деньги. И, что более важно, ты хочешь это. Нога Слэйда подаётся вперёд, упираясь в промежность Дика. От этого Дик вздрагивает, извивается в захвате Слэйда, широко раскрыв глаза. Против его воли, от сильного и медленного движения Слэйда к его паху, его член твердеет внутри костюма, и унижение заполняет его, щеки горячие, когда он борется с захватом Слэйда, возбужденный стон срывается с его рта без разрешения. — Ты хочешь это, — повторяет Слэйд, шипя Дику на ухо. Его свободная рука пробирается по бокам Дика, позади него, хватает его за задницу с пугающей силой. Он хватает Дика за костюм и тянет, и Дик задыхается, чувствуя, как рвётся материал, расходясь под напором силы Слэйда. Слэйд разрывает костюм и нижнее белье, а затем хватает его за голую задницу, используя захват, чтобы заставить Дика прижаться к его бедру. — Прекрати, — задыхается Дик, корчась. — Слэйд, пожалуйста… — Ты не хочешь возвращаться к тому, чем ты был, — говорит Слэйд, голос становится всё грубее от вожделения, раскрывая рот на челюсти Дика. — Ты не хочешь бороться за всё, не хочешь беспокоиться изо дня в день о том дерьме, которое было легко доступно ещё до того, как Папочка выгнал тебя. Ты хочешь иметь эту хорошую квартиру со всеми её приятными вещами, хочешь работать на своей низкооплачиваемой, тупой маленькой работе. Ты хочешь ездить на машине, которую я тебе купил, и ходить на сеансы трапеций, которые я оплачиваю. Ты хочешь всего этого, хочешь не беспокоиться, просто делать своё маленькое геройское дерьмо. Его ухмылка острая, как у волка, когда он говорит: — Ты даже хочешь этого, не так ли, Дик? — Он толкает Дика вперёд, посылая удовольствие вверх по позвоночнику Дика и заставляя его стонать против его воли. — Ты хочешь, чтобы я трахал тебя хорошо и жёстко, использовал тебя, заставлял зарабатывать всё что у тебя есть. Ты хочешь, чтобы о тебе заботились, но твой огромный грёбаный комплекс вины никогда не позволит сделать это легко, поэтому в конечном итоге ты жаждешь именно этого. Быть моей хорошей маленькой игрушкой. Дик качает головой, но Слэйд не слушает его, впиваясь зубами в шею Дика. Его рука на заднице Дика на мгновение исчезает, но вскоре возвращается, и его палец тычется во вход Дика. Он скользкий. — Слэйд, — отчаянно произносит Дик, выгибаясь от прикосновений, и это действие только подталкивает его твердый член к бедру Слэйда, доставляя ему ещё большее нежелательное удовольствие. — Слэйд, прошу, я не… я не хочу этого, пожалуйста. Большой мозолистый палец обводит отверстие Дика, но не проталкивается внутрь. Пока нет. Он продолжает тереться бедром о промежность Дика. — Что ещё ты будешь делать, птичка? — спросил Слэйд, поднимая голову, чтобы посмотреть Дику в глаза. Его взгляд острый, тяжёлый и властный, как и всегда. Дик поднимает на него глаза, грудь вздымается. — Что ты будешь делать без меня? Давай, скажи мне. Скажи мне, что ты собираешься делать. Какой план, если я заберу у тебя всё это? Если ты хочешь нарушить нашу сделку, тогда я заберу всё, птичка, всё и каждую вещь. Так что ты будешь делать? Дик не… он не знает. Он не может вернуться к Брюсу, ни за что. Не может пойти к Титанам, они потребуют ответов, и ему придется рассказать им, но никто не должен знать. Любой, кто его приютит, потребует ответов, а даже если и не потребует… Слэйд прав, насчёт стыда. Мысль о том, чтобы попросить разрешения остаться в их домах, потому что он три года был шлюхой, шлюхой для Дефстроука Терминатора — нет, он не может этого сделать. Он не сможет посмотреть им в глаза. Нет никакого плана. Он понятия не имеет, что ему делать. У него нет ничего. Девяносто пять процентов вещей, которыми он владеет, — подарки Слэйда, а остальных пяти процентов никак не хватит, чтобы остаться в живых. Что такое немного одежды, пара книг, мобильный телефон, против… всего остального? Ничего. У него ничего нет. Он не может вернуться к этому, не может. А он… он не хочет. — Пожалуйста, — беспомощно шепчет Дик, но перестает бороться, прислонившись к стене. — Вот так, — удовлетворенно говорит Слэйд, и его палец одним грубым толчком проникает в задницу Дика, не колеблясь, прежде чем начать трахать туда и обратно. — Вот так, птичка. Значит, мы согласны? Ничего из этого не меняется? Дик слабо кивает, глядя на землю, испытывая отвращение к самому себе. Слэйд заставляет его поднять голову, чтобы захватить его рот в обжигающем поцелуе, облизывая его по-хозяйски, когда второй палец присоединяется к первому. Слишком рано, растяжки горят, но они, по крайней мере, смазаны, и Дик испытал от Слэйда нечто худшее, чем просто немного грубой подготовки. Он делает всё возможное, чтобы расслабиться, чтобы заставить свои лёгкие дышать, когда это кажется почти невозможным. Слэйд работает до трёх пальцев, но почти не теряет времени, явно испытывая нетерпение. Он вытаскивает пальцы и тянется к пряжке, быстро расстёгивает брюки и вытаскивает член. Он делает несколько взмахов, распределяя остатки смазки на руке, а затем направляет его вперёд. Он грубо хватает Дика за бедро, подтягивая его к талии и крепко удерживая там. Затем головка члена Слэйда упирается в его отверстие, и Дик откидывает голову назад к стене, пытаясь отдышаться от постоянно переполняющего его чувства, когда Слэйд проталкивает в него свой большой член. Всё горит и болит, но Дик остаётся податливым, слабо скуля, когда Слэйд ворчит ему в ухо и начинает жёстко трахать его. Рука на его бедре причиняет боль, пальцы впиваются в плоть, а Слэйд только ещё сильнее разгоняется, снова и снова двигая бёдрами, жарко дыша на щеку Дика, когда он грубо берёт его. — Вот так, — простонал Слэйд, и Дик издал свой собственный стон, когда Слэйд начал бить по его простате, посылая тепло прямо по позвоночнику Дика. — Моя хорошая птичка. Вот так, блядь. Просто позволь мне использовать тебя. Просто прими то, для чего ты был создан. Он кусает шею Дика снова и снова, впиваясь ртом в израненную кожу, оставляя след за следом на изгибе шеи Дика, оставляя за собой то, что наверняка станет ошейником засосов. Слэйд очень любит эти знаки собственничества. Когда Слэйд кончает, он делает это глубоко внутри Дика, как всегда. Он засовывает руку в порваное нижнее бельё Дика, чтобы обхватить его член и подрочить ему, заставляя Дика выплеснуть свою собственную разрядку внутрь костюма Найтвинга. На мгновение в комнате воцаряется полная тишина, за исключением звука тяжёлого дыхания. Слэйд остаётся прижатым к нему, удерживая его на месте, но обе его руки слегка подрагивают там, где они сидят, обвившись вокруг тела Дика. Он медленно выходит, и Дик гримасничает, чувствуя, как сперма Слэйда заполняет его, стекает по его телу, окрашивая верхнюю часть бёдер. Слэйд целует его, и, кажется, его не беспокоит тот факт, что рот Дика прижался к его рту, не в силах собраться с силами — душевными, а не физическими, — чтобы поцеловать его в ответ. — Это было хорошо, — пробормотал Слэйд. Он отпускает запястья Дика, и его руки падают по бокам. — Намного лучше, когда всё в открытую, а? Как и в случае с поцелуем, Слэйд не беспокоится, когда Дик не отвечает. Вместо этого он ставит ногу Дика на место и медленно отходит, видимо, желая убедиться, что Дик не собирается просто рухнуть, как только его отпустят на месте. Это уже совсем близко, ноги Дика дрожат, но мысль о том, что сейчас он упадёт перед Слэйдом, заставляет его подтянуть колени и остаться в вертикальном положении. — Увидимся в следующий раз, птичка, — с ухмылкой говорит Слэйд, убирая член и поправляя джинсы. — Нам и дальше будет так весело вместе. Как только он ушёл, дверь за ним захлопнулась, Дик позволил себе сползти по стене, слабо поморщившись, когда его ноющая голая задница ударилась об пол. Это сопровождается влажным звуком, вызванным вытекающей из него спермой. — В следующий раз, — повторяет Дик и пытается собраться с силами, чтобы встать. Он отчаянно нуждается в душе.