Просто будь со мной...

— Люси... — с болью в голосе проговорил цирюльник. — Ты соврала мне, — его тон тут же изменился, голос, что секунду назад был тихим и нежным, сейчас звучал громко и угрожающе. Суини поднялся на ноги, теперь он возвышался над Ловетт и медленно шел в её сторону, загоняя женщину в угол. — Нет-нет, я не врала... — робко начала миссис Ловетт, она понимала, что скоро отступать будет некуда. — Я лишь хотела облегчить твои страдания, сказала, что Люси отравилась мышьяком, но никогда не говорила что она мертва... — голос начал предательски подрагивать, когда спиной женщина почувствовала холодную каменную стену. В глазах Тодда был лишь гнев, он не верил ей, все, что он сейчас хотел — её смерти. Два тяжелых шага — цирюльник подошел почти вплотную, и женщина отрывисто вздохнула, вжимаясь в стену. В голове начали мелькать воспоминания: вот они с Тоддом кружатся в вальсе по пекарне, разглядывают людей и обсуждают их коварный план, вот они прогуливаются по рынку, почти как семья, в тот день Нелли на мгновение забыла всё ужасное, что происходило в её жизни, и была по настоящему счастлива. В реальность её вернул звук раскрывшейся бритвы и рука, занесенная над ней. Она с ужасом смотрела на лезвие, покрытое чужой кровью, Ловетт не хотела умирать. Бритва начала стремительно приближаться к её шее, еще пара сантиметров и женщина упала бы замертво. Рука Нелли дрожала, когда она перехватила руку Суини, не дав вонзить лезвие в её плоть. Она заглянула в глаза Тодду — пока в ней все еще теплится жизнь, женщина будет бороться до конца. — Выслушай же меня! — вскрикнула Нелли. Тодд опешил, он не ожидал, что эта хрупкая женщина, которая всегда поддавалась ему и не спорила, вдруг окажет сопротивление. Он смотрел в её глаза, в них был страх и больше ничего. Невольно он начал вспоминать всё, что было связано с ней. Он вспомнил заботу, с которой Нелли относилась к нему, вспомнил вечера, когда ему было особенно плохо, когда он хотел побыть один и она не спорила, а лишь молча уходила, бросая кроткий взгляд. Ловетт всегда поддерживала Суини, терпела любую его выходку, прощала всё, а сможет ли простить он? Напор, с которым он старался довести своё дело до конца, вдруг ослаб. Бритва всё еще была в считанных сантиметрах от тонкой кожи на горле Ловетт, но Суини не собирался продолжать, он замер, смотря в глаза женщины, на которых начали выступать слезы. — Л...люси... — начала Нелли, еле сдерживаясь, чтобы не зарыдать. — Она пыталась покончить с собой, она заперлась, я никак не могла её остановить. Суини, я делала всё, я заботилась о ней, следила, и все ради тебя! Но в тот момент я бы не смогла ничего сделать, я соврала тебе, чтобы ты мог забыть ее и начать жить настоящим! — голос предательски дрожал, ком подступал к горлу. — Я люблю тебя, люблю и не желаю тебе зла, никогда. Она не смогла бы заботиться о тебе так, как я! — Ловетт подняла голову, она притянула Суини и приложила холодное лезвие к своему горлу, прерывисто вздохнув. — Я лишь хотела, чтобы вы знали... — Нелли прикрыла глаза и опустила руки, полностью освобождая Суини. Она замолчала. Тодд смотрел на неё широко распахнутыми глазами, огонь из печи окрашивал её кудри в ярко-оранжевый цвет, ресницы Ловетт дрожали. Сейчас он может убить её — одно движение и с ней покончено, Люси отмщена. "Жизнь для живых" Нелли очень любила эту фразу, она постоянно повторяя её, когда цирюльника в очередной раз одолевали сожаления о прошлом. А ведь в этой фразе крылась истина... Он убил Люси собственными руками, и Нелли не виновата в этом. Будь он не так зациклен на мести и своей ненависти, он бы мог узнать её, мог предотвратить это, так почему Ловетт должна была страдать из-за него? Она дала ему крышу над головой, кормила и поддерживала, всегда была рядом, он обязан ей и не имеет права отнимать её жизнь. Совесть проснулась в Тодде, сейчас он осознал всё, что сделал и что мог сделать, не останови она его несколько минут назад. Рука затряслась, цирюльник выронил бритву. Что он такое? Собственными руками он убил свою жену и чуть не уничтожил единственного человека, что у него остался и любит его. Любит...кто бы мог подумать? После всего, что случилось... Ловетт стояла неподвижно, она всё еще боялась открыть глаза и пошевелиться. Суини отвернулся от неё и подошел к трупу Люси, он стоял и смотрел на неё остекленевшими глазами, опустив голову вниз. Нелли вздохнула и все же открыла глаза, эта картина заставила её сердце разбиться. — Уходи... — прошептал Суини, обращаясь к Ловетт. Голос был тихим и дрожащим, а сам цирюльник, казалось, сейчас упадет замертво. Человек, минуту назад готовый уничтожить всё, что было у него на пути, теперь был разбит, от его сердца и души не осталось почти ничего, лишь осколки, которые уже нельзя собрать воедино. Ловетт дрожала, кажется, она чувствовала его боль и переживала её точно так же. Из глаз покатились слезы, она опустила взгляд в пол, ее голос дрожал от плача. — Я не уйду... — тихо произнесла Ловетт, её слова разлетелись эхом по подвалу. — Почему? — Суини был уничтожен, когда-то громкий и уверенный, его голос стал тихим и практически не был слышен. — Я причинил им всем много боли, я причинил тебе много боли, почему ты всё еще здесь, Нелли? — он обратился к ней по имени, теперь она еще яснее чувствовала его отчаяние, Ловетт больше не могла сдерживать рыдания. — Потому что я люблю тебя! — сорвалась она на крик. Её лицо было мокрым от слез, и она не старалась этого скрыть. Эти слова прошлись по живому, ему было больно от осознания того, что кто-то все еще готов дарить ему свою заботу и любовь. Он понимал что не заслужил этого, он не хотел, чтобы она снова была несчастной, в нем проснулась совесть, и чувство вины больно кольнуло его куда-то в область разорванного в клочья сердца. — Ты не должна меня любить! — выкрикнул Суини, эти слова пронеслись эхом по всему помещению, Ловетт замерла. — Здесь нет места для твоей любви! — он все ещё стоял к ней спиной, стараясь не выдавать слез, что теперь стекали и по его лицу. Неужели она смогла вызвать в нём давно забытые чувства? — Уходи, Ловетт! — выкрикнул он в последний раз и, вытащив бритву, собирался нанести себе последний удар. Нет, Нелли не могла позволить этому случиться, она сорвалась с места, обхватила цирюльника руками и схватила бритву за лезвие — режущая боль пронзила её ладонь, но она не отпускала острие, а лишь крепче сжимала инструмент, её рука дрожала от боли, кровь струйками стекала по ней, пачкая одежду Суини. — Милый мой, Суини... мистер Ти, нет, пожалуйста! — она задыхалась от слез, они буквально душили её. — Не оставляй меня, не делай этого! — она кричала, прижимаясь к нему всем телом, женщина боялась снова потерять его и на этот раз навсегда. — Ты всегда была со мной... — слезы крупными каплями падали на руку Нелли, все еще сжимающую лезвие, теперь Суини тоже рыдал и уже по настоящему. — Я хотел тебя убить... — продолжал он, — а теперь ты спасаешь меня... — он отпустил бритву, Нелли сразу же откинула её в дальний угол и обхватила Тодда со спины, все ещё прижимаясь к нему, она пачкала его своей кровью, сжимала его одежду, не обращая внимания на боль. — Я люблю тебя, милый мой, пожалуйста, останься со мной. Ты мне нужен! — женщина тяжело дышала, она всё еще боялась потерять его, Нелли бы не пережила этого, только не еще раз... — Нужен... ты нужен мне... — всё повторяла она шепотом, крепко держа его в своих объятиях. Внутри Суини всё сжималось, он видел тело Люси, но теперь она не имела такой важности, сейчас он и правда чувствовал боль, но не от потери жены, теперь Суини больше всего на свете боялся потерять Ловетт, он любил её, любил больше жизни и сумел признать это только сейчас. — Ты одна у меня... — сказал он с трепетом и отстранился, но лишь для того, чтобы встать лицом к Нелли, его Нелли. Тодд обхватил её руками и мысленно поклялся себе, что больше никогда не отпустит, она будет в безопасности, они будут только вдвоем. Цирюльник гладил рукой её волосы, пока она тихо всхлипывала, прижавшись к его груди. — Я люблю тебя, Нелли, пожалуйста, будь со мной прости меня, прости за все... — он больше не боялся своих эмоций, не сдерживался и позволял себе слезы, наконец, спустя пятнадцать лет, он смог снова испытывать что-то, кроме разрушительной ненависти. Она всхлипнула и тихо сказала: — Я уже простила, давно простила... — женщина скользнула руками по его телу и обхватила, заключая в объятиях, они оба сжимали друг друга, пока в печи догорали угли. Теперь их ничего не разлучит.