***
Нелёгкая битва с целой армией Они, Рэйки и самим Привратником… Точнее сказать, Привратницей — закончена. Тысячи погибших, литры крови, реки пролитых слёз и разрушенные деревни — вот, что осталось после долгожданной победы над врагами…***
Юная Мэй Хаттори ничего не чувствовала. Ничего. Прошло две недели с конца событий. Масамунэ, Такао и оставшиеся в живых служащие разгребали последние следы битвы, убирая где-то оставшуюся кровь. Совсем скоро должно было состояться прощание с Масамунэ, обряд его самоубийства. Ронин, сумевший отомстить за своего наставника — он прошёл свой пусть достойно, до конца и теперь, должен принять свою смерть. В его сердце, как и в сердце Такао — мудрого Дзёнина клана Наито, теплилась надежда, что Мэй очнётся к этому времени. Бывший самурай не хотел уходить не попрощавшись лично…***
Юная кицунэ практически умерла, попав под обломки врат. Серьёзный перелом ноги в бедренной кости, грозил госпоже Хаттори хромоту до конца дней. Колдун и несколько лекарей сделали всё, что могли, дабы сохранить ногу юной кицунэ, однако этот дефект никак было не избежать. Мэй лежала в теперь уже, своих покоях. Принцесса Нойрё, рядом всегда находилась Сино-Одори, не сводившая беспокойный взгляд со своей «госпожи». — Лисичка… Только не оставь нас… — почти беззвучно проговорила ёкай, аккуратно гладя холодную руку кицунэ. Мэй не просыпалась. О том, что принцесса всё ещё жива говорило только мерное дыхание… В сердце её друзей разрасталась огромная дыра, которую ничем было не залечить. Ещё одной проблемой было то, что клан Наито потерял очень значимого, нужного и одного из лучших ниндзя… Тот самый, ледяной, с острым, будто наточенная катана взглядом, чёрными, как смоль длинными волосами — Кадзу. Тело его не нашли, однако каждый, кто был там, в тот роковой день, видел, как на него — закрывшего своим телом Мэй — упал огромный камень… Все. Абсолютно все были уверены. После такого — никто бы не выжил…***
Спустя пару дней.***
Тяжесть всего тела. Попытка открыть глаза — слишком ярко. Вторая попытка — уже лучше, но всё ещё плохо. Ноющая нога и жуткая сухость в горле. Именно такие ощущения первыми ударили на чудом проснувшуюся Мэй Хаттори. Ёкай, которая всё это время сидела возле кровати кицунэ быстро сообразила что происходит, закрыв шторы, тем самым погружая комнату в приятный полумрак. — Спа… Кха. Спасибо… — с большим трудом прохрипела Мэй, наконец сумевшая открыть глаза. — Сильная, сильная лисичка! — смахивая непрошенные слёзы проговорила Сино-Одори, быстро семеня за стаканом воды. Аккуратно напоив кицунэ, «служанка» помогла ещё слабой Хаттори приподняться. — Позвать Такао? Масамунэ? — спросила Сино-Одори, убедившись, что Мэй потихонечку, но приходит в себя, осознавая что, где и как. — Да… — коротко ответила лисица. Говорить всё ещё было невероятно сложно. Горло жгло, а тело отдавало тупой болью в нескольких местах. Особенно ныло бедро — то самое, из-за которого Мэй будет хромать. — Мэй? Или госпожа Хаттори? — послышался голос Такао. Мэй невольно улыбнулась. В груди разлилось тепло от того, что учитель был жив. — С возвращением, принцесса, — голос ронина. В груди кицунэ ещё больше разлилось тепло. Он тоже всё ещё живой. — Мы оба безмерно рады, что ты наконец очнулась, — мягкий голос дзёнина успокаивал. — Я рада, что вы оба живы… — проговорила Мэй, всё также хрипящим голосом. — Мэй… Уверен, что сейчас тебя мучает тупая боль в ноге. Я прав? — всё ещё спокойно, но с нотой грусти и беспокойства спросил колдун, стараясь не смотреть на кицунэ. — Да. Ты прав, — ответила Мэй, делая глоток тёплого чая, который только что заботливо принесла Сино-Одори. Благодарно улыбнувшись Ёкаю, девушка вернула внимание к Такао. — Я не хочу тебя расстраивать, но… Травма была невероятно сложная. Я и ещё несколько лекарей буквально собирали твоё бедро по кускам. Действовать нужно было быстро, иначе ногу было бы совсем не спасти… — начал Такао, всё же взглянув на полулежащую Мэй. — Я останусь хромой? — поняв, к чему клонит глава клана, спросила Мэй. — К сожалению, да… — ответил за Такао ронин, стоявший чуть позади. Мэй на пару минут уставилась взглядом вперёд. Мысли, что до этого хаотично бегали наконец начали выстраиваться в последовательные линии, возвращая её сознанию ясность и чёткость. Мысль о том, что лиса останется навсегда хромой была… Страшной. Скрывать это было бы огромной ложью по отношению к себе и к окружающим. Однако, всё то, что произошло с гейшей до этого… Каждый убитый Они, погибший самурай, чуть не погибший Такао, ущерб всего, что окружало… Всё это были несравнимо. Глубоко вдохнув и выдохнув, как учил её Кадзу, Мэй твёрдо, насколько могла это сделать, ответила: — С этим можно смириться… Моя травма, по сравнению со всем вокруг, пустяки. — Ты стааа почти такой же, как он… Закалённой и. Сильной. Очень сильной, Мэй, — сказал Такао, не скрывая настоящего уважения, гордости и в то же время, тепла в своём голосе. Спустя пару часов, Мэй окончательно пришла в себя. Аккуратно переодевшись и взяв подаренную госпожой Хатакэяма трость — изящное изделие, цвета стали с прекрасным, цвета глицинии камнем на рукоятке, она направилась на улицу. Заботливая и волнующаяся Сино-Одори шла рядом, готовая в любой момент помочь своей госпоже. Гуляя по красивейшему саду, что находился на дворцовой территории, Мэй невольно искала глазами того самого, любимого ею синоби. Пальцы свободной руки, невольно прокручивали кольцо, подаренное ей тем самым днём, когда Кадзу повёл её на прогулку… — Сино? — вдруг спросила Мэй, убедившись, что рядом никаких лишних глаз и ушей нет. — Да? — тут же отозвалась ёкай, переведя взгляд с цветов на лису. — Где Кадзу? — задала лисица вопрос, который мучал её уже около получаса. Они гуляли по саду уже около часа. И пусть нога уже устала, начав снова ныть, Мэй терпела, надеясь увидеть родные холодные глаза, но ниндзя нигде не было. — Кадзу… Я не знаю… — прикрыв глаза с грустью в голосе сказала жительница лесов, — когда врата начали падать, он прикрыл тебя собой… Тебя нашли, а его… А его так и не увидели… — закончила совсем тихо Сино, смахивая слёзы. Мэй остановилась. Глаза наполнились слезами. Такими неуместными, нежданными и почему-то такими жгучими… Кицунэ осела бы прямо здесь, если бы не ёкай. Кое-как доведя лисицу до покоев, благо никого не встретив по пути, Сино-Одори оставила Мэй на кровати, убежав за кем-то из их компании. Мэй не видела и не слышала ничего. Ни того, что она уже находилась в своих покоях, ни звука упавшей на пол трости, ни голос ёкая. Ничего. Пустота и боль… «Нет… Нет!.. Он не мог… Не мог… Только не он…» — бормотал внутренний голос, а по щекам всё текли слёзы, что ощущались, будто по щекам стекает кипяток. Казалось, они оставляли такие же ожоги на белоснежной, идеальной коже нежных щёк ведьмы. Мэй не верила. Не хотела верить в то, что всё могло закончится именно так… Пропустив момент, когда сползла на пол, кицунэ закрыла ладонями лицо… Из груди вырвался крик. Крик, полный боли, отчаяния и пустоты… Крик того, кто потерял значимую часть самого себя. Кицунэ кричала так, будто ей на живую вырвали сердце. Хотя… Так оно и было. — Кадзу… Мой Кадзу… Нет… — прошептала Мэй, сложившись пополам и беззвучно плача… Пришедшие друзья не могли успокоить юную Хаттори. Мэй отключилась снова. Снова пропала в пленительной и такой спокойной темноте… Она потеряла всё. Не смогла спасти. Не помогла. Она потеряла того, кто смог завладеть её сердцем. Потеряла, так и не успев сказать заветные слова. Она не сомневалась, он знал её истинные чувства, но… Она не успела. Не успела прочувствовать в полной мере то, каким может быть этот мужчина. Не смогла. Не успела. Мэй Хаттори потеряла то, ради чего жила, сражалась и… Просыпалась. Она потеряла всё…***
Тёмная ночь. Усыпанное яркими звёздами небо. Мэй, пришедшая в себя пару часов назад, сидела на балконе, смотря в чёрное, будто глаза её любимого, небо. Нога не ныла. А может это сама кицунэ ничего не чувствовала… Только пустота. Его нет. Он погиб, спасая её… Кицунэ неотрывно смотрела на звёзды, сжимая в руке кольцо. Серебряное украшение с прекрасным камнем, цвета глицинии — подарок Кадзу. Подарок, который Мэй теперь в жизни не снимет. В глазах предательски защипало от слёз. Не плакать. Ведьма обещала самой себе. Он бы не хотел, чтобы она лила слёзы. Он не терпит к себе жалости. — Как же я без тебя, Кадзу… — еле слышный голос Мэй нарушил тишину. Голос, полный грусти, но не жалости. Второе он бы никогда не простил. Голос, треснувший, но не сломленный. Он учил. Учил не ломаться и брать себя в руки даже в самые ужасные, тяжёлые и болезненные моменты. — Вот бы ты был здесь… — прошептала Мэй, кажется, самой себе. — А я итак здесь, сильная, — неожиданный, но такой знакомый щелестящий голос откуда-то сзади. Глаза кицунэ расширились. Как… — Кадзу?.. Но… — не веря прошептала Мэй, оборачиваясь. Кажется воображение играет злую шутку. — Нет. Не шутка, крепкая. Я это. — знакомая манера речи и голос… Тот самый, что заставляет всё внутри перевернуться. Голос, что напоминает шелест цветущей сакуры. Голос, что каждый раз успокаивает… — Кадзу… — всё ещё не веря в то, что видит проговорила Мэй. Глаза кицунэ неотрывно смотрели на фигуру, что вышла из тени. Он. Действительно он… — Не вставай. Нога. Знаю. — прошелестел синоби, подойдя ближе. Сам рядом сел… Рука невольно вперёд потянулась, докоснуться… Тонкие, дрожащие пальцы и лёгкое прикосновение к груди сидящего перед ней человека. Того, кого посчитали мёртвым. Но нет. Вот он. Настоящий… — Убедилась, ласковая? — знакомая ухмылка на остром лице синоби. Слёзы предательски покатились по щекам лисицы. Он тут. Тут… — Живой… — прошептала Мэй и рванувшись вперёд, прижалась к нему. Тёплый, родной… Её. Её Кадзу… — Твой. Твой, любимая… — крепко обняв Мэй проговорил синоби ей на ухо. По телу девушки прошла толпа мурашек. Она всё ещё не верила, что он действительно здесь. Её Кадзу. Живой. Настоящий… Тепло его тела, любовь, что слышалась в его голосе и мирно стучащее сердце в груди — всё, что нужно было для жизни принцессы. Кицунэ крепче жалась к нему, будто боялась — отпусти его и он исчезнет. Ушла боль, пустота. Ушли все переживания. Он здесь. Он рядом. Всегда поможет и защитит. Оторвавшись от его груди, Хаттори посмотрела ему в глаза. Чёрные, как ночь. Холодные для всех, кроме неё… Только она могла увидеть то, каким может быть этот острый синоби. Только для неё он становился тем, кем был на самом деле, отбрасывая все привычки, что пришли с тяжёлым детством… Последнее, что запомнила Мэй — тепло его тела, крепкий руки, обнимающие её и тихий, успокаивающий голос на ухо… Просыпалась Мэй гораздо легче, чем во все предыдущие дни. Резко вспомнив вчерашнюю ночь, кицунэ разом проснулась. Глаза тревожно бегали по комнате, а в голове билась только одна мысль «Только бы это был не сон…». — Не сон, резкая, — раздался рядом шелестящий голос, а девушка выдохнула. Действительно живой. Кадзу лежал рядом. Мэй, прижавшись ближе, положила голову к нему на грудь. Ровный стук сердца успокаивал Лисицу, даря окончательную уверенность — он здесь. Живой. Её Кадзу… Дальше последовали долгие рассказы Кадзу о том, как удалось выжить. Куда он ушёл, почему не показался раньше и тому подобное. Всё это время Мэй, сидевшая рядом с синоби не отпускала его руку. Главным её страхом стало вновь потерять его. — Не потеряешь, любимая, — тихо так, чтобы слышно только ей, прошелестел голос. — Любимый… — в ответ прошептала Мэй, невольно улыбаясь и веря. Ее Кадзу. Его Мэй. Он живой. Живой…