Во тьме гостиничного номера

Он закуривает сигарету и вальяжно разваливается на диванчике VIP-ложи. Чокколата никогда не курил, но после событий восьмилетней давности начал. Он был привыкшим медленно губить чужие организмы, но не свой, однако всё меняется. Место жительства, привычки, даже наличие верного напарника сменилось его отсутствием. Чокколата похоронил Секко лет пять назад. Такой исход он предполагал, всё же образ жизни Секко не способствовал долголетию, особенно после событий в Италии, из-за которых они решили сбежать в Штаты. Чокколата бежать от кого-то не привык, слишком гордый, но тогда пришлось свою гордость как следует запихнуть куда подальше ради собственной жизни. И вот он здесь. С новыми документами, гражданством, заработанной самым "честным" трудом недвижимостью и багажом душевных несостыковок от потери вкуса жизни. В Италии всё было таким родным, а эта чёртова Америка не давала нормально вздохнуть. Чокколата не перестал увлекаться съёмкой снаффа, не перестал экспериментировать, даже нашёл неплохую работу в частной клинике, но это не приносило прежнего удовольствия. Возможно сказывается гибель Секко, но Чокколата старается не думать, что именно это причина всему. Тоскует ли он по нему? Да, но по-своему. Чокколата в печали, что больше никто не пресмыкается перед ним, никто не жмётся к ноге, никто не ловит сахарок кривозубым ртом, никто не пытается угодить всеми способами, никто не может быть по-настоящему хорошим мальчиком. Чокколата всегда считал, что незаменимых людей нет, но Секко не был для него человеком. Он был верной зверушкой, которую теперь вряд ли кто заменит. — О-о, Чокколата! Это ты! — лебезящий женский голосок продирается сквозь бьющую в уши музыку. Мужчина отрывает взгляд от танцпола, оглядывает знакомую фигурку. — Так и знал, что ты снова придёшь, Гвесс. — Ты тако-ой сообразительный! Она глупо смеётся, прикрывая рот ладонью. Гвесс ему нравится. Естественно не так, как обычно нравятся женщины мужчинам. Она ему чем-то напоминает Секко. До уровня того славного создания Гвесс никогда не дотянет, но было что-то манящее, чего нет ни у кого, кто пытается заслужить его внимание. — Угостишь меня, Чокколата? По старой дружбе! Ни о какой дружбе, естественно, и речи идти не может. Но кто же скажет эту правду глупышке Гвесс? Никто. Иначе Чокколата больше не сможет упиваться её нелепым поведением и вызывать в любое время дня и ночи, когда хочется кого-то отыметь. Он заказывает ей какой-то идиотский коктейль, в который намешивают всего и побольше, лишь бы было сладко и пьяно. Мрак. Сам Чокколата предпочитает старое доброе вино. Настолько старое, насколько это возможно в таких заведениях. С итальянским, настоящим вином это пойло никогда не сравнится, но посмаковать сойдёт. Гвесс пьянеет быстро, Чокколата сразу соображает, что пьёт она на пустой желудок. Девушка липнет, позволяет себе прильнуть к нему, потрогать грудь и плечи, что-то щебеча о его безграничной красоте "в его-то годы". — Что ты думаешь о такой практике, как пеггинг, Гвесс? — прерывает он её пустословный поток, хищно глядя в глаза. — Чего? Что это? — Гвесс глупо хлопает ресницами. Ну и страшный же у неё макияж, совсем не имеет вкуса — думает Чокколата. — Это когда женщина трахает мужчину страпоном. Чокколата, ранее державший руку на спинке дивана, спускает её чтобы приобнять Гвесс. Эта всегда тает, когда он так делает, а Чокколата уже десятки лет не удивляется подобному — таких, как Гвесс, он читает как открытую книгу. — То есть ты не просто старый, а старый извращенец, верно? — шутит она, снова заливаясь глупым смехом. Чокколата ждёт, поглядывает на её небольшую грудь, обтянутую неприлично коротким топом. — Но знаешь... Звучит интригующе, — Гвесс заглядывает в его глаза, смотрит снизу вверх пьяным взглядом, прежде чем он наклоняется поближе к её лицу. — Тогда пошли ко мне, — отчеканивает Чокколата. Дорогущее и роскошное такси, болтовня Гвесс, приятное чувство предвкушения. Чокколата строит из себя джентльмена — открывает перед Гвесс двери, беззаботно рассуждает о чём-то приземлённом. Проще говоря заливает ей в уши. А Гвесс и не против, каждое слово его ловит и на каждую фразу старается выдать реакцию. Подмазывается. Лишь переступив порог гостиничного номера и закрыв за собой дверь, Чокколата прижимает спутницу к стене, нависая над ней и целуя в губы, размазывая помаду на своих и её губах. Гвесс обнимает его за шею, виснет на ней, а он любезно придерживает её за талию. Мужские ладони скользят под пояс юбки, бесцеремонно её стягивают, грубо хватаются за плоские ягодицы. — Эй-эй, мы тут не мой зад драконить собирались, — хихикает она в поцелуй. — Можем и его заодно. Голос Чокколаты по-сексуальному хриплый. Он улыбается надменно и властно, во все зубы. Гвесс, даже при всём нежелании подставлять свой тыл под планы Чокколаты, тает перед этой улыбкой, отвечая на такое предложение лишь молчанием. — Иди пока в душ, piccina. Чокколата отстраняется и легонько толкает Гвесс в сторону ванной, дразняще шлёпает её по бедру. Та лишь игриво хихикает, опять сыпет комплиментами, пока не скрывается за дверью. Чокколата спокойно снимает с себя одежду, поправляет макияж, достаёт из своей сумки анальную смазку и фаллоимитатор на ремнях. Недолго разглядывает аксессуар, присев на край кровати. Качественный он всё же инвентарь выбрал, ничего не скажешь. — И как мне надевать эту штуку? — слышит он её любопытствующую интонацию, нехотя переводя взгляд с одной игрушки на другую, что подошла совсем близко к нему. — Я тебе помогу. Чокколата с непривычной для себя нежностью затягивает на бёдрах Гвесс ремни, поправляет пряжки, проверяет, плотно ли всё зафиксировал и не болтается ли страпон. Гвесс, восхищённая видом, который ей открылся, позволяет себе запустить ладонь в странную причёску Чокколаты, слегка перебирая эти зелёные дреды. Чокколата слабо хмурится и цокает языком, грубо хватая Гвесс за кисть и отстраняя от себя её руку. — Не делай так, — грозно цедит он, следом надменно улыбаясь и целуя её пальцы, на которых остаётся след от свеже нанесённой помады. — Ты же не хочешь, чтобы я отгрыз твою прелестную ручку? Гвесс нервно хихикает: — Да ладно тебе, Чокколата! Она перемещает ладонь на ремни, слегка их двигает в разные стороны, убеждаясь в надёжности. Проводит ладонью по всей длине, словно это не имитация. Ощущения необычные, не привыкла она видеть член с такого ракурса. Чокколата в это время ложится на мягкую постель лицом вниз, обнимает подушку и скучающе смотрит на отвлёкшуюся Гвесс. — Ты долго будешь его дёргать? — окликает он. Гвесс лишний раз извиняется, коленями встаёт на кровать, над Чокколатой. Сперва размещает ладони на его ягодицах — они мягкие и круглые. Сжимает, раздвигает их, с неким удивлением замечая анальную пробку. — Давно это у тебя тут? — Гвесс её вытягивает и кладёт рядом, на кровать. Она разглядывает его растянутый анус, гладко выбритую кожу. — Выглядишь недурно. — Это комплимент моей заднице? Какая ты любезная, — усмехается ей в ответ. — Смазку не забудь. — А её куда? На эту штуку или в тебя? — Гвесс, особо не ждя ответа, выдавливает из тюбика маслянистую жижу. Смазывает ей всю длину искусственного члена, вводит в Чокколату один палец, на всякий случай смазывая изнутри. — Погоди, я передумал. Ложись на спину, я хочу тебя оседлать. — Ась? Гвесс не успевает сообразить, как вдруг Чокколата ловко укладывает её на лопатки, разглядывает, а с его лица не сползает довольная улыбка. — Ты такая растерянная, Гвесс. Мне нравится, — усмехается он. — Хочу смотреть на тебя вечно. Гвесс ему неловко улыбается. В комнате освещение откровенно плохое, но вот Чокколата в этом освещении — откровенно сексуальный. Хоть эта стрёмная конструкция, надетая на ней, не приносит никаких особых ощущений, Гвесс всё равно ловила своеобразный кайф. Сейчас взрослый мужчина, явно влиятельный, несомненно сексуальный, богатый... Гвесс имеет для Чокколаты десятки эпитетов, но один факт остаётся неизменным — сейчас он с удовольствием насаживается на внушительных размеров член, закрыв глаза не то от удовольствия, не то от того, насколько размеры погружаемые в него внушительны. Гвесс размещает руки на его бёдрах, сжимает их. Закрывает глаза, пытаясь нафантазировать себе те ощущения, которые испытывала бы, будь эта палка на дурацком поясе её собственной. Вверх-вниз, вверх-вниз. А Чокколата тот ещё тяжеловес. Интересно, а его имели в зад мужики? Точно имели, так скачет умело, наездник хуев. Даже пиво не купил. Долго ещё? Стонал бы для приличия, скучнее только в церкви. Две ладони обхватывают бледную грудь. Грубо сжимают, пальцы синхронно теребят соски, будто это стики джойстика. Гвесс слабо хмурится, приоткрывает глаза, чтобы возмущённо взглянуть на Чокколату и предъявить ему, однако планы быстро меняются. Глаза раскрываются и в ужасе таращатся куда-то вперёд, взгляд затуманен, но даже это не мешает Гвесс разобрать безумное выражение лица Чокколаты. Его руки в миг переместились на тонкую шею и крепко её сжали. Гвесс хватается за чужие запястья, царапает их, хрипя и дёргаясь. — Ты такая скучная, Гвесс, — надменно шепчет Чокколата сквозь белозубую улыбку. Девчонка трепещет под ним, словно пока живая рыба на суше, чего ещё можно желать? — Такая тупая, словно декоративная псина. Чокколата отпускает её шею и отвешивает звонкую пощёчину. След ладони остаётся на и без того красной щеке, Гвесс жадно глотает воздух. — Хорошая девочка, — скалится Чокколата, насаживаясь до упора и снова перекрывая Гвесс дыхание. Сколько было таких подходов? Им обоим их не сосчитать. Гвесс хрипела, её горло и шея ужасно болели, а в голове чувствуется доселе неизвестная боль и головокружение. В какой-то момент все ощущения обрываются, притупляются, и Гвесс какое-то время не понимает, что происходит. Темно, в ушах звон, а воздух наконец способен наполнить лёгкие, обжигая их с каждым вдохом. Гвесс не чувствует на себе ни пояса, ни тяжести Чокколаты. И не должна это ощущать — он уже давно принял решение, которым Гвесс вряд ли останется довольна. — Что ты... — её хриплый голос прерывает сильный кашель в подушку. Подушка? Когда она успела перевернуться? — Ты что?.. — Ш-ш-ш, Гвесс, ты так хорошо молчала последние несколько минут, — слова несут за собой пугающий смысл, а уж голосом Чокколаты так тем более. Гвесс чувствует, как что-то твёрдое, влажное и тонкое, упирается ей в анус. — Блядский боже! Снова неистовый кашель, первые попытки вырваться. Тяжёлая ладонь Чокколаты упирается ей между лопаток, давит, прижимая к кровати. — Ты исполнила мою сексуальную фантазию, теперь пришло время мне исполнять твою. Гвесс не видит широкой улыбки на лице Чокколаты. Его пальцы входят в неё настолько быстро, насколько могли сопротивляться сжатым мышцам. Гвесс что-то пытается кричать и кашлять в подушку, но это лишь сильнее заводит Чокколату. Очень жаль, что Гвесс не его пациентка, он бы с удовольствием поэкспериментировал с её юным телом. Мелкая травокурка больше ни на что и не годится, жалкая одноразка, которой Чокколата планирует подрочить. Как же мило совпало — Гвесс так часто по-пьяне ссала в уши Чокколате о том, что мечтает быть изнасилованной. Чокколата, как истинный джентльмен, не в силах оставить мечту более-менее симпатичной девушки неисполненной. Пальцы выскальзывают из наспех разработанного анала, мажут по бледной коже. На влажный след звонко ложится шлепок, однако Гвесс совсем не до него. В неё упирается кое-что, что гораздо больше и горячее пальцев. Ёбаный шоколадный батончик — пытается отшутиться Гвесс в своих же мыслях. Рывок. Ещё рывок. За ним третий, четвёртый... Гвесс не в силах даже разобрать, двигается в ней этот старый извращенец или нет. Боль её атакует частыми импульсами, она не может и вздохнуть от того, как крепко Чокколата её вжимает в подушку. То пытается кричать, то кусать себя за язык, чтобы отвлечь себя от боли. Зато какой прекрасный вид открывается Чокколате! Щуплая, вялая дура пытается дёргаться, что-то сделать в этой клетке, в которую себя загнала. Сопротивление Гвесс возбуждает лишь сильнее, и как-то всё равно уже, что не удаётся вогнать по самые яйца. Он чувствует на члене горячую влагу, чует запах железа в воздухе, да и не только его. Синяки расцветают то на бёдрах, то на боках Гвесс — Чокколате нравится её держать, нравится чувствовать, как она то отчаянно дрыгается, то замирает. Обессилена? На грани обморока? Или это её тайный план? Без разницы. Главное, что сейчас её тощая, узкая задница, принадлежит не ей. С новой силой Гвесс подаёт голос только тогда, когда горячая сперма обжигает всю травмированную слизистую. Обмякший член мажет розоватой жижей по ягодицам, а довольный смех сковывает всё в груди. — И не говори, что тебе не хотелось этого, sciocchina. Мужское тело мягко ложится рядом, рука с излишней, так необходимой ранее заботой, гладит бледную спину, похлопывает по плечу, как милую приятельницу. Гвесс чувствует, как он ненадолго прижимается к ней, вдавливая в кровать. Звук отвинчивающейся крышки, звон стекла, журчание, кажется, виски. Чокколата двумя пальцами берёт стеклянный стакан, наконец-то возвращается в прежнее положение, делает пару глотков и закуривает. Гнида, ещё и наслаждается — думает Гвесс. Она несмело приподнимается на локтях, сквозь мглу в глазах пытается оглядеться. Слева на тумбочке бутылка виски, тот самый страпон на ремнях и смазка, которой, казалось, Чокколата с ней и не пользовался. Как же убого саднит задницу — за что она вообще такое заслужила?! Что с ней не так, почему именно она?! Чокколата берётся за её лицо пальцами, сжимая округлые щёки, по которым размазана подводка. Целует, выдыхая дым от дорогой сигареты в пересохший рот Гвесс. Та вяло отталкивает мужчину под его неприятный смех, пытается откашляться сквозь боль во всём теле. — Какая же ты милашка, Гвесс. Ты знала, что ты мне нравишься? Я, наверное, даже мог бы дать тебе сахарок, — Чоколатта усмехается и отворачивается, чтобы потушить сигарету и закурить вторую. Сахарок? Я тебе что, животное домашнее? Гвесс плотно стискивает зубы. Если она этого не сделает сейчас, то больше ей такого шанса точно не выдастся. Чтобы собрать все силы воедино потребовалось не так много времени. Ей это позволяет схватиться за горлышко бутылки и, что есть мощи, ударить ею Чокколату по голове. То ли это удача, то ли вселенское несчастье — Чокколата на свою беду успел чиркнуть спичкой. Гвесс не помнит, как покинула тогда номер. Кажется, через окно — схватила первую попавшуюся под руку одежду и вывалилась на пожарную лестницу под мужские вопли. Её поймали быстро, так же быстро и осудили за поджог и попытку убийства. Между прочим уважаемого человека, востребованного врача в дорогой клинике! К слову, в изнасиловании Чокколату не обвинили — в суде посчитали, что глупой девице просто не понравился секс с её партнёром, не оправдал ожиданий или что-то в этом роде. Да и какой дурак отказался бы от круглой суммы налички лишь за то, чтобы оправдать такого щедрого мужчину?