* * *
С остальными Розмари находится в сносных отношениях и иногда даже проявляет к ним теплые чувства. Со Слоан она проводит подавляющее количество времени: делится с ней книгами и одеждой, обсуждает фильмы и иногда пересказывает прочитанное. Маркуса она обнимает перед завтраком. Кормит ворон Фэй и помогает ей подобрать новые очки. Альфонсо и Джейми покупает сладости, пока они торчат на миссии. Роуз не считает их своей семьей — не хочет считать — но они по-своему ее любят, мирятся с ее бунтарством поразительно легко и спокойно. Остается один лишь Бен, с которым она только и дело что ругается. Точнее Бен ругается с ней. Самой Розмари до раздражающего безразлично. Его это до раздражающего бесит.* * *
В десять лет Номер Семь сама приходит к нему, чтобы почитать вместе сказки перед сном.* * *
В одиннадцать они уговаривают отца посадить их рядом за обеденным столом, чтобы быть чуть ближе друг к другу.* * *
В пятнадцать Розмари признается, что он ее любимый брат.* * *
В шестнадцать с ней что-то происходит — неуловимая глазом перемена, вынужденное взросление, резко отдалившее ее от Второго. Огорчило ли его это? Да. Сильно ли? Возможно. Бен всеми силами пытался этого не показывать.* * *
— Слоан? Хей, я хотела попросить тебя кое о чем… — он замечает ее утром у двери другой сестры, как раз на дороге к лестнице. Розмари стоит в легкой атласной юбке и рубашке, а в руках держит, кажется, корсет. С другой стороны двери никто не отвечает. Девушка разочарованно выдыхает и разворачивается, встречаясь с внимательным взглядом брата. — Она сегодня на тренировке с отцом. Видимо, уже ушла, какая жалость, — он издевательски приподнимает уголки губ вверх и прячет руки в карманах штанов. — А ты опять прогуливаешь? — Поразительная проницательность, - не остается в долгу Седьмая. Янтарные глаза игриво блестят в солнечном свете, когда она внезапно весело интересуется: — Тогда, может, ты мне поможешь? И я, так уж и быть, появлюсь на тренировке тоже. — Отец учил нас помогать убогим, — он уверен, что справится. Это всего лишь очередное испытание на стойкость, он и не с таким справлялся. Очередная провокация неизвестно ради чего. — Что там у тебя? — Хочу попробовать надеть корсет, — она приподнимает вещицу в воздухе, белые ленты мягко колышутся на сквозняке. — Но не знаю, как правильно его зашнуровать. Думала, Слоан поможет. — Не знал, что ты не умеешь пользоваться интернетом, — не обходится без колкости, но Бен все же кивает. — Пошли, так уж и быть. В комнате у Розмари светло: стены увешаны плакатами групп и фотографиями с друзьями. На лаковых полароидах она сдержанно улыбается и приобнимает какую-то девушку, строит рожицы с парнишкой помладше и прижимается губами в щеке неизвестного, чье лицо зарисовано маркером. Бен несколько секунд изучает последнее и невольно задается вопросом: Кто это? Кого она целует в этой размытой реальности фотографий? На столе дымится подожженная палочка благовоний — пахнет жасмином. Седьмая изящно устраивается на кровати, и Второй опускается рядом с ней. Им уже по двадцать лет, но в ее комнате он был всего лишь несколько раз за последние годы. Атмосфера практически не изменилась: Розмари все еще любит кристаллы, магию и классику, а когда она увлеченно закатывает рукава рубашки, Бен замечает маленькие рисунки на ее запястьях, сделанные хной. Он вспоминает про татуировку на ее спине. Сколько у нее вообще татуировок? — Смотри, я нашла схему, но тут как-то сложно, — она открывает замысловатую картинку у себя на телефоне, и ему приходится заглянуть ей за плечо, чтобы рассмотреть получше. От ее волос пахнет все тем же ванильно-табачным парфюмом. Харгривз не позволяет себе задержаться и тянется, забирая телефон, изучает хитрое переплетение лент несколько секунд и кивает. — Не забудь, что за тобой должок, — кидает он насмешливо и забирает корсет, легко обвивает его вокруг талии и нетерпеливо закатывает глаза: — Спину выпрями, идиотка. Со стороны слышится развеселенный смешок, Розмари послушно следует его указаниям и молчаливо ждет, когда все будет готово. Бену просто не верится, что он действительно это делает. Он думает: все только ради блага команды. Отец будет доволен, если узнает, что именно Второй уговорил неугомонную сестру появиться на занятиях. Даже сам Реджинальд уже опустил руки — он знает, что у него над Седьмой нет власти, что наказания не помогут, и она все покорно выполнит, но после возьмется за старое. Розмари единственная из них, кто живет нормальной жизнью: у нее есть друзья, у нее есть увлечения, она свободна, словно ветер. Бена это злит, потому что она должна быть с ним, прямо как в детстве. Она не может так легко бросать его и находить замену в других людях. — Я покурю пока, — Розмари не привыкла спрашивать разрешения, поэтому легко тянется к тумбочке. Бен ее опережает и хватает пачку первым, отбрасывая ее в дальний угол комнаты. Ему плевать на ее дурные привычки: он и сам иногда прикладывается к сигарете — но принципиальность играет с ним злую шутку. Он рывком усаживает сестру обратно и вновь погружается в сплетение лент. Сердце больше не стучит в ушах, и он как будто бы не волнуется. Три года прошло, детская влюбленность закончилась. Номер Два уже перецеловался с десятком женщин, и ему безразлична эта упрямая заноза. Она тихо вздыхает. — Умерь свои лидерские замашки, пожалуйста, папочка, — недовольно тянет Седьмая. Издевательское обращение отзывается легкой дрожью в груди. — Никогда не понимала, почему ты у нас такой зануда. Хуже Маркуса. — Потому что в этой семье должен быть хотя бы один ответственный человек, — огрызается Бен, специально затягивая ленты слишком туго, чтобы она недовольно зашипела. — Зануда, — зло повторяет она, комкая одеяло, голос предательски срывается. — Повторяешься, дорогая, — довольно скалится Харгривз, но все равно смотрит, впивается взглядом в ее пальцы, сжимающие шелковую ткань. Воображение бьет его хлесткой пощечиной наотмашь, и перед глазами вспыхивает совершенно другая ситуация, грязная, извращенная. Она наполнена прикосновениями, в ней нет мешающейся одежды и остаются только ее стоны. Воздух становится удушающим. Он заканчивает свою работу как можно быстрее и уходит из комнаты молча, даже не слушая слова благодарности. Пошла ты к черту, Роуз, пошла ты к черту. Бен ощущает свою ненависть почти физически, потому что мучается только он, а Седьмой как будто бы плевать: у нее другая жизнь, другая семья, в которой нет места ему. Она только и умеет, что играться чувствами людей, но он ей не позволит.* * *
В двадцать пять Розмари убегает из дома и не появляется несколько недель. У Бена кровь кипит от злости. Они обыскивают город, но тщетно — сестра словно испаряется, словно никогда ее и не было. Седьмая такая эгоистка, что ему тошно. Второй ищет ее глазами каждый день: вдруг, спустится к завтраку, вдруг, промелькнет в коридоре. Он врывается в ее комнату без спроса и сидит там часами. Воздух еще пахнет пряными духами. Полароиды так же висят на стене, и к ним прибавляется несколько новых. Розмари на них чему-то ухмыляется, зажимает в зубах сигарету, и по тонким губам и подбородку стекает кровь. Бен забирает один и прячет в кармане форменной куртки. Иногда ему кажется, что он видит ее улыбку в лицах прохожих. Способность Розмари — обмен разумом, она легко может захватить чужое тело и поменяться с хозяином местами. Второй думает, что это точно одна из ее штучек — мысли теперь только о ней, настолько часто, что голова идет кругом.* * *
Он видит ее в клубе. Она танцует с какой-то девушкой — высокая, изящная фигура в черном платье, залитая алым светом неонов. Бен думает, что у него едет крыша, когда подрывается с места и пробивается к ней через толпу. Он видит ее золотые глаза, горящие в полутьме, прежде чем Седьмая подмигивает ему и растворяется среди танцующих фигур. Ему удается схватить ее за горячее запястье только на секунду: кожу обжигает, а глаза вспыхивают еще ярче. — Так соскучился по мне? — он читает этот вопрос по губам, тонущий в оглушительной музыке. вернись вернись вернись вернись... Но Розмари не хочет, а потому бьет ниже пояса и применяет свою способность. Она и тело может контролировать: создает ментальную связь и делает жертву послушной марионеткой. Бен чувствует, что он себе больше не принадлежит. Девушка отворачивается, а он, словно ее отражение, делает то же самое, и они расходятся в совершенно противоположных направлениях. Когда действие сил спадает, Седьмая окончательно исчезает в фиолетовой дымке ночи.* * *
Бен замечает, что на кухне горит свет, случайно. Наверняка, это Альфонсо или Джейми. Он направляется туда с твердым намерением отчитать этих придурков и отправить спать. Вместо них он находит Розмари, которая сидит на столешнице и с задумчивым видом поглощает тарелку абрикосов. — Смотрите, кто объявился, — тянет он насмешливо, выходя из тени на свет. — Что, деньги кончились, решила вернуться? Седьмая выпрямляется и кидает на него недовольный взгляд. Ноги в аккуратных лаковых туфлях болтаются в воздухе, твидовые шорты оголяют бледные худые коленки. — Пришла кое-что забрать. — Думаешь, я тебя отпущу? — Я даже спрашивать не буду. Бен приближается к ней за пару шагов и сокращает дистанцию до минимума, раздраженно хлопает ладонями по мраморной столешнице и лишает ее возможности уйти. — Где ты, блять, вообще была? Она растягивает губы в издевательской улыбке и снова аккуратно разделяет абрикос пополам. Сок стекает у нее по пальцам на ладонь, и Седьмая быстро слизывает его и молчит. От сладкого аромата во рту начинает скапливаться слюна. Бен безмолвно следит за ее действиями и со злостью отбирает у тарелку. Розмари тяжело вздыхает. — Гуляла. Немного путешествовала. Делала все, что не можешь ты. От насмешки в голосе все вспыхивает красным. Бен выразительно приподнимает брови и медленно наклоняется к ее лицу, переходя на угрожающее шипение: — Ты хоть понимаешь, какие последствия будут от того, что ты «просто гуляла»? Ты разобщаешь нашу семью, и, если бы у тебя была хотя бы капелька здравого смысла, ты бы это поняла, дурочка. Он больше не боится ее касаться. Его детская влюбленность только мешает, отвлекает от цели, сбивает с толку. Он не позволит этому испортить свою жизнь. — Научился уже, да? Вопрос на мгновение охлаждает его пыл, заставляя задуматься, о чем она. Второй понимает это не сразу, и осознание тяжело бьет по голове. — Научился, — выплевывает он, прежде чем ощутить чужие губы на своих собственных. Розмари целует его легко: кончик языка мягко скользит по верхней губе, во рту легкий привкус абрикоса — и отстраняется практически сразу же, смотрит внимательно. Отслеживает реакцию. Бену кажется, что воздух вокруг него вот-вот заискрится, и руки сами собой сжимаются в кулаки. Она наверняка это не всерьёз: снова пытается увильнуть, манипулирует, чтобы одержать победу. Этот ее трюк уже стар как мир — она ведь знает, что он не ответит, и вся ее игра направлена лишь на то, чтобы он испугался и ушел. Харгривз думает, что это все лишь тщательно выверенный план и не собирается ему поддаваться, не собирается оправдывать ее ожидания. Он целует Розмари сам: сердце трепещет, и подрагивающие пальцы прижимают ее к телу практически рывком. Бену больше не семнадцать. Он умеет целоваться и делает это хорошо, видит в янтарных глазах растерянность и зарывается пятерней в ее темные волосы. Он не останавливается, когда Седьмая плавно отстраняется назад. Дыхание у нее сбивчивое — грудная клетка вздымается часто-часто, и Бен прижимается горячими губами к тонкой шее и сжимает пальцы в непослушных локонах. Розмари шумно вбирает воздух сквозь сжатые зубы, сама обнимает его, чтобы быть еще ближе, не оставляя ни миллиметра между телами. Она что-то глухо, возмущенно мычит от внезапного укуса в шею. Кожа пылает, и девушка беспомощно хватает ртом воздух, впивается пальцами в чужие плечи до боли и тянется за очередным поцелуем. Бен знает — это победа. Он смакует ее сладость на женских губах и пытается не думать о том, как давно этого хотел. Это — акт мести за все годы подавляемых желаний, попытка застать ее врасплох, доказательство того, что ему плевать на ее выходки, и он умеет контролировать свои чувства. И это — всего лишь ложь, потому что Второму все еще небезразлична Розмари, и он охуеть как выходит из-под хваленого самоконтроля, когда она проникает холодными пальцами ему под рубашку. Воздуха категорически не хватает, как и терпения, но он хозяйским жестом перехватывает ее узкие ладони и сжимает их своей, практически до боли, чтобы она точно его услышала. — Еще раз сбежишь из дома — я лично сломаю тебе шею, Роуз, — его голос звучит тихо и хрипло, совсем на себя не похожий. Угроза в нем вполне реальна. — Богом клянусь, если думаешь, что отец тебе это спустит с рук, то я — нет. В эту твою игру можно играть и вдвоем. Практически как объявление войны. Бен чувствует свою внезапную силу над ней и наконец видит искорки растерянности в глазах напротив. Ее тщательно выстроенная система рушится по кусочкам: план оттолкнуть его своим поведением сгорает, словно Собор Парижской Богоматери. — Я останусь, — завороженно шепчет Розмари и больше не улыбается. Она трет укус на шее, он немного пульсирует — легкая, тянущая боль растекается по всему телу.* * *
Розмари любит Бена с двенадцати лет. Это детская влюбленность: перманентное желание быть рядом, быть единственной, с кем он общается. Седьмая – эгоистка с самого детства, ей не нравится, когда брат проводит время с остальными. Она не собирается делиться ни игрушками, ни им самим, дико тактильная и не отлипает от него ни на секунду. Их объединяет любовь к книгам — ей так кажется — и стремление быть гордостью отца.* * *
В пятнадцать лет желание поцеловать его вспыхивает в ней, словно костер. Розмари знает, что так делают другие, когда кого-то любят — подростки на улицах и взрослые, а память все еще бережно хранит рассказ ее тайной подруги, что от поцелуя можно забеременеть. Это чушь собачья, и Роуз это знает, но Бена целовать все равно не осмеливается. Братья и сестры так не делают, а она хорошая сестра. — Ты — мой самый-самый любимый брат, понял? — признание выходит немного агрессивным и это совсем не то, что она хочет сказать. Они сидят на одной из крыш, потому что Седьмая любит этот их тайный уголок, хотя немного побаивается высоты. Здесь их никто не достанет и не найдет, ветер ласково играется с волосами, а на горизонте догорает закат. — Только давай без соплей, а то расплачусь, — Бен уже в пятнадцать не может прожить без сарказма, но она знает — он ее слова оценил. В груди теплится надежда, что и она у него хотя бы немного любимая сестра. После их разрыва Второй на крышу больше не приходит, хотя знает, что это все еще ее тайное место. Он тщательно хранит этот секрет у себя в памяти, и иногда, когда точно уверен, что Розмари в книжном клубе или у друзей — черт возьми — все же заглядывает, сидит, свесив ноги, и вспоминает ее слова.* * *
В шестнадцать лет Седьмая замечает, что дверь в ванную чуть приоткрыта, самая первая выбирается из воды, кутается в халат и идет драться с неугомонными братьями, которые пытаются устроить им очередной розыгрыш. Слоан весело хохочет, покрытая пеной, когда Розмари выскальзывает за дверь и обнаруживает лишь пустой коридор. Показалось? Приходится постоять с минуту, чтобы прогнать от себя тревожные мысли: вдруг Бен там тоже был, вдруг увидел ее? Она так этого боится, потому что собственное тело кажется ей уродливым и костлявым, совсем не то, что обычно нравится мальчишкам. Второй прячется с Первым прямо за поворотом. Он вжимается в стену спиной и почти не дышит, а от волнения его немного мутит. Ему хочется проклясть Маркуса с его сумасшедшими идеями, но разум слишком занят обнаженными плечами Розмари. Картинка, увиденная через дверную щель, слишком четкая: сердце дрожит при виде бледной, аристократичной кожи и острых ключиц. Бен успевает впитать образ Седьмой, что расслабленно лежит в пенистой воде, пока все остальные веселятся — у нее прикрыты глаза и темные, тяжелые от влаги волосы облепляют плечи и грудь. Он еще никогда не видел женское тело вживую. Он не сдерживается и колотит Маркуса, потому что это Первый во всем виноват, и все мысли теперь только о ней.* * *
Роуз начинает тонуть в своей маленькой трагедии все больше и больше: она ненавидит свою семью, ненавидит факт их с Беном родства, ненавидит отца, ненавидит все на свете и не понимает, что может сделать ее счастливой. Она замечает, как брат постепенно отдаляется, и действует на опережение, обрывает все связи, создает новую семью, новый мир, где нет Академии Спэрроу. Чувства все еще живут в ней, и Бен делает только хуже своими вечными придирками. Тактика игнорирования на нем не работает — печальный факт. Зато любовь его отпугивает, как диких животных факел. Пусть считает ее плохой сестрой, плевать. Так даже проще и скрываться больше не придется.* * *
Розмари горит сама, когда он целует ее в ответ. Мысли на пару минут отключаются, оставляя в черепной коробке пустоту. У Бена сильные руки: в памяти вспыхивает день, когда она впервые увидела его без рубашки. Даже в подростковом возрасте Второй кажется греческим богом, и тело у него стройное, подтянутое. Седьмая начинает пропускать совместные тренировке по мере того, как в нем закрепляется привычка заниматься без майки. — Таки шею свернешь? — иронично переспрашивает она, когда все заканчивается. — Так хочется проверить? Ты у нас не бессмертная, — он отстраняется медленно, лишая приятного тепла. Возбуждение еще бурлит по венам.* * *
На следующее утро Розмари появляется за завтраком в шелковом халате: он больше похож на нетрадиционное кимоно, и внизу на нем простирается аккуратный принт журавлей. — Привет, семья, сто лет бы вас не видела, — лениво тянет она, опускаясь на стул рядом со Слоан. Бен почти не слышит возмущенный голос отца — его заглушает вид этого чертового халата, и Второй взывает ко всем богам этого мира, чтобы не сорваться. Это просто дурацкая, несмешная шутка, чтобы спровоцировать его, и он выше этого, но взгляд все равно находит алую отметину укуса, прикрытую волосами. У Розмари после душа локоны еще влажные, вьются маленькими игривыми кудряшками, растекаясь по плечам. Второй сжимает зубы и пытается сосредоточиться на завтраке. Тосты занимают его гораздо больше, чем мысли о сидящей напротив сестре. Когда Розмари встает и уходит, он выжидает минуту, прежде чем оставить недопитый кофе и подняться следом. Ему физически сложно делать это медленно: тело уже готово сорваться и настигнуть жертву, но Бен нарочито неторопливо покидает кухню и видит Седьмую, поднимающуюся по лестнице. Он видит, как она вздрагивает при виде него, как по лицу проскальзывает игривая усмешка, прежде чем она рывком преодоляет оставшиеся ступени и переходит на бег. Для Бена это срабатывает, как спусковой крючок. В ушах вибрирует ее тихий смех, пока он пулей пересекает лестницу — по сравнению с Розмари он физически намного быстрее — и перехватывает ее у ванной. Он практически не думает, когда заталкивает ее туда и с хлопком закрывает дверь. На какое-то время они оказываются в темноте и не спешат включать свет. Седьмая тяжело дышит. — Что за фокусы, Роуз? — Второй угрожающе рычит, хватая ее за шею. Жест ощущается таким правильным, по кончикам пальцев словно проходится электрический разряд, и Бен чувствует, как быстро колотится чужое сердце. Она тяжело сглатывает, прежде чем ответить: — Не боишься больше? Мы сейчас в очень компрометирующем положении, вдруг кто услышит, — девушка дразнится, но сама остается жутко напряженной в его руках, как будто бы нервничает. Бен замечает это запоздало: то, как рушится ее невозмутимость. Ей больше не удается сохранять ведущую позицию, голос не дрожит, но слушается уже не так хорошо. Розмари, маленькая сука, пытается храбриться перед ним, но ее выдает собственное тело, и это определенно его волнует. Она вздрагивает, когда чувствует уверенное прикосновение к поясу. Харгривз хватается за него пальцами так же, как за внезапно мелькнувшую возможность разгадать этот сложный ребус их отношений, тянет вниз и отбрасывает на пол. Они практически не видят друг друга в темноте — хорошо, иначе бы ему точно увидел ее покрасневшее лицо. Тепло расходится от щек дальше, окутывают шею и закрадывается ниже, к груди и животу. Розмари прикрывает глаза, когда чувствует, как кончики пальцев медленно отодвигают ткань и скользят по коже. Она больше не может говорить — знает, что голос сдаст ее окончательно. — Как долго ты собиралась скрывать, что я тебе тоже небезразличен? — Бен задается этим вопросом вслух, обжигает ухо горячим дыханием, и Седьмая словно во сне слышит щелчок дверного замка. Гордость не позволяет ответить. Она упрямо поджимает губы и молчит, молчит даже оказываясь прижатой к стене, молчит, когда халат стягивают окончательно и спина касается колюче-холодной стены. Седьмая, может, и слаба перед ним, но у нее прекрасная выдержка, сила воли, которую не смог сломить ни отец, ни одинокие ночи в камере. — Язык проглотила? Говори, — Бен даже сейчас не снимает маски лидера, командные нотки искрятся в голосе. Розмари прекрасно осознает, что Второй — умный мальчик, все схватывает на лету, и что эту загадку он запоздало, но разгадал. Ей не хочется признавать свое окончательно поражение. Она снова тяжело сглатывает, ощущая обжигающие губы на своей шее, и цепляется руками за его футболку, чтобы не потерять опору. Она так упрямится и не хочет признавать очевидное, что это даже смешно. У Бена уголки губ тянет в развеселенном оскале, пока он скользит кончиком языка по бьющейся вене и чувствует дрожь, пробивающую горячее тело напротив. Если Розмари не собирается провозгласить свое поражение вслух, он ее заставит. — Ты нравишься мне с детства, — задушенно скулит девушка после очередного укуса. Шея для нее — самое уязвимое место, и Бен пользуется этим без зазрения совести. Он зависает над ее кожей и победно хмыкает. — Что-что? Повтори, я не расслышал, — Номер Два так и не прекращает, издевается до последнего. Розмари хочется наступить на собственную гордость и опуститься до того, чтобы начать его просить. — Ты нравишься мне с детства, надеюсь, твое завышенное чувство собственного величия ликует, — на этот раз четче и медленнее, со слабой попыткой снова показаться храброй. В голове бьется ненавязчивая мысль, что их могут услышать, и тогда все точно поймут, точно узнают. Седьмая не боится, потому что не считает академию своей семьей, однако возможность оказаться пойманной будоражит разум. Она чувствует чужие прикосновения к ткани белья и глухо стонет, до боли вжимается в дверь, чтобы не упасть. Бен легко зажимает ее губы ладонью — ощущает, как Розмари тяжело дышит, извиваясь в его руках. Происходящее кажется сном, и ему больших сил стоит не сорваться от ощущения горячей влаги под пальцами. Он ей нравится, нравится, нравится — мысль бьет в голове набатом и лишает возможности думать. Сучка-Роуз, скрывала это столько лет, так умело пряталась, что хочется отомстить ей прямо здесь, посреди холодного мрамора, но Бен умеет ждать. Он хочет сделать это по-другому, при свете дня, чтобы наконец насладиться ее телом. Пусть теперь мучается сама. Розмари практически скулит ему в ладонь, выгибается на его быстрые ласки и взволнованно выдыхает, когда все внезапно заканчивается. Щелчок выключателя заставляет ее зажмуриться, и свет неприятно бьет по глазам. У Бена на губах привычная усмешка, но взгляд горит, вспарывает кожу и проникает глубоко под нее. Он впервые видит Седьмую такой: румянец покрывает острые скулы, и она больше не выглядит такой самоуверенной. Непослушные кудри обрамляют лицо и спадают на слегка вздернутый нос. Бен поддается давнему желанию и внимательно изучает изгибы разгоряченного тела — у Розмари татуировка не только на спине, но и на животе тоже, черно-белые цветы распускаются на прессе и обвивают грудь внизу. На ней кружевное белое белье — очень в ее стиле —, мягким объятием льнет к коже, и веснушки даже на плечах. — Что это с тобой, коленки дрожат? — язвительно интересуется Второй, хотя чувствует то же самое, что и она. Девушка облизывает пересохшие губы и аккуратно распрямляет плечи в жалкой попытке принять невозмутимый вид. — А у тебя пистолет в штанах или ты просто рад меня видеть? — такая примитивная шутка в их ситуации звучит до ужаса смешно, и Розмари тихо фыркает, наклоняясь за брошенным на пол халатом. Руки не слушаются. Она решается не уступать и непринужденным тоном интересуется: — Мне выйти первой? Я понимаю, у тебя ситуация гораздо сложнее. При свете ламп разговаривать с ним практически невыносимо, невыносимо хочется опустить взгляд на черную плитку пола. Бен пользуется стойким древесным одеколоном, и Седьмая уже ощущает, что сама пахнет так же — он впитался в кожу вместе с его поцелуями. — Катись уже, — раздраженно шикает Второй, и Роуз победно улыбается ему, ловко завязывает халат и скрывается за дверью.* * *
Осознание того, что она действительно ему призналась, настигает только через пару минут, уже в комнате. Ситуация выскальзывает из-под ее контроля так легко: Бен, как акула, почувствовавшая кровь в воде, ощущает слабость и отнимает бразды правления одним сильным, уверенным рывком. Седьмая не понимает, делает ли он это ей назло или испытывает ответные чувства. Он больше не избегает ее прикосновений. Теперь у него в руках вся сила, и Розмари чертовски боится последствий.* * *
Проходит неделя. Теперь Бен целует ее сам, чуть ли не у всех на виду: они прячутся в комнате Роуз, делают это на кухне и чердаке. Он никогда не позволяет раздевать себя и больше не спрашивает о ее влюбленности. Седьмой кажется, что она постепенно сходит с ума.* * *
В честь их дня рождения отец разрешает устроить вечеринку. Розмари приходит на нее впервые за последние пять лет — до этого она обычно праздновала в кругу своих друзей и предпочитала не появляться в академии в этот день. Глупо отрицать то количество стараний, которые были приложены, чтобы выглядеть хорошо, и кончики пальцев стремительно леденеют от беспорядочных мыслей. В гостиной шумно и пахнет алкоголем: диско-шар весело ей подмигивает, мигая в алом свете, по полу раскидано конфетти. Девушка пытается непринужденно поправить уложенные кудри, но в груди разливается предательское волнение, а сердце жалобно стучит по ребрам. — Роуз, ты тоже тут! — Слоан подбегает к ней первее всех и вручает бокал шампанского. Она — ее самая любимая и близкая сестра, мечтательная воздушная принцесса, которую нужно оберегать. Розмари знает, что Слоан правда рада ее видеть, и крепко обнимает сестру, аккуратно опуская руки на серебристые пайетки платья. Присутствие Пятой позволяет немного успокоиться и выдохнуть. Все точно будет в порядке. — Смотрите-ка кто пришел, — голос Второго опережает ее желание найти его самой. Бен поднимается с дивана и лениво движется в ее сторону — походка нарочито медленная, отчего сразу возникает вопрос о трезвости. Седьмая окидывает его быстрым взглядом: темная шелковая футболка-поло и классические брюки, волосы в небрежном беспорядке. Брат выглядит так, словно и не готовился. Она пытается не пялиться слишком откровенно на широкий разрез в районе груди, оголяющий шею и ключицу. Нужно просто улыбнуться, не слишком радостно и не слишком холодно. Словно ничего и не происходит. — Смотрите-ка кто напился, — Розмари отходит от сестры и растягивает губы в ироничной улыбке, но брови предательски взлетают вверх, когда шампанское у нее забирают и вручают стакан с виски. — Могу себе позволить, — тянет Бен и осушает отобранный бокал залпом. Его глаза весело блестят, и игривая нотка в голосе заставляет все внутри перевернуться. — Что, даже не обнимешь? А то все подумают, что у тебя только Слоан в любимчиках. Это похоже на провокацию, поддразнивание настолько легкое, что в груди разгорается азарт. Розмари улыбается — на этот раз по-настоящему —!прежде чем лисой оказаться рядом с братом и обвить его шею руками. Он так давно не просил ее обнять — можно расценивать это как хороший знак. Она прижимается к его щеке своей и тихо бормочет: — С днем рождения, зануда. — Давай только без нежностей, а то меня стошнит, — Бен тихо хмыкает и обнимает ее в ответ. Голова немного кружится от алкоголя, а от Седьмой одурманивающе пахнет чем-то сладким, и он позволяет этим объятиям оказаться дольше положенного. — С днем рождения, Роуз. Они устраиваются на одном диване, и ее голые коленки, выглядывающие из-под изумрудного платья, соприкасаются с его. Второй делает вид, словно так и надо и в этом нет ничего такого, и старается не рассматривать тонкие золотые цепи, которые обвивают ее плечи и грудь как портупея. Он задумчиво крутит в руках стакан с виски: прозрачное стекло приятно холодит кончики пальцев. Похожая цепочка сейчас обвивает его шею. Ничего такого, просто Бен заметил, как Розмари постоянно туда смотрит, и решил добавить маленькую деталь. Это произойдет сегодня. — Сигарету будешь? Она задает вопрос чисто из приличия и ждет привычный отказ. — Давай. Седьмая лениво достает пачку из кармана и выуживает две сигареты: одну себе, одну — ему. Ей сложно скрывать свое удивление от того, что он действительно согласился, и она рассредоточено чиркает колесиком зажигалки несколько раз в попытке получить маленький огонек. Длинные ногти, верно служащие ей столько лет, вдруг играют с ней злую шутку. Из них двоих пьяный только Бен, но ощущается совсем наоборот. Она предательски замирает, когда он с раздраженным выдохом придвигается вплотную — теперь они соприкасаются бедрами — и отбирает у нее зажигалку, делая все правильно с первого раза. На фоне ребята пытаются голосить в караоке, и только они не участвуют, словно существуя в отдельном мирке, который равен площади кожаного дивана. Розмари склоняется к огоньку и делает затяжку. Бен терпеливо ждет. Карие глаза кажутся почти черными в полутьме, делая его похожим на затаившего хищника, и им обоим понятно, кто сегодня станет жертвой. Чувство предвкушения отзывается обжигающим теплом внизу живота. — Наш золотой мальчик курит? — она медленно отстраняется, взглядом впиваясь во Второго, лениво откинувшегося на спинку дивана. — Если бы наша девочка-бунтарка была дома почаще и не бегала от меня, то знала бы, что да, — парирует Бен, смотря в потолок. Годы недомолвок нависают над ними словно грозовая туча. — Я думала, кое-кто не любит, когда в личную жизнь лезут, — внезапно для себя огрызается Розмари. Ее вина в произошедшем определенно есть, но защитная реакция напоминает о себе гораздо быстрее. — А может я хотел, чтобы ты в нее полезла? — не остается в долгу Бен, и его слова проходят через нее пулей навылет. Ей стыдно. Она делает раздраженную затяжку и первые секунды молча наблюдает за тем, как брат расслабленно курит, выпуская дым кольцами. Нужно что-то сделать, что-то сказать, не упускать шанс хоть немного все исправить — эта потребность вспыхивает в голове и бьет, бьет, бьет по вискам, вынуждая действовать. Седьмая выпивает виски залпом и заходится в беспомощном кашле, но все равно встает и протягивает ладонь. — Идем танцевать. Второй кривит губы в усмешке и снова прикладывается к сигарете. Он не хочет соглашаться так просто, и азарт в глазах выдает его с головой. Они не веселились вместе уже вот как лет пять, и эта возможность загорается неоновым огоньком в ночи. Ему так хочется побыть с ней нормально — без агрессии и холода. — Ты просто невыносима, — ей кажется или она слышит улыбку в его голосе? — Это был не вопрос. Идем. У нее все внутри трепещет, когда он с тихим вздохом принимает ее руку и оказывается утянутым на танцпол. Это победа, победа, победа, взрывающаяся фейерверком восторга в глазах. Слоан восторженно взвизгивает — вся семья наконец-то в сборе, и Фэй устремляется к стойке диджея, чтобы сделать музыку громче. Комнату озаряет цветными всполохами, и они оказываются в самом центре среди остальных. Розмари не умеет танцевать — это не кажется проблемой, к щекам подступает жар от алкоголя, и она сама обнимает Второго, покачиваясь в такт музыке. Тело кажется легким и воздушным, виски напоминают о себе, а все пространство медленно плывет. — Это Рианна? — ей сложно перекричать музыку, а Бен весело ей ухмыляется напротив. — Не думал, что ты разбираешься в чем-то, кроме классики, — ему приходится чуть наклониться к ее уху, чтобы его слова не потонули в энергичных битах. От ее кудрей пахнет вишней. — Ты — зануда, — Седьмая смеется и на мгновение обнимает его крепче: рука теряется в темных волосах, прежде чем исчезнуть. Бен делает глубокий вдох и забывает, что нужно выдыхать, когда видит веселящуюся сестру напротив. Она увлеченно двигается в такт под задорный голос Рианы, которая непрерывно вопрошает: «Where have you been all my life», перехватывает руки Фэй и легко прокручивается под одной из них. Сигарета все еще тлеет в тонких пальцах, но Розмари как будто о ней забывает, полностью погруженная в танец. Ему очень хочется поцеловать ее сейчас. Второй упрямо пробивается к ней и притягивает обратно к себе, легко скользит по оголенным рукам и переплетает их пальцы. Он тоже умеет быть эгоистом, особенно если нужно выбирать, кому будет улыбаться его сестра. — Ты просто прекрасно танцуешь, — Розмари делает ему комплимент совершенно спонтанно, выбивая из безмятежного состояния опьянения и радости. — Ты тоже, — вырывается само собой. Он вглядывается в ее горящие глаза и как будто бы теряет способность язвить сейчас, потому что она очаровательна, она ему улыбается, а он влюблен в нее до безумия.* * *
Бен накрывает ее губы, так и не дойдя до комнаты. Время уже далеко за полночь, и они понятия не имеют, где находятся все остальные. Алкоголь постепенно выветривается из организма, предоставляя возможность рассуждать трезво, и Второй точно знает, чего он хочет. Они крадутся по коридору, словно им снова по тринадцать — две темные фигуры, держащиеся за руки. Роуз без разрешения пробирается ладонями ему под рубашку и обжигает кожу прикосновениями. Они вваливаются в его спальню, чудом не задевая порог. Розмари еще никогда не была здесь до этого момента: воспоминания из детства смутные, и с тех пор слишком многое изменилось. Взгляд цепляется за обилие рисунков на стенах — это не шедевры мирового искусства, скорее просто ленивые наброски начинающего художника — и вскользь уточняет: — А давно ты..? — Нет. Решил попробовать недавно, — отзывается Второй и утягивает ее на кровать. К горлу подступает предательский комок волнения, который девушка пытается перебороть, опускаясь на холодные простыни. Целоваться с ним — это одно, но заниматься любовью — совсем другое. У Роуз в этом минимальный опыт, не в сравнение с братом. Она правда боится сделать что-то не так. Бен замечает это по ее чуть сведенным вместе бровям и напряженным плечам. Он устраивается на подушках и прижимает к себе, заставляя устроиться на коленях. Ему сложно делать это медленно, сложно разговаривать в процессе — для него секс обычно проходит в тишине, с периодичными стонами и вскриками. Без диалогов. — Голова не кружится? — спокойно интересуется Второй, на что Розмари с секундной заминкой кивает. — Немного. Только потому, что ты рядом, — легкий, игривый флирт выходит у нее на автомате, как защитная реакция на стресс. — Скажи, как снять с тебя эту штуку, я помогу, — он скользит пальцами по тонким цепям на ее платье, ощущая холодок на кончиках. В иной раз Второй бы их порвал и не стал ждать — но это другой случай, в котором нужно проявить терпение, чтобы не напугать. — Пытаешься меня отвлечь? — Розмари старается спрятать свою нервозность за сарказмом и прекрасно понимает, что именно это Второй и делает. — Ну вот еще, — он фыркает и замечает, как тонкие губы трогает улыбка. Тактика работает — еще бы, Бен не зря слывет отличным стратегом — и девушка чуть расслабляется, тихо выдыхает и садится к нему боком. На самом деле, ей просто приятно видеть его заботу. Роуз не знает, каково это: испытывать ее со стороны брата во взрослом возрасте. Память до сих пор хранит моменты, где они прячутся вместе под одним одеялом от грозы и Второй отдает ей свое печенье. — Там на талии застежка, — объясняет она с усмешкой. — Пожалуйста, только не порви, я спустила на это кучу денег. Бен чуть щурится в легкой полутьме зажженного светильника и цепляет пальцами изящное украшение, быстро справляясь с задачей. Рука сама тянется к молнии платья: собачка плавно скользит вниз, все больше и больше оголяя кожу. На плечах созвездиями выглядывают полупрозрачные веснушки. У Розмари на спине огромный черно-белый дракон — скалится на Второго, чего больше не может сделать его хозяйка. Алые, черные и белые линии мягко переплетаются между собой, гибкое туловище зверя объято всполохами огня. Бен невесомо касается узора под острой лопаткой и слышит тихий, едва уловимый выдох. — Почему именно дракон? — подозрение маячит на периферии, пока он покрывает медленными поцелуями напряженную спину. — Потому что… — она делает короткую паузу, не хочет говорить, но под конец сдается: - Я не знаю. Он просто напоминает мне о тебе. Признание отдает фейерверками по позвоночнику, и кровь бурлит по венам огненной лавой, забирает весь воздух и заставляет задыхаться. Бен окончательно стягивает с девушки платье и валит на кровать, потому что самообладание как будто бы дает сбой и отключается, когда она говорит о таких вещах. Это слишком личное, слишком интимное, отчего голова кружится и сносит крышу. У Розмари на щеках распускается румянец — она чувствует то же самое и приподнимается на локтях, чтобы накрыть его губы своими. От открытого окна в комнату врывается осенняя прохлада, заставляя задрожать, пахнет крепким табаком и ванилью. Девушка стягивает шелковую майку — почти что рвет — и скользит взглядом по сильному, подкаченному рельефу. Ей хочется кусать, царапать, скулить, просить, поддаваться — желание пронзает рассудок и лишает контроля. Седьмая любит этого человека: любит его темные глаза, аккуратные клыки и маленький, тонкий шрам на левой щеке. Чувство настолько сильное, что затапливает, заставляет тонуть и барахтаться в своей беспомощной любви без возможности вернуть все как было. Она больше и не хочет, чтобы было как раньше — не после их поцелуев, его улыбок и сказанных слов. Розмари прижимается к горячему, полуобнаженному телу и на пару мгновений замирает, тяжело дыша, обвивает не слушающимися руками шею. Бен без слов сдавливает ее в объятиях, носом утыкаясь в кудрявые темные волосы, позволяет себе погрузиться в выдуманный мир, в котором они никогда не отдалялись друг от друга и так было всегда. — Не уходи от меня больше, поняла? — в шепоте нет прежней угрозы, только невысказанная мольба. — Не уйду. Розмари выдыхает тихое «Господи», когда между ними не остается больше ни сантиметра белья, в груди все дрожит и трепещет. Бен двигается медленно — чтобы не причинить боль, не спугнуть — и вновь приникает к тонкой шее губами, чувствует, как стоны отдаются легкой вибрацией под кожей. Он тихо усмехается, когда они внезапно меняются местами, и уже он оказывается прижатым к постели. У Седьмой блестят глаза, пока она медленно двигается — дразнит, становится смелее, самостоятельно притягивает его горячие ладони и устраивает их у себя на бедрах. У Бена от ее усмешки кружится голова. Он тихо цокает языком, прекрасно понимая этот хитроумный план, и некоторое время позволяет мучать себя, откидывается на подушку и сжимает пальцы на нежной коже, слышит ее довольный стон. У него очень длинные ресницы — мысль проносится в голове мимолетно, когда Седьмая смотрит на идеальный торс в белых, прохладных простынях, и остается только проявить терпение, чтобы получить гораздо больше. Тело такое легкое, едва хватает выдержки, чтобы двигаться так медленно и размеренно. Розмари тихо вскрикивает, когда Второй легко приподнимается и садится, сопровождая это действие резким толчком. Все происходит слишком быстро: она только успевает обнять его за шею, полностью теряя мнимый контроль над ситуацией. Жар удушающей волной расходится по всему организму, из комнаты словно выкачивают весь воздух, заставляя беспомощно ловить остатки приоткрытыми губами. Движения становятся слишком быстрыми, требовательными, жаждущими, заставляют прильнуть к чужой груди и полностью отдаться такому бешеному ритму. Пахнет дорогим парфюмом и откровенностью. Бен практически не задумывается о том, что их могут услышать — к черту, к черту, к черту — пока тишину нарушают ритмичные шлепки и сбивчивые стоны. Ему становится охуеть как горячо, когда он слышит собственное имя — всего три буквы, сказанные умоляющим тоном ему на ухо, и просьба не останавливаться. Он прикусывает мягкую нижнюю губу и слегка оттягивает назад, а руки словно бешеные скользят по обнаженному телу. В Академии Спэрроу достаточно тонкие стены.* * *
На следующий день Слоан ей заговорщицки подмигивает, и Розмари с нарочито непринужденным видом прикладывается к сигарете в попытке скрыть улыбку. У Бена на шее мириады засосов: они выглядывают из-за его черной водолазки, когда он спускается на первый этаж. Волосы так и остаются в полном беспорядке после бурной ночи. В Академии полная разруха после их денно-рожденной вечеринки, и неизвестно, что на это скажет отец. — Ого, единственный мальчик, который выжил, — посмеивается Седьмая, на что он недовольно закатывает глаза. — Смотри, чтобы ты не стала девочкой, которую убили сигаретой, — Второй опускается рядом с ней на диван и делает глоток из своей чашки с кофе. У них еще целый день впереди — нужно залатать «раны», посмотреть рисунки и придумать весомый аргумент для семьи, чтобы объявить о начале их отношений.