The Mysteries Of A Rude Blond (And The Girl Who Solved It)

Слезы были солеными. Солеными, когда текли по щекам Зенко. Она не была уверена в том, как сюда забрела — поплакать в одиночестве в ванной посреди ночи — просто чтобы никто не мог увидеть ее или не его. Это было прямо перед отбором — когда ее любимая бабуля, та самая, которая вытащила ее за лодыжку, в нескольких мгновениях от того, чтобы на нее повесили семейный долг ее жениха. Та, кто спасла ей жизнь. Бабуля заставила ее сесть и, судя как она звучала — это было серьезно. — К сожалению, соплячка, — начала она, небрежно усаживаясь на деревянный стул перед ней. — … в наши дни мужчины до сих пор думают, что мечницы не в состоянии быть таким же сильными, как мечники. Я говорю тебе это, потому что там будут люди — даже в корпусе — которые будут судить, кричать и недооценивать тебя из-за твоего пола. Я хочу, чтобы ты была сильной, хочу, чтобы ты не слушала все эти слова и доказала им, что даже такая безмозглая трусиха, как ты, — Зенко нахмурилась при этих словах, — даже такая девушка, как ты, могла бы стать сильной истребительницей демонов. Я знаю, что ты и Кайга оправдаете свои титулы Цугоку предыдущего Столба Молнии. Так что никогда не сдавайся, потому что я знаю, ты сильная. И ох как она чувствовала себя виноватой за то, что вытворила на отборе. У Зенко закружилась голова! Услышав, что ее будут ненавидеть и осуждать просто за то, что она девушка! С катаной! Услышав, что с ней будут обращаться хуже из-за чего-то, что она не могла контролировать, ее мысли стали только темнее. А потом в ее мозгу вспыхнула лампочка за несколько часов до того, как она отправилась на отбор. Что, если я просто оденусь как мужчина? Будет ли так легче? Честно говоря, она не продумала все до конца во время своего путешествия на гору Фудзикасане — место, где должен был состояться финальный отбор. Она уже упаковала более обтягивающую одежду для груди — она, честно говоря, не была такой уж большой — и начала практиковать свой голос. Естественно, голос Зенко падал на верхнюю часть спектра. Это означало, что углубить его будет сложно, но с дарованными богом способностями, такими как ее слух — Зенко не потребовалось много времени, чтобы найти хороший тон, на котором можно было бы разговаривать. Она коротко завязала волосы — так, как всегда делают красивые мальчики в городе, — и напомнила себе свое новое имя. Агацума Зеницу. Это только на время отбора! Держу пари, я умру там! Никто и не узнает! Кроме демона, который возможно съест меня. К несчастью для блондинки, она действительно выжила. Как? Она, честно говоря, не была уверена, это касалось насчет того, чтобы не быть «плаксой и трусихой Зенко». Все, что она делала как Зеницу, не было ею, и это было больше походило на игру. Она притворялась Агацумой Зеницу, сильнейшим пользователем дыхания молнии и полностью и совершенно бесстрашным. И каким-то образом это привело к несчастной сдаче финального отбора. Со стоном, несмотря на изможденное тело, она избавилась от обтягивающей рубашки, в которой была, и поправила прическу на полпути к персиковому саду. Зенко говорила себе — она пообещала себе, что расскажет бабуле, как только вернется. Признается в своих преступлениях и немедленно начнет каяться. Чего она не ожидала, так это увидеть, как сварливая пожилая женщина разрыдается, обнимая Зенко и говоря всякие вещи вроде: — Видишь?! Ты сильная! У тебя есть талант! Ты красивая девушка и сильная мечница! Спорим, ты удивила всех этих мелочных мужиков, верно?! В следующий раз, — с болью подумала Зенко, — не в силах признаться в своих грехах старухе, которая выглядела так гордой за нее, — в следующий раз я расскажу ей. Она не смогла. На самом деле она продолжала жить как Агацума Зеницу, она… нет. Он заработал репутацию одного из немногих мизуното, которые быстро поднялись по служебной лестнице в течение года. У Зеницу также заимелись несколько поклонников его силы. Когда Зенко повязывала волосы коротко — она была сильной. Восхитительной. Даже почитаемой. Она могла притворяться, что уверена в себе, могла продолжать играть. И никто бы не узнал. И что вышло? Это напугало ее. Ее безмерно пугало, что все это, все это положительное внимание исчезнет, как только они узнают, что она девушка — и не говоря уже о плаксе, трусихе и о возможной любви к женщинам… Она проглотила рыдания. Зенко не была глупой, она знала, что даже гонялась за мальчиками в юности (все они отвергали ее и называли отвратительной). И она знала, что ей всегда нравились женщины так же сильно, как и мужчины. Было намного тяжелее, когда все больше и больше женщин-истребительниц пытались флиртовать с Зеницу, все вызывающе одетые, свисающие с его плеч и пытающиеся заигрывать с ним. Было трудно удержать Зенко внутри, когда несколько симпатичных девушек хлопали ресницами и пытались сблизиться с ней. Она знала, что если подпустит кого-нибудь слишком близко — они всё узнают. Это было неизбежно, оправдываться становилось все труднее по мере приближения. А скрывать подобное в отношениях было невозможно. Так она начала вторую арку пьесы, носившее имя «Агацума Зеницу». Сначала это было незаметно, было бы подозрительно измениться настолько конкретно за выходные. Это началось с небольших цоканий под нос, но не настолько тихих, чтобы это оставалось незамеченным. Постепенно это вылилось в более громкие оскорбления, медленно, в течение нескольких месяцев, это превратилось в ругань. Крики, оры на всех, кто приближался к нему. Медленно он изменил свою репутацию с застенчивого истребителя, чья сила почиталась, на крайне жестокого истребителя, который выявит любую вашу неуверенность, если вы хотя бы взглянете на него. Тем не менее, все еще оставалось парочка людей, восхищавшихся Зеницу, несмотря на его личность и ужасное поведение. Агацума Зеницу был худшим типом человека, единственным человеком, с которым никто не хотел бы проводить время. А Агацума Зенко стала жалкой, подавленной и одинокой. Она не продумала это (как обычно). Все, чего хотела Зенко, это быть принятой, если она когда-нибудь действительно отправится в бой как женщина, она немедленно потеряет сознание. Абсолютно напуганной до чертиков — а кто когда-либо будет равняться на труса в бою? Особенно на женщину. Она ненавидела это. Зенко ненавидела это, она ненавидела слезы, гнев и боль, которые она слышала в сердцебиении других людей, с которыми он имел честь побеседовать. Она была абсолютно и совершенно несчастна. Она ненавидела себя за каждую секунду, которую тратила на то, чтобы называть бедную девочку отвратительной или какого-то парнишку Мизуното жалким. Она окунула голову в воду, надеясь, что ее рыдания никто не услышит.

***

Камадо Сумико, единственная истребительница демонов, сражавшаяся с демоном на спине. Какая-то ирония в том, что ее младший брат — Незуо — демон. А Сумико, истребительница демонов. Она уже отхватила от Столбов, неуверенных стоит ли ей дать право жить дальше. Хотя мастер милостиво позволил ей подышать чистым воздухом еще один день, за что она была ему очень благодарна. Сумико была странной девушкой, не с точки зрения личности — хотя о ней говорили, что она добрая и чуткая, — некоторые говорили, что временами она была чересчур доброй. У нее было странно сильное обоняние, и она действительно имела это в виду. Она была способна учуять чье-то настроение и неповторимый запах даже с другой стороны поместья. И в настоящее время она преследовала вызывающий невероятное привыкание аромат, как будто это был один из самых сладких-сладких персиков. Он был таким пикантным, что у нее потекли слюнки, и ей захотелось съесть персики прямо сейчас. Может, Сумико позже попросить у Аой-куна персиков? Она обязательно поделится с Иноко. Она была бы вне себя от восторга, девушка лишь надеялась, что Иноко не сломает еще одну дверь в своем волнении. Она слегка посмеялась над этой мыслью. Она также надеялась, что не покажется странной, если она когда-нибудь проговорится, что мол, ей нравится гоняться за запахами в свободное время. Вдруг — запахло кислыми и гнилыми персиками. Ее нос тут же сморщился, и, сворачивая за угол, она увидела, как к светловолосому мальчику приближается истребитель помоложе. Она чувствовала нервный цитрусовый запах младшего истребителя. — Я очень восхищаюсь вами, Агацума-сан! Вы используете дыхание молнии, как и я! И вы такой сильный, я просто хотел сказать вам, как сильно я уважаю вас! И запах снова стал сладким, вернулся к своей восхитительной сладости, из-за чего у Сумико вновь потекли слюнки. Блондину явно сильно обрадовали комплименты, чему Сумико улыбнулась, радуясь тому, что настроение желтоволосого значительно улучшилось от этого шквала добрых слов. И, кроме того, этот запах гнилых персиков даже близко не был приятным по сравнению с его сладким запахом персика! Хотя что-то показалось странным. Выражение лица блондина помрачнело, даже Мизуното как-то сглотнул в ожидании, того, что он знал, должно случится через мгновение. Что происходит? Я думала, все хор… — Ты тупица? — раздался раздраженный голос Агацумы. — Ты позвал меня посреди моей прогулки, чтобы сказать что-то столь же бесполезное и ненужное? — он снова усмехнулся, но затем было что-то более странное — его запах — но прежде чем старшая Камадо успела на этом сконцентрироваться, он начал кричать. — ТЫ ГЛУХОЙ? А МОЖЕТ ТЫ МЕНЯ НЕ СЛЫШИШЬ?! Я ТОЛЬКО СКАЗАЛ, ЧТО ТЫ ТУПИЦА, ПОТОМУ ЧТО ПОТРАТИЛ МОЕ ДРАГОЦЕННОЕ ВРЕМЯ! ЛУЧШЕ МНЕ НИКОГДА НЕ ВИДЕТЬ ТВОЕГО ЛИЦА ПОБЛИЗОСТИ СО МН… Сумико не стала тратить время, выбежав вперед между двумя истребителями. Агацума до этого схватил Мизуното за воротник — бедный мальчик выглядел так, будто собирался расплакаться от всего, что старший накричал на него. — Прекрати говорить такие жестокие вещи… — она взглянула на парня. — Харухи. Танака Харухи. — ПЕРЕСТАНЬ ГОВОРИТЬ ТАКИЕ ЖЕСТОКИЕ ВЕЩИ ТАНАКА-КУНУ! ВСЁ, ЧТО ОН ХОТЕЛ СКАЗАТЬ, ТАК ЭТО, КАК СИЛЬНО ОН ВОСХИЩАЕТСЯ ТОБОЙ! Несколько мгновений стояла тишина, по какой-то причине Агацума был немного ошеломлен — почти в мечтательном состоянии, прежде чем он покачал головой и крикнул в ответ. — НИЧЕГО ИЗ ЭТОГО ТЕБЯ НЕ КАСАЕТСЯ! ПРЕКРАТИ ВСТРЕВАТЬ В РАЗГОВОР МЕЖДУ МНОЙ И ХАРУКИ! — ЭТО ДАЖЕ НЕ ЕГО ИМЯ! — ТЦ… Что угодно! Вы двое просто тратите мое время ещё больше! Прощайте! Навсегда! — и с такими словами блондин удалился. Запах соленых слез покинул их вместе с ним, Сумико почувствовала себя немного виноватой, но быстро переключила свое внимание на младшего истребителя позади нее. — Эй, — тихо сказала она, — Ты в порядке? Агацума-кун явно перегнул палку. — Я знал, что он собирается это сделать, — заговорила Харухи, когда он вытащил носовой платок и вытер маленькие слезы на лице. — Он делает это со всеми, я думал, что буду готов, но, думаю, даже у меня есть пределы. Сумико не могла поверить своим ушам — не то чтобы ее уши были такими сильными, как ее нос, так что она не была так уж удивлена. — С каждым? Но почему? Харухи мгновение глядел на нее, прежде чем сдулся со вздохом. — Никто не знает, раньше он был очень застенчивым, но постепенно превратился в этого… в этого чудовищного человека. Ни у кого нет догадок, почему он так раздражен и зол на любого, кто осмеливается даже дышать рядом с ним. Некоторые считают, что он вообще не может чувствовать вины, как какой-то урод. И это смутило Сумико. Потому что все, что она чувствовала от блондина за все это время, было… Боль. Одиночество. Ненависть к себе. И удушающее чувство вины. — Понятно, — сказала она, размышляя, прежде чем в ее голове вспыхнула лампочка. — Кстати… как его полное имя? — Агацума… — ЗЕНИЦУ! — закричала Сумико, преследуя столь же визжащего блондина. — ЧТО С ТОБОЙ НЕ ТАК! ПЕРЕСТАНЬ МЕНЯ ПРЕСЛЕДОВАТЬ, УРОДЛИВАЯ МЫМРА! — еще одна ложь, Сумико начала хорошо улавливать этот легкий оттенок цитрусовых в запахе Зеницу. — Я ПРОСТО ХОЧУ БЫТЬ ТВОИМ ДРУГОМ! — вновь выкрикнула она. Ее серьги ханафуда покачивались на ветру — или это просто она бежала по поместью на большой скорости, заставляя их звенеть? — МНЕ НЕ НУЖЕН КТО-ТО НАСТОЛЬКО ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ В КАЧЕСТВЕ МОЕГО ДРУГА! — взвизгнул он, ах здесь чувствовались цитрусовые. Она ухмыльнулась, Агацума Зеницу был загадкой. И Сумико очень хотела ее решить.

***

Зенко была уверена, что умрет. Рано или поздно она упадет замертво от стресса и великолепия, которые пришли, когда она насильно подружилась ни с кем иной, как… — Камадо Сумико! — другой истребитель окликнул ее, она быстро извинилась и отошла от Зенко, чтобы ответить на их короткий вопрос. Вдали от ней Зенко могла, наконец, позволить последним пяти месяцам безумия наверстать упущенное и, наконец, просто все это переварить. Блондинка старалась! Она очень старалась! Она обзывала Сумико всеми ругательствами и оскорблениями, какие только могла придумать, даже несколько слов на «х», казалось, просто соскальзывали с нее, как по маслу. А потом она улыбнулась, и Зенко ни хрена не могла думать. В тот момент, когда она встретила Сумико — ее звук — ее сердцебиение. Оно было таким теплым, таким добрым, как мелодия, которую Зенко ожидала услышать у ворот рая. Не в груди какой-нибудь великолепной девушки с мозолистыми и грубыми руками (о чем она совершенно не думала держать в своих многочисленных бессонных ночах) и со шрамом на лбу. Но это было неизбежно, девушка была столь же упряма, сколь и труслива Зенко. Это означало, что было почти невозможно помешать ей вмешаться в жизнь Агацумы. Она сглотнула, любуясь тем, как солнечный свет отражается на волнистом беспорядке хвостика, в который другая девушка всегда укладывала свои волосы. Она такая красивая. Зенко позволила своему сердцу пропустить несколько ударов. Перед тем как сглотнула. Зенко могла быть полной трусихой, лжецом и временами просто взбалмошной. Но ей действительно пришлось бы ослепнуть, дабы не видеть… Что бы это ни было, растущее между ними. Она помнит, как несколько месяцев назад Сумико наконец задала вопрос, с которого все началось… — Я всегда вижу, как ты выкрикиваешь грубые и подлые вещи, но… этот твой запах, Зеницу. От тебя пахнет такой жалостью и стыдом за каждое слово, которое исходит из твоих уст, даже когда тот Мизуното подошел к тебе, чтобы показать, какой ты его идол, я уже тогда чувствовала, как ты себя хвалил и радовался. Так что я просто хотела спросить… Почему Зеницу? Почему ты прячешься? Тебе же это нравится… Так почему ты ведешь себя так? Зеницу промолчал, не произнес ни слова, пока паника захлестнула ег… ее грудь. Сумико — судя по всему, у нее был хороший нюх — определенно учуяла это. Она вздохнула, прежде чем снова улыбнуться своей ослепляющей улыбкой. — Все в порядке, Зеницу! Можешь пока не отвечать! Я буду здесь столько, сколько потребуется, чтобы дождаться твоего ответа! Зенко решила ускользнуть и пойти принять ванну. Ту самую ванну, в которой она периодически выплакивала все свои чувства. Она чувствовала себя виноватой. Она чувствовала себя совершенно ужасно из-за того, что обманывала Сумико. И все же… она ничего не могла с собой поделать. Как же смягчались эти красные глаза, когда они смотрели на нее. На мгновение она могла потеряться в заблуждении, что эти глаза смотрели не на сильного и уважаемого Зеницу, а на плачущую трусишку, которой и была Зенко. И эти глаза все равно любили бы желтоволосую, несмотря ни на что. Она понимала, что это неправильно, но не могла остановиться, потому что продолжала повторять… В следующий раз,— подумала Зенко с болью — ее охватило отвратительно знакомое чувство дежавю. В следующий раз я скажу ей. Она не смогла.

***

Сумико, без ведома Зенко, испытывала те же подобные чувства. Как золотые волосы переливались в свете свечей, как медово-карие глаза. Пухлые красные щечки и подозрительно мягкие на вид губы. Она не упустила цветочные ноты в запахе мальчика — она знала, что эти вещи были удивительно женственными для парня, но даже так она влюблялась в Зеницу, влюблялась в того, кем был Зеницу. Даже если его по-настоящему трусливый — но по-настоящему добрый и сострадательный характер можно было найти только в его запахе, она все равно влюбилась в него. Так что кого заботило, что он был более женственным, что могло не понравиться другим девушкам. То, как светились его глаза всякий раз, когда он держал цветы или смотрел на красивое кимоно, было совершенно и абсолютно прекрасно, потому что его глаза были великолепны. Сумико почувствовала, что блондинка тоже начала чувствовать то же самое — может быть, так же сильно, как и она. Это заставило сердце Сумико забиться, а желудок несколько раз перевернуться. Она надеялась, что Зеницу знает об этих вещах так же, как и о запахе Зеницу, который становится совершенно восхитительным всякий раз, когда она наклоняется к чуть более низкорослому мальчику. Постепенно она стала смелее, она даже посетила Поместье Любви и попросила совета у самого Столба Любви. То, что она услышала, полностью изменило ее точку зрения. — Возьми на себя инициативу, если твой мужчина бездействует! Сумико даже не подумала об этом! Она была так ошеломлена — чего же она ждала? Она знала, что Зеницу трус, а это означало, что ей самой придется поднять этот вопрос! И сегодня был день, день, когда она покажет, насколько сильно она была без ума от золотоволосого мальчика.

***

Пара прогуливалась по лесу за поместьем Бабочек. Луна ярко освещала их путь. Зенко смутилась, сама не зная почему. Что-то в воздухе изменилось, и она не могла не ерзать, потихоньку нервничая все сильнее. Сумико пыталась не смотреть, пыталась не разглядывать губы блондина — они выглядели слишком мягкими — слишком пухлыми для парня, но ей все равно хотелось их поцеловать. Они вдвоем углубились в лес, и вдруг тот, что посветлее, был отброшен к дереву. Зенко едва успела подумать, прежде чем увидела, как эти красные глаза мелькнули между ее медовыми глазами и губами. Хотя она была почти уверена, что ее мысли сжались в клубочек в ту секунду, когда девушка отчаянно прижалась губами к ее губам. И, наконец, напряжение, накапливавшееся месяцами и месяцами, наконец-то высвободилось. Руки Зенко обвили шею Сумико, пока они целовались. Брюнетка внезапно взяла на себя инициативу и, казалось, не имела с этим никаких проблем. Секунда, когда она просунула язык в рот другой, была моментом, когда Зенко действительно ничего не чувствовала, кроме того, что девушка делала с языком во рту. Она даже не заметила, как расстегнулась рубашка. Прижатая к плечам, ее желто-белый хаори с треугольным узором свисал с ее худощавого туловища. Повязки вокруг ее груди не смогли скрыть самую женскую природу ее верхней части тела. Униформа была развязана, а это означало, что Зенко не нужно было задыхаться, чтобы спрятать грудь. Ужас пронзил блондинку, когда она почувствовала грубую руку, прижатую к ее груди. Две девушки сидели на лесной подстилке. Зенко хоть и была растерянна, но в сердце брюнетки она услышала полнейшее удивление. И поэтому она приготовилась к худшему. Даже когда жирные слезы катились по ее лицу, не в силах скрыть ее. Зенко. Ту, кто так усердно тренировалась, чтобы Зеницу стал звездой шоу. Трусливая, боящаяся риска и легко эмоциональная девушка. И теперь все это было выставлено на всеобщее обозрение. Сумико, напротив, была немного очарована этим зрелищем. Зеницу? Или каким бы ни было ее настоящее имя, она внезапно стала ещё красивее, намного-намного красивее и… Брюнетка склонила голову. Ах, она очаровательна. Зенко, не подозревая об этом, извинилась прежде, чем Сумико успела задать вопрос. — Прости, что я солгала, — сказала Зенко, громко всхлипывая, когда слезы капали и капали из ее глаз на щеки. — Я просто… — глубокий вздох, — Так безнадежно влюблена в тебя, что просто не хочу, чтобы это заканчивалось, даже если бы ты была влюблена в мужчину, на которого я совсем не похожа во всех смыслах этого слова… — Зени… — И я понимаю! — ее голос, наконец, стал выше, Сумико вздрогнула. — Я обманывала тебя ВСЁ это время! И если ты расскажешь остальной части корпуса, я пойму! Я не буду тебя винить! Сумико! Это не сделает тебя плохим чел… — АГАЦУМА! — закричала Сумико, заставив наконец блондинку замереть. — Я уйду… — она всхлипнула. — И ты можешь забыть о том времени, когда ты поцеловала девушку… — Ты не должна. А я не хочу, — твердо сказала Сумико, полностью отключив блондинку, пока та полностью не осознала смысл её слов. — Я… скажи мне. Кто ты? — осторожно спросила брюнетка, ее мозг начал собирать все воедино. То, как смягчалась блондинка при виде милых вещей, цветочные нотки в ее запахе — даже ее поведение временами было девчачьим. Ее манеры — все совпало. Так почему же сердце Сумико билось в десять раз сильнее? — Я … ик… Я Агацума Зенко! И… — она снова всхлипнула, и Сумико сочувственно вздрогнула. — Я пользователь дыхания молнии. Я трусиха и плакса. А еще безумно в тебя влюблена. Я забоялась стать женщиной-истребительницей, потому что… боялась осуждения. Но сейчас все прошло. Но мне всегда так одиноко, и я даже обманывала тебя насчет того, какой я была… я заставила тебя влюбиться в… — Я всегда знала, что ты за человек, — Сумико быстро оборвала другую девушку. — Я чую запах твоих слез еще до того, как они упадут, — Сумико внезапно осознала, что пол Зенко ее не волнует. — Если честно… — она прижала свою мозолистую руку к талии Зенко, а другую к её мокрой щеке, заставив блондинку яростно покраснеть, даже когда она попыталась оторвать руки (безуспешно). — …Я думаю, что узнав это, я только больше влюбилась в тебя, — произнесла Сумико с улыбкой на лице, а в ее глазах горела решимость. —Э?! — сказал этот удивительно легкий, воздушный, девичий голос Зени… Зенко. Так ее голос звучит приятнее. Высокая, мягкая и резкая, в чем старшая дочь Камадо и не подозревала, что ей это действительно понравится, но Сумико тихо признала это. — ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ШУТИ ТАКИМ ОБРАЗОМ! МНЕ БУДЕТ ГОРАЗДО СЛОЖНЕЕ ПЕРЕСТАТЬ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ, ЕСЛИ ТЫ ПРОДОЛЖИШЬ ГОВОРИТЬ ВСЕ ЭТИ ВВОДЯЩИЕ В ЗАБЛУЖДЕНИЯ ВЕЩИ! И…КЬЯХ, — кричала Зенко, когда почувствовала мозолистую ладонь, ощупывающую её талию, ее слезы продолжали течь, когда Сумико наклонилась вперед и поцеловала уголок ее глаз, заставив блондинку вздрогнуть и прижаться спиной к коре дерева — ее спина, к счастью, была защищена хаори. Сумико мгновение разглядывала её, прежде чем облизать собственные губы и наклониться, чтобы прижаться своими потрескавшимися губами к более плюшевым и мягким губам Зенко. В этот момент темноволосая не думала, практически следуя своему инстинкту. Она действительно очаровательна, еще более очаровательна, как девушка, — подумала Сумико, опьяненная густым ароматом персика. Настолько опьяненная, что ее разум был полностью забит мантрой мило-мило-мило по отношению к девушке-блондинке. Собственный мозг Зенко, вероятно, умер некоторое время назад, когда Сумико закончила целовать ее. Все, что она могла слышать, это колокольчики качающихся серег ханафуда, бьющееся сердце темноволосой девушки и симфонию желания, играющую вместе с биением сердца. Сумико прижалась лбом к собственной светлой челке Зенко. Тёплое дыхание обдало её лицо. — Я же говорила тебе, думаю, узнав, что ты девушка, ты мне только больше понравилась. И, кроме того… — Сумико отвела руку от щеки и положила ее на левое бедро Зенко, — … я бы хотела увидеть тебя в юбке. Зенко покраснела так сильно, что все ее тело стало красным. И в следующее мгновение ударила другую девушку по лицу. С криком. — СЛИШКОМ БЫСТРО! ТЫ ПЫТАЕШЬСЯ УБИТЬ МЕНЯ, КАМАДО?! Из глубин ее разума донесся далекий голос бабули. — … даже такая девушка, как ты, могла бы стать сильной истребительницей демонов. Может быть, все-таки стоило прислушаться к этим словам.