***
Он уселся за столик в студенческом кафе и открыл папку. Фото в ней было необычно большим и явно сделано профессионально. Благородно бледное лицо с лёгкой печатью порочной откровенности. Приоткрытые в манящей полуулыбке полные губы, томно прикрытые длинными, как стрелочки, ресницами глаза, тёмные, круглые, как у диковатого прекрасного кота, и жар в них было не приглушить нарочитой ленью во взоре. Волосы в лёгком художественном беспорядке наверняка от хорошего стилиста, длинная открытая в чёрном лонгсливе шея с тонкой золотой цепочкой под ямку. Руки сложены перед собой на какой-то деревянной поверхности. Тонкие нервные пальцы и узкие запястья с несколькими нитяными браслетиками. Красивый. Безумно красивый. Чонин тяжело вздохнул и начал читать. Дело № 10.8625439023450 Ли Минхо Омега (22 года). Первая течка в семнадцать лет (<i>поздний). Третий курс Института менеджмента и финансов Сеульского национального университета. Отец — глава корпорации "U-коrc. InUp", папа — ведущий дизайнер корпорации "U-коrc. InUp" (филиал Тэгу). В разводе десять лет. Увлечения: танцы, вокал, корейская литература. Во время учёбы в младшей и средней школе был солистом танцевальной группы "Awesome", в старшей школе на тренировке повредил колено перед национальным конкурсом "Звезда Сеула". Уровень стресса на момент травмы — 10/10. От травмы не оправился, так как не получил вовремя никакой помощи от родных и близких (отец был в длительной командировке, папа на тот момент проживал в Тэгу). На данный момент уровень посттравмы — 8/10. Уровень интеллектуального развития — выше среднего. Уровень морально-нравственного развития — 6/10. Уровень желания жить — 8/10. Уровень сексуальной активности — 6/10 (в нестабильные связи вступает только для совместного проведения течек (уровень боли на пике гиперфазы — 7/10). В серьёзные отношения вступал один раз, в старшей школе. Альфа Мин Джихёк (№ дела 20.3409672395678) был влюблён в Ли Минхо семь месяцев (уровень привязанности — 31% на начало связи), был его одноклассником и партнёром по танцам. Отношения, начавшиеся после секса в нетрезвом виде на вечеринке, длились год и три месяца. Закончились, когда Ли Минхо получил травму и ему было запрещено танцевать. Инициатор разрыва — Мин Джихёк (на тот момент был влюблён в своего нового партнёра, солиста "Awesome" Ан Хонсона (№ дела 10.4487260982237). После этого Ли Минхо не вступал в серьёзные отношения ни разу, ведёт свободный образ жизни. Употребляет алкоголь, не курит (пробовал два раза, отказ организма из-за непереносимости к маслам), не употребляет наркотики (три затяжки марихуаны, обезболивающее после операции на колене), причина — страх привыкания, природная брезгливость выше нормы. Уровень доверия к людям в целом — 32% Уровень доверия к родным — 21% Уровень доверия к противоположному полу — 19% (основывается на доверии к младшему брату, альфе Ли Моджуну, 15 лет, № дела 20.19865436437901) Положительные черты (в порядке уменьшения силы проявления): креативность, смелость, отсутствие зависимости от чужого мнения, заботливость, способность к сопереживанию. Отрицательные черты (в порядке уменьшения силы проявления): дерзость, высокомерие, вспыльчивость, языковая невоздержанность, эгоизм.</i> Чонин оторвал взгляд от досье и горько усмехнулся. Контора, как всегда, работала забавно: эгоизм и способность к сопереживанию на одном уровне. И как с этим быть — неясно. Нет, всё же цифровизация и тренд на измерение всего и вся новейшими технологиями — это происки демонов, честное слово. Раньше ангелы-хранители хотя бы заморачивались с тем, чтобы расписать ему субъектов его дела подробнее, точнее дать им характеристику, чтобы он мог выбрать тактику и работать наверняка. Теперь же сущностями помахали, циферки посчитали, графики понарисовали — выводы ваши. А как он может сделать выводы, когда у него на всё про всё месяц, а о субъекте известно, что это травмированный равнодушием на всю голову омега, который явно не верит в любовь и предназначение, а если почует в себе что-то, сломя голову понесётся это ломать по принципу «плавали — знаем, дело — дерьмо». Ах, да. Может проявить заботу, но, судя по опыту, только если речь идёт о ком-то близком, как, например, его брат, этот Ли Моджун. Надо будет его дело глянуть. Может, что там будет интересное, Чонин тяжело вздохнул и опустил глаза к двум последним абзацам. Фобии: высота, гроза, змеи, тараканы. Рекомендации: должен признать предназначенного до двадцати четырёх лет, иначе останется одиноким на всю жизнь и умрёт на пятнадцать лет раньше возможного (предположительного) срока. Супер. Чонин посмотрел ещё раз на дату рождения. Через пять месяцев. Ну, правильно. Признание предназначенного — это установление с ним глубокой и искренней эмоциональной связи, переходящий в эмпатию и взаимозависимость в установленных инструкцией вопросах. Средняя скорость возникновения — от двух до четырёх месяцев. Ангел устало прикрыл глаза. Матчасть он знал хорошо. Помогала она не всегда, вот что. Официант принёс ему латте, и он открыл вторую папку. С фото на него глянул очень симпатичный парень с неожиданно розоватыми пышными волосами, аккуратно уложенными в самую простую, но очень ему идущую причёску и тёмными, печальными глазами под коротенькими пушистыми ресницами. На пухлых губах тихо сияла стеснительная улыбка, украшавшая щёки ямочками. Широкие плечи, крепкая на вид ладонь сжимала лямку потёртой сумки. «Лапочка, — с тоской подумал Чонин. — За что?..» Дело № 30.4563782 Бан Кристофер Чан Бета (24 года). Четвёртый курс Института менеджмента и финансов Сеульского национального университета. Особые метки: в Корейский филиал сопровождения переведён в связи с переездом на постоянное место жительство в Сеул (Южная Корея) из Сиднея (Австралия) в 2020 году. До этого два года пять месяцев обучался в Университете Сиднея. Причина переезда — воссоединение с семьёй отца, Бан Дживона. Папа, Бан Хасон, погиб в автокатастрофе 13.04.2018 (причина — нетрезвый водитель, не справившийся с управлением и врезавшийся в машину Бан Хасона). Родные братья отсутствуют. Отец — Бан Дживон, ведущий кардиолог Медицинского центра «Асан». Отношения в семье до гибели папы: тёплые, доверительные. После — отец Бан Чана практически отказался от воспитания сына, взял дополнительные смены, работает почти без выходных. Причина (1): глубокий страх, что может умереть и оставить сына без средств. Причина (2): разрыв предназначения с погибшим мужем-омегой. Проживает… Семья дяди… Чонин заскользил рассеянным взглядом по строчкам и болезненно нахмурился. Травмированный совсем недавно бета… Вообще всё плохо. Уже то, что надо было соединить омегу и бету, было почти критично, потому что такое редко проходило безболезненно. А уж когда оба сосредоточены на своих бедах… Чонин посмотрел в окно. Июньский день подходил к концу, улицы были пронизаны розовыми лучами пока ласкового и щадящего весеннего солнца, украшающего город, а не мучающего его. Облака, деревья, фонтан, цветастые лёгкие наряды прихорошившихся для вечерней прогулки прохожих… Ветер рябью в воздухе… Что же... Ему жаль будет оставлять этот мир. Нет, ничего ужасного в том, чтобы снова вернуться к истоку и плыть нитью световой пыли над планетой, теряясь в облаках, не было, но всё же… Чонин будет скучать. И рад будет вернуться, если ему всё же дадут ещё один шанс. Лет через двести, может... А то и пятьсот, как в этот раз. Время, впрочем, вообще не имело никакого значения. Правда, только для ангелов. А вот для людей оно было критически важно. Так что... Он легко выдохнул и вернулся к папке, проходя взглядом по самому важному. Уровень морально-нравственного развития — 8/10. Умничка. Уровень желания жить — 6/10. Хреново. Уровень сексуальной активности — 3/10. Чонин сочувственно присвистнул. Такой-то красавчик! Впрочем… бета. Понятно. В нестабильные связи не вступал. Был в серьёзных отношениях два раза. Первый — средняя школа, выпускной класс, омега Ли Дохо (дело №…) Причина разрыва — измена омеги, проведшего первую течку с альфой (имя… дело…) Второй — старшая школа, 3 класс, омега Ли Хёндо. Причина разрыва — измена омеги на выпускном вечере с альфой (имя… дело…). Чонин мучительно простонал. Серьёзно? А почему бы не сразу развеять его? Вот к чему всё это? Шанс ему дали, да? Это издевательство, а не шанс! Две измены омег? И оба — Ли? Нет, серьёзно? Какая сволочь придумывала препоны этому несчастному бете?! Он что, в прошлой жизни был блядуном-альфой и целиком перетрахал какой-нибудь омежий монастырь? Бедный парень! Может, конечно, это и закалило его характер, но ведь всему должен быть предел! Ангел скрежетнул зубами, напоминая себе, что гнев — грех, и стал читать дальше. Ведёт замкнутый образ жизни, сосредоточен на учёбе (мотивационный фон: быстрее начать приносить в семью доход, стать независимым и снять с отца ответственность за себя). Чонин ещё раз перечитал эти строки и задумчиво помешал трубочкой кофе в бокале. Значит, всеми силами стремишься оторваться и от той семьи, что у тебя осталась, Чан? Деньги, а не интерес? Не желание получить признание? Плохо. Чонин прикусил губу и нахмурился. Парню срочно нужен был кто-то, кто отвлечёт его от внутренней боли. Только сможет ли это сделать высокомерный мажорчик с глубокой неприязнью к понятию "доверие" и не знавший семейного тепла? Чонин опустил голову. По своему опыту он знал, что такое возможно, но только не сразу. И месяца, чтобы растопить эти два ледника, ему явно не хватит. А значит, ему придётся прибегнуть к массированной атаке. И да, на него снова будет шипеть Сынмин, обвиняя в том, что он палится, что эта тактика "Судьба толкает нас друг к другу" всё равно срабатывает лишь в пятидесяти случаях из ста, зато лишние странности всегда пугают людей. Но был ли у Чонина выбор? Конечно, был. Смириться и поплыть облаком над землёй, блаженно забыв обо всём этом кошмаре из невыполнимых задач и странностей людских судеб. Сделать всё чётко по плану и в полном соответствии с инструкциями — и попробовать выиграть хоть что-то для этих двоих. Пусть стабильную связь образуют хотя бы. А там, может, в конторе всё спишут на поганые человеческие характеры. Такое прокатывало периодически. Только вот теперь, когда он познакомился с этими двумя, ставшими его очередным делом, ему, как и всегда, захотелось — искренне, страстно — помочь им. По-настоящему помочь. Это всегда его подводило. Холодная голова и чёткий план — вот залог успеха у "мотыльков удачи", как называлась его должность. Он ненавидел это название, потому что считал его слишком легкомысленным и не видел в нём должного уважения, а ведь работка была просто жуткой подчас. Да и не мог он холодно и рационально относиться к тем, кого сводил и разводил. Это были не просто дела. Это были... люди. Живые, со вздымающейся от рыданий грудью, болью во взгляде! И внутри каждого — стремлением к саморазрушению, с которым приходилось им выдерживать бой каждый день. Чонин это видел и хотел — страстно хотел! — помочь. И уже сейчас, получив о своих новых подопечных лишь первичные знания, которые должны были ему помочь выработать тактику и скоординировать свои действия с существующими службами помощи, ещё даже не увидев их вживую, не услышав их голосов и не заглянув в глаза, — всё равно уже сейчас он понимал, что снова пропадёт в них, растворится в этом деле и сделает всё, что от него зависит, чтобы им помочь. Он очень этого хочет! Вот только, как показывает опыт, одного его желания не просто мало — катастрофически недостаточно для успеха! И если ничего не выгорит, тогда одного ангела распылят, один омега останется несчастным на всю жизнь, а один бета с вероятностью 60% однажды шагнёт с крыши, чтобы заглушить в себе кричащую и блюющую чернотой пустоту. Всего-то. "Мотыльки удачи", да? Мотыльки? «Хорошо, — подумал Чонин, — сделаю, что смогу, а там — будь, что будет».***
Минхо и Чан не сталкивались в жизни почти нигде. И найти место, где они смогут хотя бы встретиться, было сложно. Но — не невозможно. Столовая. Библиотека. Спортзал (потому что физкультура — это основа основ любой профессии, и все, кто учился в вузе, это знают). В столовой Минхо сидел всегда в компании своих друзей, таких же, как он, популярных и беззаботных богатых сынков успешных родителей. И оторвать его от этой компании, чтобы он хоть как-то обратил внимание на скромно жующего свой всегда одинаковый обед Чана, погружённого в прослушивание очередной образовательной программы, было просто нереально. Но когда Чонин слегка подтолкнул его руку с апельсиновым соком и он вылил его на синий бомбер Чана, тоже слегка отвлечённого внезапной радугой, которую Чонин специально для его изумлённого взора устроил на окне, то не столкнуться взглядами они не могли. И Минхо зашипел раздосадованной кошкой, в его глазах засветилось сердитое недоумение: как это он, такой ловкий всегда, так оплошал, а в глазах Чана сначала мелькнула растерянность, а потом — о, он, может, и хотел бы это скрыть, но был слишком искренним для этого — так что потом в них, в этих чудесных, полных неизъяснимой печали глазах, засияло восхищение. И он, мягко улыбнувшись в ответ на неловкие извинения раздосадованного омеги, сказал: — Ничего страшного. — И, отряхивая остатки сока с ткани, молча вышел из столовой, так и не доев свой обед. Вышел, провожаемый недоумевающим взглядом круглых кошачьих глаз. Конечно, Минхо был изумлён: сам он, окажись на месте Чана, устроил бы огромный и красивый скандал, а тут тебе так тихо и мирно — «ничего страшного»… Минхо постоял ещё немного в задумчивости, потом мотнул головой, как будто гоня от себя навязчивую мысль, и пошёл к своим друзьям. Что же, как минимум, внимание на печального и прекрасного бету он обратил. Чонин радостно сделал «йес-с!» и переместился в альфью уборную, чтобы посмотреть на реакцию Чана. Тот стоял у раковины и, опустив голову, меланхолично мыл руки. Бомбер он снял и, кажется, испачканная вещь вовсе не волновала юношу. Чан снова думал о чём-то своём, и вряд ли о Ли Минхо. Вот руки беты замерли над раковиной, как будто он не совсем понимал, что делать дальше. Чан поднял голову и уставился на своё отражение. Горькая улыбка скользнула по его губам, и он прошептал: — Делай своё дело, бета. И не думай лишнего. Хреново. Но отчаиваться рано. То, что отчаиваться прямо вот пора, Чонин понял достаточно быстро — буквально через пару недель. За это время он как только ни пытался привлечь внимание Чана к красавчику-омеге, который и в столовой пару раз оказывался прямо перед ним в очереди, и во время большой общей лекции по трудовой дисциплине сидел так, что вид на него с места беты был самым лучшим, и в кафе, куда внезапно устроился Чан на подработку, чем занял все то малое время, что оставалось у него от учёбы, Минхо пришёл в первую же его смену, потому что отчаявшийся Чонин попросил шаловливых божков-обжорок заставить живот омеги заурчать громко и откровенно. Всё — мимо. Ну, то есть как… Минхо уже в четвёртую их «случайную» встречу (в кафе) долго смотрел на Чана, причём слишком пристально, чтобы это было можно списать на «задумался». Но подгадать так, чтобы именно Чан у него был официантом, Чонин не смог, так что эти взгляды Минхо остались незамеченными полностью сосредоточенным на своих клиентах и заказах Чаном. И омега, холодно хмыкнув, пожал плечами и, не допив кофе, быстро ушёл. Но даже тогда Чан как будто и не заметил этого. Лишь дрогнули его ресницы и чуть сжались губы, когда за омегой стукнула дверь. Кажется, пора было паниковать. Время шло, и Чонин всё яснее понимал, что имеет дело не со случайной неудачей или тупой недогадливостью, а с упорным нежеланием замечать и понимать знаки судьбы. Осознанным нежеланием. И Минхо, заинтересовавшись было симпатичным бетой, понял слишком быстро, что его игнорируют — и потерял интерес. Молча и не глядя, прошёл он мимо Чана, когда Чонин подгадывал задержку автобуса беты так, чтобы он столкнулся с Минхо у входа в универ. Даже не попытался извиниться, когда снова налетел на бету в коридоре, спеша на лекцию. Зло нахмурился, когда Чан, открыв дверь аудитории, толкнул его, проходящего мимо по коридору, но не стал дослушивать сбивчивые извинения покрасневшего парня и, прошипев оскорблённым котом, гордо зашагал дальше. А Чан ещё какое-то время смотрел перед собой, сжав губы и сведя тоскливо брови на переносице, но в сторону уходящего омеги так и не посмотрел. Впрочем, и тот не обернулся. Дело летело в тартарары, даже не начавшись толком.***
Чонин сидел на перилах моста через реку Хан и думал. Ну, что же… Свои методы, которые в данной ситуации с данными типажами могли сработать, он использовал почти все. И не просто с нулевым — с отрицательным результатом: Минхо теперь испытывает невольную неприязнь к бете, который проигнорировал его зарождающийся интерес. А Чан, видимо, напуган и изо всех сил сопротивляется толкающей его навстречу омеге судьбе, уговаривая себя, что всё это опасная и нелепая блажь, которая ему не нужна. Времени осталось две недели. Итого: Чонин в заднице. "Что мы имеем в арсенале из оставшегося, — размышлял он. — В общем-то всё то же, плюс пара фокусов с внезапными появлениями в романтичных местах по случайным причинам. Старо и подозрительно. Да и какая к чёрту романтика для них? Что ещё? Сыграть на их предпочтениях не получится в любом случае: они очень разные и любят разное. Объединяет их только боль. По разным причинам. И неприязнь к привязанностям. И то, и другое играет против нас. Тогда — что?" Он в задумчивости почесал нос. И замер: почесал? У него чешется нос? Кто?.. Кто-то наблюдает за ним из внеземных сущностей, прямо сейчас! Но никого не было видно: ни запаха, ни сияния, ни чёрной ауры... чёрная аура... Чонин задумался, снова невольно потирая нос. Что там такое говорил Сынмин? Что-то насчёт того, что только добром пробиться к цели порой не просто непросто, как говорится, но невозможно. И если не получается сыграть на чём-то положительном, на своём любимом "пони-радуга-цветочки", — почему бы не попробовать тронуть струны запретного: страхи, неприязнь? Что там было сказано? У Минхо, кажется, боязнь насекомых? Интересно, как к этому относится Чан? Что, если попробовать подстроить "спасение" милого омежки отважным бетой от... ну... допустим, таракана... ов? Тараканов? Чонин фыркнул и поёжился. От одной мысли о том, что ему придётся пугать человека, ему стало не по себе. Он таким никогда не занимался. Даже свои "разлучения" он пытался делать максимально мягкими и печально-светлыми. Поэтому, кстати, и проваливал эти задания с неприятной регулярностью. Ну, не его это было, не его! В конце концов, для всяких гадостей в жизни были демоны, пакостники всех мастей, "чёрные мотыльки"... Чонин замер, остановившись остекленевшим взглядом перед собой. А потом скривил в досаде губы и негромко сквозь зубы произнёс: — Можешь больше не прятаться, Хёнджин. Я почуял тебя, проявляйся... Перед Чонином задрожало марево прогретого воздуха и медленно, словно нехотя, начала вырисовываться тёмная фигура, облокотившаяся на перила моста одной рукой. Вторая небрежно была сунута в карман чёрных брюк. Как и всегда, Чонин не смог не задержаться взглядом на лице этого демона. Хёнджин был "чёрным мотыльком". И среди своих собратьев по этому мерзкому делу был, на взгляд Чонина, лучшим. Столько начинающихся и разрушенных из-за нелепых случайностей, недоговорённости, непонимания отношений, сколько было на счету у этого монстра, не было, скорее всего, ни у кого. По крайней мере, Чонин был в этом убеждён. Может, конечно, дело было в том, что на своих жертв Хёнджин охотился там же, где трудился Чонин. И поэтому они невольно сталкивались. Хотя ни разу не было у них "соревновательного" задания, когда судьбу отдавали полностью им на откуп: кто успеет, тот и получит результат — или гармоничную пару, или двух обиженных неудачников. Но слышал Чонин, что если кому-то из "мотыльков удачи" не везло отхватывать такое задание вместе с Хёнджином, это было стопроцентной гарантией проигрыша. Демон был беспощаден, дьявольски умён, хитёр и не брезговал грязной игрой. Самое паршивое было в том, что уже несколько раз Хёнджин оказывался на пути Чонина. Они познакомились на одном деле, где были тесно переплетены судьбы четверых, и им надо было разрушить сложившиеся пары, чтобы поменять их местами для какого-то там высшего плана. И Хёнджин разрушил всё так ловко, что Чонин невольно восхитился. Но и он тогда не ударил в грязь лицом. Все остались довольны и счастливы, а департаменты Удачи и Неудачи чинно-благородно поздравили друг друга с успехом и снова разошлись на вечную вражду. Только вот Хёнджин не испарился из существования Чонина. Чаще смотрел издали, не приближаясь, но иногда (а в последнее время прямо слишком часто) появлялся рядом, словно поджидал. Они перекидывались острыми и часто достаточно обидными замечаниями, стараясь уязвить друг друга. Но если Хёнджин явно получал от этого удовольствие, то Чонин потом долго и мучительно корил себя, понимая, что поддался демону-соблазнителю и снова отдал ему и его приставаниям слишком много своего времени и сил. А они были небесконечны. И со временем Чонин понял: Хёнджину просто нравится его ангельская энергия, та, что течёт в нём и даёт ему возможность существовать в той форме, что у него была. И когда они сталкиваются, Хёнджин прикасается к ней: задевая Чонина, дразня, выводя на эмоции, он ослабляет его, забирая эту его энергию. Конечно, достаются ему крохи, конечно, это никак всерьёз не вредит Чонину, но уже то, что демон что-то получает от него, бесило Чонина. И то, что это его бесило, потом его же ещё и огорчало. В общем, от Хёнджина он старательно бегал. И только когда совсем уже было нельзя отвертеться, приходилось вот как сейчас — сталкиваться. — Как жизнь, Нини? — улыбаясь и откровенно нагло осматривая ангела, спросил Хёнджин своим фирменным мягким, словно пуховое одеяло, голосом. Чонина передёрнуло внутри, но он лишь с независимым видом пожал плечами: — Пока ты не появился, было всё отлично. И да, повторюсь, как и сто раз до этого: я не люблю, когда меня так называют. Я не человек, не надо менять моё имя. — Я помню, — кивнул Хёнджин, не переставая странно улыбаться и щуриться, — но, как и сто семьдесят четыре раза до этого, я повторюсь: такое очаровательное создание просто грешно было называть этим громоздким и нелепым "Чонин". — Не буду спорить, — уязвлённо скривился ангел, — по грехам ты у нас специалист... Джинни. — Мм... прелесть, — усмехнулся Хёнджин. — Звучит на самом деле погано, но из твоих уст приму как нежность. Чонин прикрыл глаза, вдохнул и выдохнул. Куда он полез? Ни разу не выигрывал он словесные бои у этого противного демона, почему решил, что может снова? Только опять напоил эту скотину своей энергией, судя по его блаженной морде. Чонин снова коротко продохнул и чуть склонил голову набок. Ладно, ладно... Назвать лицо Хёнджина мордой было тупостью. Всё-таки Чонин был ангелом и красоту он видел и может оценить по достоинству. Хёнджина был красив. И — да, можно было бы назвать эту красоту — яркую, слишком, возможно, явную, словно выведенную острым резцом, — порочной, но когда Хёнджин улыбался... Его глаза сияли полумесяцами, его губы смягчались, а щёки обычно слегка розовели, хотя все вокруг говорили, что демоны не краснеют. Проблема была в том, что все его уверяли, что Хёнджин не улыбается никогда. А Чонин видел его улыбку постоянно. И иногда она его пугала, так как он начинал сомневаться в себе: может, она ему только чудится? Он открыл глаза и уставился прямо в лицо пристально глядящему на него демону: да, точно, улыбка была на месте. Когда же Хёнджин осознал, что Чонин на него пялится, она стала шире, и насмешливо приподнялась ровная, словно сделанная в лучшем косметическом салоне, бровь: — Нравлюсь? — Бесишь, — отрезал Чонин. — Чего надо? Хёнджин усмехнулся и ответил: — Дело есть, мотылёчек... То есть... — Он вдруг виновато поджал губы и поправился: — Чонин. Я знаю, что ты не любишь слово "мотылёк" больше, чем даже милое "Нини", так что... — Какое дело? — нетерпеливо перебил его Чонин. Он уже чувствовал, что ничем хорошим не закончится и эта встреча тоже, но просто так отвязаться от Хёнджина, когда он так серьёзно настроен, судя по опыту Чонина, было просто нереально, так что выслушать демона ему всё же придётся. — Не здесь, — решительно ответил Хёнджин и вдруг шагнул к Чонину и толкнул его так, что он полетел с перил моста в реку. Естественно, что Чонин тут же выпустил крылья и взмыл над мостом. Но не успел он развернуться, чтобы высказать Хёнджину разумные сомнения в адекватности его действий, как демон налетел на него, перекрывая полгоризонта своими огромными чёрными крыльями — великолепными, блестящими, сильными — крепко обнял совершенно потерянного Чонина и, прижав к себе, прошептал ему в ухо: — Ко мне, малыш, да? И тут же знакомая струя воздуха, которая обычно бывает при перемещении, ударила Чонину в открытый для возмущений рот, оглушила и смешала все мысли. Он не привык передвигаться вот так, толкаемый чужой силой, так что растерялся ещё больше, но крепко ухватился за плечи Хёнджина: всё же потеряться в межпространстве ему не хотелось. — Крепче, Нини, — снова обжёг его шёпот, и он невольно послушался и сжал пальцы, оценивая: под ними всё было крепко, рельефно и... держаться было приятно. Чонин мысленно дал себе пощёчину, но дальше клеить разборки с собственной расходившейся сущностью было невозможно: они уже были в полутёмной комнате, похожей на спальню в каком-нибудь средневековом замке. Антураж был вполне соответствующий: огромная постель под малиновым балдахином, старинная тяжёлая мебель и тусклый свет от нескольких десятков свечей по стенам и в витых канделябрах, расставленных на столе и по громоздким тумбам непонятного назначения. Приоткрыв рот, Чонин озирался, пытаясь сообразить, где это он может быть. — Нравится? — послышался за его спиной мягкий голос. — Интересно, — невольно ответил он, понимая, что лгать незачем. — Правда, мрачновато. А где это... — Это призрак, — небрежно ответил Хёнджин. — Просто и интерьер такой нравится. Мне в нём комфортно. — Здесь? — изумился Чонин, окидывая взглядом грубые каменные стены, завешанные кусками материи, которая вовсе не делала комнату ни уютной, ни домашней, узкие бойницы окон, в которые наверняка даже в самый солнечный день не заглядывает солнце, толстый ковёр, явно не новый, хотя и богатый... — Здесь, — подтвердил Хёнджин. — А что? — Да нет... — Чонин невольно поёжился, когда по его спине протянуло холодом из-за поднявшегося ветра за окном. Ему не было, конечно, холодно, но настолько здесь было мрачно, что он вдруг на самом деле почувствовал, каково бывает людям, когда вот в такой комнате прохватывает холодом. Хёнджин щёлкнул пальцами, и в большом камине, который занимал весь угол, загорелись поленья. Тепла Чонин не ощутил, но с играющим огнём комната стала на самом деле чуть уютнее. — Поговорим? — услышал он снова голос за спиной и, обернувшись, увидел, что Хёнджин, сняв свой чёрный плащ, небрежно бросил его на спинку большого кресла и присел на край стола. Демон показал Чонину на кресло напротив и вежливо улыбнулся: — Садись? — Чего ты хотел? — насупился Чонин, который вдруг почувствовал себя очень неуютно: в гости к демонам никого никогда из его знакомых не приглашали, что это значит и чем грозит, он не имел представления. Нет, он, конечно, не боялся, но всё же это было смущающе и как-то неправильно. Не то чтобы он ощущал себя жертвой, которую заманили в ловушку, но, возможно, именно эта мысль и не давала ему покоя, беспокойно копошась на краю его сознания. — Хорошо, сразу к делу, — кивнул Хёнджин, усмехаясь. — Я слышал, что твои последние дела не увенчались успехом, Чонин, ангел удачи? — Не сомневаюсь, что тебе хорошо известно и почему это так, демон неудачи Хёнджин, — саркастически усмехнулся Чонин. — Особенно в деле разводов двух пар. Не так ли? — Что же... — помедлив, ответил Хёнджин, который выглядел несколько озадаченным. — Я на самом деле помог Тэхёну по-дружески, когда он сказал, что ему нужна пара Минов для рождения какого-то там мерзавца, так что да, их ты не развёл и из-за меня тоже. Но всё остальное... — Неважно, — сердито оборвал его Чонин. — С каких пор моя судьба тебя беспокоит? — Не совсем твоя судьба, Нини, — покачал головой Хёнджин. Чонин снова поморщился, но не стал перебивать. — Поговаривают — и основательно поговаривают — что если ты провалишь и это задание, то тебя развеют. Не так ли? — И он пытливо уставился на нахмурившегося и сжавшего губы Чонина. Тот только молча кивнул, понимая, что глупо пытаться что-то скрыть. — А ещё, судя по тому, что я видел, ты очень переживаешь за своих новых подопечных, не так ли? — Чонин снова кивнул и приподнял брови, не понимая, к чему клонит Хёнджин. А тот вдруг поиграл бровями и снова улыбнулся. — Насколько они тебе нравятся, Чонин? — Очень, — холодно ответил Чонин. — Они несчастны, и это делает мне больно. И если у меня и в этот раз ничего не выйдет, то они останутся несчастными. А один вообще... — Он умолк и угрюмо посмотрел в окно. — Только какое тебе до этого дело? У нас что, соревнование что ли? — Нет, нет, — небрежно махнул рукой Хёнджин. — Просто, как я посмотрю, у тебя ничего с ними не выходит. — Они слишком далеки друг от друга, — печально ответил Чонин, вспоминая полные тоски глаза Чана и красивые, но такие грустные глаза Минхо. — У них ничего общего. И они боятся получать общий опыт, так что... — Так что ты обречён? — Спросил это Хёнджин деловито, даже без тени насмешки, но от такой вот деловитости Чонину вдруг стало обидно. — Чего тебе от меня надо, Хёнджин? — тихо спросил он. — Хочешь позлорадствовать? Не мелковато ли для "чёрного мотылька" твоего уровня? Хёнджин усмехнулся, поймав его взгляд и, конечно, прочитав там обиду. Но потом покачал головой: — Глупости, ангел, ты говоришь глупости. — Он прищурился и продолжил. — Я хочу предложить тебе свою помощь. Чонин тряхнул головой и поздравил себя с первой в жизни слуховой галлюцинацией. Но взгляд Хёнджина был прямым и серьёзным, и на его губах не было улыбки. Поэтому Чонин растерянно переспросил: — Чего? — Ну, да, да, — выдохнул Хёнджин и странно, уязвлённо усмехнулся, — не помощь. Но я предлагаю отличную сделку. Я помогаю тебе с этими двумя осликами, а ты... — Он запнулся, и Чонин с изумлением увидел, как на его всегда таком самоуверенном и надменном лице проявилось что-то вроде смущения. Но демон тут же взял себя в руки и продолжил чуть тише и напряжённее: — ...а ты напоишь меня своей энергией досыта. — Чего? — почти прошептал Чонин, у которого пропал от изумления голос. — К-к-как это? — Ну, как... — Хёнджин в мгновение ока оказался рядом с Чонином, тот не успел и пером пошевелить, как оказался в его крепких объятиях (опять!), а потом демон осторожно потянул его сзади за волосы, заставил откинуть голову и склонился к источнику силы, который был расположен у основания шеи. Вот тут, как только демон оказался критически близко, у Чонина и сработал защитный механизм. Тут же всё его тело покрылось тонкими пластинками брони, а Хёнджин, зашипев и зацокав, выпустил его из рук и отскочил, тряся обожжёнными пальцами и туша чёрными призрачными крыльями лёгкие огоньки, которыми покрылись его руки и тело там, где он касался ангела. — Ты спятил, Хёнджин? — наконец-то смог выговорить что-то внятное Чонин, которого эта демонстрация лишила языка от изумления. — Совсем башню снесло — лапать ангела и тянуться к его источнику без разрешения? — Ты сам попросил показать, — досадливо морщась, кинул Хёнджин, с недовольством рассматривая ожоги. — Я и показал. Вот так. Потом губами к твоей нежной шейке — и в лучших традициях Дракулы — пока не насытишься... — Последние слова он произнёс с блаженной дрожью в голосе и прикрыв глаза. — Но зачем?! — поразился Чонин. — Тебе она по сути не нужна, ведь ты прекрасно без неё обходишься? И ладно та, которую ты берёшь у меня, когда доводишь до белого каления,— она трофей, она сладка, наверно, но вот так просто?.. — Почему просто? — сладко улыбнулся Хёнджин и поиграл бровями. — Эту ты тоже дашь почти принуждённо, ведь не хочешь же ты на самом деле напоить меня, да, ангелочек? — Чонин кинул на него угрюмый взгляд и не удостоил ответом. И Хёнджин хохотнул. — Вот видишь? Ты покоришься, я в какой-то мере буду ломать твою волю, и это сделает твою энергию просто... ммм... дьявольски... то есть божественно прекрасной! — Ты спятил, Хёнджин, — покачав головой, уверенно сказал Чонин. — Даже если бы — если бы! — я и хотел тебе поверить (а это не так!), кто бы дал мне гарантию, что ты остановишься вовремя, а не выпьешь меня досуха, чтобы потом развеять эту оболочку? Никто же не поверит, что я сам дался, доказать это будет невозможно. — Он насмешливо посмотрел на обидчиво поджимающего губы Хёнджина. — С какой стати мне так рисковать? С какой стати мне вообще даже обсуждать с тобой это безумие? У меня есть ещё время, не так ли? — А что ты теряешь по большому счёту? — снова прищурился на него Хёнджин. — Ну, вот хорошо, что будет, если ты не справишься? Тебя ведь и так развеют! А согласившись поработать со мной, одно ты получишь точно: шанс получить нужный результат. Я неплохо владею своим делом, а все приёмы "хорошего" ты попробовал. Я знаю, что мысли прибегнуть к тому, в чём ты плох, — к "дурным" способам, связанным с болью, риском и страхом, — у тебя были. Не могло их не быть. Хёнджин говорил, лениво растягивая слова, он снова сидел на краю стола и поза у него была расслабленной, однако тёмные, как все чёрные дыры вместе взятые, глаза его ловили, казалось, каждое движение, каждый вздох ангела, каждое трепетание его ресниц. И Чонин на самом деле прислушивался, пытаясь понять, почему у него внутри всё так странно поджимается — не в праведном гневе, а робкой... надежде? И он всё внимательнее вслушивался в слова демона: — Но спроси себя: у тебя не вышло с теми приёмчиками, которыми ты владеешь так хорошо, а выйдет ли, если ты будешь пользоваться чужим арсеналом? Всё ведь тренировки требует, да, ангелочек? — Не называй меня так, — почти на автомате откликнулся Чонин, который напряжённо обдумывал слова демона. По всему выходило, что Хёнджин, как ни прискорбно, прав. Сделка на самом деле если кому-то чем-то нехорошим и грозила, то только ему, "мотыльку удачи" Чонину. И так обречённому Чонину. А Хёнджин был мастером своего дела, и если он на самом деле поможет, то тогда Чан и Минхо смогут обрести своё счастье. А если после этого Хёнджин выпьет Чонина досуха и развеет, что же? Он ведь уже даже в какой-то мере смирился с тем, что вернётся в своё изначальное состояние? Может, ему и не хочется этого, но попробовать на самом деле стоит, разве нет? И снова он увидел перед глазами мягкую и печальную улыбку Чана и обиженно-презрительную ухмылку Минхо. Хотя бы что-то — но они должны получить! Даже если... — ...что ж ты у меня такой капризный? — вдруг уловил он краем уха: оказывается, Хёнджин что-то говорил, пока он думал. — Капризный? — рассеянно переспросил он. — Как тебя ни назови — всё не так! — охотно пояснил Хёнджин, растягивая губы в добродушную улыбку. — Разве ангелы не должны быть милы, покладисты, устремлены в небо? И уж никак не ожидаешь, что ангел будет цепляться к своему имени! Ещё и не реальному, а — фи! — земному! — А какую ты помощь мне гарантируешь, если я соглашусь? — отмахиваясь от заигрываний демона, прямо спросил Чонин. — То есть... Всё сделаешь, что я... — Ты, конечно, сладок до безбожия, мой милый, — насмешливо покачал головой Хёнджин, — но всё — это перебор даже за твою нежную сущность. Нет, конечно. Явные глупости, продиктованные твоими благородными порывами, я не буду исполнять. Чонин обиженно фыркнул, но, скрепя сердце, промолчал: он же как-то оказался в этом положении, не так ли? А значит, Хёнджин в чём-то прав. Демон между тем продолжал разглагольствовать: — Я сделаю для твоих голубков то, что ты не стал бы делать, если сочту, что это должно помочь. Другое дело, если ты паче чаяния предложишь что-то стоящее... — Чонин не удержался и скрипнул зубами, старательно удерживая себя и призывая всё данное ему Господом терпение, а Хёнджин, искоса кидавший на него довольные взгляды, лишь шире улыбнулся. — Без обид, ангел, мы оба понимаем, что пока у тебя толкового ничего не получилось — я имею право на разумные сомнения, не так ли? Чонин отвернулся и кинул все оставшиеся силы на то, чтобы подавить в себе досаду и тоскливый гнев и слишком явное, никогда его не обманывавшее дурное предчувствие. Как же этот демон его бесил! Не надо бы, не надо... Хотя ему и не возразишь. Да и если бы только в Чонине было дело, терпеть бы он не стал, однако ведь дело именно не в нём... Хёнджин же продолжал, как ни в чём не бывало: — А дальше всё просто: если ничего не выходит, твоя сладкая энергия уходит в землю, расплёскиваясь напрасно и безумно расточительно, на мой взгляд. Ну, а если всё же эта парочка настроится на правильный лад и попробует разуть глаза в сторону друг друга — отлично, я победил, и ты убираешь чешую и подпускаешь к источнику. — Это у тебя чешуя, — не выдержал уязвлённый сверх меры Чонин, — а у меня кольчуга. — Да похрен, как это зовёте вы на небесах, — хладнокровно усмехнулся Хёнджин. — Я буду всё это время с тобой, мы посмотрим, что можно сделать. Хорошо? Согласен? — А чего ты вдруг решил мне помогать? — неуверенно спросил Чонин, чувствуя подленькую слабость и пытаясь оттянуть последнее слово. — Что у вас за дебильная привычка начинать задавать основополагающие вопросы, когда вы уже приняли решение? — раздражённо спросил Хёнджин. — Почему вас начинают терзать смутные сомнения тогда, когда уже откровенно поздно и вас убедили? — Кого это — вас? — пробормотал смущённо Чонин. Хёнджин ведь был прав: решение он уже принял. — Силы добра, — пояснил Хёнджин. — Откуда тебе-то знать хоть что-то про силы добра? — Чонин насупился и отвёл взгляд. — Важно лишь то, что я знаю откуда-то, да? Наблюдение, столетия опыта, а может... — Хёнджин умолк, дожидаясь, когда Чонин поднимет на него глаза, и как только уловил его беспокойный взгляд, сделал многозначительное лицо и зловеще прошептал: — ...просто магия вне Хогвартса, да? — И издевательски подмигнул. — Ой, только не говори, что ты "Гарри Поттера" читал, — поморщился Чонин. — Слышишь, Пуффендуй, я помогал с его продолжением! — высокомерно приподнял бровь демон и почему-то тут же в досаде прикусил губу. — Врёшь! — ахнув, выдохнул Чонин. — Мы не будем об этом, — холодно отрезал Хёнджин и отвернулся. — Почему? — воодушевился Чонин, у которого крайне редко появлялась возможность задеть демона. Да ещё и потянуть время в принятии трудного решения. — Но как? Ведь многим понравилось! Ты что... — Он сделал круглые глаза. — Не справился?! Хёнджин зашипел, как вода на сковородке и, резко развернувшись, проткнул Чонина ледяным взглядом. — Я всегда справляюсь, — отчеканил он. — Не с одним, так с другим. Что там сейчас с писателем, м? И вообще! Мне вспомнить обо всех твоих грехах и неудачах, мотылёк? — Откуда обо всех-то тебе знать? — вздёрнул нос Чонин, поморщившись на обращение. Хёнджин прищурился и снова неуловимым движением оказался рядом, прижав растерянно пискнувшего от неожиданности ангела к стене. Нос демона прошёлся по его щеке, и он прошептал прямо в ухо Чонину: — Я слежу за тобой, Вазовски, постоянно и очень внимательно... — О, нет, — застонал Чонин, цепляясь за его плечи и отталкивая его, — только не говори, что ты имел какое-то отношение и к "Корпорации монстров"! — Нет, конечно, что за бред! — возмутился Хёнджин, мгновенно оказываясь снова у стола и усаживаясь за него. — У меня тоже есть принципы, и к маленьким сопливым детям я не лезу: мне противно. — Он поднял глаза на переминающегося с ноги на ногу ангела. — Так что, Чонин, по рукам? — По рукам, — тяжко вздохнув, ответил Чонин. Что же. Достойная судьба достойного ангела. А может, ещё и... обойдётся.***
Хёнджин сказал, что Чонин всё делал неправильно с самого начала. И с самого начала они и начали. Первым делом Хёнджин создал на пути Чана воображаемую преграду и бета, которому внезапно показалось, что у него под ногами кот, запнулся и налетел на шедшего со стаканом горячего кофе Минхо. Чонину демон в это время поручил отвлекать внимание внезапно образовавшегося у омеги назойливого поклонника по имени Со Чанбин, и тот, мысленно попросив прощения у этого милого в общем-то альфы, отвёл ему глаза. Из-за этого Чанбин вовремя не успел шмыгнуть за угол и попал в руки молодого преподавателя-омеги Феликса Ли, по чьему предмету у альфы были крупные задолженности. Конечно, суровый Ли уволок альфу в свой кабинет, чтобы договариваться об отработках, угрожая незачётом. И Чонин, успокоив себя тем, что в общем-то это пойдёт только на пользу Чанбину, поспешил в коридор, где у окна в это время Чан виновато кланялся, извинялся и твёрдо просил злого, но до странности растерянного Минхо снять испорченный шикарный лонгслив с чёрным тигром на светлом фоне, чтобы бета мог его постирать. Пальцы Ли уже были в противоожоговой мази, хотя и пострадали, как ни странно, не очень сильно. То, что у Чана всегда мини-аптечка с собой, Хёнджину сказал Чонин. Конечно, он не знал, что из-за этого демон решится на причинение такого вреда. — Мне сейчас что ли перед тобой раздеться, бета? — раздражённо отбивался от него Минхо. И по его лицу было видно, что он и сам слегка напуган отсутствием в своей реакции агрессии, которая была бы вполне уместна в этом случае: лонгслив выглядел безнадёжно потерянным для этого мира. — Нет, нет, прости, нет, конечно, — хмуря брови и сжимая руки на груди, отвечал Чан. — Но ты можешь переодеться во что-то... А если тебе попало на кожу на животе, то надо тоже намазать. — И на короткое, но очень выразительное шипение Минхо, он виновато прижмурился и пробормотал: — Но ведь ожог... Я и не говорю, что я буду: сам намажь! — Минхо фыркнул, цокнул, и Чан поспешно перевёл с опасной темы, рассматривая его испорченную одежду: — У тебя есть на смену? Просто ходить вот так, мокрым и с пятном... Можешь и простыть ведь, здесь холодно. — Тебе что за печаль? — обидчиво спросил Минхо. — Я же сказал, что мне не нужно ничего от тебя! Будем считать, что это компенсация за тот случай… — Минхо внезапно смутился. — Ну... Ты, может, и не помнишь? — В столовой? — тихо спросил Чан. Минхо кивнул, и Чан, наконец, поднял на него глаза. Они замерли, очевидно, не зная, что сказать друг другу, а потом Чан медленно отступил и сказал: — Ну... Что же... Раз ты в порядке... — В полном! — вызывающе ответил Минхо, может, чуть громче, чем можно было бы, но вполне уверенно. Чан чуть заторможенно кивнул и неловко помахал рукой: — Тогда... пока. Извини ещё раз... "О, нет, нет, нет!" — мучительно застонал про себя Чонин и умоляюще посмотрел на Хёнджина. Он не знал, о чём, но прошептал: — Пожалуйста! Хёнджин ухмыльнулся и щёлкнул пальцами. И тут же Минхо схватился за живот, вскрикнув. Лицо Чана исказилось страхом, и он кинулся к омеге: — Что? Ми... Минхо? Потирая внезапно заболевшее место, Минхо приподнял брови: — Ты знаешь моё имя? Чан мило зарумянился и неловко спросил: — У тебя что-то болит? — Живот, — жалобно ответил омега. — Так и знал, что тот моти был просрочен... Ой-ой... Дьявол, больно! — Именно! — шепнули Чонину на ухо: он так засмотрелся на разыгрывающуюся перед ним сцену, что не заметил, как Хёнджин оказался рядом. — Смотри, что сейчас будет. На лице Чана отразилось сильное беспокойство, и он решительно потянулся к омеге, предлагая своё плечо ему в помощь: — Опирайся, я тебя до медпункта доведу. — Я и сам могу, — упрямо, хотя и не так уверенно пробормотал Минхо. — Да ты посмотри какой! — возмущённо хмыкнул Хёнджин и поднял руку, чтобы щёлкнуть ещё раз. Но Чонин ухватил его за пальцы, не давая: — Стой, стой... Погоди... Чан решительно взял Минхо за плечо и потянул на себя: — Давай, давай, Минхо. Я доведу до медпункта, ничего не случится. У меня пара только через двадцать минут. И омега, вздохнув, принял помощь, доверчиво опёрся на плечо Чана. Они скрылись за поворотом, почти обнимаясь. Хёнджин самодовольно посмотрел на Чонина и лукаво улыбнулся. — Грубо, конечно, очень грубо, — сказал он, явно польщённый восхищённым взглядом ангела, — но, как ты понимаешь, сантименты разводить некогда. — Грубо, — согласился Чонин. — Но да, времени нет. — И снова невольно загляделся в омуты чёрных с золотым ободом глаз, смотрящих на него пристально и, казалось, с каким-то совершенно чуждым им чувством. Но потом, мотнув головой, отогнал от себя глупые мысли и деловито спросил: — И что дальше?***
Подсунуть Минхо шпору на зачётной работе так, чтобы препод — всё тот же суровый Феликс Ли — её обязательно заметил, было тоже идеей Хёнджина. А всё потому, что поход в медпункт окончился чинной беседой по дороге до выхода из университетского двора — и полной тишиной в отношении встретиться-поговорить-повторить. Чонин старался изо всех сил, подсовывал Чану и Минхо на глаза всё, что могло им друг о друге напоминать, и даже, может, преуспел в этом, но оба упрямца лишь поджимали губы и ни тпру ни ну. Нет, может, Минхо и вздыхал иногда, вспоминая широкие сильные плечи и пленительные ямочки, но ни разу не попробовал как-то пересечься с Чаном. Да и тот, может, пару раз застывал, думая при этом, судя по лицу, о чём-то приятном, но когда увидел Минхо в столовой в одиночестве, отвернулся и лишь быстрее зашагал к пустому столику. Чонин хватался в отчаянии за голову, а Хёнджин закатывал глаза и просил его успокоиться. И в нужный момент инициативу взял на себя. Вообще шпора принадлежала милому омеге Пак Чимину, который лучше всех знал английский в группе Минхо, но был нервным и тревожным до ужаса. И на каждый зачёт делал отличные шпоры — чтобы никогда ими не пользоваться. И тут было то же: шпоры тихо-мирно лежали в глубоких карманах Чимина, однако Хёнджин подул на него горячим ветром и омеге сделалось жарко. Испугавшись, что у него жар или — не дай бог — течка, Чимин дрожащими руками полез за платком, шпора высунулась из его кармана, и Хёнджин легко перехватил её, спрятав в невидимый карман, а потом лёгким щелчком отправил прямо под стул Минхо, который корпел над переводом, не обращая внимания ни на кого вокруг. Правда преподаватель Ли в первый раз, пройдя мимо, не заметил её, но Чонин, мысленно попросив прощения у бедного Со Чанбина, пощекотал его, так что альфа хихикнул и стал почёсывать ногу, на которую и устремил взгляд преподаватель Ли, обернувшись на неподобающий звук. А потом взгляд его медленно перешёл на белый узкий длинный листочек под стулом рядом с Чанбином сидящего Минхо. Как и ожидалось, Минхо не стал сдавать Чимина, хотя точно узнал его почерк, судя по метнувшему в сторону полумёртвого от ужаса омеги взгляда. Но когда Чимин уже открыл было рот, чтобы признаться, Хёнджин подул в него — и Чимин закашлялся до слёз. Минхо отправили на пересдачу с обязательными дополнительными занятиями с кем-то из Английского клуба, который был создан в университете именно с целью помогать студентам познавать прелести заморской речи. И когда Минхо пришёл в библиотеку на первое из трёх обязательных занятий со своим помощником, им оказался именно Бан Чан, у которого был должок перед преподавателем Ли. Тот и попросил его отработать именно так, после того как ему на глаза попалась бумажка с направлением студента Бан Чана на университетскую олимпиаду. Случайно попалась, как думал он. А Чонин второпях чуть не уронил стопку тетрадей, пока искал эту бумажку на его столе, чтобы подсказать нужный вариант решения. Бан Чан родился и рос до одиннадцати лет в Австралии, так что английским владел в совершенстве. У него было три дня, чтобы убедиться в том, что Ли Минхо неплохо владеет материалом и может идти на пересдачу без всякой дополнительной помощи. — Зачем тогда шпоры? — с печальной улыбкой спросил у омеги Чан. — Это были не мои шпоры, — ответил Минхо, досадливо морщась. — Но у того, чьи они были, случился бы сердечный приступ, если бы его выгнали из-за них с экзамена. Он никогда ими не пользуется, я знаю. А родители у него... В общем, неважно. Так получилось. Стечение обстоятельств. Я этими шпорами тоже не пользовался. Я вообще не понимаю, откуда они были под моим стулом — хочешь верь, хочешь не верь. — Я верю, — негромко, но твёрдо сказал Чан. — Ты честный и... — Он запнулся, снова краснея, как и несколько раз до этого, когда Минхо склонялся слишком близко или их пальцы невольно соприкасались. — И...? — насмешливо улыбнулся Минхо. — И умный, и способный, — обезоруживающе улыбнулся Чан, взяв себя в руки. — Это ты понял за три дня? — приподнял бровь Минхо. Чан улыбнулся чуть шире и кивнул, а Минхо хмыкнул: — Странно. Ни один мой бывший не мог этого понять, все думали: омега и омега, только вертеть задом может. А ты смотри-ка какой прозорливый... Улыбка увяла на губах у Чана, Чонин профейспалмил с мучительным стоном, а Хёнджин очень некрасиво выругался. Чан быстро собрал книги и, вежливо улыбнувшись и пожелав растерянно на него глядящему Минхо удачи на пересдаче, быстро ушёл. — Ладно, — задумчиво сказал Хёнджин. — Вот теперь это стало интересным. Чонин кинул на него косой взгляд и тяжело вздохнул. Легко ему говорить: не получится — и всего-то пятно на репутации, а вот он... Он перевёл взгляд на омегу, одиноко сидящего за столиком, заваленным с одной стороны тетрадями и учебниками. И что-то внутри него зашлось от жалости: на лице Минхо была написана растерянность, губу он прикусил до крови, а в глазах что-то предательски поблёскивало. Но вдруг он зло усмехнулся, вытер резким движением глаза и прошипел: — Да пошёл ты... Нахер ты мне, такой тупой... И, поднявшись, стал быстро собирать свои вещи.***
— Предлагаю наступательные действия по всем фронтам, — бодро сказал Хёнджин и с шумом втянул лапшу. — Как ты это ешь? — с удивлением спросил Чонин, наблюдая за ним с неопределённым выражением на лице. — Весь такой из себя аристократ средневековый — а тут лапша... Это же ну... — Насчёт аристократизма... Я же не человек, мне реноме поддерживать не надо. У меня свобода, — ответил, жуя, демон. — А остальное... Почему нет? Ты же пьёшь кофе? А я обожаю этот вкус. Особенно здесь рамен просто великолепен. — Он ухмыльнулся и с шумом втянул бульон. — Ты ешь рамен из картонного стакана, — пожал плечами Чонин. — Он везде одинаковый. А кофе я пью только в одном месте в Сеуле, и там он просто... ммм! — Он прикрыл глаза и блаженно улыбнулся, вспоминая любимый аромат. — И почему ты до сих пор меня не пригласил туда и не угостил им? — состроил оскорблённую физиономию Хёнджин. — Я приглашаю туда только избранных, — насмешливо ответил Чонин. — Как ты понимаешь, ты в их число не входишь. — Ах, неужели личиком не вышел? — издевательски затрепетал длинными ресницами демон и сделал губы уточкой. — Фу, — отстранился от него Чонин. — Не делай так больше. — Не нравлюсь? — ехидно спросил Хёнджин. — Пугаешь, — отрезал Чонин. — И вообще, мы теряем время. А у меня лично его совсем не осталось. — Да перестань, ещё почти неделя, — оптимистично улыбнулся Хёнджин и положил руку ему на плечо. — Крылья по ветру и перо к перу, ангелочек! Есть идея. Предлагаю сыграть на прекрасном и чисто восточном чувстве, которое воспитывается у каждого приличного корейца: на чувстве благодарности. — Чонин с интересом воззрился на него, а он допил бульон и продолжил: — Минхо, конечно, стервец редкий, болтлив и нахален, но он не может просто так отделаться от Чана, после того как сегодня с таким блеском сдал зачёт и заслужил личную похвалу этого придиры преподавателя Ли. Кстати... — Взгляд Хёнджина чуть замаслился, и он похабно ухмыльнулся. — А этот суровый омежка мне понравился до ужаса. Тебе как? — Оставлю это без ответа, — холодно ответил Чонин и отстранился от него. Но демон тут же сел снова близко и вдруг склонился к его уху: — Да бро-о-ось... такая лапочка, а? Слушай, а ты никогда... — Ещё одно слово, и я уйду, — уже более сурово предупредил Чонин, которому вдруг стало ужасно неприятно. Он не пытался определить причину этого ощущения, но всё же сжал губы и нахмурился всерьёз. — Ладно, ладно, — совершенно мило и откровенно засмеялся Хёнджин, — так только, к слову. Да и, кажется, на него начал засматриваться этот прилипала Со Чанбин, а это нам на руку: от нашего Минхо он отвязался. Так что я бы да, но ради дела будем считать, что нет. Чонин кинул на него косой взгляд, но губы сжал ещё плотнее. Как же он его бесит — этот демон! А Хёнджин между тем несколько раз откровенно вдохнул у его щеки, и Чонин понял, что снова источал энергию, а этот мерзавец её перехватил. — Не боишься, что моё терпение кончится и ты ничего не получишь? — тихо спросил Чонин, прикрывая глаза. Он вдруг ощутил слабость, похожую на человеческую усталость: всё показалось неважным и ненужным. Может, ну его?.. — Эй, эй, мотылёк! — прикрикнул на него Хёнджин. — Слушай сюда! Никаких соплей и отчаяния. Я сегодня ночью навестил нашего упрямого бету и подарил ему несколько горячих снов с участием нашего омежки. — Чонин тяжело вздохнул и кивнул. Что же. Тяжёлая артиллерия, кажется, давно должна была пойти в ход. Хёнджин продолжил: — Но он лишь злился утром сильно и, кажется, тосковал. Даже дрочил с таким видом... Чонин ахнул и в ужасе уставился на Хёнджина, на что тот ответил совершенно хладнокровным взглядом. — Что? — насмешливо спросил он. — Скажи спасибо, что я взял на себя и не попросил тебя посмотреть, насколько этот вариант эффективен. — Чонин невольно пискнул, ощущая, как всё внутри у него поднимается от отвращения. И, видимо, оно же отразилось у него на лице, так что Хёнджин удовлетворённо кивнул: — Вот-вот. Не благодари. Скажу тебе, что сны получились качественные, так что вся стена его ванны... — Да боже же мой! — мучительно вышептал Чонин, понимая, что просто не вывозит больше. — Окей, ладно, ладно, — усмехаясь, поднял Хёнджин вверх руки. — В общем, да, определённый эффект Минхо на него произвёл, и тело, которое, как известно, можно забить, но нельзя обмануть, никуда этому Чану не деть. — Это не поможет наладить связь! — с горечью сказал Чонин. — Если бы надо было просто свести их для постели... — А постель никто не отменял в любом случае! — возразил Хёнджин. — И для активной стороны, милый мой ангелочек, она очень важна. — Не у Чана, — покачал головой Чонин, вспоминая данные по этому бете. — Он... — Это пока не было у него достойного образа, на который хотелось бы дрочить, — деловито ответил Хёнджин. — Кофе бы... — Погоди, погоди, хватит жрать, — нетерпеливо перебил его Чонин. — Так и что? Ты начал с благодарности, а потом начал мне рассказывать всякие гадости. Это как-то связано, или... — Связано, — ответил Хёнджин. — Но это я тебе о своей работе рассказал. А ты в свою очередь должен мягко напомнить Минхо, что Чани-бой ему как-никак помог, а значит, он должен пригласить его куда-нибудь и угостить на славу! — И что, Чан согласится? — недоверчиво спросил Чонин. — Ты же понимаешь, что если он откажется, то можно будет сворачивать лавочку: Минхо больше ни за что... — А для этого и нужно, чтобы Чану снились сны погорячее, — назидательно пояснил Хёнджин. — А ещё я подкину ему пару постов в его любимой сети о том, что нельзя переносить свои обиды на незнакомых людей. И тогда он осознает, что кинул Минхо в библиотеке совершенно напрасно, так как он не мог не заметить, как наш омежка моргал, чуть не плакал. Чан умный, Чонин. Он всё заметил. И теперь, когда интерес мы подогрели, чувство вины достаточно легко поселить в его душу. Так что если Минхо его позовёт, он не откажет. Чем тебе будет не попытка? Чонин, повздыхал, что конструкция получается шаткая, но выбирать не приходилось. Так что они начали действовать. И за два дня дело было сделано. Чанбин завёл с Минхо очень нужный разговор о том, как он благодарен преподавателю Ли, который своими отработками заставил его начать заниматься, и теперь альфа, кажется, очень увлекся учёбой. За эту заботу Чанбин позовёт преподавателя Ли на обед и угостит отборной корейской говядиной в чудном ресторанчике на берегу реки Хан. Минхо кисло улыбнулся, спросил, уж не решил ли Чанбин приударить за молодым преподом, но тот лишь покраснел, важно надул щёки и сказал, что только уважение и благодарность! Минхо похмыкал недоверчиво, но задумался. И через пару часов ликующий Чонин увидел, что тот просматривает на ноуте меню нескольких ресторанов. Чем занимался со своей стороны Хёнджин, Чонин не желал знать, но, судя по тому, что когда Минхо, подловив Чана после пары, мило улыбаясь, позвал его в рыбный ресторанчик, бета сначала шуганулся и дико покраснел, а потом поспешно согласился, демон дело своё сделал. Чонин приободрился. А видя, как тщательно выбирает Минхо себе наряд, вообще обрёл уверенность в том, что всё может очень даже выгореть. И даже когда омега пришёл в ресторанчик первым, Чонин лишь немного огорчился: всё-таки красивее и правильнее было бы, если бы Чан встретил Минхо у входа и желательного с цветами... Хёнджин почему-то на связь не выходил, и когда прошло уже пятнадцать минут, а беты всё не было, Чонин всерьёз заподозрил неладное. Да и Минхо, нервничая, всё посматривал на телефон, который молчал, никак не реагируя на его призывные взгляды. Ещё через десять минут Чонин не выдержал: сосредоточился на образе демона и гневно и громко позвал. В ушах белый шум сменился на какую-то возню, которая совсем не понравилась Чонину, так как похожа она была на шум драки на мечах с характерным скрежетом и ударами. — Позже! — хрипло отозвалось в голове голосом Хёнджина. — Сам! — И всё утонуло в неприятном шуршании пустоты. Чонин в растерянности перевёл взгляд на Минхо и с тоской увидел, что тот собирается. На омеге лица не было, он был даже не зол — он был холодно отстранён. И тёмное марево обиды покачивалось над его головой, это было видно невооружённым взглядом. Чонин быстро вызвал образ Чана и переместился. И как только увидел его, понял всё и сразу. Чан сидел на лавке в небольшой раздевалке душа около спортивного зала. Руками он упирался в колени, голова его была опущена, он дышал тяжело и прерывисто — плакал. Рядом валялся явно небрежно отброшенный телефон с разбитым экраном. Разряженный. И Чонину не надо было подходить к двери, чтобы понять, что она заперта. Он прикоснулся к ручке этой двери, и перед его взором мелькнула картина: парень с повязкой дежурного задумчиво обводит взглядом помещение, у него в ушах наушники с какой очень агрессивной музыкой, так что шума льющейся в дальнем душе воды он не слышит. Он гасит свет и запирает дверь. Да, случайность. Стечение обстоятельств. Неудача. Слишком очевидная, чтобы не быть подстроенной. Только вот кем? Чонин быстро настроился на Хёнджина и крикнул: — Чёрный мотылёк? — Да, — напряжённым голосом прохрипел Хёнджин, и за этим последовала серия коротких громких ударов стали о сталь. — Месть. Мне. Давай сам, Нин... Чонин выдохнул и решительно метнулся снова к Минхо. Юноша был уже на улице. Он медленно брёл, не глядя по сторонам, по направлению к остановке, и Чонин обрадовался, что омега не стал вызывать такси. Он чуть подтолкнул Минхо в спину, и тот почувствовал желание поскорее добраться до дома. Омега сел в быстро подъехавший полупустой автобус и уставился в окно. За ним мелькали огни Сеула, который выглядел ярким и праздничным, наряженный в огни фонарей, витрин и подсветки. Однако Минхо было не до его красот: сердце юноши явно щемило от обиды. Чонин осторожно коснулся его виска, забирая немного силы. Минхо послушно прикрыл глаза. Чонин потянул ещё ниточку — и Минхо, пожевав своими пухлыми губами, уснул. Свою остановку он благополучно проехал, Чонин мягко тянул у него из коротких тревожных снов печальные чёрные краски, которые навевала на него грусть. Кроме того, ангел отвёл глаза двум лихим альфам, которые, увидев спящего омежку, попытались присоседиться. С явно не самыми чистыми намерениями. Одного Чонин даже наградил лёгкой чесоткой от того, какие мысли мелькнули в голове у этого мерзавца при виде нежной шеи Минхо, видной в вырезе летней курточки. И только когда за окном мелькнуло освещённое фонарями здание университета, в котором учились Минхо и Чан, Чонин легко толкнул омегу под руку, тот вздрогнул и проснулся. Хлопнул пару раз сонными глазами, выругался себе под нос и заспешил к выходу. На остановке он снова крепко ругнулся и уже было хотел перейти дорогу, чтобы попасть на остановку напротив, но... — Зайди и забери спортивную форму, — шепнул ему Чонин. — Ты хотел вчера и забыл... А сейчас, всё равно ты здесь... зайди, а то шкафчик провоняет потом... Давай, Хо-я, не будь ленивой задницей... И Минхо, досадливо скривив губы, медленно побрёл к университетским воротам. Сторож ещё не закрывал здание, его на своём месте вообще не было: видимо, он обходил территорию. И Чонин придержал за Минхо дверь, чтобы она не захлопнулась и не привлекла внимания пожилого ворчливого беты. Шаги Минхо гулко отдавались в пустом высоком коридоре, и когда Чан, услышав их, вскочил (Чонину пришлось пнуть его почти в четверть силы, чтобы он выбрался из густой усталой дрёмы) и закричал, взывая о помощи, Минхо встрепенулся — и метнулся к альфьей раздевалке, рядом с которой были шкафчики его курса. — Чан? — недоверчиво позвал он. — Чан, это ты? — Минхо! — В голосе Чана прозвучало такое счастливое облегчение, такая искренняя светлая радость, что и Чонин, и Минхо невольно улыбнулись. — Меня закрыли, закрыли! А телефон разряжен, я даже позвонить тебе не мог... — Чан быстро вытирал лицо, стараясь привести себя в порядок, как будто Минхо мог его видеть, а тот растерянно топтался у двери. — Я сторожа сейчас приведу! — заторопился омега. — Подожди, слышишь?! — Да, да, хорошо! — так же поспешно ответил Чан. — Ты не спеши, не спеши! Я жду! Минхо развернулся, чтобы бежать, но сделал лишь несколько шагов, запнулся обо что-то невидимое и с острым вскриком рухнул на пол. — Минхо?! — завозился со своей стороны Чан. — Хо? Минхо? На лице омеги отразилась боль, он сидел, зажмурившись, прикусив до крови губу, и дрожащими пальцами сжимал колено — то самое... травмированное. А над ним нависал чёрной тенью Хёнджин с дьявольской улыбкой на лице. — Не спеши, омежка, история должна быть красивой... — сказал он негромко и резко развернулся, уворачиваясь от удара силой, которую швырнул в него Чонина. — Эй! — Ты спятил?! — в бешенстве крикнул ангел и, метнувшись к нему, толкнул Хёнджина изо всех сил. Но тот перехватил руки Чонина и, резко дёрнув на себя, прижал его к своей груди. Чонин завозился, пытаясь вырваться, потому что в это время Минхо издал жалобный стон: юноше было больно, ведь он пытался встать. — Тихо, тихо, — прошептал вдруг Чонину в ухо Хёнджин. — Смотри, что будет, мой глупенький ангелочек. — Минхо! Что с тобой! — В голосе Чана было уже не просто беспокойство — отчаяние. — Минхо! — Я упал, — вытирая с лица злые слёзы, отозвался омега. — Ничего, ничего... ай, бля... Чёрт! — Что с твоей ногой? — напряжённым голосом спросил Чан. — Минхо? Как коленочка?! — Больно! — шмыгнул носом Минхо, который едва дополз до стены и прислонился к ней спиной, коротко и рвано дыша. Но на губы его невольно вылезла кривая и немного растерянная улыбка. "Коленочка?" — одними губами повторил он и быстро стал утирать слёзы одной рукой. Пальцы второй осторожно ощупывали пострадавшее колено. — Но ничего вроде... — сказал он громко. — Не волнуйся, кажется, ничего серьёзного. — Минхо, тебе надо в больницу, слышишь? — глухо и с отчаянием сказал Чан. — Прошу! Может, позвонить кому? Пусть отведут тебя домой! Я... если бы мог, я бы... — Нет, нет, успокойся! — устало выдохнул омега и снова коротко простонал, видимо, нажав на что-то отозвавшееся болью. — Я сейчас немного посижу и пойду за сторожем. Надо же тебя вытянуть оттуда. Как ты вообще там очутился? — Я не знаю, — отозвался Чан. — Меня как-то не услышали и заперли. А телефон я забыл на ночь поставить, так что он разрядился уже часам к пяти. Только я не увидел: я же им почти не пользуюсь. — Ну, ещё бы! — Минхо едва заметно улыбнулся. — Зануда... — Я не зануда, — обиженно сказал Чан. — Я просто целеустремлённый. Минхо засмеялся — негромко, но мягко, тепло, ласково. И Чан через пару мгновений засмеялся вместе с ним. — Нет, так не пойдёт, — вдруг прошипел Хёнджин и выпустил замершего в его руках Чонина, который, забыв обо всём, с умилением наблюдал за своими подопечными. Слова Хёнджина удивили его, и он хотел было спросить, но тот сам пояснил: — Сейчас боль уйдёт — я ж не вредил всерьёз — и этот неугомонный побежит за сторожем. — Так и хорошо, — разнеженно улыбнулся Чонин. — Теперь-то... — Нет, нет, нет. Нам нужен сильный драматический опыт, чтобы завязать нужный узелок в душе. Поэтому... Хмм... — Он отступил на шаг и оторвался от земли. Минхо и Чан тихо переговаривались через закрытую дверь, не замечая, как буквально в нескольких шагах от них "чёрный мотылёк" разворачивал свои огромные, с металлическим блеском, чёрные крылья. Чонин не мог не признать себе, что Хёнджин, облачённый в форменный костюм Департамента Неудачи — кожаный колет, ремни на рукавах и на тонкой талии, чёрных кожаные брюки — был великолепен. Сразу стало бледнее его лицо, волосы высветлились и чуть завились на концах в кудри, глаза потемнели ещё сильнее, а губы зацвели порочным алым блеском. — Ну, чего ты стоишь столбом, ангел? — спросил он, окидывая хищным взглядом фигуру Чонина. — Нравлюсь? — Нравишься, — тихо ответил Чонин, глядя на него, как заворожённый. При всём богатстве опыта их знакомства в полном официальном блеске он Хёнджина до этого момента не видел никогда. В глазах демона мелькнуло изумление, но потом они стали ещё глубже, и он поманил Чонина рукой: — Что же, ангел, подаришь мне этот дождь? Услышав первую часть формулы вызова на бой, удивлённый Чонин растерянно захлопал глазами, но на автомате тут же выпустил крылья и укрылся своей формой — в чем-то похожей на Хёнджинову, но кипенно-белой. И по тому, как заблистали жадным восторгом глаза демона, Чонин понял, что тому безумно нравится то, что он видит перед собой. Чонин и сам знал, что этой его оболочке ангельская форма очень шла, и горящий взгляд демона это подтверждал, заставляя что-то внутри Чониновой души трепетно подрагивать от удовольствия. По идее Хёнджин должен был произнести формулу полностью: "Подари мне этот дождь, дождь из света, тьмы и боли", — однако демон только молчал, пожирая Чонина глазами. И тогда ангел крикнул сам: — Чего ты хочешь? — Грозы, конечно! — отозвался гулким эхом Хёнджин. — Подарим этому миру грозу! Твой омежка так боится гроз, ты же читал? Давай посмотрим, как относится к грозе Чан! И Хёнджин взмыл вверх, исчезая из виду. Чонин взлетел за ним. Они зависли над крышей университета, качаясь друг напротив друга, разгоняя ветер своими крыльями. Самые страшные грозы разражались над этим миром, когда сталкивались в воздухе крылья ангела и демона. Чонин пару раз участвовал в боях с демонами, но это было давно, ещё в прошлое его пребывание на земле, когда он был не "мотыльком удачи", а настоящим светлым ангелом-воином. Смутные были времена, Чонин мало что о них помнил, но то, что это больно — столкнуться с демоном вот так в воздухе — больно именно для сущности высшего существа — он помнил прекрасно. Как и то, что тут важно, кто бьёт, кто нападает. Обычно больнее тому, кто отражает удар. Чонин в нерешительности хмурился и пытался понять, как себе это представляет Хёнджин, но тот прервал его растерянные размышления своим гулким криком: — Нападай, ангел! Давай! Посмотри на свои любезные небеса! Долго не пришлось ждать! — И Чонин только тут увидел, насколько мрачно и грозно глядело на него небо, и ощутил, каким жестоким и холодным стал ветер, порывами рвущий им широкие рукава. А Хёнджин вдруг коротко и хрипло хохотнул и крикнул снова: — Тучи собраны, ангел! Ударь меня — и громыхнёт! Пару раз для разгона, а дальше само пойдёт! — Тебе будет больно! — крикнул ему в ответ Чонин. — Ты уверен? — Нападай, ангелочек! — засмеялся Хёнджин. — Гроза нам нужна сильная, а как назло в небесах слишком чисто было! Так что давай, Нини! Ну же, не трусь! Чонин скрипнул зубами и сжал кулаки. Но... Первый порыв кинуться на достающего его уже две недели демона и вломить ему со всей силы, отступил быстро, как торопливый морской прибой. И как прибой, он унёс с его души и обиды, и раздражение, и злость... Этот демон... Он столько сделал за последнее время для него... Да, конечно, не по доброте душевной, и, конечно, Чонин всё хорошо понимал и точно знал, чем всё кончится, но всё равно: для демона такое участие — почти искреннее, с отдачей — в судьбе обречённых людей не просто редкость — нонсенс. И поэтому Чонин, резко выдохнув, развернулся и, набрав короткий разгон и обойдя удивлённо вскрикнувшего Хёнджина, грохнул своими крыльями прямо по его, деля боль на двоих. Словно адовым пламенем опалило, словно на скалы последнего адского круга швырнуло, словно пронзило молнией — той самой молнией, которая разорвала уже потемневшее в предвкушении их битвы небо надвое, пустив по нему свои острые жала. А потом, сотрясая, казалось, саму землю, громыхнул гром. Чонин же, собрав силы, снова налетел сзади на Хёнджина, не дав тому принять удар грудью и передней частью крыльев, выступающей над плечами. Чонину как нападающему было бы не так больно, но вот крылья Хёнджина наверняка бы дымились и ныли продёргивающей болью ещё лет пятьдесят. — Глупый ангел! — взвыл Хёнджин за его спиной, пока он собирал силы после второго удара. — Не смей меня жалеть! Я тебе не... Чонин не стал ждать и двинул, обходя его справа, снова. Третий удар был невероятно мощным — и Чонин, почти теряясь от боли, с облегчением увидел, как заклубились тучи, принимая в себя энергию битвы, как закрутились, сверкая искрами, ураганы света, которые превратятся через короткое время в поток молний по всей земле, как загудело всё в небесах, заахало отдалёнными громами. Обессиленный, он почти упал на пол того коридора, из которого взмыл в небо. Но не упал — его подхватили крепкие руки и осторожно опустили не пол. — Осторожнее, ангел мой, — мягко шепнул ему Хёнджин. — Твоя жалость тебе дорого обходится. Но Чонин его не слушал. Во все глаза он смотрел на две фигуры, сжавшие друг друга в объятиях у стены рядом с выбитой дверью в раздевалку. Чан прятал Минхо, который сдавленно вскрикивал на каждый удар грома, на груди, как котёнка, обнимал его и шептал ему в макушку: — Я с тобой, слышишь?.. Чш-ш... Я с тобой... Уже всё, всё... Я с тобой — и всё будет хорошо. — И легко-легко, едва касаясь, целовал пушистые кудри омеги, поглаживал его плечи и спину и... счастливо жмурился, стараясь скрыть глупую-глупую, но отчаянно лезущую на его губы улыбку. — Жаль их будет, когда они расстанутся, — негромко сказал Чонину Хёнджин, склоняясь к его уху. — Сексуальная пара. — Ты всё об одном, — со слабой улыбкой сказал Чонин, стараясь насмотреться на своих подопечных, запечатлеть их в душе своей. — Красивая пара. И милая. — Насмотрелся? — прищурился в ответ Хёнджин. — Задание выполнено? — Ну... вроде да, — кивнул Чонин, чувствуя, как разливается по его душе благодарное тепло человеческого счастья. Чан был счастлив... И Минхо, хотя и вздрагивал в сильных руках и жался крепче — тоже был счастлив. И колено, кстати, у него больше не болело. Нить этой боли Чонин унёс с собой в небо, когда Хёнджин снова напал на него, прижал к себе и дёрнул через пространство.***
— Когда ты понял? — тихо спросил Хёнджин, проводя носом по шее от выпуклости кадыка до уха. — Я оговорился лишь раз... — Да, — печально улыбнулся Чонин и прикрыл глаза: признаться, дыхание демона на оболочке, его крепкие руки, держащие так уверенно и плотно, его касания — они были похожи на нежность, и если бы Чонин не знал, что сейчас произойдёт, то, наверно, даже смутился бы от собственных ощущений. — Один раз. Вместо "если они расстанутся" — "когда они расстанутся". — Только тогда и понял? — Хёнджин вдруг прижался губами к основанию шеи, рядом с источником. — Ты врёшь мне... Я чуял твоё недоверие... — Я никогда тебе и не верил, наверно, — едва слышно прошептал Чонин. Он понимал, что нетерпеливый демон уже начал поглощать его энергию. — И то, что ты меня развеешь, было ясно сразу. Думаешь, я не слышал о том, что среди демонов "выпить" обречённого ангела — последний знак мастерства? Смешно... — Он закрыл глаза и прошептал: — Но всё равно... Оно того стоило. — Серьёзно? — В голосе Хёнджина была неприкрытая и даже, казалось, раздражённая насмешка. — Ты ведь знаешь, что я не смогу позволить им быть вместе. Всё будет кончено быстро, чтобы твоя неудача была явной и никто не смог упрекнуть меня за твоё исчезновение. — Он снова и снова касался губами шеи Чонина, его щеки и виска. — Поэтому спрошу: оно того правда стоило? Чонин слабо улыбнулся и кивнул. Он уплывал... Медленно, медленно, но верно таяли его силы, полностью открытые демону. — Они были обречены из-за моего бессилия, — выговорил он, старательно удерживая себя на краю осознания. — Не на демона же им было надеяться... Помощи можно было просить, можно... Но точно не у "чёрного мотылька"... Много у кого... Я думал потом, но нужно было время, а его не было... И всё же... Теперь, когда у них есть в жизни это знакомство, эта попытка, когда они хотя бы на миг согрели друг друга счастьем... им будет дальше не так... больно... — Глупый ангелочек, — почти нежно сказал Хёнджин и сжал Чонина, который уже не мог стоять, так как почти не чувствовал ног. — Им будет во сто крат больнее теперь, когда они познали счастье — а потом лишатся его. — Об этом... Я хотел тебя попросить, — собрав последние силы, сказал Чонин и даже открыл глаза, пытаясь сквозь наплывающую муть поймать взгляд Хёнджина. И по тому, как тот досадливо вздохнул, он понял, что демон надеялся, что Чонин не успеет или забудет это сделать. Но Чонин тоже подготовился, так что Хёнджин вынужден был оторваться от облизывания его шеи и поднять голову, позволяя ему увидеть свои глаза. Последняя просьба уничтожаемого ангела... Священное, даже для демонов, дело, долг джентльмена, как же... — Сделай так, чтобы они расстались друзьями... Пусть будут одиноки без любви, раз уж так суждено, но хотя бы... Чтобы без смертельной боли... Прошу тебя... Раз у них будут воспоминания о том, что было сегодня... Ведь ты именно их хотел им оставить — эти воспоминания... драма, да... Пусть их души останутся живы, демон... Я прошу об этом, Хён... джин... Сделай это... Свет померк, и Чонин почувствовал, как Хёнджин плотно прижался губами к источнику, зарычал, заурчал диким зверем, а потом острая боль пронзила ангела — и сознание его рассыпалось на миллионы крохотных искорок.***
— Я устал от того, что тебе постоянно некогда быть пунктуальным, — сердито сказал Минхо, глядя снизу вверх на устало выдыхающего Чана, который только что поспешно вошёл в кафе. — Ты хоть раз можешь не опаздывать? В конце концов, это твоя была идея — встретиться здесь! — Прости! — Чан мягким движением взял руку омеги в свои пальцы, поднёс к лицу и уткнулся в его ладошку носом. — Но клянусь, это не я! Это стажёры! И главное, Чанбин, скотина, скинул на меня — "ты лучший наставник, хён!" — и смылся к своему Ликсу! У них, видите ли, годовщина! А Ликс беременный, и ему переживать нельзя! А я отдувайся! Пока распихал их по отделам... — А мне-то что? — капризно выпятил губу Минхо. — Ты хоть понимаешь, что я ехал сюда по пробкам — и всё равно приехал раньше, чем ты дошёл за те несчастные десять минут, что отсюда до твоего проклятого офиса! — Но ведь ты сам утром сказал, что в этой кофейне лучший кофе, — нежно улыбнулся ему Чан и поцеловал ладонь, а потом стал целовать каждый палец, приговаривая: — Не дуйся... не сердись... не выпячивай... губки... А то поцелую при всех! — Только попробуй, — ощетинился омега, пытаясь вырвать руку, потому что к ним уже спешил милый официант-бета с улыбкой и целым подносом сладостей, среди которых затерялись две небольшие изысканные чашечки кофе. Но Чан руки его не выпустил и, пока официант расставлял приборы, прижимал руку Минхо к своей щеке, несмотря на недовольное шипение до красноты смущённого омеги. А когда парень отошёл, Минхо ущипнул смеющегося Чана за щёку и сказал: — За эту выходку ты не съешь и кусочка от моих двух пирожных! — Это жестоко! — свёл брови домиком Чан. — Твои почему-то всегда вкуснее! — И я съем их сам! — вредным тоном сказал Минхо и показал Чану кончик языка. — Дома я тебе его закусаю, — чуть изменившимся голосом сказал Чан, пристально глядя на алые губы омеги, на которых уже блестела белая крошечка безе. — Ага, мечтай, — насмешливо ответил Минхо. — Я сегодня ночую у Соги. Моджун опять в командировке, а Соги может родить со дня на день. Так что он попросил, чтобы я присмотрел за его омегой. — Хочешь, я тоже с тобой? — с готовностью спросил Чан, преданно глядя на него. — Вообще-то твой брат мне доверяет не меньше, чем тебе! — Нет! — поспешно и громче, чем следовало, сказал Минхо. — Мне перед Соги и за предыдущий раз стыдно! — Стонал ты, — обиженно засопел Чан, — а попрекаешь постоянно меня. Ну, пожалуйста... — Он умильно заморгал и широко улыбнулся, превращая глаза в чудные полумесяцы. Но Минхо сурово сжал губы и помотал головой. Чан тут же убрал улыбку и, тяжело вздохнув, опустил голову, словно провинившийся школьник. — Ну, и ладно, ну, и не очень-то... — Что? — вздёрнув бровь, напряжённым тоном спросил Минхо. — Ничего, — надув губы, буркнул Чан и, взяв свою чашку, прикрыл глаза и вдохнул аромат. — Ну... Ну, ладно, — вдруг неуверенно сказал Минхо и положил ладонь на руку Чана. — Ты иногда ведёшь себя, как ребёнок... И когда ты такой... Я не могу... И ты бессовестно этим пользуешься. Широкая светлая улыбка снова озарила лицо Чана, и он, перевернув руку, сжал в пальцах ладонь Минхо. — Я люблю тебя, — тихо сказал он. — Я безумно тебя люблю, Бан Минхо... — Я тоже, — немного смущённо ответил омега, у которого всё никак пока не получалось привыкнуть к своей новой фамилии. — Тоже тебя люблю. Только обещай, что не будешь ко мне приставать у брата и пощадишь их невинное жилище. — У них будет двойня — какое невинное? — возмутился Чан. — Не будь эгоистом! — возмутился в ответ Минхо. — Всё, или так — или проваливай домой. Допивай свой кофе и поехали. Пирожные с собой возьмём. — И, не обращая внимания на бухтение мужа, стал собираться. Когда за ворчливо переругивающейся парочкой звякнул колокольчик входной двери, мужчина, что сидел к ним спиной за столиком в углу, усмехнувшись, кинул взгляд на своего визави, стройного милого юношу, который провожал глазами Чана и Минхо, идущих уже мимо окна кофейни. — Нравится? — спросил он мягким и тёплым голосом. — Всё ещё думаешь, что они не обречены? Их отношения безоблачными не назовёшь. — Они даже звучат как настоящая пара, — возразил ему, очаровательно улыбаясь, юноша и прикрыл свои чудные лисьи глаза. — И пахнут так же. — Пахнут? — удивлённо переспросил мужчина и в задумчивости погладил родинку под левым глазом. — Чем это они пахнут? — Счастьем, Джинни, — уверенно ответил юноша. — Настоящим, беспокойным семейным счастьем. Мужчина хмыкнул и вдруг накрыл ладонь юноши так же, как только что это делал Чан с рукой Минхо. — Что же, раз они счастливы, значит, сегодня я буду сыт тобой, да, милый мой ангелочек? — Хорошо, — ничуть не тушуясь, ответил юноша и вдруг положил сверху их рук вторую свою. — Но ты обещал мне сегодня брать только из источника и не доводить меня до беспамятства! — Очень жаль, — с откровенной досадой ответил старший. — Ты же знаешь, как меня это сводит с ума! Твоя беспомощная оболочка в руках так возбуждает... А твоя откинутая голова... Да я тебя не развеял только потому, что тогда просто не посмел разрушить это божественное явление: мой ангел в моих руках! — Врёшь ты всё, — засмеялся юноша. — Просто не смог бы выполнить мою последнюю просьбу, вот и оставил в этом мире. Я же её не просто так две недели обдумывал. И таскал тебя за собой, показывая, какие они — эти наши подопечные — замечательные. Ты и в них тоже немного увяз, как и я. Я очень старался, и у меня ведь получилось, ты в прошлый раз почти проговорился мне об этом! Мужчина фыркнул и закатил глаза. — Ты волен обманываться, как хочешь, Нини. Но я тебе говорю, как и говорил с самого начала: ты был слишком хорош, чтобы тебя развеивать просто так. А теперь ты не сможешь мне отказать и в руки даёшься, стоит тебе увидеть их счастливыми. А когда мне понадобится, один раз сделаешь, что скажу. — Он горделиво усмехнулся и прищурился на легко улыбающегося юношу, которого эти слова вовсе не смутили. — Ага, — поиграл бровями тот. — Если вдруг на самом деле созреешь — сразу зови. — И он откровенно подмигнул чуть насупившемуся мужчине. — Когда созрею, Нини, — поправил тот. — Когда созрею. Но юноша хитро прищурился и склонился к нему, глядя прямо в чёрные озёра его глаз: — Если, Джинни, — прошептал он. — Давай будем честными. Падшим я тебя не привлекаю, да? Так что — если созреешь, мой милый демон. Если...