Куда приводят грёзы

Ничто не омрачало начала дня, когда коммандер Фицджеймс во время офицерского завтрака предложил устроить вылазку на лёд. Сэр Джон Франклин счёл эту идею отличной и вызвался присоединиться к общей компании. Иным членам команды были приятно его участие, а мистер Рид как раз заметил, что в миле к западу лёд, похоже, начинает вскрываться. Было ясное утро конца февраля, и не ожидалось, что этот небольшой поход будет трудным. Небольшая группа, состоящая из сэра Джона, коммандера Фицджеймса, мистера Рида и двух морских пехотинцев, отправилась в путь поздно утром. Они были на полпути к месту назначения, прежде чем кто-то вспомнил, что они не известили о своём предприятии «Террор». Сэра Джона это не очень обеспокоило: пусть Френсис сам отправляется на прогулку, если захочет. Он наслаждался обществом Фитцджеймса. Наконец, они достигли места назначения, и мистер Рид начал объяснять, как пришёл к выводам касательно льда. Все внимательно слушали, и вдруг холодный утренний воздух разорвал громкий треск. Джеймс закричал: лёд проломился прямо под ним и зажал его левую ногу. Сэр Джон бросился к нему, схватил за руку и дёрнул к себе, вытаскивая из ловушки. Джеймс выбрался довольно скоро. По милости Божией, он не провалился в ледяную воду, но когда попытался встать, стало ясно, что нога у него повреждена. Вероятнее всего, это был перелом, и люди приготовились немедленно вернуть его на корабль. Джеймс попытался идти, но боль оказалась слишком сильна и нестерпима даже для такого крепкого человека, как он. Сэр Джон ни за что не мог бы догадаться, что побудило его к следующему порыву, но вид корчащегося от боли коммандера мучительно тронул его. Он шагнул вперёд, осторожно взял Джеймса на руки и поднял. Тот хмыкнул от потрясения и смущения. - О, я не думаю, что в этом есть необходимость, сэр Джон. - А я полагаю, что есть, Джеймс, - только и ответил Франклин. Джеймс, казалось, не был склонен спорить со своим командиром. Несмотря на невольное замешательство, остальные также не нашлись, что возразить. Они начали обратный путь к «Эребусу» с Джеймсом, что в безопасности покоился в объятиях своего капитана. Чем дольше они шли, тем больше страдание искажало лицо Джеймса. Ему явно было очень больно, хотя он доблестно пытался поддержать непринуждённую беседу. И, несмотря на рост Джеймса, сэру Джону он сейчас казался подобным ребёнку. Он был уверен, что позже это скажется на его спине, но сейчас испытывал удовольствие от того, что делает. Джеймс взирал на него, словно на могучего атланта, и сэр Джон почувствовал себя лихим героем, чего не доводилось испытывать уже много лет. Когда он нёс Джеймса, его осенила внезапная мысль. Будь Джеймс барышней, как бы красиво он выглядел в свадебном платье! Сэр Джон покачал головой. Мимолётная фантазия, несомненно, была вызвана лишь поверхностным подобием, не более того. Когда они добрались до «Эребуса», то поблизости сразу же замаячило полноватое лицо Френсиса, излучавшее неподдельное раздражение. Предвидя недовольные озадаченные комментарии, сэр Джон лишь резко бросил: «Не сейчас, Френсис!» - прежде чем отнести Джеймса в лазарет. Джеймсу очень повезло, что он внушал симпатию молчаливому доктору Стэнли. Таким образом, с чем-то, напоминающим сострадание, доктор Стэнли заботился о своем пациенте. Он определил, что повреждение было всего лишь поверхностным надломом кости, для заживления которого необходим всего лишь покой. Затем сэр Джон всё так же отнёс Джеймса в каюту и заботливо уложил на койку. И снова показалось, что коммандер напоминает сказочную принцессу, и при этих мыслях сэр Джон почувствовал, что начинает необъяснимо краснеть. Он сжал руку Джеймса и велел ему отдохнуть, прежде чем поспешно уйти. Со своим обычным вниманием к деталям сэр Джон записал утренние события в корабельный журнал и рассказал о них Френсису, который заметно успокоился, когда понял, что Джеймс всего лишь травмирован. Выполнив всё надлежащее, сэр Джон продолжал свой день, хотя странное чувство, охватившее, как только он взял Джеймса на руки, не покидало его. Казалось, длительная молитва пошла бы ему на пользу. Поэтому, когда наступил вечер, он рано отослал своего вестового мистера Хора. Хотя сэр Джон совершенно не возражал против услуг камердинера на суше, в плавании этот момент вызывал у него странное чувство уязвимости. Ему было неловко, когда вестовой мельком видел его обнаженное тело, хотя ходили слухи, что Френсис, напротив, испытывает всяческое удовольствие от услуг мистера Джопсона, что явственно отдавало пороком. Имея эту немилосердную мысль, сэр Джон наказал себя. В конце концов, у него не имелось доказательств того, что Френсис просил Джопсона делать что-либо, выходящее за рамки его обязанностей, и Джопсон, похоже, был доволен службой. Настроение было действительно необъяснимое. Руки тряслись, когда он расстегивал пуговицы на мундире. К тому времени, когда он надел ночную рубашку и встал на колени у койки, источник его дискомфорта стал понятен. Сэр Джон ощущал телесное возбуждение, и это отдавалось почти что болью. Для него это было непривычным состоянием. Он был доволен дружеским браком с Джейн, хотя, возможно, ему хотелось бы стать отцом ещё одного ребенка. Они с супругой наслаждались обществом друг друга по-иному, и он никогда не был особенно сластолюбивым человеком; действительно, ему порой было трудно понять других. Но теперь по какой-то загадочной причине плоть решила напомнить ему о своем существовании. У сэра Джона возникло ужасное ощущение, что это произошло из-за утреннего инцидента. Ему было не чуждо понятие мужской любви; в конце концов, он служил во флоте дольше, чем любой из участников экспедиции, даже Френсис. Несколько месяцев назад они говорили о смерти Нельсона при Трафальгаре, и сэр Джон вспомнил, какую светлую радость доставило ему осознание, что Нельсон умер с поцелуем друга на устах. На случай, если Господь приберёт его к себе во время этого странствия, он молился, чтобы рядом с ним был верный друг, который одарит его поцелуем на прощание. Оставалось гадать, насколько такие мысли являлись признаком чего-то более значительного и глубокого. Увы, в эту ночь молитвы не дарили успокоения. Через час, с ноющими коленями, сэр Джон оставил своё благочестивое занятие и взобрался на койку. Его постыдное волнение начало немного утихать, и была надежда, что усталость погрузит его в спокойный сон, когда он задует лампу. Следующее, что он осознал сквозь дрёму – будто он лежит в другой постели. Даже капитанские койки на военных кораблях казались настоящими пыточными орудиями, и сэр Джон издал довольный вздох, когда его измученная спина погрузилась в мягкость пуховой перины. Он возлежал на просторной кровати с балдахином, весьма похожей на ту, что стояла у него дома. Возможно, его разум искал утешения, во сне перенося его в уют родного дома хоть на несколько часов. А вскоре сэр Джон почувствовал, что в комнате он не один. Перед кроватью стоял другой человек, окутанный туманной дымкой. - Джейни? - прошептал сэр Джон – хотя фигура таинственного гостя была слишком высокой для его жены. Затем видение заговорило голосом, напоминающим тёмный бархат: - Здравствуйте, капитан. Давно мне не случалось видеть такого красивого мужчину. Сэр Джон был стар, он знал это. Перед экспедицией он с показной беззаботностью пытался убедить Адмиралтейство в том, что он ещё полон сил, и всё тщетно. Какой бы красивой внешностью он когда-то ни обладал, теперь черты его увяли. Несмотря на это осознание, сердце сжалось в груди от хвалебных слов в адрес его наружности. Раздался шорох юбок, и загадочный гость забрался к нему на кровать. Сэр Джон различил платье из бордового атласа с вызывающе низким вырезом и каштановые волосы, уложенные идеальными волнами. - Как мне тебя называть? Он всё еще не осмеливался повысить голос громче шёпота, будто боялся рассеять волшебство. Его спутник рассмеялся и начал играть с кушаком на парадной форме. - Вы поймёте, как меня назвать, когда придёт время. Мгновение спустя мундир исчез, и руки ласкали обнажённую грудь сэра Джона. Свежие губы приникли к его шее с жадным поцелуем. Сэр Джон вздохнул. Он давно успел забыть, как прекрасно чувствовать себя желанным. Если это всего лишь сон, пускай бы он длился вечно! Пускай бы Френсис открыл Проход, пока он бы спал, как заколдованная девица из сказок. Ощутилось, что руки его любовника поразительно теплы, когда он скользнул ниже с новыми ласками. Отчаянно краснея, сэр Джон раздвинул ноги. Серебристый смех коснулся его ушей, а нежная рука гладила теперь его изнывающую плоть. О, как давно он не испытывал ничего подобного! - Пожалуйста… Сэр Джон и сам не понимал, о чём он умоляет, воспалённым сознанием улавливая лишь то, что жаждет большего. Прекрасная дама восседала на его чреслах, но... дама ли? Почему-то сэр Джон не удивился, почувствовав безошибочную тяжесть мужского органа, касающегося его собственного. Сэр Джон улыбнулся, тем же отвечал и прекрасный собою любовник – теперь не было сомнений, что это мужчина. Они довольно легко нашли ритм. Спутник сэра Джона упёрся руками в его широкую грудь и раскачивался в восхитительно чувственной манере. Сэр Джон только и мог, что стонать под натиском удовольствия, обхватывая руками тонкую талию любимого. Туманная дымка у лица его спутника, наконец, рассеялась, и капитан различил тёплые, такие знакомые карие глаза. Сэр Джон рванулся вперед и впился жадным поцелуем в сочные, свежие губы. Он приблизился к самому пику блаженства и выкрикнул: - Джеймс!.. Джеймс откинул назад свои блестящие кудри, и сэр Джон почувствовал между ног ручей влаги, изливаемой его дорогим Джеймсом. Это довело его до предела, и он не испытывал ничего, кроме чистого, острого восторга. Сэр Джон проснулся. Драгоценный его Джеймс растворился в призрачной ткани сновидения, и сэр Джон был встревожен, обнаружив, что его ночная рубашка и простыни запятнаны семенем. Он застонал. Такие оказии пристали разве что мальчишке, но для мужчины его возраста подобное казалось жалким. Помимо отвращения от постигшего его безобразия, сэр Джон ощутил, как сосёт под ложечкой от сознания, что он смел испытывать к Джеймсу столь похотливые чувства, ведь коммандер не сделал ничего, что могло бы спровоцировать на такие нечестивые фантазии. Он не желал рассказывать о случившемся ни единой живой душе, а уж особенно Джеймсу. Хотя теперь сэр Джон знал без тени сомнения, что именно губ Джеймса он желал сейчас и в миг своей смерти. Одно было ясно – что этой ночью уснуть сэру Джону не суждено...