Мягонько

Боруто тихо бесится. Он лежит на кровати в квартире Мицки и злостно рубится в приставку. Тишину нарушают только звуки игры и его недовольное сопение. Мицки тихо сидит где-то недалеко, что-то пишет и изредка шуршит страницами. Боруто в очередной раз проигрывает, недовольно орёт, выключает приставку и зло хлопает ею по кровати. Чертов неудобный матрас Мицки скрипит и противно пружинит. Сейчас вообще всё противно. Боруто бездумно пялится в серый потолок, стараясь успокоиться. Ему двадцать четыре и тема любви и «подружки» часто поднимается родителями. К тому же сейчас весна, сакура цветёт — время для романтики. А для Боруто всё это раздражающе. Не то, чтобы он не признавал это, но не особо стремился. Не потому, что не хотел — он иногда мечтал об этом, но он всегда, с тех пор как задумался об этом, считал, что когда встретит свою любовь, то сразу поймёт. Сердце сразу подскажет — вот она. Только, за всё это время такого так и не произошло. А просто встречаться, без интереса, любви, ему было противно. Тем более с кем? Свои куноичи были боевыми подругами, и Боруто однозначно их уважал и любил, но жить в одном доме — нет уж. А выбирать из простых девушек тоже проблема. К нему как-то подошла одна, на свидание пригласила — у Боруто тогда в сердце ничего не отозвалось, да и он был занят долгой миссией. Вот и сказал ей об этом, а она обиделась. Вот серьезно? Обижаться на то, что шиноби всегда будет уходить? На несколько дней или даже недель. Вот ведь неожиданность! Ему тогда так противно стало. И он, наверное, разочаровался, отложив любовь на «когда-нибудь потом». А с такими девушками на «никогда». Уж лучше с куноичи роман завести — она хотя бы будет понимать. Потому что сама такая же. Сарада вот — куноичи — знает каково это, тем более, они в одной команде. Казалось бы — отличная пара, гармония обеспечена. Вот родители так и думали, к счастью, только в семейных разговорах пытаясь их посватать. Боруто каждый раз вздрагивал, бесился от этого. Учиха ему, конечно, дорога — но он же умрёт, если станет с ней жить! А отец вот постоянно пытается подтолкнуть его к ней — бесит неимоверно! Он ведь с Сарадой не хочет быть не потому, что она его убить может — сейчас-то он уже сильнее неё будет — а потому, что с ней не так. Он был уверен, что с тем, с кем собираешься провести всю жизнь, должно быть хорошо. С Сарадой было хорошо на миссиях. Но не в жизни. Не собирался он портить себе жизнь жизнью с ней. Или другой такой же девушкой, с которой плохо. Он был убеждён, что с любовью должно быть хорошо. С Мицки ему вот было хорошо. Боруто перевернулся на бок, разглядывая друга. Он сидел боком к кухонной столешнице и сосредоточенно изучал книгу, что передал Орочимару. Записывал что-то в свиток. Кажется, там какие-то задачи, не важно — он не особо вслушивался, когда напросился к нему в гости. А по факту — каждый занимался своими делами, в тишине и покое — Мицки учился, а Боруто бесился и думал. Да с Мицки было хорошо, легко, приятно. Он много таких слов мог подобрать в отношении него. С ним ещё спокойно было. Как когда просыпаешься поздним утром в тёплой кровати и тебе никуда не нужно и всё хорошо. Вот был бы Мицки девушкой, Боруто бы давно за ней бегал. Он виснет на этой мысли. Долго разглядывает друга, словно в первый раз видит. И с удивлением замечает, как Мицки изменился, похорошел с возрастом. Раньше Боруто этого не видел — какое изящное его смертоносное, странное тело. Какое прекрасное лицо — по-детски открытое и чистое. А глаза всегда были слишком привлекающей частью его вида — два золотых солнца, глубоких, манящих. Он свои пушистые волосы отрастил до пояса. Сейчас они в высокий хвост собраны, забавно на ветру колышутся. Мицки красивый, очень. И с ним хорошо… Боруто тяжко вздыхает от того, что он не девушка, и начинает его доставать болтовнёй. Мицки отрывается от своего занятия и весело щурит свои удивительные глаза. Сердце снова сладко дёргается — хорошо с ним. А когда он так щурится — губы сами в улыбке расплываются. В следующие дни Боруто часто цепляется мыслями за Мицки. За то, что с ним хорошо. Спокойно. Его образ мелькает перед глазами, успокаивая и будоража одновременно. Странное сочетание, но очень подходит другу. И ещё часто стала появляться мысль — он красивый. Прямо до ужаса красивый, с этим своим идеальным телом. Если подумать у него было всё, что желали девушки — гладкая, нежная, идеальная кожа. Боруто знал, так как часто приходилось спать рядом — и кожа у него и на ладонях нежная. Длинные ресницы и хищный, привлекающий разрез глаз, а цвет… Чистое золото. Волосы длинные, густые всегда пушатся вокруг него, как облако. Или волшебный туман. Сияние даже — у него волосы поблёскивать от солнца стали. Совсем как чешуя его змеек. Утончённое, подтянутое тело — они не раз купались на привалах и Узумаки хорошо разглядел его жилистые, но изящные руки, плоский живот, с лёгкими кубиками пресса и плавную линию талии — за такую девчонки готовы были убить. И за его длинные, гладкие, тонкие ноги с плавными бёдрами. Боруто перебирал в памяти все эти образы и это будоражило сознание и, почему-то, возбуждало. Словно вся эта аристократическая красота поднимала из глубин сознания чистый восторг. Было странно, но с другой стороны ему казалось — мало кто устоит перед таким совершенством. Так что, он пока старался не очень зацикливаться на том, что воспоминания, об обнажённом друге, возбуждали. Тем более, что он молод, девушки всё ещё нет, а тело требует. Только подобные мысли, о красоте Мицки, лезли в голову всё чаще. Особенно о том, как восхитительно возбуждающе он выглядит только в одном, развязанном, кимоно. С влажной кожей и волосами после купания. Подобные мысли мешали, но Боруто ещё мог держать себя в руках — отставляя их на вечер и ночь — только вот, в обычной жизни они тоже стали слишком часто проявляться. Узумаки часто залипал на друга. На его красоту, любуясь тем, как пушистые пряди обрамляют лицо, а золотые, дивные глаза ехидно сверкают, когда он дразнит друзей. Тут сдержать восхищение и возбуждение было сложнее. Тем более от того, как бледные, пудровые губы нежно растягиваются в улыбке. Боруто подмечал всё больше деталей, любуясь своим другом и вдруг понял — что-то изменилось. Как-то неуловимо, но определённо поменялось. Только вот, что именно — понять никак не удавалось. Сколько бы Узумаки ни ломал над этим голову — его друг выглядел как и всегда, при этом поддевая какими-то неясными, незаметными но ощутимыми изменениями. И чем больше об этом думал Боруто, тем больше убеждался, что это началось довольно давно… И он по-прежнему не понимал, что «это»? Ситуация была довольно странной, учитывая, что за последний год они очень сильно сблизились. Конечно, и до этого не были чужими людьми, в одной команде всё-таки, но их отношения как-то плавно вышли за пределы дружеско-рабочих в дружеско-семейные. Или что-то около того, потому, что быть с Мицки уже ощущалось как быть…с родным. С клоном, хотя бы. Да и заходить в его квартиру, делать чай и какой-то перекус, валяться на кровати, стало нормой. Будто они жили под одной крышей. Да и молчать с Мицки было легко, просто и приятно. Удивительно, но в такие моменты, они словно становились ещё ближе — когда в одной комнате, в тишине, занимались своими делами. Да и не только в комнате — везде, рядом с Мицки, Узумаки ощущал правильность. И то самое «хорошо». На фоне этого то, что он никак не мог понять, что изменилось в друге, было очень странным. И злило немного. Точнее раздражало — снова он не уследил за этим загадочным Мицки. Боруто вздохнул и скомкал упаковку от бургера, метким броском отправляя её в урну неподалеку — сегодня обедали в парке, любуясь на солнце и озеро. Погода была ещё не жаркой, а приятно тёплой, прогревая светом не только тело, но и мысли, сердца. Боруто посмотрел на искрящуюся гладь воды и перевёл взгляд на друга, что подставлял лицо под лучи солнца, которые пробивались сквозь листву дерева. Узумаки любовался, как свет плясал по белой коже, сомкнутым векам, лёгкой улыбке и нежным щекам. Тут Боруто осенило — вот оно! Вот, что изменилось! — Ты поправился! — Он выдыхает это удивлённо — из-за такого факта и его открытия, и восхищённо — появившиеся щёчки были ему очень к лицу. Они делали его милым. Мицки удивлённо посмотрел на него, распахнув огромные глаза, и слегка смутился, приложив ладонь к лицу. Его слегка округлившиеся щёчки так аппетитно порозовели, что Боруто с трудом удержался, чтобы не потискать их. — Так заметно? — Тихо выдохнул друг, смущённо прячя за ресницами золотые глаза. — Нет. Я вот только сейчас понял, что не так. Но тебе очень идёт! Ты такой милый и забавный! — Может сдержаться, чтобы не тискать, и получилось, но восторг и улыбку прятать не получалось никак. Да и правда это — с округлившимися щеками его лицо стало мягким, нежным и ещё более красивым. Потому Узумаки говорил искренне, широко улыбаясь повеселевшему другу. — Ох, спасибо. — Мицки, кажется, и в правду обрадовался — Боруто ощутил как от него расходятся волны облегчения. Он, что, волновался по поводу своего вида? Ох… — Да! Так и хочется потискать! Такие красивые! — После этих слов Боруто замер на секунду, борясь с этим желанием, но… Мицки радостно, широко улыбнулся и Узумаки не выдержал. Придвинулся ближе и осторожно тыкнул пальцем щёчку. Мягонько. И нежно. Как Боруто и думал. Губы сами собой расплывались в широкой, довольной улыбке и, ободренный такой же улыбкой у Мицки, Узумаки легонько схватил его тёпленькие, розовые щёчки и потискал. Какая-то радость, веселье пузырилось между ними и они тихо смеялись и улыбались, пока Боруто трогал его щёки. Когда он оставил в покое лицо друга, то щёки были ярко-розовые. И так он был чрезвычайно милым. Мицки, не прекращая улыбаться, прижал к лицу свои прохладные пальцы, чтобы немного остудиться. А Боруто рефлекторно сжимал свои пальцы, фантомно чувствуя нежную, тёплую кожу. — А почему это ты так? Вроде всегда таким худым был. Тощим даже, — с тем, как друг немного смутился, когда Боруто заметил изменения, было немного неловко и… опасно спрашивать. Но поинтересоваться стоило — потому что, такое было действительно странно. — Ну… Отец сказал это меня так переходный возраст догнал. Вот и появился вес. — Это мило. — Удержаться было почти невозможно и, после слов Мицки, пробудился ещё один интерес. Узумаки на минуту завис, переваривая идею, а его друг спокойно рассматривал его, ожидая, что получится. Удержаться Боруто не мог, потому взял его руку, закатил широкий рукав и стянул перчатку внимательно разглядывая изящную, светлую руку. Изменения и тут были заметны — раньше было отчётливо видно плавные, наверное даже лёгкие, изгибы мышц, а сейчас рука Мицки была тоже в форме, но какая-то… нежная. Узумаки слегка потрогал предплечье — мягкое. Конечно, лёгкий намек на рельеф мышц был виден, но сверху была мягкая кожа и… лёгкий жирок? Или как, что это? Боруто затруднялся назвать это, потому как на Мицки смотрелось прекрасно и… ну так мягко! Его определённо заклинило на этих ощущениях. Он захихикал и немного пожамкал руку Мицки — по цвету и ощущениям она напоминала зефир. Наверняка и весь Мицки теперь был таким, только чтобы проверить подобное Боруто всё же удержался. Хоть и было интересно. Но всё-таки — не стоило. Да и может, они ещё будут купаться вместе на привалах, и тогда Боруто всё увидит. Сейчас же он решился только сжать бедро друга — он хорошо знал какие у Мицки крепкие ноги — на тренировках он ни раз получал ими удары или оказывался в захвате. Они были крепкими, настолько что и удушить могли, и красивыми — сейчас же Узумаки чувствовал их силу и крепость мышц, но сверху это покрывала мягкость. Он весь теперь казался зефирным — светлым, сладким и мягким, но упругим. И такие же дурные чувства вызывал — затискать как подушку во сне, подёргать щёчки и… накормить. Боруто не понимает почему, но ему очень хочется скормить Мицки что-нибудь вкусное — чтобы он был доволен и нежные щёки раздулись от еды. От этих мыслей было хорошо и Узумаки улыбался, наслаждаясь их общей радостью. А потом в конец обнаглел и лёг Мицки на ноги используя бёдра как подушку. Конечно, при всех изменениях, они были не такими мягкими как подушка, но понимать, на чём он лежит, было приятно. И весело. Даже смущение от того, что он так близко к… промежности друга было не очень важным — главное что так он мог безнаказанно держать ладонь на мягком бедре, время от времени сжимая. Мицки не возражал — он немного повозился с перчаткой и рукавом и осторожно запустил пальцы в жёлтые волосы, почёсывая, как кота. Боруто чуть не замурлыкал от того, как это было хорошо. Всё в целом. Он снова зацепился за то, что рядом с Мицки было хорошо. Узумаки крепче сжал бедро, наслаждаясь этим спокойствием и счастьем. Мысли о друге и его новых формах не отпускали. Как и желание кормить. Потому, утром он напросился к маме на кухню, приготовить с собой бутерброды, чтобы перекусить, когда они с Мицки будут тренироваться. Вообще, Боруто, наверное, первый раз не хотел тренироваться. И не собирался. Всё это было придумано только для того, чтобы остаться с Мицки наедине и накормить его — благо за столько лет он выяснил какая любимая еда друга. И что ему можно скормить практически всё — если добавить в блюдо яйца. Потому, на слой масла и майонеза ложились толстые ломтики ветчины и кружочки яиц. Если честно, у самого слюни текли от такого, так что Мицки наверняка понравится. На счёт этого Узумаки оказался прав — друг сразу же попробовал, как только опознал в начинке яйца. И ему понравилось, тем более, после того, как Боруто сказал что сам готовил. Мицки поблагодарил, щуря свои прекрасные глаза и продолжил наслаждаться бутербродами, а Боруто наслаждался тем, как он ест, набивая щёки. Почему-то это успокаивало и казалось очень милым. И Узумаки определенно не собирался прекращать закармливать друга. Поэтому, практически каждый день в Конохе, иногда даже миссии, сопровождались вкусными перекусами — различные бутерброды, булочки с соусами и салатом из яиц, зажаренный хлеб с яйцом, он даже научился делать паровые булочки с яйцами внутри. И всё это он скармливал Мицки который с благодарностью и удовольствием всё принимал и кушал. Лишь один раз, посмотрев на очередной вымученный шедевр Боруто, он задумался, а потом перевел вопросительный взгляд на него. — Зачем ты меня постоянно кормишь? — Вид у Мицки был задумчивым. Узумаки немного поёжился от неуверенности — стоит ли рассказывать, но потом вздохнул и сознался: — Просто ты такой милый — я не хочу чтобы твои щёки исчезли. — Друг после его слов глаза так широко распахнул и порозовел весь — так по-детски трогательно. Словно он вправду ребенок и Боруто сделал для него что-то действительно потрясающее. Он немного пришёл в себя и отвернулся, смущённо прикрывшись рукавом. Узумаки заметил, что и уши у него порозовели и засмеялся, от такого потрясающего вида. Когда они оба успокоились, то продолжали наслаждаться перекусом и обществом друг друга. Только теперь Мицки украдкой бросал на Боруто смущённые взгляды и его щёки всё время были нежно розовыми. Тот не смог удержаться и потискал их; когда с обедом было покончено — Мицки покраснел больше, но робко, довольно улыбался, подставляясь под горячие руки. В следующие встречи он уже кажется ждал, когда Узумаки будет его кормить и с интересом рассматривал чем именно. Это стало привычным и даже любимым занятием. Причем у них двоих. А Боруто снова стал думать о том, как он красив, как его это… возбуждает. И как ему хорошо с Мицки. Словно, он есть его любовь, с которой Узумаки должен разделить жизнь. Но они ведь оба парни — такого не может быть. Скорее всего, они те, о ком говорят родственные души — вот почему им так хорошо вместе, почему они понимают друг друга даже без слов. Он пытался думать об этом и не обращать внимание на то, что мягкие щёки Мицки хочется зацеловать. И вообще, прижать его к себе и всего зацеловать, а потом закормить вкусностями. Только мысли куда быстрее и неуправляемее, чем ветер. И они всегда бьют внезапной молнией — так что, полностью отделаться от них не получалось. Из-за этого Боруто немного ощущал вину — словно своими грязными мыслями порочит друга. Но каждый раз, как они встречались и золотые глаза заглядывали ему в душу, это всё забывалось и Узумаки падал в тёплое, светлое счастье. И в такие моменты их единения, никто не мог нарушить радость и покой, даже Сарада со своими вечными замечаниями — потому что Боруто прятался за Мицки. Совсем не как шиноби, но им было весело, да и прикрываться от Учихи, держа и управляя другом за бока, было просто. И эффективно — Сарада, не достигнув желаемого — головы Узумаки — развернулась и резко ушла, стуча сандалиями. Ребята так и остались стоять тихо, беззлобно смеясь. А потом, Боруто не смог устоять перед теплом, что чувствовал от того, что держит Мицки и обнял его со спины, положив подбородок на плечо. Друг так и остался выше него и сейчас оказалось очень удобно ставить голову ему на плечо — словно, специально под рост Боруто. Он ещё шире улыбнулся и стиснул друга в объятиях, постепенно осознавая где сейчас его руки и что сегодня Мицки не с толстым кожаным поясом, а тонким тканевым. И его тело можно легко ощупать. Узумаки завис на секунду, а потом всё-таки не удержался и поводил ладонями по бокам и животу друга, впитывая ощущения. И он таки оказался прав — Мицки везде понемногу потолстел. Его бочка и животик были мягкими. Такие как… как желе. И обнимать его хотелось всё больше, потому, он снова сжал объятия и уткнулся носом в ворот кимоно. — Ты весь мягонький, — поделился он с Мицки наблюдениями, легко улыбаясь. Друг тихо, коротко посмеялся и сам прижался ближе, обнимая руки Боруто, что держали его за талию. — А ты тёплый, — поделился своей откровенностью Мицки. Невозможно было не улыбаться и не тискать бока. Следующие несколько дней в ладонях всё ещё было ощущение, словно Боруто держит Мицки — слегка сжав пальцы он чувствовал эту мягкость. Конечно, если судить по тому, что он потрогал, друг не сильно поправился и его сила, гибкость, скорость и другие особенности так и остались с ним. Но теперь слегка были прикрыты жирком. Но это звучало некрасиво, потому Узумаки сравнивал его с желе и зефиром — мягкий, упругий, красивый и до одури сладкий. Боруто не понимал откуда взялась сладость, но именно такие ощущения и вызывал в нём Мицки. Мицки… Удержаться от того, чтобы не представлять его тело было сложно, тем более, когда он приблизительно знал какие у него теперь формы и знал, что он мягкий. Нежный. Это вызывало такой трепет, восторг и… желание. Очень хотелось… его. В целом. Хотелось быть с ним всегда — чтобы было хо-ро-шо. А сам Мицки ещё всегда так радуется ему, улыбается и с удовольствием его еду кушает. Это совсем не добавляет спокойствия — наоборот, только разжигает желание. Настолько, что трудно удержаться от мыслей и желаний, даже на миссиях. И вечерами, ночами мучает это вечное желание обладать им. До одури. Настолько, что его бесят девушки, которые строят Мицки глазки. Друг, к невыразимому восторгу Боруто, на это не реагирует. Но Узумаки это всё равно злит и хочется… Самому схватить его и увести домой, чтобы никто не пялился. И залюбить так, чтобы он никуда даже не думал уходить. Эти мысли выводили его из спокойствия, переворачивая видение мира. И очень сильно боролись с его понятием, что с любимым человеком должно быть хорошо. С Мицки хорошо. Но они, чёрт возьми, парни. Как это можно понять? В итоге, практически всё время, Боруто был задумчивым. Даже вместе с Мицки — он часто отвлекался на эти мысли, что не понимал, и переставал просто любоваться им. Если раньше, он был зациклен на мягкости друга, то сейчас на тех… непотребных мыслях, что он вызывал. Хоть Боруто и не мог представить ничего чёткого, но и просто красоты Мицки хватало, чтобы захотеть его и возбудиться. Дошло до того, что Мицки уже стал спрашивать, что с ним происходит. Узумаки мог лишь растерянно пожимать плечами и отводить глаза. К счастью, после такого друг умолкал, а потом переводил тему. Ну или не возвращался к этому разговору, когда Боруто начинал говорить о чём-то другом. Только вот, и семья начала замечать его задумчивость и постоянно спрашивать и подбадривать. А Узумаки только бесился. Эта поддержка совсем не помогала — только больше смущала. Боруто резко выдохнул и громче, чем нужно, стукнул ножом по доске, отрезав кусочек хлеба. Сегодня он делал те первые бутерброды для Мицки. — Боруто, что случилось? — полюбопытствовала мама, косясь бледно-фиолетовыми глазами. Узумаки вздохнул и отложил нож, зависнув в раздумьях на какое-то время. Химавари так удачно не было дома… Может стоит спросить? Ничего ведь не случится? Тем более мама ждёт… Боруто вдохнул, как перед прыжком в воду и, низко наклонив голову, спросил: — Скажи… А парень может полюбить парня? На несколько секунд повисла тишина, даже включённый кран, кажется, перестал шуметь водой. Боруто чувствовал недоумение, что исходило от мамы. Она поспешила выключить воду и осторожно подошла чуть ближе. — А тебе нравится парень? — Так же осторожно спросила. — Я не знаю. Я только знаю, что мне с ним хорошо. Как должно быть с любовью. — Вот как… — Замешательство кружилось в воздухе, нервозностью давя на плечи Боруто, но потом мама слегка улыбнулась. — Да, такое иногда случается. После этих слов у него словно гора с плеч свалилась. Так легко стало. Хорошо. Словно в миг все проблемы разрешились. Мама, видимо, поняла, потому что только быстро обняла, погладив по голове и, ничего не сказав, продолжила утреннюю уборку. Перекус для Мицки Узумаки заканчивал готовить в какой-то эйфории. Облегчении. Внезапно все его чувства стали правильными. Потому он закончил всё как можно быстрее и побежал к Мицки. Только купил ещё сладости и цветы. Больше тянуть не хотелось — он собирался прямо сейчас во всем признаться ему. Визиту и угощениям Мицки не удивился, а сразу отправился разложить их по тарелкам. А вот цветам, что Боруто прятал за спиной, удивился. Он непонятливо хлопнул длинными ресницами и вопросительно посмотрел на Узумаки, прижимая к себе букет. Золотые глаза пронизывали до самой души. — Я тебя люблю. Давай будем парой. — Легко сорвалось с языка. Страха почему-то не было. Только волнение от предвкушения ответа. И реакция не заставила себя долго ждать — Мицки весь моментально покраснел. Так аппетитно, что щёки хотелось лизать. Он отвёл глаза и смущённо отступил, прикрывая лицо рукавом кимоно. Так мило, трогательно, что самого Узумаки бросило в жар. Особенно от того как робко на него посматривал любимый. Круглые щёчки Мицки были совсем красными, как клубника, а голос ещё тише и мягче, чем обычно, когда он выдохнул: — Хорошо. Боруто накрыло блаженство. Немыслимое счастье. И он поспешил поделиться этим с любимым, зацеловывая и тиская мягкие, тёплые щёчки и желейные бочка.