Путешествие до деда и обратно (пешком)

Сидеть в тюрьме было ужасно скучно. Монотонность убивала Эйна. Как вообще так можно жить? Ведь планировалась передышка. А он тут задыхаться, хотя из назначено срока ему ещё сидеть половину. Можно, конечно, выйти пораньше за хорошее поведение, но кто кого обманывает? Эйн не выйдет за хорошее поведение. Конечно, исправляться и оставлять дело “разбойника” Эйн и не собирался. Просто поуспокоиться, собраться с мыслями. Но после года прошедшего так, будто Эйн застрял в колесе хомяка, он уже не думал, что это на него положительно влияет. По скромному мнению Эйна, он даже не был разбойником. Ведь кому Эйн на самом деле навредил? Только если сломал немного дверей. И много окон. Но это же не так важно! На удивление, тюрьма не собирала вместе самых милых людей. И Эйн сильно переоценил необходимость отдыха, оказывается он не был таким уж уставшим. Так что пора было выбираться. Осталось только придумать план. Хорошо хоть Эйн начал записывать расписание сторожей ночью - всё равно спать на жестких матрасах было невозможно. Стражники охраняли их плюс-минус круглосуточно, так что надо было выбирать момент очень аккуратно. И создать диверсию. что бы сразу не хватились. Потом, камера, в которой Эйн жил, запиралась на ночь на ключ. Ключа у Эйн не было, но был слепок, который он сделал с ключа охранника пока тот заснул. Пока ключ было сделать не из чего. И потом, последнее, но наверное самое сложное. Выбраться из тюрьмы. Всего-то. Эйн был почти уверен, что камеры перезагружались в двенадцать часов ночи, и как результат не работали несколько минут. Потому что эти несколько минут после полуночи охранники были почти на каждом шагу, что бы закрыть баг в системе. А ещё в душевой было мертвое место, которое не покрывали камеры, где он однажды простоял два часа, но его заметил проходивший мимо охранник. Но он уже узнал всё, что он хотел. Осталось только сделать ключ, и план будет готов к приведению в действие. Вроде завтра дают картофельное пюре. К счастью для Эйна и к несчастью всех остальных людей картофельное пюре в таком месте как тюрьма делалось из чего угодно, но не из картошки. Теория была, что она делалась из порошка или клейстера. Или из порошка, который был сделан из клейстера. В любом случае, она хорошо застывала и чудесно подходили что бы, скажем - совершенно гипотетически - заполнить формочку ключа, и дать ей застыть, что бы сделать копию вышеупомянутого ключа. Только недо-пюре надо было стащить из столовой. После обеда тебя обыскивают, что бы не унёс лодки-вилки и не прикончил кого-нибудь. Совершенно случайно, конечно. Так что в одежде не вариант. Эйн решил, что разговор на обыске не обязателен и что в его рту достаточно места, что бы туда поместилось достаточно пасты. К тому же он привык совать бесформенные вещи в его рот. Всё-таки нужно как-то выживать в тюрьме. Пронеся пюре, и уже хотя блевать, Эйн добрался до своей комнаты, лег на кровать и промямлил что-то своим сокамерникам, что он не очень хорошо себя чувствует и не пойдёт на прогулку. Она не обязательная, но все на неё ходят, хотя бы от нечего делать. И когда остальные удалились, что бы получить свои пятнадцать минут свежего воздуха, Эйн выблевал жижу в формочку. Осталось только ждать. И спрятать её как следует, а то ещё не выберется, да в добавку попадёт в одиночную камеру. Ново-сблеванный ключ хранился под подушкой, на которую Коннор не ложился, что бы не раздавить своё творение. И через пару дней она затвердела достаточно. В десять часов был отбой. В десять тридцать все делали вид, что заснули. В одиннадцать на тюрьмой установилась полнейшая тишина. Её прерывали только редкие перекаты охранника с ноги на ногу и звон ключей на его поясе. Сегодня на страже около них был молодой, видимо впервые работавший один, и потому очень нервный. Эйн ещё не видел его тут. Вероятно, он новенький. Нужно просто его отвлечь. Или отвести. Эйн надеялся, что новенький пил много воды. И он приоткрыл кран. Через пару минут текущая вода сделала свою работу. Молоденький охранник захотел в туалет. И ушёл, никого не предупредив. Самое время вылезать. Эйн встал, закрутил кран, и помолился Святому Отцу. Дай Святая Семья силу картошке, что бы та не сломалась под напряжением холодной стали. Без ботинок, потому что его могут услышать. Или увидеть, что ботинки пропали, и ринуться искать его раньше времени. А такого нам не надо. Так что только одежда, Отец и картошка. Остальное добудем по дороге. Эйн вставил картошку в замочную скважину, нежно, будто обращался с чем-то гораздо интимным. Только он начал поворачивать, почти не дыша, как его с боку схватила чья-то рука. Эйн, который раньше никогда небыли так близок к вскрикиванию, поднял глаза на источник руки. Человек на ближайшей койке от него, Митя, глядел на него сумасшедшими умоляющими глазами. Эйн знал, чего просили эти глаза. Вроде он сидел за убийство жены, потому что она не разрешала ему трахать мужиков. Такого он брать с собой точно не собирался. Хотя по тому как твердо чужая рука сидела на его теле, он не будет брать никого, а вот его могли запросто. С трудом Коннор оторвал от себя впившуюся руку. Как бы ему помягче отказать? Как там он девочкам в средней школе отказывал? Прости, Мить, но я не могу тебя с собой взять. У меня всего один ключ, - шепотом сообщил Коннор. А причём здесь ключ-то? Только одного пропускает, Мить. Оставь его мне, а. Не, тогда они будут знать как я выбрался. И что? И запретят картофельное пюре, - Митя задумался. Да не такая большая потеря. Вот если бы курицу отобрали… - Эйн поморщился о мысли об курице. Она была настолько же курицей, как картофель был картошкой. И курицу отберут. А! Ну тогда, - Митя было перешёл на нормальный тон голоса. Эйн чуть его не ударил. Может он и не убегает с ним, но Эйн оставляет ему курицу. Ключ не сломался. Даже закрыл дверь. Ну как, почти закрыл: Эйн не был полностью уверен, что не добавил ещё одну сломанную дверь на свой счет. Или сломанный замок? Ай, не так важно. Главное теперь не вернуться и не чинить тут дверь. И он тихо пошёл по коридорам, пытаясь не попадаться на глаза охранников. И жалел, что у него не было сверхспособности заставить их всех писать одновременно. Хотя это было бы хорошая сила… Он остановился. За углом был слышен разговор двух охранников, уж не о нем ли? Не должно быть, он пока не в зоне действия камер, и охранник его пока не заметил. Об бы знал. Подушки он под одеяло подложил, туфли оставил, дверь запер. Раньше утра они очухаться не должны. Но уже надо было торопиться, время уже поджимало. Охранники переговаривались о том, как им бедненьким приходиться работать ночью. О ужас, подумал Эйн. Вот бы вы ещё свою работу делали хорошо. И он развернулся и пошёл длинным путём в душевые. На входе в душевые не было никого. Но был замок. Оказывается, начальство не хочет предоставлять заключенным возможность помыться ночью. Это было бы довольно благодушно с их стороны, ведь во время душевого времени это место кишит как людьми, так и их паразитами. Эйн сломал замок - он был не такой новый и не такой хороший, что бы устоять перед рычагом из валявшейся рядом железяки. Кто в таком месте оставляет железяки на полу? Охранников точно надо уволить. Возможно его побег сделает именно это, так что с этой стороны он даже делает хорошее дело. В душевых было сыро и душно. И очень темно. Эйн прижался к стене, и, стараясь не попасться в поле которое покивали камеры, пошёл вдоль неё. Оставалось около получаса до того как камеры отключат, тогда можно будет выбраться из мертвого места и сломать окно. Если всё получится, то у него будет десять минут что бы убежать от туда, пока не включится электричество и не заработает сигнализация. Через час Эйн бежал через поле, где-то вдалеке заливисто выла сигналка. Теперь было главное не попасться снова, не было никакого желания возвращаться в это противное здание; казалось бы, что бы людей перевоспитать, их нужно держать в лучших условиях. Ну ничего, Эйн устроит себе эти условия. А пока бежать. Главное что б бок не закололо, только не сейчас. Сейчас было бы время что бы сожалеть, если бы он не бегал на уроках физкультуры. Но Эйн бегал.