Буйство гормонов

Профессор Веномус давным давно утратил нить времени, плавно перетекающей из мягкой снежной зимы в розовато-желтую весну, гордо носящей титул начала жизни и запускающей активный процесс естественных реакций организма, будь он проклят: бабочки в животе. По крайней мере, так привыкли выражаться необученные азам биологии люди. Профессор, называющий вещи своими именами, нарекал процесс несколько сложнее — буйство гормонов. Бешеный коктейль из эндорфинов, дофаминов, окситоцина и серотонина. Организм отчаянно требует чувствовать. И объектом потенциального воздыхания может оказаться кто угодно. Предугадать — работа не из простых. Если не невозможная. Невысокий полноватый учёный с необычной зеленой шевелюрой ухлёстывал за профессором не единственный месяц. Добивался, ухаживал, стремился местами даже угождать. Веномус не отвергал, но и взаимностью отвечать не спешил — в конце концов, он мог и ошибаться касательно собственных подозрений насчет чувств Боксмена. Да, заботился. Да, оказывал внушительную помощь. Поддерживал. Но всякий раз, получая вместо обыкновенной словесной благодарности массу объятий, восклицаний и восхищения, терялся. Чувствуя маленькие, но теплые и мягкие руки на своей талии, биоинженер замирал. Это происходит столь часто с момента возобновления сотрудничества и перемирия, но почему каждый раз, словно впервой? Об этом предстоит поразмышлять несколько дольше. И глубже. ** — Профессор? — дверь в лабораторию со скрипом приоткрылась и внутрь неспешно прошла приземистая фигурка. — Уже одиннадцатый час. Ты пропустил ужин, — становящийся робким голос прозвучал с щепоткой укора. — Я не хочу тревожить тебя слишком часто, однако…это уже не совсем нормально. Веномус ответил молчанием. Будучи развёрнутым к Боксмену спиной на кресле, он, несмотря на отсутствие зрительного контакта, словно затылком глядел. Например, сейчас смущенный учёный неловко переминается с ноги на ногу, сцепив пальцы в замок и пытается подобраться ближе. — Не следил за временем, — уставшие глаза уперлись в окно, где на город опускалась ночь с темно-синим небом и серебряными звёздами. Типичный весенний вечер. — Вы что-то хотели, всё-таки? — профессор таки удосужился одарить Бокса одним из утомленных взглядов и развернулся. В руках он держал кристально чистую пробирку и лоскуток ткани. Должно быть, уже заканчивал с делами, однако отходить ко сну явно не собирался. — Как так можно?! — эмоциональный Боксмен всплеснул руками и живо потопал к апатичному профессору. — Когда ты в последний раз ел? А на улице когда бывал? — обеспокоенно допрашивал он, на что получил лишь вздох. — Я не дам тебе здесь захилеть, слететь с катушек и потерять здоровье! Брови Веномуса поползли вверх, но взор остался неизменным. Измотанным, с примесью суровости и безразличия. — Почему вы…ты так печешься обо мне? — поддавшись уговорам Бокса, биоинженер приподнялся с места. — Моя работа — это…вот, — не сразу подобрав слова, мужчина ладонью обвёл весь арсенал для занятия наукой, — а не есть, спать или плевать в потолок. Раз уж я здесь, не мешай мне тебе помогать, — последняя фраза была практически брошена. Боксмен слушал, сложив руки на грудной клетке. Ловил каждое слово и не избегал взгляда в глаза, словно пытаясь отыскать тайный смысл в словах профессора Веномуса. Вопрос о том, почему же он так об этом печется, вызвал у него новый прилив смущения. На мягких щеках заиграла алая краска. — Я так старался с тем же ужином, — затараторил учёный, — и так мечтал, что мы…наконец, пересечемся и поедим вместе… — Бокс, находясь под волнами накрывающих эмоций, едва подбирал то, что стоит сказать, дабы быть правильно понятым. — А я…не люблю смотреть, когда ты изнуряешь себя. И только в этот момент Веномус решил не просто изучающе пройтись взором по силуэту Боксмена, а задержаться на лице. И сердце пропустило удар. Ему ни раз приходилось наблюдать ученого в разных состояниях, начиная подавленностью и завершая злорадством. Можно сказать, созерцал весь спектр его эмоций. Но сейчас увиденное отозвалось гулким толчком в грудной клетке, вынудившим внутри всё свернуться в клубок. Боксмен стоял совсем близко. От него пахнет чем-то сладким. Обычно такой аромат можно учуять на кухне, когда готовится десерт. Ненавязчивый, но приятный. И вот он — тупиковый момент. Именно сегодня биоинженер разбирался с чувствами. Пропускал через самые разнообразные призмы, рассматривая и изучая с альтернативных сторон. Преимущественно — с научной. Что это всего-навсего игра гормонов, что никакой химии между ним и Боксом нет, что это выдумано. И тут же, казалось бы, надёжные факты были разбиты. Он не отрицал любовь в целом. Но открещивался от данного чувства в своём случае. — Пойдём? — Боксмен невинно протянул ему руку, приглашая следовать за собой. — Я приготовил кексы…с начинкой. И хотел бы разделить с тобой, — не дожидаясь согласия на прикосновение, он практически невесомо задел кончики пальцев профессора. — И ты давно не дышал свежим воздухом. Если захочешь, мы могли бы устроить небольшой вечерний пикник. Оказать? Невозможно. Почему-то на сей раз обидеть Боксмена показалось непростительной ошибкой. Будто в трансе, он слабо сжал пальцы инженера, молча выражая уверенное согласие. Нет, на сей раз говорить «нет» сил не хватит. Что-то меняется. Кардинально. — Пойдём, — выдохнул мужчина, и, не успев добавить что-то еще, был настойчиво уведён Боксменом в сторону выхода из душного помещения. Бокс сиял. Мягкая улыбка и глаза блестели на лице в предвкушении. Вот он — долгожданный момент. Провести хотя бы один час в компании с Веномусом, не связанным с работой. Просто потому, что они могут себе позволить. Ведя за руку высокую фигуру, Боксмен невольно видел себя в роли самого счастливого ребёнка на планете, чья заветная мечта таки осуществилась. — О, не сомневайся, это будет потрясающе, профессор Веномус! — радостно посмеивался инженер, шагая по коридору. — Фруктовые кексы и чуток времени в одном красивом месте, которое я покажу тебе в качестве сюрприза должны поднять вам настроение! — непринуждённо щебетал лорд, оживлённо жестикулируя протезом в виде куриной лапы. *** Деревья разносят по округе нежный аромат пробивающихся цветов. Терпкий, но не забивающий ноздри до отказа и не до головокружения. Весенние запахи разнообразны, но одинаково нежны. Витает приближение летней поры. Клетчатое одеяло расстилалось на ковре из мягкой травы, на котором расположилась плетёная корзинка со свежей выпечкой внутри и тёплый термос рядом. — Впечатляет, — высказал привычным словом, используемым в качестве выражения восхищения, Веномус, смотря на то, как хозяйственно Боксмен наливает из термоса дымящийся напиток, успевая параллельно раскладывать кексы на блюдцах. — Как давно ты отыскал это место? Бокс шумно хохотнул, заканчивая со своеобразной сервировкой. Скромно, но со вкусом. От вечера веет особой атмосферой. Он и профессор нередко коротали время перед сном за недолгой беседой, однако сегодняшнее событие ощущается несколько иначе. Это не мимолетное собрание за чашкой чая или кофе на пятнадцать минут в качестве кратковременного перерыва на работе, а целое событие. По крайней мере, инженер так и считал. — Ты ничего не замечаешь вокруг себя, Пи.Ви! — улыбнулся он без насмешки. — И это в очередной раз доказывает одну вещь: заработался, — подытожил Бокс и протянул кружку с тёплым напитком профессору. Веномус не возражал. Хоть в чем-то этот болтливый комок гениальности вперемешку с неловкостью прав. Он вытянул руки, принимая предложенное, случайно задев чужие пальцы. Кружка перекочевала в его ладони. — Быть может, совсем немного, — согласно усмехнулся он, таки отказавшись спорить. Почему-то именно сейчас высказывать несогласия Боксу совершенно не было никакого желания. Нет, не в силу усталости. Он просто наблюдал за тем, как просиял ученый от осознания собственной правоты. — Да ла-а-адно тебе! — Боксмен как бы невзначай подвинулся к профессору ближе так, что их плечи вскоре соприкоснулись. — Я же вижу, какими квадратными глазами ты смотришь на эти деревья, — его рука обвела цветущую весеннюю природу: пышные деревья, ковер из зеленеющей травы, а затем и небо, усыпанное блестящими точками. — Ладно, это…выглядит хорошо, пожалуй, — Веномус пожал плечами, и, сделав глубокий вдох, с наслаждением отпил из кружки, таки желая узнать, какой напиток лорд приготовил сегодня. — Это…горячий шоколад? — Да, он самый! — бодро закивал учёный, сделав крупный глоток. — Прости, мне показалось, что кофе — это слишком…ну, предсказуемо для такой прогулки, не находишь? — встретив нечитаемый взор партнера по работе, он свободной рукой прошелся по волосам. — Прости, если тебе вдруг не нравится. Ох уж этот Боксмен. Как в нем вообще умудряются сосуществовать две абсолютно противоположные личности? В один момент он готов без шуток крушить вокруг себя все, что видит, разрабатывает на удивление гениальные планы, сурово муштрует роботов, именуемых «детьми» и не печётся ни о чьей точке зрения, а спустя энное количество времени извиняется после каждой мелочи, держится за Веномуса, словно за более опытного родителя и принимает попытки позаботиться, накормить и обогреть. Маятник, да и только. — Это действительно вкусно, — проигнорировав извинения и волнение Бокса, качнул головой биоинженер и ради подтверждения своих слов выпил еще больше, окончательно распробовав сладость. — Благодарю, Бокс. И за десерт, и за напиток, и за прогулку в целом. Ученый слушал, жадно ловя каждое слово. Счастливая улыбка снова озарила его лицо. Ещё более нежная и теплая, нежели тогда, когда он и профессор направлялись сюда. — Рад слышать! — инженер прижал к груди кружку. — Всегда пожалуйста, я же говорил, что тебе понравится! — он подмигнул Веномусу. — Знаешь, мне кажется, весна — прекрасное время. Самое лучшее, — последнее Бокс произнес с ноткой юношеской мечтательности. Профессор в очередной раз пожал плечами, не зная, что ответить. Не то, чтобы он имел что-то против весны, однако и любви к данному сезону не разделял. Безусловно, красиво и ароматно. Но не более. — И откуда такая любовь? — Веномус, просмотрев на собеседника, наблюдал, как тот угощается кексом собственного приготовления. — О, а ты не знаешь? — Боксмен встрепенулся. — Очевидно же! Такой…прилив сил, энергии и прочих приятных штук! А ещё… — внезапно он осёкся, заговорив чуть тише и ровнее: — обострение новых чувств. — То есть? — уточнил биоинженер. — Ну, знаешь… — Бокс совсем замялся, коря себя за то, что позволил собственному языку развязаться слишком рано. — Если я скажу, ты не будешь смеяться или осуждать? — словно собираясь доверить самый сокровенный секрет в мире, застенчиво поинтересовался он. Веномус сосредоточил все внимание на коллеге, позабыв об остывающем шоколаде. — Не буду, я таким не занимаюсь, — успокоил он. — Рассказывай. Учёный сделал глубокий вдох и прикрыл глаза, настраиваясь на верный лад. Чертовски сложно говорить о чувствах в целом, к кому неравнодушен уже как несколько месяцев. А еще хуже — понятия не иметь, если ли хотя бы минимальные шансы. — Это…бабочки…в животе, — неуверенно начал инженер. — Ты не контролируешь это. Ты просто не можешь. И почему-то именно весной оно дает о себе знать. Хочется избавиться, потому что от одной неверной мысли становится больно, но…чувства перекрывают ум, — он выражался хоть и крайне грамотно и красноречиво, это давалось с трудом. — И напоминает наркотик. Ты хочешь еще, еще и еще… Излияние было завершено на крайне неопределённой ноте, но профессор всё прекрасно понял. — Бокс, это гормоны, — Веномус не стал уточнять и углубляться в названия, стараясь максимально кратко и чётко донести информацию. — Всего лишь гормоны, которым свойственно особенно ярко проявлять себя в весеннее время. Это пройдёт, не переживай. Учёный ненадолго притих. Теперь тишина казалась напряженной. Боксмен всегда воспринимал моменты безмолвия как нечто не совсем положительное. Стоит ли радоваться, что Веномус не понял с первого раза? Или наоборот — расстраиваться? За месяцы совместной работы он едва знал мнение биоинженера о себе — А может, не просто гормоны? — неожиданно посерьезневшим тоном спросил он. — Тогда какие твои предположения? — лениво бросил профессор. — Нельзя быть таким чёрствым! — в голосе звенело легкое возмущение. — Разве у тебя не было ничего такого? Разве ты не…влюблялся? Сам вопрос ни капли не удивил биоинженера. Гораздо больше изумляло то, как много нынче стало совпадений — совсем недавно он размышлял относительно чувств и их проявления, само собой, изучая с точки зрения науки, постоянно приходил к единственному выводу. И прямо сегодня Боксмен заводит разговор об этом. — Ладно, было дело, — неопределённо проговорил Веномус, довольно быстро пресекая зачатки возможного спора. — Но, признаюсь тебе честно: мне не нравится, когда мной управляют какие-то химические процессы в организме. Не вижу смысла идти у них на поводу. — Смотри на это оптимистичнее, — успокоился Бокс. — И проще. Если у тебя появляется то самое чувство бабочек в животе — реально ли вообще устоять? Особенно тогда, когда субъект, вызывающий подобные эмоции…рядом, — щеки ученого залил нежно-розовый румянец. — В таком случае, этому человеку приходится несладко, — подытожил профессор, таки решив покончить с горячим шоколадом, который, на самом деле, уже перестал быть таковым, постепенно охлаждаясь на свежем ночном воздухе. — Каждый день видеть объект воздыханий — своеобразная пытка. Особенно для романтичных персон. — Считаю, что наоборот, — Боксмен последовал примеру Веномуса и поспешил допить охлаждающийся напиток, а затем задумчиво улыбнулся. — Когда ты видишь предел своих мечтаний совсем близко, на душе становится так хорошо и спокойно. Даже если вы и не вместе. Даже если и шанс вряд ли может быть. Все равно как-то странно, но приятно, — говоря всё это, инженер вперился взглядом в пол, разглядывая узоры на покрывале. Безнадёжный романтик. Еще одна нетипичная для злодея черта. Быть может, он еще и в судьбу верит? И в любовь с первого взгляда? — Чего же тут приятного? — непонимающе нахмурился профессор Веномус. — Урон психике. Ждёшь, ждёшь, когда тебе, наконец, ответят взаимностью, а когда не отвечают — это, должно быть, обидно. Да и радость от влюбленности — это, опять же, как я и говорил, гормоны. Химические реакции в нашем теле. Лорд Боксмен отрицательно закачал головой, выражая полное несогласие с мнением собеседника. Несмотря на смелые рассуждения, выглядел ученый сконфуженно. — Любовь — это, в сущности, бесполезная трата времени, — продолжил суровый монолог биоинженер. — Особенно тогда, когда чувства невзаимны. Бокс, как тебе объяснить, чтобы ты понял сам? Люди влюбляются, клянутся пробыть друг с другом всю жизнь, но в итоге их отношения порой и года не протягивают, чувства угасают, — по ходу повествования Веномус то и дело вглядывался в глаза Боксмена, чей вид сделался на несколько мгновений беспомощным, словно что-то внутри него надломилось. — И…на этом сказка… — нет, это, кажется, было слишком жёстко. — Окончена? — он растерял прежнюю решительность, заприметив, как уголки губ ученого опустились вниз, а взор померк. Он ожидал худшего. Что, Бокс, возможно, сильно расстроится, решит завершить прогулку на этой печальной ноте и они отправятся в грустном безмолвии домой, где вряд ли заговорят друг с другом вплоть до следующего дня. Профессор уже заранее в мыслях генерировал извинения вкупе с утешениями, но все мысли мигом испарились, когда плечо ученого прильнуло к его телу плотнее. Так, что теперь было более, чем очевидно — Боксмен сделал это намеренно. — Ты не убедишь меня в обратном, — закачал головой инженер. — Знаешь, каково это — каждый раз возвращаться на рабочее место, но не ради дел и проектов, а ради того, кого любишь? Представь, что чувствует тот, кому приходится именно так и жить, — неожиданная серьезность в интонации Бокса вынуждала крепко задуматься. — Каждое утро этот человек встает не ради дел, а ради кого-то, хотя мог бы, к примеру, взять отпуск, оставить работу и уйти отдыхать на день-другой. Приходит, чтобы увидеть объект воздыханий, с трудом сосредотачиваясь на важном, так как важное теперь совсем другое, — чем дольше говорил лорд, тем отчаяннее становился его вид: плечи опустились, голова поникла, а голос подрагивал. — Иногда не спит ночами. Разве ты не почувствуешь даже жалости к этому существу? Профессор Веномус в неподдельном удивлении отпрянул от Боксмена, вслушиваясь и запоминая каждую деталь. Это не было похоже на случайно приведенный пример. То, как подробно ученый описывает любовные переживания, как точно формулирует мысли — все это вызывало массу вопросов. Он явно излишне сочувствует предполагаемому персонажу, приведённого в пример. Будто этим героем успел стать сам. — Хочет заботиться, оберегать даже от самых мелких неприятностей, — затараторил лорд, теряя нить философского разговора и, сам того не замечая, переходя к признанию, — готовить ужин, кормить, просто дарить тепло… — осознав, что ляпнул, Боксмен охнул и, прошептав извинение напоследок, сжался. Биоинженер молчал. Секунду, вторую, третью. Время, проведенное в молчании, казалось тягучим, нескончаемым, мучительным. Но в этой тишине было нечто большее, чем дополнение в качестве шелеста листвы, серенад сверчков и дуновения ветра — полное понимание. Прояснение ситуации. Уничтожение всех сомнений. — И ты все ещё будешь называть любовь… — Боксмен сглотнул, — всего лишь игрой гормонов?.. И что следует говорить? Извиняться? Спорить? Эмпатия, вернее, ее отсутствие, подводит. Не знать, что чувствует после твоих слов ближний порой до покраснения неловко. В утешениях и поддержке профессор был крайне банален, ибо словам предпочитал дело, не тратя время на мотивацию и обмусолвание проблемы. Но теперь-то ситуация задевала не его одного. — Профессор Веномус, — поднял голос Бокс. — Видимо, мне стоило попридержать эмоции в узде, но слово не воробей, как говорится, — инженер вздохнул от осознания, что сказанное назад не воротишь, а пробовать объяснить — абсурдный шаг. — Разве желание баловать, защищать, кормить и оберегать — всего лишь гормоны? Как и…желание узнавать кого бы то ни было получше. Да и потом…мы что, животные?.. — Боксмен пожал плечами, несмело оспаривая вывод, сделанный Веномусом. Наверняка именно это не позволяет ему спокойно любить? — Все мы животные с биологической точки зрения, — биоинженер утомлённо потер пространство между глаз. Но опровергать факты Боксмена не стал. Есть в его словах крупная доля правды. — Пора признать, что этот спор глуп, — Боксмен в очередной раз за вечер убедился в своей правоте, но не выглядел гордым. Не производил впечатление победителя. — И в нем нет смысла. Ты услышал то, что должен был услышать когда угодно, но не сегодня, — не то, чтобы лорд жалел. Ни о чем не стоит жалеть. По крайней мере, он опирался на этот принцип. — Ты прав, — нашел в себе силы выжать Веномус. Признание звучало отчасти сокрушенно, но без колебаний. Жёстко и точно. — Прав в чём? — отрешенно уточнил Боксмен. — Во всём, — махнул рукой профессор. Веномус был и глуп, и слеп, и глух одновременно. При его-то внимательности вкупе с заоблачным интеллектом и железным терпением. В плане чувств же он напоминал пень. Стоит себе, принимает знаки внимания, но понятия не имеет, что с ними делать, поэтому воспринимает как должное, забывая порой отблагодарить или сделать что-то взамен, не говоря уже о том, чтобы догадаться об очевидном. Молчит, но не возражает. А Боксмен? Чист, как и его намерения. Любит, испытывает симпатию, желание проявлять весь спектр нежных чувств и делает это, пусть порой и не столь умело. Полная противоположность. Справляется о самочувствии и общем состоянии, искренне интересуется проблемами, создаёт комфорт, в конце концов. И не требует ничего взамен. Даже не намекает. Педантичному, сконцентрированному сугубо на деловых отношениях и работе профессору и невдомёк, что суетливому учёному нужна отнюдь не взаимовыгода и вторые мозги эдакой мини-организации. Вот только Веномусу вплоть до пережитого момента казалось, словно тот частенько подлизывается, дабы не потерять примерного делового партнёра с острым умом и превосходной работоспособностью. Сомневался в искренности и щедрости Бокса, ссылаясь на попытку создания хороших условий. — Бокс, я идиот, — после воцарившегося молчания заключил биоинженер без аргументов. Выложил, как есть. — Нет-нет-нет, что ты?! — Боксмен подорвался и робко взял руки Веномуса в свои, согревая. — Откуда такое мнение, Пи.Ви?.. Откуда? Ещё и спрашивает? Ей-богу, как дите малое. Да он сотни, если не тысячи раз провинился перед учёным. Игнорирование, раздражение и прочие «прелести» поведения — как Боксмен вообще мог выносить и терпеть всё это на протяжение аж нескольких месяцев? И ведь выдержал. Что-то больно ёкнуло в груди и скрутило. — Бокси, да я полнейший идиот! — чуть истерично не рассмеялся профессор, хватаясь за голову и до боли сжимая жёсткие тёмные пряди волос. — Эй, постой! — учёный не дал Веномусу причинять себе боль дальше, поспешил подхватить его руки вновь, на сей раз вцепиться плотнее, дабы не позволить им вернуться к причёске. — Ты что?.. — мало того, что он не ожидал подобного обращения к себе, так еще и бурной реакции со стороны вечно сдержанного злодея. Да, Веномус время от времени думал о проявляемой доброте Боксмена. И лишь изредка накатывали подозрения о том, что может быть небезразличен учёному, но гнал мысли прочь, вышвыривал из головы и забивал черепную коробку чем-то иным. Ведь каждый раз, стоило раздумьям захватить его, тут же поблизости оказывались и недопустимые фантазии с мечтами. О том, что было бы и впрямь неплохо получать от Бокса тепло и нежность, просто чтобы тот был рядом, не только в качестве коллеги или товарища. Это было строго запрещено. Сближаться с кем-либо — ассоциация возникала единственная. Недопонимания, конфликты и дальнейшая утрата. Веномус не мог навредить ещё кому бы то ни было в любовном плане. Гораздо лучше прожить в одиночестве, не причиняя никому вред и после не мучаясь уколами совести. Ради дальнейшей своеобразной заморозке чувств и была взята в качестве основы и принята как священный постулат теория: любовь равно гормоны. Работа мозга. Вещества. Химия, химия и еще раз химия. А теперь Боксмен, сам того не замечая, рушил безопасный и для себя, и для профессора барьер. — Бокси, почему я? — Веномус плавно убрал руки из хватки учёного. Боксмен замешкался. — Почему?.. — переспросил он. — А разве мы выбираем, в кого влюбляться? — ученый как ни в чем не бывало пожал плечами, стараясь выглядеть бодрее. — Это-то и самое ужасное, — выплюнул Веномус и скрестил руки на груди так, что собеседник не смог бы их коснуться. — Я могу навредить. Помнишь же? Ты знаешь меня, так для чего лезешь? Вместо того, чтобы отступить и завершить разговор, Бокс мягко усмехнулся. Он отставил попытки воссоздать тактильный контакт снова, но оставался по прежнему близко. — Вот ты и ответил на свой же вопрос, — ласково улыбнулся лорд, ведя разговор в нужное русло. Непривычно было наблюдать за профессором, слывшим профессионалом чуть ли не во всех областях, но таким потерянным, когда разговор зашел на нечто откровенное. — Вот именно, Пи.Ви. Потому, что я тебя знаю, — повторил фразу из вопроса Веномуса Боксмен. — Ведь если я бы не был в курсе, то, скажи мне, стал бы лезть? Или если был бы не уверен в себе и в том, что чувствую? — поймав ошарашенный взгляд биоинженера, он продолжил: — когда знаешь кого-то вплоть до самых ужасных недостатков, легче делать выводы в стиле, сможешь ли ты с ним пробыть или нет. Я и сделал. — И…? — голос Веномуса осел, стал сиплым. — И я люблю тебя, Пи.Ви, — взяв за плечи биоинженера, учёный без применения силы повернул того к себе и заглянул в глаза. Профессор отныне не противился прикосновениям. Ссутулившиеся холодные плечи подрагивали от порывов ветра, а мягкие ладони Боксмена стали лучшей защитой от замерзания. — Да, я действительно знаю, о чем говорю, — предугадав следующий возможный вопрос Веномуса, непринуждённо подмигнул Бокс. — Второй раз за свою жизнь слышу это, — собрав остатки воли в кулак, негромко начал мужчина, найдя в себе смелость посмотреть на лорда в ответ. — Но ты так уверенно говоришь об этом. Прежде чем я скажу тебе то, чего ты ждешь, я принесу свои извинения за свое отношение к тебе и твоим стараниям, — он ощутил, как руки ученого скользят чуть дальше, оглаживают спину. — Я принимал это не за то, чем оно являлось на самом деле. — Глупости! — вернув былую энергичность, закачал головой Бокс, и, воспользовавшись ситуацией, прижал биоинженера к себе вплотную. — Говорил же, что слишком хорошо тебя знаю. Но извинения приняты, если тебе от этого легче. Впервые за весь вечер профессор улыбнулся. Кротко, скромно, но тепло и искренне. Боксмен явно ждёт ещё слов. О самом главном. Слов, которые определят их совместное будущее. Вернее, факт того, произойдёт оно или нет. И Веномус был готов к новому шагу. — И я люблю тебя, Бокси, — на одном дыхании медленно признался он бархатным голосом, вкладывая в сказанное всю теплоту, которая месяцами была насильно заперта. — Мы будем вместе, отныне уж точно, — любуясь трансформацией на лице Боксмена, Веномус отбросил сомнения. Теперь уже навсегда. Глядя в эти влюбленные глаза, один из которых, даже будучи ненастоящим, по-особому светился от переизбытка положительных эмоций, порозовевшие щеки и широкую счастливую улыбку, профессор невольно начинал ощущать тоже самое. Трепет. — И спасибо тебе за то, что дал мне понять это заново. — Не могу поверить, что слышу это, — полушепотом проговорил учёный, крепче сжимая тело мужчины. — Но я так рад…рад, что теперь мы — и впрямь мы, по-настоящему, — Боксмен неожиданно прильнул к грудной клетке профессора, потираясь мягкой щекой. Как и в первый раз. Веномус случайно вспомнил тот же жест, когда высказал похвалу и восхищение ученому лично после неудавшегося ужина, как лорд на радостях помчался вперед и заключил в объятия, заливаясь довольным и облегчённым смехом. — Что, теперь-то ты, наконец, позволишь гормонам буйствовать? — весело подмигнул инженер, приподняв голову, чтобы увидеть того, кого с этого момента называл возлюбленным. И не мог налюбоваться. — Пожалуй, на сей раз с превеликим удовольствием, — ладони профессора размеренно приземлись на плечи Бокса и он, прикрыв глаза, посмеялся со столь простой шутки. — Пусть себе буйствуют, особенно рядом с тобой, — говоря каждую романтичную вещь, Веномус всякий раз тушевался. Но смущение отныне оставляло приятный осадок. Тепло разливалось по телу, принося за собой волны восторга и умиротворения. Что сейчас всё так, как надо. Так, как должно быть. — Вот и правильно! — поддержал слова биоинженера Бокс, не намереваясь отпускать. Он выпрямился и потянулся к возлюбленному. Веномус не отдалялся, наоборот — ждал. Укутавшись в объятия друг друга, они слушали, как шелестит зелень кругом, как где-то вдали гудят автомобили и шумит ночной город, даже не вспоминая об оставленном на ночь заводе и позднем времени. Растягивали момент, наслаждались, жадно ловили каждую секунду. Боксмен слишком долго ждал и теперь смаковал мгновение. А Веномус заново познавал любовь, открывая для себя её прелести. И не сожалел, что повиновался гормонам. Пусть делают своё дело. — О чем задумался? — Бокс убрал с лица профессора выбившуюся из прически прядь и провел кончиком пальца по его подбородку. — О том, что мне с тобой, на самом деле, очень хорошо, — с улыбкой откликнулся мужчина, на секунду прикрыв глаза, стоило подушечке пальцев возлюбленного пройтись по коже. — Это меньшее, что я могу сделать для тебя, — лорд сократил расстояние до жалких миллиметров. — И мне хочется, чтобы тебе было со мной только лучше и лучше. Я сделаю для этого всё. Диалог оборвался. Боксмен смазанно поцеловал губы Веномуса и замер, не спеша отстраняться. Соприкосновение губ было невинным, но сладким. Веномус тут же отреагировал и ответил, игриво пройдясь змеиным языком вдоль кромки уст лорда. — Ну что, игра гормонов — это не так уж и плохо? — быстро шепнул инженер прямо в поцелуй. Профессор почувствовал, как он улыбается. — Прекрасно, — не разрывая соприкосновения губ, согласился мужчина. — Особенно, как я уже говорил, с тобой. Домой они вернулись, будучи парой. Под утро, когда город коснулись первые лучи пробуждающегося солнца. Пахнущие ночной свежестью, весенними цветами и окрылённые. Держа друг друга за руки, влюблённые перебрасывались короткими нежными фразами и беспрестанно улыбались, стоило им встретиться взорами в бесчисленный раз.